Дон домино краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Средняя длина предложения: 43 знака — на редкость ниже среднего (81)!

Доля диалогов в тексте: 5% — на редкость ниже среднего (37%)!

Номинации на премии:

номинант

Русский Букер, 1994 // Русский Букер

Доступность в электронном виде:

Manowar76, 15 ноября 2018 г.

В итоге: очень качественно написанная повесть про жизнь и любовь простого советского человека, через судьбу которого струной проходит загадочный нулевой поезд.

Бездушная Система, сублимированное богоискательство, неразделённая любовь. Культ личности, водка, бабы и домино.

Как и ожидалось, повесть оказалась метафорой жизни простого советского человека. Очень хорошо написанной метафорой. Рекомендую всем, кто не боится чернухи-бытовухи.

Очень хорошо написано!

strannik102, 6 января 2015 г.

Чушь? Может быть. Но ведь это только поверхность смысла, только лёгкая рябь на поверхности глубокого полуфилософского Смысла этого небольшого по объёму, но ёмкого и глубокого романа. И совсем не хочется навязывать никому своё собственное вИдение смысловых слоёв этого повествования, пытаться раскрывать глубинные тени и образы и вынимать из глубин Сути и Идеи — и потому, что сложно перевести на язык слов то, что теснится в голове, и вдруг другой читатель откроет какие-то свои собственные, непонятые и непочувствованные мной нюансы.

Только опять встаёт передо мной образ Зеркала, в котором отражаются наша явь и наша суть и наша жизнь и наши чаяния и реалии, отражаемся мы сами. И мчится куда-то и откуда-то поезд Россия, и едут в нём мы туданезнаюкудаки, и обеспечивают прохождение этого поезда тоже мысамикоекакие — самими собой непознанные и непонятые неоткуды и никудаки.

jamuxa, 5 октября 2012 г.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Дон Домино: краткое содержание, описание и аннотация

Юрий Буйда: другие книги автора

Кто написал Дон Домино? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Дон Домино — читать онлайн ознакомительный отрывок

– Евреи уезжают! – крикнул он в гулкую пустоту дома и снова, так и не дождавшись отклика, вернулся к окну. – Евреи всегда уезжают. Это только мы, дураки, остаемся.

Отсюда ему хорошо было видно, как мужчины и женщины, сгибаясь под тяжестью багажа (теперь это были уже не вещи, не имущество, не рухлядь, накопленная старухой Фирой за сорок с лишним лет жизни на станции, – теперь это был всего-навсего багаж, поклажа беженки, пассажирки, чтоб ей сдохнуть), осторожно пробирались узкой глинистой тропкой к мосту и один за другим шли над ревущей рекой по дребезжащему ржавому железу на тот берег, где их поджидал огромный грузовик. Фира неподвижно сидела на стуле с гнутой спинкой, высившемся посреди двора, среди хлама, брошенного тряпья и каких-то бумаг, которые ветер то разом поднимал стаей грязно-белых птиц, то швырял по сторонам, лепя к облезлым стенам опустевающего дома, к накренившемуся забору, к черному блестящему дождевику, кем-то наброшенному на старушечьи плечи. Она тупо смотрела перед собой, не замечая ни сына, ни его друзей, которые спешили до наступления темноты перенести на тот берег все мало-мальски ценное.

И все это время он стоял у окна, наблюдая за Фирой и за тем, как ее жизнь – вещь за вещью, тряпка за тряпкой, фотография за фотографией – покидает этот дом, сваливается второпях в забрызганный грязью огромный грузовик, чтобы отбыть навсегда, насовсем, навеки, чтобы попытаться прилепиться – где-то там, вдали – к какой-то новой и наверняка чужой для нее жизни. На одной из фотографий запечатлены первые поселенцы: Фира, ее муж Миша, он – Иван Ардабьев, прозванный за пристрастие к костяшкам – Дон Домино, его названый брат Василий, его жена Гуся, какие-то солдаты, помогавшие им разгружаться на том берегу и перебраться по камням на этот берег, где стояли два щелястых барака. Толстенькую Гусю перенесли на закорках, чуть не уронив в воду, а Фира – с высокой прической, в шелковом платье цвета заката, на высоченных каблуках – перебралась сама, сняла туфли и босиком запрыгала по синеватым горбам, торчавшим из вспененной желтой воды, хотя желающих перенести ее на руках на тот берег было предостаточно. На той фотографии не было ни Алены, ни рыжего полковника, никого не было, только они, первопоселенцы, приехавшие на отмеченную цифрой на неведомых картах станцию, в два щелястых барака. Предстояло еще построить мост, проложить рельсы, собрать бараки для рабочих-ремонтников и – чуть позже – для тех, кто будет работать на лесопилке и шпалопропитке. Тогда. Сейчас. И – вот. Никого. Кто уехал, кто умер и похоронен на небольшом кладбище, устроенном давным-давно на том, другом, берегу, подальше от моста и домов, подальше от живых, которым полагалось работать не покладая рук и поменьше думать о смерти, а если и думать, то не о той, естественной, а о смерти как наказании – за непослушание, излишнюю болтливость или попытку к побегу. Вот – никого. Фира уезжает. Остается только он, старый Ардабьев, и ему уже не с кем постучать костяшками по столу. Да еще Гуся, притаившаяся где-то в гулкой пустоте этого дома и не отзывающаяся ни словом, ни движением. Может, тоже – умерла…

Он надел шапку-ушанку, ватник и спустился к реке, откуда узкая глинистая тропка поднималась к проржавевшему мосту, чей неуклюжий металлический костяк мелко дрожал под напором разлившейся реки.

Поддерживаемая сыном, который вдобавок нес и стул с гнутой спинкой, Фира с трудом передвигала обутые в галоши дрожащие ноги по раскисшей глине.

– Здорово, дядь Вань. – Игорь высморкался, кое-как выколупал из нагрудного кармана пухлой куртки пачку сигарет. – Кури.

Дон Домино покачал головой.

Старуха Фира бочком присела на стул, обеими руками схватившись за гнилую перилину, тянувшуюся вдоль тропинки и напоминавшую о тех временах, когда здесь были надежные деревянные ступеньки, каждый год обновлявшиеся Ардабьевым.

– Нулевой-то все ходит? – подмигнул Игорь.

– А куда он денется, – хмуро ответил Ардабьев.

– Рельсов там нету, дядь Вань, – сказал Игорь. – Ни там, ни там. – Он махнул рукой в сторону поселка. – Ничего нету. Только здесь забыли убрать. Уезжай. Каково тут одному? Да зимой?

Покачав головой, он отшвырнул окурок и помог матери встать.

Дон Домино снял шапку, с трудом изобразил улыбку, показав два ровных ряда блестящих железных зубов.

Фира глубоко вздохнула. Среди коричневых и лиловых пятен на ее морщинистом лице вдруг обнаружился рот, полный бестолково натыканных там и сям желтых зубов. Дрожащей рукой она перекрестила Ардабьева.

Этой повести (на Западе нет такого понятия, поэтому там “Дон Домино” называют романом) не повезло: ее нет на русском языке. То есть она существует по-русски только в журнальном варианте, который появился аж в 1993 году. В 1994 году “Дон Домино” оказался в шорт-листе русского Букера – рядом с произведениями Алексея Слаповского, Игоря Клеха, Петра Алешковского и Булата Окуджавы (он и получил премию). Повесть была издана во Франции под названием Le Train Zero и в Англии (The Zero Train), а также в Норвегии и даже в Турции. Недавно в Англии вышло второе ее издание.

Ниже – рецензия Льва Аннинского на “Дон Домино”.

Железный занавес

Самый крутой из “новых”, Юрий Буйда решается понять причину той свинцовой болезни, что засела в людях. Понять, но не простить, а — исторгнуть, выжечь, выбить из жизни эту заразу.

В этом химерическом натюрморте главная деталь — подшипник.

Болезнь, свинцом осевшая в костях людей, — тоталитаризм. Буйда создает острую стилистическую вариацию на темы, откованные и обкатанные когда-то соцреалистами; это сплав из Тихонова (“гвозди бы делать из этих людей”), Серафимовича (“Железный поток”) и массовой песни про паровоз, который вперед летит, про стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор. Только адреса перевернуты. Раньше летели — все выше и выше, и Локомотив Истории летел в светлое будущее, а теперь все летит в тартарары, и паровоз летит под откос, то есть в беспросветное прошлое.

Как и другие авторы, осмысляющие “конец света”, Буйда помещает источник драмы вне человеческой личности. Но то, что у других авторов действовало невнятно — “что-то”, неведомая сила, тайный звук, воспринимаемый душой и телом, — то у Буйды материализуется в тяжелую, проломную метафору: жизнь — стальной поезд, стальное чудовище, идущее по шпалам, по судьбам, стальной Молох, пожирающий людей либо делающий и их стальными.

В этом ключе инструментованы у Буйды не только “литые кулачищи” главного героя, но и его кличка, давшая название повести: в кличке, которую бывший детдомовец Ваня Ардабьев получил за свою страсть к игре, звучат вовсе не испанские ноты и даже не стук костяшек по столу, но звон металла о металл, погребальный колокол, лязг деталей грубо свинченного механизма: Дон Домино.

Буйда в стилистике изощрен даже более своих собратьев по цеху; у него следишь не столько за сюжетом, сколько за переливами “основной метафоры”. Если Левитин предлагал нам шипучий коктейль, то Буйда — убойную “политуру” на крепчайшем спирту. У него даже запахи ложатся, как краска на металл: слой на слой. От всех баб поселка разит капустой. В зависимости от сорта духов, выливаемых на себя после варки капусты, бабы пахнут то капустой “Красная Москва”, то капустой “Кармен”, то капустой “Пиковая дама”. Непробиваемы! И красавицы слажены из того же материала, но — навыворот. Если “плечевые” бабы (то есть работающие на том или ином “плече” путевого участка) сделаны из втулок и заклепок, то женщина Ваниной мечты — из чего-то упругого и вибрирующего. Если у тех прически незаметны за несущественностью (при “свинцовых грудях”), то у этой вся прелесть — в пышных волосах, выкованных, однако, из той же вороненой стали. В довершение необычности женщина Ваниной мечты записана еврейкой. Но в имени ее — Фира — все-таки сохраняется привкус феррума. И — несбыточности. У всех кликухи “капустные”: Кузя, Стояхалка, Могила, а у этой имя — звездное: Эсфирь. Наконец (вершина метафорического “буйдословия”), те, свинцовые, непрозрачны, а эта: “Солнце из окна просвечивало ее насквозь, и он ясно различил по-птичьи бьющееся ее сердце, дымную массу печени, прозрачный серебряный колокол мочевого пузыря, голубые косточки, плывшие в розовом мармеладе ее плоти, — “Ваня?!” — вот тогда он понял, что ему надо бежать. И бежал”.

Поразительна в этом пассаже не только смелая пластика, поразителен экзистенциальный нюх, чутье на общую ситуацию: человек настолько прозрачен, что должен таиться, прятаться, бежать, — какой бросок к Хорьку, юркнувшему в лес, к Пете Салабонову, жаждавшему завалиться в “пустыню”!

У Слаповского Локомотив Истории, загнанный в заросший травой мусорный тупик, обрастал, как травой, людьми, поселившимися в старых вагонах, ворующими, пьющими, дерущимися, гуляющими, размножающимися. Мир Слаповского — развесист и непредсказуем.

Мир Буйды — обточен и выверен. Локомотив сохраняет сокрушительную чистоту. Исчезает только номер: состав — “нулевой”. Исчезает содержание: никто не ведает, что везут в вагонах, проносящихся в точно назначенный час мимо застывшего поселка. Исчезает смысл: станция отправления неизвестна, станция назначения — тайна.

Пробравшись к взрывчатке, заложенной когда-то подо все это хозяйство (на случай прихода врагов), Ваня Ардабьев — он же Дон Домино, гвоздь и винтик проклятой машины, — взрывает и машину, и самого себя. “Нулевой” превращается в кучу лома. Ноль исхода — ноль финала. Распад мира, перешедший в распад плоти, оставляет на месте “жизни” пустое место.

Так “все это” кончается у Юрия Буйды, писателя, который родился в послевоенные годы и застал поезд уже перевалившим роковой рубеж и катящимся к откосу.

Родившиеся раньше — застали иное. И по-иному сопротивляются.

Вот по этой ссылке можно найти страницу, где собраны английские рецензии на книгу The Zero Train (издательство Dedalus):

Также данная книга доступна ещё в библиотеке. Запишись сразу в несколько библиотек и получай книги намного быстрее.

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

По вашей ссылке друзья получат скидку 10% на эту книгу, а вы будете получать 10% от стоимости их покупок на свой счет ЛитРес. Подробнее

Объем: 80 стр.
Жанр:с овременная русская литература
Теги:К алининград, П атрик Зюскинд, р усская прозаРедактировать

Эта и ещё 2 книги за 299 ₽

По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 600 ₽ и две книги из персональной подборки.Узнать больше

Юрий Буйда не напрасно давно имеет в литературных кругах репутацию русского Зюскинда. Его беспощадная, пронзительная проза гипнотизирует и привлекает внимание, даже когда речь заходит о жестокости и боли.

Правда и реальность человеческой жизни познаются через боль. Физическую и душевную. Ни прекрасная невинная юность, ни достойная, увитая лаврами опыта зрелость не ограждают героев Буйды от слепящего ужаса повседневности. Каждый день им приходится выбирать между комфортом и конформизмом, правдой и правдоподобием, истиной и ее видимостью. Ни один выбор – не идеален. Но иногда выбрать – значит совершить поступок. Какими ни были бы его последствия…

Есть люди, которых на колени невозможно поставить по одной причине: они с колен и не подымались.

Сначала ты иссохнешь до костей, потом – до сердца, наконец – до нее. Она не первая твоя любовь и не единственная, она – последняя.

От мыслей устаешь больше, чем от кувалды. Мысли изнутри человека выжигают. Силу выжигают. А надо жить.

Читайте также: