Читать рассказ чехова хирургия полное содержание
Обновлено: 07.07.2024
Хирургия. Антон Павлович Чехов
Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый человек лет сорока, в поношенной чечунчовой жакетке и в истрепанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и средним пальцами левой руки – сигара, распространяющая зловоние.
В приемную входит дьячок Вонмигласов, высокий, коренастый старик в коричневой рясе и с широким кожаным поясом. Правый глаз с бельмом и полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху. Секунду дьячок ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором, потом вынимает из красного платочка просфору и с поклоном кладет ее перед фельдшером.
– Ааа… мое вам! – зевает фельдшер. – С чем пожаловали?
– Мда… Садитесь… Раскройте рот!
Вонмигласов садится и раскрывает рот.
Курятин хмурится, глядит в рот и среди пожелтевших от времени и табаку зубов усматривает один зуб, украшенный зияющим дуплом.
– Отец диакон велели водку с хреном прикладывать – не помогло. Гликерия Анисимовна, дай бог им здоровья, дали на руку ниточку носить с Афонской горы да велели теплым молоком зуб полоскать, а я, признаться, ниточку-то надел, а в отношении молока не соблюл: Бога боюсь, пост…
– Предрассудок… (Пауза.) Вырвать его нужно, Ефим Михеич!
– Вам лучше знать, Сергей Кузьмич, на то вы и обучены, чтоб это дело понимать как оно есть, что вырвать, а что каплями или прочим чем… На то вы, благодетели, и поставлены, дай бог вам здоровья, чтоб мы за вас денно и нощно, отцы родные… по гроб жизни…
– Пустяки… – скромничает фельдшер, подходя к шкапу и роясь в инструментах. – Хирургия – пустяки… Тут во всем привычка, твердость руки… Раз плюнуть… Намедни тоже, вот как и вы, приезжает в больницу помещик Александр Иваныч Египетский… Тоже с зубом… Человек образованный, обо всем расспрашивает, во все входит, как и что. Руку пожимает, по имени и отчеству… В Петербурге семь лет жил, всех профессоров перенюхал… Долго мы с ним тут… Христом-богом молит: вырвите вы мне его, Сергей Кузьмич! Отчего же не вырвать? Вырвать можно. Только тут понимать надо, без понятия нельзя… Зубы разные бывают. Один рвешь щипцами, другой козьей ножкой, третий ключом… Кому как.
Фельдшер берет козью ножку, минуту смотрит на нее вопросительно, потом кладет и берет щипцы.
– Ну-с, раскройте рот пошире… – говорит он, подходя с щипцами к дьячку. – Сейчас мы его… тово… Раз плюнуть… Десну подрезать только… тракцию сделать по вертикальной оси… и все… (подрезывает десну) и все…
– Благодетели вы наши… Нам, дуракам, и невдомек, а вас Господь просветил…
– Не рассуждайте, ежели у вас рот раскрыт… Этот легко рвать, а бывает так, что одни только корешки… Этот – раз плюнуть… (Накладывает щипцы.) Постойте, не дергайтесь… Сидите неподвижно… В мгновение ока… (Делает тракцию.) Главное, чтоб поглубже взять (тянет)… чтоб коронка не сломалась…
– Отцы наши… Мать пресвятая… Ввв…
– Не тово… не тово… как его? Не хватайте руками! Пустите руки! (Тянет.) Сейчас… Вот, вот… Дело-то ведь нелегкое…
– Отцы… радетели… (Кричит.) Ангелы! Ого-го… Да дергай же, дергай! Чего пять лет тянешь!
– Дело-то ведь… хирургия… Сразу нельзя… Вот, вот…
Вонмигласов поднимает колени до локтей, шевелит пальцами, выпучивает глаза, прерывисто дышит… На багровом лице его выступает пот, на глазах слезы. Курятин сопит, топчется перед дьячком и тянет. Проходят мучительнейшие полминуты – и щипцы срываются с зуба. Дьячок вскакивает и лезет пальцами в рот. Во рту нащупывает он зуб на старом месте.
– Тянул! – говорит он плачущим и в то же время насмешливым голосом. – Чтоб тебя так на том свете потянуло! Благодарим покорно! Коли не умеешь рвать, так не берись! Света божьего не вижу…
– А ты зачем руками хватаешь? – сердится фельдшер. – Я тяну, а ты мне под руку толкаешь и разные глупые слова… Дура!
– Света не вижу… Дай дух перевести… Ох! (Садится.) Не тяни только долго, а дергай. Ты не тяни, а дергай… Сразу!
– Учи ученого! Экий, господи, народ необразованный! Живи вот с этакими… очумеешь! Раскрой рот… (Накладывает щипцы.) Хирургия, брат, не шутка… Это не на клиросе читать… (Делает тракцию.) Не дергайся… Зуб, выходит, застарелый, глубоко корни пустил… (Тянет.) Не шевелись… Так… так… Не шевелись… Ну, ну… (Слышен хрустящий звук.) Так и знал!
Вонмигласов сидит минуту неподвижно, словно без чувств. Он ошеломлен… Глаза его тупо глядят в пространство, на бледном лице пот.
– Было б мне козьей ножкой… – бормочет фельдшер. – Этакая оказия!
Придя в себя, дьячок сует в рот пальцы и на месте больного зуба находит два торчащих выступа.
– Парршивый черт… – выговаривает он. – Насажали вас здесь, иродов, на нашу погибель!
– Поругайся мне еще тут… – бормочет фельдшер, кладя в шкаф щипцы. – Невежа… Мало тебя в бурсе березой потчевали… Господин Египетский, Александр Иваныч, в Петербурге лет семь жил… образованность… один костюм рублей сто стоит… да и то не ругался…
А ты что за пава такая? Ништо тебе, не околеешь!
Дьячок берет со стола свою просфору и, придерживая щеку рукой, уходит восвояси…
Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах Сочинения в восемнадцати томах М., "Наука", 1983 Scan: Ershov V. G., 28.03.2006 Read&Check: sad369 (06.05.2006) Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый человек лет сорока, в поношенной чечунчовой жакетке и в истрепанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и средним пальцами левой руки -- сигара, распространяющая зловоние. В приемную входит дьячок Вонмигласов, высокий коренастый старик в коричневой рясе и с широким кожаным поясом. Правый глаз с бельмом и полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху. Секунду дьячок ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором, потом вынимает из красного платочка просфору и с поклоном кладет ее перед фельдшером. -- А-а-а. мое вам! -- зевает фельдшер. -- С чем пожаловали? -- С воскресным днем вас, Сергей Кузьмич. К вашей милости. Истинно и правдиво в псалтыри сказано, извините: "Питие мое с плачем растворях". Сел намедни со старухой чай пить и -- ни боже мой, ни капельки, ни синь-порох, хоть ложись да помирай. Хлебнешь чуточку -- и силы моей нету! А кроме того, что в самом зубе, но и всю эту сторону. Так и ломит, так и ломит! В ухо отдает, извините, словно в нем гвоздик или другой какой предмет: так и стреляет, так и стреляет! огрешихом и беззаконновахом. Студными бо окалях душу грехми и в лености житие мое иждих. За грехи, Сергей Кузьмич, за грехи! Отец иерей после литургии упрекает: "Косноязычен ты, Ефим, и гугнив стал. Поешь, и ничего у тебя не разберешь". А какое, судите, тут пение, ежели рта раскрыть нельзя, все распухши, извините, и ночь не спавши. -- М-да. Садитесь. Раскройте рот! Вонмигласов садится и раскрывает рот. Курятин хмурится, глядит в рот и среди пожелтевших от времени и табаку зубов усматривает один зуб, украшенный зияющим дуплом. -- Отец диакон велели водку с хреном прикладывать -- не помогло. Гликерия Анисимовна, дай бог им здоровья, дали на руку ниточку носить с Афонской горы да велели теплым молоком зуб полоскать, а я, признаться, ниточку-то надел, а в отношении молока не соблюл: бога боюсь, пост. -- Предрассудок. (пауза). Вырвать его нужно, Ефим Михеич! -- Вам лучше знать, Сергей Кузьмич. На то вы и обучены, чтоб это дело понимать как оно есть, что вырвать, а что каплями или прочим чем. На то вы, благодетели, и поставлены, дай бог вам здоровья, чтоб мы за вас денно и нощно, отцы родные. по гроб жизни. -- Пустяки. -- скромничает фельдшер, подходя к шкапу и роясь в инструментах. -- Хирургия -- пустяки. Тут во всем привычка, твердость руки. Раз плюнуть. Намедни тоже, вот как и вы, приезжает в больницу помещик Александр Иваныч Египетский. Тоже с зубом. Человек образованный, обо всем расспрашивает, во все входит, как и что. Руку пожимает, по имени и отчеству. В Петербурге семь лет жил, всех профессоров перенюхал. Долго мы с ним тут. Христом-богом молит: вырвите вы мне его, Сергей Кузьмич! Отчего же не вырвать? Вырвать можно. Только тут понимать надо, без понятия нельзя. Зубы разные бывают. Один рвешь щипцами, другой козьей ножкой, третий ключом. Кому как. Фельдшер берет козью ножку, минуту смотрит на нее вопросительно, потом кладет и берет щипцы. -- Ну-с, раскройте рот пошире. -- говорит он, подходя с щипцами к дьячку. -- Сейчас мы его. тово. Раз плюнуть. Десну подрезать только. тракцию сделать по вертикальной оси. и все. (подрезывает десну) и все. -- Благодетели вы наши. Нам, дуракам, и невдомек, а вас господь просветил. -- Не рассуждайте, ежели у вас рот раскрыт. Этот легко рвать, а бывает так, что одни только корешки. Этот -- раз плюнуть. (накладывает щипцы). Постойте, не дергайтесь. Сидите неподвижно. В мгновение ока. (делает тракцию). Главное, чтоб поглубже взять (тянет). чтоб коронка не сломалась. -- Отцы наши. Мать пресвятая. Ввв. -- Не тово. не тово. как его? Не хватайте руками! Пустите руки! (тянет). Сейчас. Вот, вот. Дело-то ведь не легкое. -- Отцы. радетели. (кричит). Ангелы! Ого-го. Да дергай же, дергай! Чего пять лет тянешь? -- Дело-то ведь. хирургия. Сразу нельзя. Вот, вот. Вонмигласов поднимает колени до локтей, шевелит пальцами, выпучивает глаза, прерывисто дышит. На багровом лице его выступает пот, на глазах слезы. Курятин сопит, топчется перед дьячком и тянет. Проходят мучительнейшие полминуты -- и щипцы срываются с зуба. Дьячок вскакивает и лезет пальцами в рот. Во рту нащупывает он зуб на старом месте. -- Тянул! -- говорит он плачущим и в то же время насмешливым голосом. -- Чтоб тебя так на том свете потянуло! Благодарим покорно! Коли не умеешь рвать, так не берись! Света божьего не вижу. -- А ты зачем руками хватаешь? -- сердится фельдшер. -- Я тяну, а ты мне под руку толкаешь и разные глупые слова. Дура! -- Сам ты дура! -- Ты думаешь, мужик, легко зуб-то рвать? Возьмись-ка! Это не то, что на колокольню полез да в колокола отбарабанил! (дразнит). "Не умеешь, не умеешь!" Скажи, какой указчик нашелся! Ишь ты. Господину Египетскому, Александру Иванычу, рвал, да и тот ничего, никаких слов. Человек почище тебя, а не хватал руками. Садись! Садись, тебе говорю! -- Света не вижу. Дай дух перевести. Ох! (садится). Не тяни только долго, а дергай. Ты не тяни, а дергай. Сразу! -- Учи ученого! Экий, господи, народ необразованный! Живи вот с этакими. очумеешь! Раскрой рот. (накладывает щипцы). Хирургия, брат, не шутка. Это не на клиросе читать. (делает тракцию). Подергайся. Зуб, выходит, застарелый, глубоко корни пустил. (тянет). Не шевелись. Так. так. Не шевелись. Ну, ну. (слышен хрустящий звук). Так и знал! Вонмигласов сидит минуту неподвижно, словно без чувств. Он ошеломлен. Глаза его тупо глядят в пространство, на бледном лице пот. -- Было б мне козьей ножкой. -- бормочет фельдшер. -- Этакая оказия! Придя в себя, дьячок сует в рот пальцы и на месте больного зуба находит два торчащих выступа. -- Парршивый черт. -- выговаривает он. -- Насажали вас здесь, иродов, на нашу погибель! -- Поругайся мне еще тут. -- бормочет фельдшер, кладя в шкап щипцы. -- Невежа. Мало тебя в бурсе березой потчевали. Господин Египетский. Александр Иваныч, в Петербурге лет семь жил. образованность. один костюм рублей сто стоит. да и то не ругался. А ты что за пава такая? Ништо тебе, не околеешь! Дьячок берет со стола свою просфору и, придерживая щеку рукой, уходит восвояси.
Книга загружается. Пожалуйста, подождите несколько секунд.
Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый человек лет сорока, в поношенной чечунчовой жакетке и в истрепанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и средним пальцами левой руки — сигара, распространяющая зловоние.
В приемную входит дьячок Вонмигласов, высокий коренастый старик в коричневой рясе и с широким кожаным поясом. Правый глаз с бельмом и полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху. Секунду дьячок ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором, потом вынимает из красного платочка просфору и с поклоном кладет ее перед фельдшером.
Для перехода между страницами книги вы можете использовать клавиши влево и вправо на клавиатуре.
Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый человек лет сорока, в поношенной чечунчовой жакетке и в истрепанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и средним пальцами левой руки — сигара, распространяющая зловоние.
В приемную входит дьячок Вонмигласов, высокий коренастый старик в коричневой рясе и с широким кожаным поясом. Правый глаз с бельмом и полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху. Секунду дьячок ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором, потом вынимает из красного платочка просфору и с поклоном кладет ее перед фельдшером.
— А-а-а. мое вам! — зевает фельдшер. — С чем пожаловали?
— М-да. Садитесь. Раскройте рот!
Вонмигласов садится и раскрывает рот.
Курятин хмурится, глядит в рот и среди пожелтевших от времени и табаку зубов усматривает один зуб, украшенный зияющим дуплом.
— Отец диакон велели водку с хреном прикладывать — не помогло. Гликерия Анисимовна, дай бог им здоровья, дали на руку ниточку носить с Афонской горы да велели теплым молоком зуб полоскать, а я, признаться, ниточку-то надел, а в отношении молока не соблюл: бога боюсь, пост.
— Предрассудок. (пауза). Вырвать его нужно, Ефим Михеич!
— Вам лучше знать, Сергей Кузьмич. На то вы и обучены, чтоб это дело понимать как оно есть, что вырвать, а что каплями или прочим чем. На то вы, благодетели, и поставлены, дай бог вам здоровья, чтоб мы за вас денно и нощно, отцы родные. по гроб жизни.
— Пустяки. — скромничает фельдшер, подходя к шкапу и роясь в инструментах. — Хирургия — пустяки. Тут во всем привычка, твердость руки. Раз плюнуть. Намедни тоже, вот как и вы, приезжает в больницу помещик Александр Иваныч Египетский. Тоже с зубом. Человек образованный, обо всем расспрашивает, во всё входит, как и что. Руку пожимает, по имени и отчеству. В Петербурге семь лет жил, всех профессоров перенюхал. Долго мы с ним тут. Христом-богом молит: вырвите вы мне его, Сергей Кузьмич! Отчего же не вырвать? Вырвать можно. Только тут понимать надо, без понятия нельзя. Зубы разные бывают. Один рвешь щипцами, другой козьей ножкой, третий ключом. Кому как.
Фельдшер берет козью ножку, минуту смотрит на нее вопросительно, потом кладет и берет щипцы.
— Ну-с, раскройте рот пошире. — говорит он, подходя с щипцами к дьячку. — Сейчас мы его. тово. Раз плюнуть. Десну подрезать только. тракцию сделать по вертикальной оси. и всё. (подрезывает десну) и всё.
— Благодетели вы наши. Нам, дуракам, и невдомек, а вас господь просветил.
— Не рассуждайте, ежели у вас рот раскрыт.
Этот легко рвать, а бывает так, что одни только корешки. Этот — раз плюнуть. (накладывает щипцы). Постойте, не дергайтесь. Сидите неподвижно. В мгновение ока. (делает тракцию). Главное, чтоб поглубже взять (тянет). чтоб коронка не сломалась.
— Отцы наши. Мать пресвятая. Ввв.
— Не тово. не тово. как его? Не хватайте руками! Пустите руки! (тянет). Сейчас. Вот, вот. Дело-то ведь не легкое.
— Отцы. радетели. (кричит). Ангелы! Ого-го. Да дергай же, дергай! Чего пять лет тянешь?
— Дело-то ведь. хирургия. Сразу нельзя. Вот, вот.
Вонмигласов поднимает колени до локтей, шевелит пальцами, выпучивает глаза, прерывисто дышит. На багровом лице его выступает пот, на глазах слезы. Курятин сопит, топчется перед дьячком и тянет. Проходят мучительнейшие полминуты — и щипцы срываются с зуба. Дьячок вскакивает и лезет пальцами в рот. Во рту нащупывает он зуб на старом месте.
— Тянул! — говорит он плачущим и в то же время насмешливым голосом. — Чтоб тебя так на том свете потянуло! Благодарим покорно! Коли не умеешь рвать, так не берись! Света божьего не вижу.
— А ты зачем руками хватаешь? — сердится фельдшер. — Я тяну, а ты мне под руку толкаешь и разные глупые слова. Дура!
— Света не вижу. Дай дух перевести. Ох! (садится). Не тяни только долго, а дергай. Ты не тяни, а дергай. Сразу!
— Учи ученого! Экий, господи, народ необразованный! Живи вот с этакими. очумеешь! Раскрой рот. (накладывает щипцы). Хирургия, брат, не шутка. Это не на клиросе читать. (делает тракцию). Не дергайся. Зуб, выходит, застарелый, глубоко корни пустил. (тянет).
Не шевелись. Так. так. Не шевелись. Ну, ну. (слышен хрустящий звук). Так и знал!
Вонмигласов сидит минуту неподвижно, словно без чувств. Он ошеломлен. Глаза его тупо глядят в пространство, на бледном лице пот.
— Было б мне козьей ножкой. — бормочет фельдшер. — Этакая оказия!
Придя в себя, дьячок сует в рот пальцы и на месте больного зуба находит два торчащих выступа.
— Парршивый чёрт. — выговаривает он. — Насажали вас здесь, иродов, на нашу погибель!
— Поругайся мне еще тут. — бормочет фельдшер, кладя в шкап щипцы. — Невежа. Мало тебя в бурсе березой потчевали. Господин Египетский, Александр Иваныч, в Петербурге лет семь жил. образованность. один костюм рублей сто стоит. да и то не ругался. А ты что за пава такая? Ништо тебе, не околеешь!
Дьячок берет со стола свою просфору и, придерживая щеку рукой, уходит восвояси.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.
Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый человек лет сорока, в поношенной чечунчовой жакетке и в истрепанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и средним пальцами левой руки — сигара, распространяющая зловоние.
В приемную входит дьячок Вонмигласов, высокий коренастый старик в коричневой рясе и с широким кожаным поясом. Правый глаз с бельмом и полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху. Секунду дьячок ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором, потом вынимает из красного платочка просфору и с поклоном кладет ее перед фельдшером.
— А-а-а… мое вам! — зевает фельдшер. — С чем пожаловали?
— М-да… Садитесь… Раскройте рот!
Вонмигласов садится и раскрывает рот.
Курятин хмурится, глядит в рот и среди пожелтевших от времени и табаку зубов усматривает один зуб, украшенный зияющим дуплом.
— Отец диакон велели водку с хреном прикладывать — не помогло. Гликерия Анисимовна, дай бог им здоровья, дали на руку ниточку носить с Афонской горы да велели теплым молоком зуб полоскать, а я, признаться, ниточку-то надел, а в отношении молока не соблюл: бога боюсь, пост…
— Предрассудок… (пауза). Вырвать его нужно, Ефим Михеич!
— Вам лучше знать, Сергей Кузьмич. На то вы и обучены, чтоб это дело понимать как оно есть, что вырвать, а что каплями или прочим чем… На то вы, благодетели, и поставлены, дай бог вам здоровья, чтоб мы за вас денно и нощно, отцы родные… по гроб жизни…
— Пустяки… — скромничает фельдшер, подходя к шкапу и роясь в инструментах. — Хирургия — пустяки… Тут во всем привычка, твердость руки… Раз плюнуть… Намедни тоже, вот как и вы, приезжает в больницу помещик Александр Иваныч Египетский… Тоже с зубом… Человек образованный, обо всем расспрашивает, во всё входит, как и что. Руку пожимает, по имени и отчеству… В Петербурге семь лет жил, всех профессоров перенюхал… Долго мы с ним тут… Христом-богом молит: вырвите вы мне его, Сергей Кузьмич! Отчего же не вырвать? Вырвать можно. Только тут понимать надо, без понятия нельзя… Зубы разные бывают. Один рвешь щипцами, другой козьей ножкой, третий ключом… Кому как.
Фельдшер берет козью ножку, минуту смотрит на нее вопросительно, потом кладет и берет щипцы.
— Ну-с, раскройте рот пошире… — говорит он, подходя с щипцами к дьячку. — Сейчас мы его… тово… Раз плюнуть… Десну подрезать только… тракцию сделать по вертикальной оси… и всё… (подрезывает десну) и всё…
— Благодетели вы наши… Нам, дуракам, и невдомек, а вас господь просветил…
— Не рассуждайте, ежели у вас рот раскрыт…
Этот легко рвать, а бывает так, что одни только корешки… Этот — раз плюнуть… (накладывает щипцы). Постойте, не дергайтесь… Сидите неподвижно… В мгновение ока… (делает тракцию). Главное, чтоб поглубже взять (тянет)… чтоб коронка не сломалась…
— Отцы наши… Мать пресвятая… Ввв…
— Не тово… не тово… как его? Не хватайте руками! Пустите руки! (тянет). Сейчас… Вот, вот… Дело-то ведь не легкое…
— Отцы… радетели… (кричит). Ангелы! Ого-го… Да дергай же, дергай! Чего пять лет тянешь?
— Дело-то ведь… хирургия… Сразу нельзя… Вот, вот…
Вонмигласов поднимает колени до локтей, шевелит пальцами, выпучивает глаза, прерывисто дышит… На багровом лице его выступает пот, на глазах слезы. Курятин сопит, топчется перед дьячком и тянет… Проходят мучительнейшие полминуты — и щипцы срываются с зуба. Дьячок вскакивает и лезет пальцами в рот. Во рту нащупывает он зуб на старом месте.
— Тянул! — говорит он плачущим и в то же время насмешливым голосом. — Чтоб тебя так на том свете потянуло! Благодарим покорно! Коли не умеешь рвать, так не берись! Света божьего не вижу…
— А ты зачем руками хватаешь? — сердится фельдшер. — Я тяну, а ты мне под руку толкаешь и разные глупые слова… Дура!
— Света не вижу… Дай дух перевести… Ох! (садится). Не тяни только долго, а дергай. Ты не тяни, а дергай… Сразу!
— Учи ученого! Экий, господи, народ необразованный! Живи вот с этакими… очумеешь! Раскрой рот… (накладывает щипцы). Хирургия, брат, не шутка… Это не на клиросе читать… (делает тракцию). Не дергайся… Зуб, выходит, застарелый, глубоко корни пустил… (тянет).
Не шевелись… Так… так… Не шевелись… Ну, ну… (слышен хрустящий звук). Так и знал!
Вонмигласов сидит минуту неподвижно, словно без чувств. Он ошеломлен… Глаза его тупо глядят в пространство, на бледном лице пот.
— Было б мне козьей ножкой… — бормочет фельдшер. — Этакая оказия!
Придя в себя, дьячок сует в рот пальцы и на месте больного зуба находит два торчащих выступа.
— Парршивый чёрт… — выговаривает он. — Насажали вас здесь, иродов, на нашу погибель!
— Поругайся мне еще тут… — бормочет фельдшер, кладя в шкап щипцы. — Невежа… Мало тебя в бурсе березой потчевали… Господин Египетский, Александр Иваныч, в Петербурге лет семь жил… образованность… один костюм рублей сто стоит… да и то не ругался… А ты что за пава такая? Ништо тебе, не околеешь!
Дьячок берет со стола свою просфору и, придерживая щеку рукой, уходит восвояси…
История создания
Произведение рассказывает не только о халатности врачей. Оно раскрывает такие пороки человечества, как хамство, хвастовство, самоутверждение за счет других, угодничество, чинопочитание.
Новые слова
Фельдшер – специалист со средним специальным медицинским образованием.
Ряса – верхнее одеяние священнослужителей, длинная до пят одежда темного цвета.
Икона – в христианстве священное изображение лиц или событий библейской или церковной истории.
Псалтырь – книга Ветхого завета, сборник молитв.
Клирос – в православной церкви место, на котором во время богослужения находятся певчие и чтецы.
Просфора – богослужебный небольшой хлебец.
Бельмо – белое пятно на глазу.
Основная идея
Антон Павлович Чехов никогда не выражает главную мысль буквально, его мнения в тексте нет, но всеми средствами выразительности он дает понять и заставляет задуматься о несерьезности человека по отношению к делу государственной и общественной важности. Смысл рассказа заключается в том, что общество смотрит сквозь пальцы на невежество и халатность специалистов, а так делать нельзя, ведь от квалифицированности кадров зависит развитие всей отрасли, а вместе с ней и страны.
Для пригорода того времени абсолютно нормально, что фельдшер в возрасте 40 лет (не студент, а уже сформировавшийся медицинский работник с опытом) не умеет выполнять простейшие операции. Он и сам не видит проблемы в своем неумении. Автор против этого всеобщего попустительства, так как развитие медицины – это залог процветания народа.
О чем?
Действие начинается в стенах обычной земской больницы, которой на данный момент (ввиду отсутствия главного доктора), заведует фельдшер Курятин. Доктор уехал по делам женитьбы, приятно проводить время, а сложная операция по удалению коренного зуба выпала на долю Курятина. Пациентом стал дьяк Вонмигласов.
До начала операции дьяк и фельдшер рассуждают о сложнейшей миссии врачей на земле – спасать жизни. Курятин рассказывает, какими предметами лучше удалять зубы, как лучше это делать и ссылается на операцию, которую он проводил над уважаемым помещиком Египетским. Так как последний остался удовлетворён результатом (со слов самого Курятина, конечно же).
Однако, как только фельдшер начинает работать, дьяк перестаёт хвалить умения доктора: он ругается, плачет, скулит и трясётся в кресле. Курятин настолько сильно дергает бедного дьяка за зуб, что в какой-то момент щипцы, коими работал фельдшер все это время, соскальзывают с зуба. Потрогав десну, с ужасом осознаёт, что его просто зря мучали, и зуб остался на прежнем месте.
Краткое содержание рассказа и отзыв для читательского дневника Вы можете найти здесь.
Чему учит?
Каждый человек должен сделать вывод из прочитанного текста, даже если он не медик. Безответственность в любой сфере опасна для общества, поэтому все мы должны стать профессионалами выбранного дела, постоянно учиться и развиваться, а не просто получать жалование и кичиться теми знаниями, которых у нас нет.
Мораль, вложенная автором в эти строки, выражается в постоянной необходимости саморазвития. Общество, живущее предрассудками дьячка и невежеством фельдшера, обречено на деградацию.
Главные герои
Сергей Кузьмич Курятин – фельдшер земской больницы, некомпетентный, но весьма честолюбивый.
Ефим Михеич Вонмигласов – дьячок, высокий крепкий старик, страдающий от зубной боли.
Обратите внимание, ещё у нас есть:
Сатира Чехова направлена на человеческие качества и пороки, которые мешают обществу развиваться и процветать. В данном произведении он обличает безответственность, хвастовство, невежество, непрофессионализм, равнодушие и грубость людей. Об этом говорят все смешные моменты, из которых состоит рассказ.
Темы и проблемы
Основная тема рассказа – непрофессионализм людей, которые отвечают за жизнь и здоровье общества. Они прикрывают свое невежество высокопарными терминами и замечаниями, но на деле являются лишь недоучками, абсолютно равнодушными к своему делу.
Основная проблема рассказа – равнодушие людей, которые берутся за работу, но отдают ей и десяти процентов своих сил. Они трудятся спустя рукава и совершенно не развивают навыки, потому что им безразлична эта специальность. Их интересует только жалование, на которое они позволяют себе мещанские радости, ими и ограничено их существование.
Также автор затрагивает темы и проблемные вопросы:
Жанр произведения
Писатель берет за основу сюжета реальный случай из медицинской практики того времени. Будучи врачом, он знал, что в этой сфере работало очень много непрофессионалов, которые не лечили, а калечили. Хирургия – как раз то направление медицины, где промахи наиболее болезненны и очевидны. Автор обнажил насущную проблему общества, где здравоохранение для людей с низким доходом превращается в лотерею, где выиграть практически невозможно, а проигрыш обходится очень дорого. Поэтому произведение Чехова можно отнести к остро социальным рассказам.
Читайте также: