Девочка из сталинграда краткое содержание
Обновлено: 04.07.2024
Когда фашисты ворвались в Сталинград, каждый дом был превращён в крепость. Бывало, в первом этаже засядут враги, а со второго этажа их бьют наши. Ворвутся фашисты в прихожую, а наши стреляют в них из кухни.
Над городом висела пыль, смешанная с дымом. Рвались снаряды и бомбы, поднимая тучи земли, мусора, песка, штукатурки. Дома рушились, тряслись мостовые и тротуары, будто во время землетрясения. Днём было темно от гари, дыма и пыли, а ночью то и дело вспыхивали огни, и становилось светло от прожекторов, ракет и разрывов.
В один из таких тяжёлых дней сержанта Павлова вызвал командир полка. Командир сидел, склонившись над планом города. На плане были помечены одним цветом дома, занятые фашистами, и другим цветом – дома, которые оборонялись нашими. А между этими цветными крестиками на карте стоял дом, ничем не помеченный. На него-то и показал остриём карандаша командир полка.
- Разведайте, что происходит в этом четырехэтажном доме на Пензенской улице! – сказал он сержанту Павлову.
Приказ был коротким, ясным и точным. Как всякий приказ. Но, прежде чем отдать этот приказ, командир многое обдумал и взвесил.
Нет большей опасности, чем идти в разведку, не зная, враг ли, друг ли ждёт тебя. А в четырёхэтажном доме, расположенном напротив командного пункта, была полная неизвестность: наши ли там или фашисты? Стрелять нельзя было, но в то же время каждая дверь могла таить за собой смерть, каждая половица могла взорваться, любая стена – обрушиться.
Кто, не боясь смерти, сумеет проверить этот дом, а потом, если удастся, взять на себя оборону этого дома и удержать его во что бы то ни стало?
- Есть разведать, что происходит в четырёхэтажном доме! – ответил Павлов, взяв под козырёк.
Полковник поднялся, подошёл с сержантом к ступенькам, ведущим из командного пункта наверх; прощаясь с Павловым, крепко сжал его руки своими большими ладонями:
- Желаю удачи, Яков. Понятно?
- Понятно, товарищ полковник.
Лишних слов сержант. Павлов говорить не любил.
Через минуту Павлов полз по разбитому и вывороченному асфальту, точно медленно плыл в густой, тёмной воде. Было сумрачно и как бы туманно.
В пяти шагах от Павлова ползли трое солдат, которые вместе с ним отправились в разведку. Но они не видели своего командира – так плотно вечерние сумерки и дымный туман прикрывали разведчиков.
Их маскировочные халаты сливались с развороченной мостовой, закопчёнными тротуарами и дымно-серым воздухом.
Так, скрытые темнотой, приползли разведчики к четырёхэтажному дому. Прислушались. Где-то за несколько кварталов отсюда хлопали выстрелы, а здесь была тишина.
Солдаты подползли к Павлову, и все вчетвером бесшумно спустились в подвал первого подъезда. Пролети здесь муха – можно было бы услышать шум её крыльев. Разведчики и двигались и дышали совершенно беззвучно.
Но – чу! – в доме кто-то есть. За дверью подвальной квартиры Павлов услышал звук. Что это? Не то ветер в оконной раме свистит, не то стонет или сопит во сне человек…
Сержант поднял руку, и солдаты застыли, будто превратились в статуи.
Слегка пригнувшись, Павлов приложил ухо к двери. И тут он ясно услышал, что это не ветер, а человек, который чуть слышно мурлыкал себе под нос:
Где-то невдалеке ухнуло, зашуршала осыпающаяся штукатурка, и снова стало слышно, как напевает женщина, укачивая ребёнка.
Колыбельная песенка? Здесь, в этом доме? Не почудилось ли?
Когда разведчики вошли в комнату, женщина вскрикнула, нагнулась над ребёнком, прикрыв его собой, но тут же подняла голову. На глазах у неё были слёзы:
- Наши! Родные мои!
- Тсс… – Павлов приложил палец к губам. – Где они?
- Тут. Рядом. Во втором подъезде…
Ребёнок во сне застонал, и мать пригнулась к нему, укачивая и снова напевая.
- Баю-бай! Баю-бай… Спи, доченька. Спи, Светочка… – Потом женщина посмотрела на Павлова и на солдат и сказала шёпотом, протянув руку к стенке: – Фашисты там, в такой же вот нижней квартире. Боюсь выйти… Убьют…
- Сидите пока здесь! – сказал Павлов женщине. Он поднял руку с автоматом и обернулся к своим товарищам:– За мной!
В это время девочка проснулась и огляделась с испугом. Павлов увидел большие светлые глаза. Уже на лестнице он услышал, как она плакала.
Эльвира Кашина, ведущий библиотекарь зала электронной информации ЦГБ им. А.С. Пушкина
Сохранить память о войне, о ее героях нам помогают книги. Самыми интересными книгами, про войну для детей, всегда были те, где главные герои — их сверстники. Это истории где дети узнают о жизни своих сверстников и всей страны в годы войны, о героических сражениях, о мужестве и стойкости русского народа.
Книга о подвиге храброго сержанта Павлова и небольшой группы солдат, которые пятьдесят восемь дней и ночей удерживали в своих руках сталинградский дом на Пензенской улице, хотя фашисты были от него всего в четырнадцати шагах. Дом, от которого войну повернули обратно: от Волги - на Берлин. Дом, который носит имя Павлова.
Книга о том, как мать, спасая своего ребенка, сама погибла под пулями фашистов. Мама с дочкой прятались в подвале в том самом доме, на Пензенской улице, и чтобы спасти ребенка, женщина вышла из подвала, и, прикрывая собой дочь, ползла к Волге. Ребенка спасли разведчики полковника Кубанова, и забрали к себе маленькую девочку Свету. Света осталась совсем одна, не разговаривала и плакала по ночам. Война отняла у совсем еще маленькой девочки самое дорогое – ее маму.
После того как часть полковника Кубанова покинула Сталинград, Света осталась жить в детском доме, а когда ей исполнилось восемь лет, пошла в школу. Часть этой школы оставили разрушенной в память Великой Отечественной войны. Ведь для того, чтобы всегда был мир, надо не забывать про войну.
РЫТЬЮ МОГИЛЫ
ПОМЕШАЛА ИКОНКА
Малышка день ото дня угасала на глазах выплакавшей все слезы матери. Болезнь так быстро прогрессировала, что в перерывах между атаками немцев один из защитников дома Павлова решил заранее выкопать могилку ребенку, чтобы облегчить моральные муки матери при захоронении дочери. На глубине в 30 сантиметров его саперная лопатка наткнулась на что-то металлическое. Очистил боец находку от грязи и остолбенел. В руках у него оказалась маленькая металлическая иконка с изображением Богородицы и младенца Иисуса Христа, на обратной стороне которой что-то было написано старославянской вязью. Перекрестился солдат (по рассказам многих защитников Сталинграда, на переднем крае неверующих практически не было. — В.Ж.), сразу же заровнял выкопанную им ямку, а найденную иконку отдал матери умирающей девочки, назвали которую Зиночкой.
— Возьми, Евдокия! И проси, истово проси Пресвятую Богородицу не отбирать у тебя дочурку…
Вот он ключ к пониманию нравственной высоты великого подвига гвардейцев-десантников, каждый из которых отчетливо осознавал, что, поднимаясь на бой, он идет на верную смерть. Говоря другими словами, в те дни судьба Сталинграда, а стало быть, и СССР, и многих других государств мира висела на волоске. Ведь, как известно, падение Сталинграда было непременным условием вступления в войну против СССР и милитаристской Японии, и соседней с нами профашистской Турции, поддерживающей устремления Гитлера на захват новых территорий. Выдержали бы мы в этом случае войну на три фронта?! Однозначного ответа на этот вопрос до сегодняшнего дня не дал ни один из военных экспертов.
ПОСРЕДИ НЕБЫВАЛОЙ ВОЙНЫ…
Не буду лукавить, семнадцать лет после войны никто не вспоминал о рожденной среди огненного ада малышке. Наверное, любопытная биографическая подробность ее опаленного войной детства так и осталась бы тайной за семью печатями для общественности города, страны и мира, если бы не разыскал ее в мирное время один из защитников дома Павлова. Речь идет о лейтенанте Иване Афанасьеве, взвод которого был послан для усиления разведывательно-штурмовой группы сержанта Якова Павлова из четырех солдат, сумевшей захватить важный опорный пункт на нейтральной полосе и трое суток самостоятельно удерживавшей его от наседавших фашистов. Впоследствии Иван Филиппович в боях с фашистами полностью потеряет зрение и после войны вернется в Сталинград, где будет трудиться в городском обществе слепых. Долгое время он будет пытаться найти женщину, которая в дни Сталинградской битвы укрывалась вместе со своим грудным ребенком в доме, обороной которого он руководил почти два месяца, по нескольку раз в день отбивая атаки немецких штурмовых групп, усиленных танками.
— Нет, Зиночка, пока я жив, будешь со мной кругом ходить! Одной ведь судьбой повязаны…
…Посреди небывалой войны нынче девочка родилась.
Есть Земля — ее колыбель, есть Земля — ее дом родной.
Мы баюкаем малыша под смертельною пеленой.
Знаю я: ни один волосок не падет с головы льняной.
Пусть мы держимся на волоске, пусть пожарище — шар земной…
В этом доме, где столько раз все снарядами разметено,
В доме, где по расчетам врага быть живых уже не должно,
Есть любви высочайший знак, есть грядущей жизни зерно.
Значит, все величье Земли в этом доме заключено!
Это наш последний рубеж. Это наш последний редут.
Если этот дом упадет, значит, все дома упадут…
Спи малышка. Не верь войне. Люди ждут тебя! Очень ждут.
Будь спокойна: за этот порог никогда враги не пройдут!
— Почему вы в последние годы не отвечали на мои письма, Мумин? — с ноткой упрека в голосе поинтересовалась волгоградка.
— Вы же знаете, уважаемая, в нашей стране шла небольшая война, и почта работала с большими перебоями, если работала вообще, — дипломатично ответил Каноат, имея ввиду серьезный вооруженный конфликт между таджиками и турками-месхетинцами, неожиданно для многих вспыхнувший в этой мирной солнечной республике несколько лет назад. — Теперь у нас снова мир, и я обещаю, что больше никогда не потеряю вас из виду…
Огромные столбы пламени взмывали к небу из района нефтехранилищ и обрушивали вниз море огня вместе с горьким, едким дымом. Потоки горящих нефтепродуктов устремились к Волге, горела поверхность реки, горели пароходы на сталинградском рейде. В результате этих воздушных налетов, как свидетельствуют новейшие исторические исследования, в тот день в городе погибли не менее 71 тысячи мирных жителей и около 142 тысяч получили ранения, травмы, увечья и контузии. Замечу, в японском городе Хиросима в результате американской атомной бомбардировки в первый же день погибло, по приблизительным подсчетам, свыше 90 тысяч мирных жителей.
Невольно бросилось в глаза, как очень просто, если не сказать бедновато, живет герой войны со своей женой Машрабжан и большой семьей в незавидной хибаре с земляным полом. Сели ужинать на какое-то цветастое одеяло. Гостям подали свежеиспеченные лепешки и прозрачный, похожий на мед, жир в пиалах. Не могло быть и речи размещать прибывших в хибарке Тургуновых из-за нехватки места, и потому поселили гостей в просторном красиво отделанном особняке местного директора завода сухофруктов, что называется, утопающего в дорогих коврах. Особый шик обители руководителя предприятия придавал бассейн во дворе дома, в котором операторы съемочной группы вылавливали сачками понравившуюся им рыбину. Как говорится, почувствуйте разницу в достатке двух узбекских семей, живущих неподалеку друг от друга! Между тем, Камолджон Тургунов никогда и никому не жаловался на материальные трудности, не бравировал своим фронтовым прошлым, довольствуясь малым.
Когда фашисты ворвались в Сталинград, каждый дом был превращён в крепость. Бывало, в первом этаже засядут враги, а со второго этажа их бьют наши. Ворвутся фашисты в прихожую, а наши стреляют в них из кухни.
Над городом висела пыль, смешанная с дымом. Рвались снаряды и бомбы, поднимая тучи земли, мусора, песка, штукатурки. Дома рушились, тряслись мостовые и тротуары, будто во время землетрясения. Днём было темно от гари, дыма и пыли, а ночью то и дело вспыхивали огни, и становилось светло от прожекторов, ракет и разрывов.
В один из таких тяжёлых дней сержанта Павлова вызвал командир полка. Командир сидел, склонившись над планом города. На плане были помечены одним цветом дома, занятые фашистами, и другим цветом – дома, которые оборонялись нашими. А между этими цветными крестиками на карте стоял дом, ничем не помеченный. На него-то и показал остриём карандаша командир полка.
- Разведайте, что происходит в этом четырехэтажном доме на Пензенской улице! – сказал он сержанту Павлову.
Приказ был коротким, ясным и точным. Как всякий приказ. Но, прежде чем отдать этот приказ, командир многое обдумал и взвесил.
Нет большей опасности, чем идти в разведку, не зная, враг ли, друг ли ждёт тебя. А в четырёхэтажном доме, расположенном напротив командного пункта, была полная неизвестность: наши ли там или фашисты? Стрелять нельзя было, но в то же время каждая дверь могла таить за собой смерть, каждая половица могла взорваться, любая стена – обрушиться.
Кто, не боясь смерти, сумеет проверить этот дом, а потом, если удастся, взять на себя оборону этого дома и удержать его во что бы то ни стало?
- Есть разведать, что происходит в четырёхэтажном доме! – ответил Павлов, взяв под козырёк.
Полковник поднялся, подошёл с сержантом к ступенькам, ведущим из командного пункта наверх; прощаясь с Павловым, крепко сжал его руки своими большими ладонями:
- Желаю удачи, Яков. Понятно?
- Понятно, товарищ полковник.
Лишних слов сержант. Павлов говорить не любил.
Через минуту Павлов полз по разбитому и вывороченному асфальту, точно медленно плыл в густой, тёмной воде. Было сумрачно и как бы туманно.
В пяти шагах от Павлова ползли трое солдат, которые вместе с ним отправились в разведку. Но они не видели своего командира – так плотно вечерние сумерки и дымный туман прикрывали разведчиков.
Их маскировочные халаты сливались с развороченной мостовой, закопчёнными тротуарами и дымно-серым воздухом.
Так, скрытые темнотой, приползли разведчики к четырёхэтажному дому. Прислушались. Где-то за несколько кварталов отсюда хлопали выстрелы, а здесь была тишина.
Солдаты подползли к Павлову, и все вчетвером бесшумно спустились в подвал первого подъезда. Пролети здесь муха – можно было бы услышать шум её крыльев. Разведчики и двигались и дышали совершенно беззвучно.
Но – чу! – в доме кто-то есть. За дверью подвальной квартиры Павлов услышал звук. Что это? Не то ветер в оконной раме свистит, не то стонет или сопит во сне человек…
Сержант поднял руку, и солдаты застыли, будто превратились в статуи.
Слегка пригнувшись, Павлов приложил ухо к двери. И тут он ясно услышал, что это не ветер, а человек, который чуть слышно мурлыкал себе под нос:
Где-то невдалеке ухнуло, зашуршала осыпающаяся штукатурка, и снова стало слышно, как напевает женщина, укачивая ребёнка.
Колыбельная песенка? Здесь, в этом доме? Не почудилось ли?
Когда разведчики вошли в комнату, женщина вскрикнула, нагнулась над ребёнком, прикрыв его собой, но тут же подняла голову. На глазах у неё были слёзы:
- Наши! Родные мои!
- Тсс… – Павлов приложил палец к губам. – Где они?
- Тут. Рядом. Во втором подъезде…
Ребёнок во сне застонал, и мать пригнулась к нему, укачивая и снова напевая.
- Баю-бай! Баю-бай… Спи, доченька. Спи, Светочка… – Потом женщина посмотрела на Павлова и на солдат и сказала шёпотом, протянув руку к стенке: – Фашисты там, в такой же вот нижней квартире. Боюсь выйти… Убьют…
- Сидите пока здесь! – сказал Павлов женщине. Он поднял руку с автоматом и обернулся к своим товарищам:– За мной!
В это время девочка проснулась и огляделась с испугом. Павлов увидел большие светлые глаза. Уже на лестнице он услышал, как она плакала.
Читайте также: