Девятидесятники александра амфитеатрова краткое содержание
Обновлено: 06.07.2024
Том 1. Московские осколки. Том 2 - Подруги. СПб. Изд. Прометей. Тип. В. Безобразовъ и Ко. 1909г. T.1 - (VI) 296 c., T.2 - (IV), 402 c. + 2 с. каталог к-ва Прометей. Картонный твердый переплет, 19,5Х14,4 см.
Прижизненное издание. "Лисьи" пятна на некоторых страницах./
Александр Валентинович Амфитеатров (1862-1938) — русский прозаик, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик, драматург, автор сатирических стихотворений. По сути цикл его нашумевших романов: `Восьмидесятники`, `Девятидесятники` (открывающие цикл Концы и начала. Хроника 1880-1910 гг.), в значительной степени беллетризованные мемуары, с одной стороны, документирующие атмосферу эпохи, а с другой -предлагающие зарисовки конкретных людей (под прозрачными псевдонимами или под собственными именами). Нередко они даже текстуально совпадают с его позднейшими воспоминаниями. А.В. Амфитеатров - один из самых популярных русских журналистов, широко читаемый прозаик, в первые два десятилетия ХХ века пользовался всероссийской известностью.
26 декабря 1862 года родился Александр Амфитеатров, писатель, публицист, литературный и театральный критик, драматург, автор сатирических стихотворений.
Личное дело
Окончив университетский курс, Александр Амфитеатров, вопреки советам родных, отказался от карьеры юриста. Он совершил поездку в Италию, где обучился пению (его вокальные способности проявились еще в гимназические годы), вернувшись, поступил в оперную труппу Тифлисского театра. И во время обучения, и во время службы в театре он не прекращал сотрудничества с журналами, посылая корреспонденции из Италии, из Тифлиса, а затем из Казани, где он также пел в оперном театре.
Чем знаменит
О чем надо знать
Прямая речь
На безобразия цензуры
Негодовать я храбр и быстр.
Но – на меня карикатуры?!
Карай, министр! Ссылай, министр!
…………………….
Я прогрессист, но без нахальства,
Мне страшен каждый генерал:
Лишь с дозволения начальства
Я – петербургский либерал!
……………………….
Я не построю баррикады
И цитадели не взорву:
Я к Пасхе жду себе награды
И к Рождеству, и к Рождеству!
Приятен мне огонь протеста,
Но – надо ж чем-нибудь и жить:
Коль прогорит по земству место,
Пойду в полицию служить.
Конечно, горькая опека.
Но учит нас разумный век:
Не место красит человека,
Но красит место человек!
Плачу в гимназию за сына.
По дому трачу денег тьму.
Покорен долгу гражданина,
Я приспособлюсь ко всему!
Готов ходить во всяких бармах,
Кто палку взял – тот мой капрал.
Но – верьте: даже и в жандармах,
Я – либерал! Я – либерал!
Когда Алексей Алексеевич Обманов, честь честью отпетый и помянутый, успокоился в фамильной часовенке при родовой своей церкви в селе Большие Головотяпы, Обмановка тож, впечатления и толки в уезде были пестры и бесконечны. Обесхозяилось самое крупное имение в губернии, остался без предводителя дворянства огромный уезд.
На похоронах рыдали:
– Этакого благодетеля нам уже не нажить.
И в то же время все без исключения чувствовали:
– Фу, пожалуй теперь и полегче станет.
Но чувствовали очень про себя, не решаясь и конфузясь высказать свои мысли вслух. Ибо – хотя Алексея Алексеевича втайне почти все не любили, но и почти все конфузились, что его не любят, и удивлялись, что не любят.
– Прекраснейший человек, а вот поди же ты. Не лежит сердце!
– Чады и домочадцы воспитал в страхе божием!
– Дворянство наше только при нем и свет увидало! Высоко знамя держал-с!
– Дас-с, не то что у других, которые! Повсюду теперь язвы-то эти пошли: купец-каналья, да мужикофилы, да оскудение.
– А у нас без язвов-с.
– Как у Христа за пазухой.
Словом, казалось бы, все причины для общественного восторга соединились в лице покойника, и все ему от всего сердца отдавали справедливость, и однако, когда могильная земля забарабанила о крышку его гроба, – на многих лицах явилось странное выражение, которое можно было толковать двусмысленно – и как:
– На кого мы, горемычные, остались.
– Не встанет. Отлегло.
Я никогда не встречал Амфитеатрова в России, но знаю, кажется, все его итальянские местожительства. Он жил барином в местечке Кави-ди-Лаванья, на восточной Итальянской Ривьере, в большом доме, полном детей, гостей, переписчиков, прислуги. Он жил князем в другом местечке, Леванто, уже в огромном доме, богато обставленном, где в бесконечную вереницу друзей, живших и наезжавших, включились литературные итальянцы и где в день какой-то переписи семья А. В. оказалась состоявшей из 18 человек; в нее включились, между прочим, один бывший шлиссельбуржец, один будущий министр временного правительства, один беглый каторжанин (учитель его детей), впоследствии антропософ, еще позже – крупный чиновник наркоминдела, один "гениальный", но неудавшийся скульптор-самоучка и неопределенное количество наметившихся литературных звезд. Он жил помещиком в третьем местечке, Федзано, в заливе близ Специи, необыкновенно красивом уголке земного шара. Затем он жил в Риме в старинном дворце, где было так мрачно и так холодно что жить было можно только ради необычности жилища. Всегда и везде он жил громоздко, шумно, открыто, в обстановке, которая, казалось бы, не давала возможности работать. И между тем такого работника, как А. В., трудно было себе представить: он писал сразу несколько работ на нескольких столах, говорил в диктофон, и несколько переписчиц не поспевали за ним. Не думаю, чтобы кто-нибудь из русских писателей, не исключая и знаменитого этим Потапенко, написал количественно так много, как Александр Амфитеатров! Изданные им книги составляют немалую библиотеку.
Он и романист, и публицист, и историк, и драматург, и лингвист, и этнограф, и историк искусства и литературы, нашей и мировой, – он энциклопедист-писатель, он русский писатель широкого размаха, большой писатель, неуемный русский талант – характер, тратящийся порой без меры.
Александр Валентинович Амфитеатров родился в Калуге в 1862 году. Его отец, Валентин Николаевич, был протоиереем, настоятелем Архангельского собора Московского Кремля, а мать, Елизавета Ивановна (урожденная Чупрова), — дворянкой, сестрой профессора-экономиста А. И. Чупрова.
Александр Валентинович Амфитеатров
В 1902 году второй женой А. В. Амфитеатрова стала актриса Иллария Владимировна Соколова. Она уже была на тринадцать лет младше мужа. От этого брака родилось трое сыновей: в 1901 году — Даниил, в 1907 году — Максим и Роман.
В начале 1907 года Амфитеатров принял решение прервать свою деятельность в Париже и переехать в Италию. При этом он намеревался полностью посвятить себя литературной работе.
В своих литературно-критических работах Амфитеатров создал выразительные портреты Льва Толстого, Максима Горького, Леонида Андреева и других известных людей.
Что касается политических взглядов Амфитеатрова в это время, то тут можно утверждать, что ясной политической программы у него не было.
В октябре 1910 года Амфитеатров написал писателю Н. А. Рубакину:
Максим Горький похвалил драму:
При этом, проживая в революционном Петрограде, Амфитеатров трижды подвергался арестам и допросам в ЧК. Так больше продолжаться не могло, и в августе 1921 года, не дожидаясь самого худшего, он бежал с семьей на лодке из Петрограда в Финляндию.
Считая Италию своей духовной родиной, из Праги Амфитеатров переехал в Италии, где у него оставался дом в Леванто и много хороших знакомых. Так началась его вторая итальянская эмиграция. К сожалению, она оказалась для Амфитеатрова не раем, а скорее чистилищем: его дом отберут кредиторы, жить придется в бедности, не говоря уж о тяжелом заболевании его сына Романа.
Связи с итальянской культурной средой, установленные Амфитеатровым в годы первой эмиграции, сейчас углубились и расширились. Известно, например, что он активно общался с романистом Риккардо Баккелли, написавшим в 1927 году книгу о жизни Михаила Бакунина в Италии. Знал о и почти всех редакторов крупнейших итальянских газет и журналов.
Умер Александр Валентинович Амфитеатров 26 февраля 1938 года в ставшем ему почти родным Леванто.
Иллария Владимировна Амфитеатрова умерла в Италии в 1949 году.
Даниил Амфитеатров, например, с 1922 года состоял в личной охране Муссолини.
В 20–30-е годы Даниил Амфитеатров занимал посты художественного руководителя отделений итальянского радио в Генуе, Триесте и Турине, много дирижировал концертами и оперными постановками, а в 1934 году дебютировал как кинокомпозитор.
Умер Даниил Амфитеатров в Риме 7 июня 1983 года.
Средний сын, Максим Амфитеатров, стал известным виолончелистом, а с Романом вышла проблема — он был тяжело болен психически.
Глава одиннадцатая В вечерний час
Глава одиннадцатая Тульчинские досуги
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая В Москве мы расстались с Пекарским.Я пошел в свою московскую квартиру; мама с сестрой жила на даче, и опустелые комнаты показались мне такими глухими и неприятными. Было уже темно, когда я вошел. Не зажигая свечи, не раздеваясь, бросился я на кровать.
Глава одиннадцатая Правительственные постановления
Глава одиннадцатая Правительственные постановления Парламентский закон не всегда вступает в силу сразу же по получении королевской санкции; он становится законом — частично или целиком — три или более месяцев спустя. Иногда тому есть практические причины: например,
Глава третья Основные этапы русской эмиграции в Италию
Глава третья Основные этапы русской эмиграции в Италию Для русских Рим, Италия имели особое значение. Еще до революции здесь побывали и подолгу жили многие наши выдающиеся соотечественники. Для многих из числа послеоктябрьской эмиграции Италия стала второй
Глава одиннадцатая. Краски для демона
Глава одиннадцатая. Краски для демона IСпустя месяц после выхода из печати первых глав романа стали появляться и первые отклики.Критики были осторожны, уклончивы и на всякий случай высказывались в духе общих мест — о тонкой психологии характеров и серьезности
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая В Москве мы расстались с Пекарским.Я пошел в свою московскую квартиру; мама с сестрой жила на даче, и опустелые комнаты показались мне такими глухими и неприятными. Было уже темно, когда я вошел. Не зажигая свечи, не раздеваясь, бросился я на кровать.
Глава одиннадцатая. Любовь и самоубийство
Глава одиннадцатая. Любовь и самоубийство В таких городах, как Мадрид и Севилья, любовная жизнь в девятнадцатом веке следовала обычному для города образцу романтической эпохи: мелодрама и самоубийство с одной стороны, распутство — с другой.«Тайна и скрытность есть два
Глава 5 Быт и нравы русской эмиграции в 1920–1940 гг.
Глава 5 Быт и нравы русской эмиграции в 1920–1940 гг. Голубеет эвкалипта стройный ствол, куст невиданной акации расцвел… Только это все лишь малый уголок, громче пенья птиц на фабрике гудок… Нет Австралии тех детских наших дней, Вся сгорела между дымов и
Стефано Гардзонио (Флоренция – Пиза) Лингвистическая передача и поэтическая функция итальянских имен и слов в поэзии русского Серебряного века. (Об итальянских стихах А. Блока, Н. Гумилева и М. Кузмина)
Стефано Гардзонио (Флоренция – Пиза) Лингвистическая передача и поэтическая функция итальянских имен и слов в поэзии русского Серебряного века. (Об итальянских стихах А. Блока, Н. Гумилева и М. Кузмина) В некоторых своих статьях Татьяна Владимировна Цивьян тщательно
Александр Амфитеатров - Ребенок краткое содержание
Ребенок - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Марьѣ Николаевнѣ Гордовой предстояло тайное и крайне непріятное объясненіе. Она услала изъ дома кухарку, опустила въ окнахъ шторы и въ волненіи ходила взадъ и впередъ черезъ всѣ три комнаты своей небогатой квартиры, выжидая звонка въ передней.
Марьѣ Николаевнѣ тридцать лѣтъ. Она — крупная блондинка, довольно статная, но съ чрезмѣрно развитыми формами; притомъ въ ея фигурѣ есть что-то пухлое, вялое, дряблое. Лицо у нея бѣлое, безъ румянца, въ легкихъ веснушкахъ подъ глазами — свѣтлоголубыми, очень красивыми и неглупыми: физіономія осмысленная, но безхарактерная и нѣсколько чувственная. Марья Николаевна не замужемъ, но у нея есть любовникъ, и она только что вернулась въ Петербургъ изъ Одессы, куда уѣзжала на цѣлыхъ шесть мѣсяцевъ, чтобы скрыть беременность и роды. Этого своего любовника она и ждетъ теперь.
Василій Ивановичъ смутился и отъ неожиданности, и отъ краткости телеграммы.
— Надо поговорить… Ну, да, разумѣется, надо поговорить, если мужъ и жена (Ивановъ уже считалъ Марью Николаевну женою) не видались полгода. Но какъ странно Маня пишетъ! Выходитъ, какъ будто она зоветъ меня потому только, что надо поговорить… Э! тьфу, чортъ! какія нелѣпости лѣзутъ въ голову… просто глупая бабья редакція телеграммы, — и ничего больше! А странно однако, что Маня пріѣхала такъ нечаянно, не предупредивъ. — точно съ неба упала…
Такъ думалъ Ивановъ, шагая въ отдаленную улицу, гдѣ жили Гордовы. Чѣмъ ближе былъ онъ къ цѣли, тѣмъ блѣднѣе становились его опасенія и сомнѣнія. Радость близкаго свиданія съ любимой женщиной заливала его душу волною такого полнаго, свѣтлаго счастія, что чернымъ думамъ, если-бы даже онъ хотѣлъ ихъ имѣть, не оставалось мѣста въ умѣ, - порывъ любви былъ сильнѣе ихъ.
Ивановъ вошелъ къ Гордовой бойко, развязно, даже шумно и широко раскрылъ ей объятія. Она встрѣтила его растерянно и нерѣшительно подставила ему свои губы; когда же поцѣлуй затянулся слишкомъ долго, на ея покраснѣвшемъ лицѣ выразились испугъ и смущеніе. Она уперлась въ грудь Иванова ладонями и незамѣтно освободилась изъ его рукъ. Затѣмъ, сѣла на диванъ, сдвинувъ какъ бы нечаяннымъ движеніемъ кресла и круглый столъ такъ, что они совсѣмъ загородили ее; подойти и подсѣсть къ ней стало нельзя.
— Какъ ты поздоровѣла и похорошѣла! — восторгался Ивановъ. — Ты помолодѣла на десять лѣтъ.
Марья Николаевна отвѣчала на возгласы Иванова сдержанно и боязливо, такъ что онъ наконецъ не безъ недоумѣнія взглянулъ на нее: въ ея лицѣ ему почудилось нѣчто скучливое, усталое и насильно затаенное — словно ей надо высказать что-то, а она не смѣетъ. Иванова кольнуло въ сердце нехорошимъ предчувствіемъ; онъ осѣкся въ рѣчи, пристальнымъ испуганнымъ взоромъ уставился въ лицо дѣвушки и увидѣлъ, что и она поняла, что онъ проникъ ея состояніе, тоже испугалась и также странно на него смотритъ. Тогда ему страшно захотѣлось, чтобъ она раздумала говорить то затаенное, что ей надо и что она не смѣетъ сказать. Но Марья Николаевна уже рѣшилась. Она порывисто встала и оттолкнула кресла:
— Нѣтъ, такъ нельзя! — сказала она, ломая свои безкровные бѣлые пальцы, — я не хочу… я должна сказать прямо… Послушайте! Между нами больше не можетъ быть ничего общаго. Не ждите, что наши отношенія продолжатся… Я затѣмъ и звала васъ, чтобы сказать… Вотъ!
Читайте также: