Чехов горе краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Главный герой рассказа – это токарь Григорий Петров. Он отлично знает свое ремесло, но при этом имеет славу очень плохого мужика. По сюжету его старушка становится больной, и он обязан везти ее к доктору в другой населенный пункт. Когда он это делает, то начинается невероятная метель лошадь медленно передвигается.

Тут токарь начинает размышлять о своей жизни, разговаривая сам с собою. В его голове рисуется картина, как он будет умолять доктора взять его больную жену в больницу, оправдываться, почему прибыл так поздно. Он поворачивается к жене и просит ее потерпеть. Еще он собирается рассказать доктору, что временами он ее избивает.

Петров не услышал ответа на свою просьбу и, повернувшись, понимает, что жена умерла. Он опечален, что это произошло так скоротечно. Он разворачивается, чтобы ехать домой, ведь к лекарю уже нет смысла направляться. Сейчас надо думать о похоронах.

Сейчас токарь рассуждает о том, какая же все-таки жизнь скоротечная. Он помнит свою жену, какая она была молодая, красивая, веселая и изящная, а оказывается, что уже прошло сорок с лишним лет. Она состарилась, а сам он делал ее несчастливей с каждым днем.

С каждой минутой рассуждения и мысли Петрова становились все мрачнее и печальнее…лошадь тащится медленнее. Токарь засыпает в дороге.

Он просыпается от голоса доктора, который сообщает ему, что тот отморозил конечности и теперь их нельзя вернуть…

Также читают:

Рассказ Горе (читательский дневник)

Популярные сегодня пересказы

Героиня басни, Мартышка, состарилась и потеряла остроту зрения. Она слыхала, что люди не считают такую утрату зрения большой бедой и справляются с этим недостатком с помощью очков

Поэма начинается со слов мельника, который ругает свою дочь за то, что она имела глупость встречаться с князем, да еще и не требуя от него дорогих подарков. В это время входит князь, которого она так усердно защищала

Мужчина размышляет о своей жизни, пока управляет лошадью. Он хороший мастер по своей специальности, но вот муж из него плохой. Он часто ее бьет, что, возможно, и стало причиной ее болезни. Мужчина продумывает, что сказать, когда они приедут к доктору – на улице метель, необходимо извиниться и попросить доктора принять жену.

В то же самое время он просит жену дотерпеть до приезда, ведь осталось совсем немного времени. Одновременно Григорий упоминает, что лучше о побоях не говорить врачу. Но жена безмолвно лежит, не отвечая на просьбу мужа. Муж поворачивается и понимает, что жена уже умерла.

В голове у токаря снова мысли о заботах – жена умерла, теперь ехать обратно и хоронить. Что же он без нее будет делать? По пути обратно он понимает, что неправильно жил, делал жену несчастливой. Григорий был счастлив, когда женился на девушке, но прошло целых сорок лет – жизнь пролетела незаметно. Но ведь она была ему столь дорога, а сказать ей это мужчина так и не успел.

Лошадь едет все медленнее, метель бушует все сильнее. Незаметно для себя, Григорий засыпает и просыпается на койке в больнице. Над ним стоит доктор и говорит, что вследствие обморожения, у мужчины ампутировали руки и ноги. Он понимает, насколько ценна жизнь, и что ее следовало прожить счастливее.

По дороге токарь думает о своей жизни и разговаривает сам с собой. Он представляет как будет уговаривать доктора, оправдываться почему они так поздно приехали, и уговаривать взять его жену в больницу. Он так же не поворачиваясь просит свою старушку потерпеть чуть-чуть до приезда, не рассказывать потом доктору что время от времени муж поколачивает ее.

Вдруг, так и не услышав ответа, Петров оборачивается и понимает что его жена померла. Раздосадованный и опечаленный, что все так быстро произошло он поворачивает повозку обратно – ехать к доктору уже бессмысленно, теперь надо думать о похоронах жены. Теперь уже мысли его заняты быстротечностью жизни. Кажется вот только недавно отдавали за него молодую, весёлую, красивую девушку замуж. А пролетело уже сорок лет. Состарилась его супруга, а он своим поведением и образом жизни только делал ее несчастной изо дня в день. И теперь когда ее уже больше нет в живых, он даже не может ей сказать как на самом деле ценит ее и не может без нее жить.

Мысли токаря все мрачнее и мрачнее, лошадь плетется все медленнее и медленнее, метель не прекращается и Григорий Петров засыпает прямо в дороге. Когда он просыпается, то видит рядом доктора, который сообщает ему что он обморозил руки и ноги и больше их нет.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Чехов. Все произведения

  • Альбом
  • Анна на шее
  • Архиерей
  • Беглец
  • Беззащитное существо
  • Безотцовщина
  • Белолобый
  • В овраге
  • Ванька
  • Вишнёвый сад
  • Враги
  • Глупый француз
  • Горе
  • Гриша
  • Дама с собачкой
  • Детвора
  • Дом с мезонином
  • Драма на охоте
  • Душечка
  • Дуэль
  • Дядя Ваня
  • Егерь
  • Жалобная книга
  • Злой мальчик
  • Злоумышленник
  • Иванов
  • Ионыч
  • Канитель
  • Каштанка
  • Крыжовник
  • Леший
  • Лошадиная фамилия
  • Мальчики
  • Маска
  • Медведь
  • Моя жизнь
  • Мужики
  • На мельнице
  • Налим
  • Невеста
  • О любви
  • Орден
  • Остров Сахалин
  • Палата №6
  • Пари
  • Переполох
  • Пересолил
  • Письмо к учёному соседу
  • Попрыгунья
  • Предложение
  • Радость
  • Размазня
  • Репетитор
  • Свадьба
  • Скрипка Ротшильда
  • Скучная история
  • Случай из практики
  • Смерть чиновника
  • Спать хочется
  • Степь
  • Страшная ночь
  • Студент
  • Счастье
  • Толстый и тонкий
  • Тоска
  • Три года
  • Три сестры
  • Унтер Пришибеев
  • Учитель словесности
  • Хамелеон
  • Хирургия
  • Цветы запоздалые
  • Чайка
  • Человек в футляре
  • Чёрный монах
  • Шведская спичка
  • Шуточка
  • Юбилей
Чехов А. П.
Горе
// Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 4. [Рассказы, юморески], 1885—1886. — М.: Наука, 1976

Токарь хлещет по лошаденке и, не глядя на старуху, продолжает бормотать себе под нос:

И токарь бормочет без конца. Болтает он языком машинально, чтоб хоть немного заглушить свое тяжелое чувство. Слов на языке много, но мыслей и вопросов в голове еще больше. Горе застало токаря врасплох, нежданно-негаданно, и теперь он никак не может очнуться, прийти в себя, сообразить. Жил доселе безмятежно, ровно, в пьяном полузабытьи, не зная ни горя, ни радостей, и вдруг чувствует теперь в душе ужасную боль. Беспечный лежебока и пьянчужка очутился ни с того ни с сего в положении человека занятого, озабоченного, спешащего и даже борющегося с природой.

Токарь помнит, что горе началось со вчерашнего вечера. Когда вчера вечером воротился он домой, по обыкновению пьяненьким, и по застарелой привычке начал браниться и махать кулаками, старуха взглянула на своего буяна так, как раньше никогда не глядела. Обыкновенно выражение ее старческих глаз было мученическое, кроткое, как у собак, которых много бьют и плохо кормят, теперь же она глядела сурово и неподвижно, как глядят святые на иконах или умирающие. С этих, странных, нехороших глаз и началось горе. Ошалевший токарь выпросил у соседа лошаденку и теперь везет старуху в больницу, в надежде, что Павел Иваныч порошками и мазями возвратит старухе ее прежний взгляд.

— Ты же, Матрена, тово… — бормочет он. — Ежели Павел Иваныч спросит, бил я тебя или нет, говори: никак нет! А я тебя не буду больше бить. Вот те крест. Да нешто я бил тебя по злобе? Бил так, зря. Я тебя жалею. Другому бы и горя мало, а я вот везу… стараюсь. А метет-то, метет! Господи, твоя воля! Привел бы только бог с дороги не сбиться… Что, болит бок? Матрена, что ж ты молчишь? Я тебя спрашиваю: болит бок?

Странно ему кажется, что на лице у старухи не тает снег, странно, что само лицо как-то особенно вытянулось, приняло бледно-серый, грязно-восковой цвет и стало строгим, серьезным.

— Ну и дура! — бормочет токарь. — Я тебе по совести, как перед богом… а ты, тово… Ну и дура! Возьму вот и не повезу к Павлу Иванычу!

Токарь опускает вожжи и задумывается. Оглянуться на старуху он не решается: страшно! Задать ей вопрос и не получить ответа тоже страшно. Наконец, чтоб покончить с неизвестностью, он, не оглядываясь на старуху, нащупывает ее холодную руку. Поднятая рука падает как плеть.

— Померла, стало быть! Комиссия!

И токарь плачет. Ему не так жалко, как досадно. Он думает: как на этом свете всё быстро делается! Не успело еще начаться его горе, как уж готова развязка. Не успел он пожить со старухой, высказать ей, пожалеть ее, как она уже умерла. Жил он с нею сорок лет, но ведь эти сорок лет прошли, словно в тумане. За пьянством, драками и нуждой не чувствовалась жизнь. И, как на зло, старуха умерла как раз в то самое время, когда он почувствовал, что жалеет ее, жить без нее не может, страшно виноват перед ней.

— А ведь она по миру ходила! — вспоминает он. — Сам я посылал ее хлеба у людей просить, комиссия! Ей бы, дуре, еще лет десяток прожить, а то, небось, думает, что я и взаправду такой. Мать пресвятая, да куда же к лешему я это еду? Теперь не лечить надо, а хоронить. Поворачивай!

Токарь поворачивает назад и изо всей силы бьет по лошадке. Путь с каждым часом становится всё хуже и хуже. Теперь уже дуги совсем не видно. Изредка сани наедут на молодую елку, темный предмет оцарапает руки токаря, мелькнет перед его глазами, и поле зрения опять становится белым, кружащимся.

Вспоминает он, что Матрена лет сорок тому назад была молодой, красивой, веселой, из богатого двора. Выдали ее за него замуж потому, что польстились на его мастерство. Все данные были для хорошего житья, но беда в том, что он как напился после свадьбы, завалился на печку, так словно и до сих пор не просыпался. Свадьбу он помнит, а что было после свадьбы — хоть убей, ничего не помнит, кроме разве того, что пил, лежал, дрался. Так и пропали сорок лет.

Белые снежные облака начинают мало-помалу сереть. Наступают сумерки.

— Куда ж я еду? — спохватывается вдруг токарь. — Хоронить надо, а я в больницу… Ошалел словно!

Токарь опять поворачивает назад и опять бьет по лошади. Кобылка напрягает все свои силы и, фыркая, бежит мелкой рысцой. Токарь раз за разом хлещет ее по спине… Сзади слышится какой-то стук, и он, хоть не оглядывается, но знает, что это стучит голова покойницы о сани. А воздух всё темнеет и темнеет, ветер становится холоднее и резче…

И вот он роняет вожжи. Ищет их, хочет поднять и никак не поднимет; руки не действуют…

Ему бы вылезти из саней и узнать, в чем дело, но во всем теле стоит такая лень, что лучше замерзнуть, чем двинуться с места… И он безмятежно засыпает.

— Панихидку бы, братцы, по старухе! — говорит он. — Батюшке бы сказать…

— Ну, ладно, ладно! Лежи уж! — обрывает его чей-то голос.

— Батюшка! Павел Иваныч! — удивляется токарь, видя перед собой доктора. — Вашескородие! Благодетель!

Хочет он вскочить и бухнуть перед медициной в ноги, но чувствует, что руки и ноги его не слушаются.

— Прощайся с руками и ногами… Отморозил! Ну, ну… чего же ты плачешь? Пожил, и слава богу! Небось, шесть десятков прожил — будет с тебя!

— Горе. Вашескородие, горе ведь! Простите великодушно! Еще бы годочков пять-шесть…

— Лошадь-то чужая, отдать надо… Старуху хоронить… И как на этом свете всё скоро делается! Ваше высокородие! Павел Иваныч! Портсигарик из карельской березы наилучший! Крокетик выточу…

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов

, т. III, стр. 189—195.

Вдруг, так и не услышав ответа, Петров оборачивается и понимает что его жена померла. Раздосадованный и опечаленный, что все так быстро произошло он поворачивает повозку обратно – ехать к доктору уже бессмысленно, теперь надо думать о похоронах жены. Теперь уже мысли его заняты быстротечностью жизни. Кажется вот только недавно отдавали за него молодую, весёлую, красивую девушку замуж. А пролетело уже сорок лет. Состарилась его супруга, а он своим поведением и образом жизни только делал ее несчастной изо дня в день. И теперь когда ее уже больше нет в живых, он даже не может ей сказать как на самом деле ценит ее и не может без нее жить.

Мысли токаря все мрачнее и мрачнее, лошадь плетется все медленнее и медленнее, метель не прекращается и Григорий Петров засыпает прямо в дороге. Когда он просыпается, то видит рядом доктора, который сообщает ему что он обморозил руки и ноги и больше их нет.

Читайте также: