До луны и обратно краткое содержание

Обновлено: 07.07.2024

1
Рождественское утро директора социального приюта Семена Семеныча Коржина началось со звонка старшей медсестры Лидочки.
- В чем дело? - недовольно проворчал он в трубку. - Ведь договорились же вчера: сегодня никаких ЧП!
- Семен Семеныч, это не ЧП, это. ну не знаю. просто чудо какое-то! — Лидочка буквально захлебывалась от восторга.
- Интересно-интересно, - протянул Семен Семеныч свою любимую присказку, хотя в голосе его не выразилось ни малейшего интереса.
Он уже привык, что Лидочка склонна преувеличивать, хотя ценил ее за преданность и безграничную любовь ко всем, кто нуждается в помощи.
- Вы не поверите, Семен Семеныч, - тараторила Лидочка в трубку, - к Марии Федоровне сын приехал.
- Действительно, не поверю, - согласился Коржин. - Когда?
- Час назад. Мы все в шоке. И так за нее рады, так рады! Помните, вы говорили, что если он придет — это будет чудо, не меньше?
Коржин засобирался на работу, хотя в чудеса он всё равно не верил.
2
Мария Федоровна была старожилом приюта. Минувшей осенью ей исполнилось восемьдесят четыре года, одиннадцать из которых она провела здесь. Пять лет, как она полностью потеряла зрение, а несколько месяцев назад из-за раковой опухоли ей удалили почку. Эта лишь немного отсрочила неизбежное. Мария Федоровна доживала последние дни.
Однако сегодня она совсем не походила на умирающую. Когда в палату зашел Коржин, старушка сидела на кровати в просторной белой сорочке, пузырем надувшейся на ее худеньком тельце. Волосы, совсем седые, коротко стриженные, серебристым пушком смешно топорщились вокруг головы. И вся она была похожа на ребенка, разбуженного праздничным утром, чтобы смотреть подарки.
У кровати на коленях стоял мужчина, а Мария Федоровна ласково гладила его по волосам.
- Дождалась! Дождалась! – повторяла она снова и снова, будто сама себе не веря.
- Мария Федоровна, чуть позже я украду на несколько минут вашего сына? - спросил Семен Семеныч у больной, обращаясь больше к посетителю. - Надо уладить пару формальных вопросов.
3
- Итак, возвращение блудного сына. - прищурился Семен Семеныч навстречу вошедшему виновнику переполоха. - Присаживайтесь, пожалуйста, мне будет весьма любопытно услышать вашу версию происходящего. Подозреваю, она сильно отличается от моей.
Сына Марии Федоровны директор приюта видел лишь однажды, когда подполковник привёз мать в приют. На вид – обычный служака, нагловатый, он не походил на заботливого сына. И совсем не был похож на сегодняшнего посетителя.
- Семен Семеныч, я прошу прощения за это утро. Честно говоря, не ожидал столь бурной реакции на свой приход. И за обман мой прошу не судить строго, вы хороший человек и должны понять мои мотивы.
Уже четвертый год я снимаю небольшую квартирку в соседнем доме. Окна мои выходят в приютский двор. Выходя на балкон, я не раз видел в окне напротив сухонькую старушку. Прильнув к стеклу, она тревожно вглядывалась в подъездную дорогу, словно ждала кого-то…День за днём она подолгу стояла у окна. Даже уставая, она от окна не уходила: сядет рядом на стул, и смотрит вдаль, смотрит..
И вдруг она пропала. Окно её вечерами было темно. Историю старушки я узнал от соседки – она оказалась сотрудницей вашего приюта. Узнал и то, что жить Марии Фёдоровне осталось совсем немного.
Я пытался найти ее сына, но, оказалось, подполковник Н-ский погиб прошлой весной: ехал пьяный, вылетел на встречную полосу… Но разве могло оказаться напрасным ее ожидание? Вы, конечно, сочтете глупой мою затею, но поверьте, мне только хотелось дать ей немного радости. В её-то положении… Понимаете меня?
Сейчас Мария Фёдоровна спит, а проснувшись, верно, захочет меня увидеть. Вы скажите ей, что я должен уехать. Но вернусь, обязательно вернусь.
4
Она спала и во сне снова была молодой и счастливой. Смуглый мальчонка, тесно прижавшись, сидел на ее коленях.
- Я люблю тебя, мамочка, - шептал он, пряча лицо на ее груди.
- А я тебя люблю сильнее, - улыбалась она.
- Нет, я сильнее, - заводил он свой любимый спор. - Я тебя люблю, как до Луны и обратно. А ты как?

Владимир Добряков - Строчка до Луны и обратно краткое содержание

Строчка до Луны и обратно - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

СТРОЧКА ДО ЛУНЫ И ОБРАТНО

— Ты, Петруха, не заносись, что в городе живешь. Деревня, видишь, ему мала! Надо ведь сказать такое? Очень даже большая наша деревня. Двадцать пять домов.

Ну, и самое главное число: девять умножить на тринадцать да еще на три. Потому что на каждой площадке в подъезде — по три квартиры. Сколько всего выходит? То-то и оно! Без карандаша не сосчитаешь. Это почти пятнадцать таких деревень, как дедовы Великие Хомуты.

Когда вселились в новую квартиру, я деду письмо отправил. Домом, конечно, похвастался. Даже хотел нарисовать его, со всеми этажами и подъездами, да листка бы не хватило. Ладно, приедет — сам увидит. В том письме от своего имени и, само собой, от имени родителей я пригласил деда в гости. Моя мама — это его младшая дочка. Должен ведь он на дочку и на всех нас посмотреть. Три года назад приезжал на нашу старую квартиру. А теперь и подавно должен приехать.

Мы дома чуть не до слез смеялись над дедовым письмом.

— Видишь, — сказал отец, — в какие чины произвел тебя дедушка. Барон Мюнхаузен теперь ты у нас.

— А еще ты — Кукрыниксы! — сказала Наташка — шестилетняя сестра моя. И тут же потребовала: — Нарисуй, как я шпагат делаю!

Вот вселились мы в дом. Люди все из разных мест, почти никто никого не знает. Но, по правде сказать, сначала не особенно и обращали внимание друг на друга. Не до того было. Долго вселялись, возили мебель, растаскивали ее по этажам, жаловались на кого-то, что лифты никак не пускают.

Потом немного обжились, попривыкли, стали знакомые лица угадывать. Здороваться при встрече.

Ну, настоящий театр!

Конечно, немало и девчонок, которые ничего из себя не изображают, не выставляются, а просто ходят, разговаривают, улыбаются нормально.

Чего скрывать: такие вопросы и я себе задавал. А еще подумал: жалко, что не в нашем классе учится. На уроке я сидел за партой и упорно вспоминал ее лицо — скулы широкие, глаза серые, большие. Нос, губы… В общем, все на месте. Нормальное, приятное лицо. И две косы длинные. Хорошие косы. Но… (тут я сделал невероятное предположение), но если бы кому-то пришло в голову провести в школе конкурс красоты, то даже из одного нашего класса нескольких девчонок наверняка отобрали бы кандидатками на тот конкурс. А вот Кира (я тогда еще не знал, как ее зовут) в их число, мне казалось, не попала бы.

И все же на следующей перемене я поспешил в конец коридора, где помещался их класс. И снова увидел ее. И снова с уверенностью, но почему-то без сожаления подумал, что на конкурс красоты она никак не прошла бы.

Я почти каждый день видел Киру. И она, естественно, замечала меня. Мы даже немножко улыбались друг другу. Но заговорить отчего-то не решались.

Я уже знал, что живет Кира в нашем доме, на девятом этаже, в 217-й квартире.

А время шло. Тысячи стекол в окнах дома уже давно освободились от цветов и узоров, нарисованных крепким морозом в январе. Некоторые окна были даже открыты и темнели глубокими, как пропасть, щелями и квадратами. Наступила весна, серый, ноздреватый снег растаял.

Наш проспект Энтузиастов был еще голый, по другую сторону широкой дороги строители только лишь собирались поднимать новые дома. Там урчали бульдозеры, экскаваторы прорывали глубокие траншеи коммуникаций, всюду сновали машины.

Шум строек, долетавший до нас, был слышнее в холодное, зимнее время. А сейчас он словно отдалился, приглох. Яркое солнце и тепло выманили во двор, на лавочки, на просохшие ленты тротуаров множество всякого народу. Звон, крики, смех, шлепки по мячу — все смешалось, и будто сам воздух наполнился праздником и весной. А дед еще сомневался! Да если всех собрать — целая первомайская колонна получится.

Маленький зайчонок улыбнулся маме: – Я тебя люблю вот так! – и развёл руками. – А вот как я тебя люблю! – мать ему сказала, Развела руками и тоже показала.

– Это очень много, – прошептал зайчишка, – – Это очень, очень много, много, но не слишком. – Он присел и прыгнул высоко, как мячик. – Я тебя люблю вот так! – засмеялся зайчик.

И тогда ему в ответ, разбежавшись лихо, – Вот как я тебя люблю! – подпрыгнула зайчиха. – Это очень много, — прошептал зайчишка, – Это очень, очень много, много, но не слишком.

– Я тебя люблю вот так! – зайчик улыбнулся И на травке-мураве перекувыркнулся. – А вот как я тебя люблю! – мамочка сказала, Кувыркнулась, обняла и поцеловала.

– Это очень много, — прошептал зайчишка, – Это очень, очень много, много, но не слишком. Видишь, дерево растет, возле речки прямо? Я тебя люблю вот так – понимаешь, мама

А у мамы на руках видно всю долину. – Вот как я тебя люблю! – мать сказала сыну. Так прошёл веселый день. В час, когда смеркалось, Жёлто-белая луна в небе показалась.

Ночью детям нужно спать даже в нашей сказке. Зайчик маме прошептал, закрывая глазки: – От земли и до луны, а потом обратно – Вот как я тебя люблю! Разве не понятно.

Подоткнув со всех сторон зайке одеяло, Тихо-тихо перед сном мама прошептала: – Это очень-очень много, это так приятно, Если любят до луны, а потом обратно

Строчка до Луны и обратно (повесть)

— Ты, Петруха, не заносись, что в городе живешь. Деревня, видишь, ему мала! Надо ведь сказать такое! Очень даже большая наша деревня. Двадцать четыре дома.

Ну и самое главное число: девять умножить на тринадцать да еще на три. Потому что на каждой площадке в подъезде — по три квартиры. Сколько всего выходит? То-то и оно! Без карандаша не сосчитаешь. Это почти пятнадцать таких деревень, как дедовы Великие Хомуты.

Когда вселились в новую квартиру, я деду письмо написал. Домом, конечно, похвастался. Даже хотел нарисовать его, со всеми этажами и подъездами, да листка бы не хватило. Ладно, приеду — сам увидит. В том письме от своего имени и, само собой, от имени родителей я пригласил деда в гости. Моя мама — это его младшая дочка. Должен ведь он на дочку и на всех нас посмотреть. Три года назад приезжал, на нашу старую квартиру. А теперь и подавно должен приехать.

Мы дома чуть не до слез смеялись над дедовым письмом.

— Видишь, — сказал отец, — в какие чины произвел тебя дедушка. Барон Мюнхгаузен теперь ты у нас.

Только чего это я — о сестренке, ведь совсем про другое хочу рассказать.

Вот вселились мы в дом. Люди все из разных мест, почти никто никого не знает. Но, по правде сказать, сначала не особенно обращали внимание друг на друга. Не до того было. Долго вселялись, возили мебель, растаскивали ее по этажам, жаловались на кого-то, что лифты никак не пускают. Везде раздавался стук, визжали дрели, прибивали карнизы, полки, утепляли двери, заклеивали окна. И будто нарочно — проверить крепость нашего новоселовского духа — далекая Арктика в январе как дохнула стужей! Ой! На каждом стекле — целый ботанический атлас. Каких только цветков не придумал мороз-художник! Некоторые я даже на бумагу срисовал.

Потом немного обжились, попривыкли, стали знакомые лица угадывать. Здороваться при встрече. Но это с теми, кто в том же подъезде. А кто в других — разве запомнишь!

Ну, настоящий театр!

Конечно, немало и девчонок, которые никого из себя не изображают, не выставляются, а просто разговаривают, ходят, улыбаются нормально.

Чего скрывать: такие вопросы я и себе задавал. А еще подумал: жалко, что не в нашем классе учится. На уроке я сидел за партой и упорно вспоминал ее лицо — скулы широкие, глаза серые, большие. Нос, губы… В общем, все на месте. Нормальное, приятное лицо. И две косы длинные. Хорошие косы. Но… (тут я сделал невероятное предположение), но если бы кому-то пришло в голову провести в школе конкурс красоты, то даже из одного нашего класса нескольких девчонок наверняка отобрали бы кандидатами на этот конкурс. А вот Кира (я тогда не знал, как ее зовут) в их число, мне казалось, не попала бы.

И все же на следующей перемене я поспешил в конец коридора, где помещался их класс. И снова увидел ее. И снова с уверенностью, но почему-то без сожаления, подумал, что на конкурс красоты она никак не прошла бы.

Я уже знал, что живет Кира в нашем доме, на девятом этаже, в двести семнадцатой квартире.

Шум строек, долетавший до нас, был слышнее в холодное, зимнее время. А сейчас он словно отдалился, приглох. Яркое солнце и тепло выманили во двор, на лавочки, на просохшие ленты тротуаров множество народу. Звон, крики, смех, шлепки по мячу — все смешалось, и будто сам воздух наполнился праздником и весной. А дед еще сомневался! Да если всех собрать — целая первомайская колонна получится.

Ну дед, как загнет! Семьдесят пятый год, а всё дела у него, не может своих коровок оставить.

Читайте также: