Бродский мрамор краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
В Империи, описанной Бродским, в тюрьме отбывают только пожизненное заключение. Император Тиберий издал указ, по которому три процента населения страны должны сидеть в тюрьме пожизненно, независимо от наличия или степени вины. Просто должны. Его умозаключения основаны на статистике, что, как правило, в тюрьмах любого государства узников – 6,7%. Так что он сделал милость, и в его Империи сидят только 3%. Арестантов выбирает компьютер по определенным параметрам.
Итак, в камере, расположенной на высоте примерно 700 метров, сидят двое: римлянин Туллий Варрон и провинциал - варвар Публий Марцелл. Естественно, они не совершили ничего преступного, но срок их заключения – пожизненный.
Два разных человека, два мироощущения, два отношения к происходящему. В этом и есть вся драма этой пьесы.
Туллий – абсолютно смирившийся со своей тюремной участью римлянин. Его не тяготит ни ограниченность камеры (пространства), ни отсутствие свободы, ни расставание с возможными близкими и родными. Нет ни к кому и ни к чему привязанности, он спокоен и рассудителен. Все это заменяет неограниченным Временем, с которым он мечтает слиться. По его мнению, так и должен себя чувствовать настоящий римлянин.
Публий - варвар по определению сокамерника, полная противоположность ему. Он проводит дни в страданиях об утерянных житейских наслаждениях, о свободе. Он мечтает о побеге или самоубийстве, сама мысль провести здесь остаток жизни кажется Публию невыносимой.
Так проходят их дни: в спорах об Истине, в молчании и сне. Спорит больше Туллий, он не понимает стремлений к свободе, ухода от Времени. Жить в слиянии со Временем, уйти от любви, ненависти и других эмоций – вот что для него смысл жизни. И римлянин предлагает Публию пари: он совершит побег в обмен на снотворное, которое положено узникам в этой тюрьме.
Не вдаваясь в детали организации побега, это подробно описано в пьесе, Туллий осуществил задуманное, и… вернулся в тюрьму. Вернулся, чтобы получить приз за выигранное пари. Чем поверг Публия в изумление, он, конечно же, никогда бы не вернулся после удачного побега. Для него тюрьма – не место для жизни, а место для смерти. Ему никогда не понять стремление больше спать соседа по камере, если и так они здесь находятся пожизненно.
Драма так и заканчивается непониманием двух миров, Туллий засыпает, обставившись бюстами великих, а Публий остается в одиночестве без сна…
Во втором веке после нашей эры в камере тюрьмы сидят два человека — Туллий Варрон и Публий Марцелл. Тюрьма располагается в огромной стальной башне, около километра высотой, и камера Публия и Туллия располагается примерно на высоте семьсот метров. Туллий и Публий не совершали никаких преступлений, но по законам Империи, установленным императором Тиберием, они отбывают пожизненное заключение. Законы эти основываются на статистике, согласно которой во все времена в местах заключения находится около 6,7 процента от числа населения любой страны. Император Тиберий сократил это число до 3 процентов, отменил смертную казнь и издал указ, по которому 3 процента должны сидеть пожизненно, независимо от того, совершил ли конкретный человек преступление или нет, а определяет, кому сидеть, — компьютер.
Туллий по происхождению римлянин, а Публий — уроженец провинции, варвар, как называет его сокамерник. Это не только характеристика их происхождения, но и характеристика мироощущения. Римлянин Туллий не протестует против своего положения, но это означает не смирение с участью, а отношение к ней как форме бытия, наиболее адекватной его сущности, ибо отсутствие пространства компенсировано избытком Времени. Туллий стоически спокоен и не ощущает утраты того, что осталось за стенами тюрьмы, так как не привязан ни к чему и ни к кому. Такое отношение к миру он считает достойным настоящего римлянина, и его раздражает привязанность Публия к житейским наслаждениям. Это называет он варварством, мешающим постичь истинный смысл жизни, который заключается в том, чтобы слиться со Временем; избавиться от сантиментов, любви, ненависти, от самой мысли о свободе. Это и должно привести к слиянию со Временем, растворению в нем. Туллия не раздражает однообразие тюремного распорядка, так как истинный римлянин, по его мнению, не ищет разнообразия, но, напротив, жаждет единообразия, потому что смотрит на все sup sреcie aeternitatis. Идея Рима в его понимании — все доводить до логического конца — и дальше. Все иное называет он варварством.
Туллий предлагает Публию пари на снотворное, которое положено узникам, что он осуществит побег. Пока Публий спит, Туллий, оставив в камере только бюсты Овидия и Горация, сбрасывает в мусоропровод остальные мраморные изваяния, в расчёте, что они своей тяжестью, увеличенной ускорением свободного падения с высоты семьсот метров, разрушат ножи сечки и убьют крокодилов. Потом он запихивает в мусоропровод матрас и подушки и забирается туда сам.
Пересказал Э. Л. Безносов. Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XX века / Ред. и сост. В. И. Новиков. — М. : Олимп : ACT, 1997. — 896 с.
Понравился ли пересказ?
Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Пожалуйста, оцените пересказ:
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Герои противоположны во всём. Проблемы, волнующие Публия (варвара, представителя толпы): еда, секс, канарейка, прогулка, еда, секс, прогулка, канарейка, еда и так далее. Речь его стилистически снижена, обильно пересыпана жаргонизмами, крепкими словечками, острыми выражениями.
Главным недостатком пространства, по Бродскому, является существование в нём места, в котором нас не станет. А вот у времени этого нет. У времени есть всё, кроме места. Дерзкий план осуществлённого Туллием побега оказывается детской игрой по сравнению с глобальной мечтой-идеей: действительно уподобиться времени.
И снова мы по спирали Бродского оказываемся с поэтами. Что же это за особенные, обособленные люди, поднятые лёгкой рукой Иосифа Александровича над остальным человечеством? Им дана высшая власть – власть над временем. Сквозь всю пьесу пульсирует горячее, страстное стремление Туллия к неизведанному, непознанному, непонятому – уподобиться Времени, сравняться с ним, стать поэтом.
Иосиф Бродский - Мрамор краткое содержание
Мрамор - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
[Второй век после нашей эры.]
[Камера Публия и Туллия: идеальное помещение на двоих: нечто среднее между однокомнатной квартирой и кабиной космического корабля. Декор: более Палладио, чем Пиранезе. Вид из окна должен передавать ощущение значительной высоты (скажем, проплывающие облака), поскольку тюрьма расположена в огромной стальной Башне, примерно в километр высотой. Окно -- либо круглое, как иллюминатор, либо -- с закругленными углами, как экран. В центре камеры -- декорированная под дорическую колонна -- или опора: внешняя сторона ствола, внутри которого -- лифт. Ствол этот проходит через всю Башню как некий стержень или ось. Он и в самом деле стержень: все, появляющееся в течение пьесы на сцене, и все, с нее исчезающее, появляется или исчезает через находящееся в этом стволе отверстие, являющееся помесью ресторанного лифта и мусоропровода. Рядом с этим отверстием -- дверь главного лифта, которая открывается только один раз: в начале 3-го акта. По обе стороны ствола -- альковы Публия и Туллия. Все удобства -- ванна, стол, умывальник, нужник, телефон, телеэкран, вмонтированный в стену, стеллажи с книгами. На стеллажах и в стенных нишах -- бюсты классиков.
Публий, мужчина лет тридцати -- тридцати пяти, полный, лысеющий, прислушивается к пению канарейки в клетке, стоящей на подоконнике. Со времени поднятия занавеса проходит минута, в течение которой слышно только пение канарейки.]
Публий. Ах, Туллий! Как сказано у поэта, что, должно быть, слышит в Раю Господь, если здесь, на земле, нас ласкают такие звуки.
[Туллий, лет на десять старше Публия, сухощавый, поджарый, скорее блондин. В момент поднятия занавеса лежит в ванне, из которой поднимается пар, читает и курит.]
Туллий ([не отрываясь от страницы]). У какого поэта?
Публий. Не помню. Кажется, у персидского.
Туллий. Варвар. ([Переворачивает страницу.])
Публий. Ну и что ж, что варвар?
Туллий. Варвар. Армяшка. Черный жоп. Вся морда в баранине.
[Пауза; пение канарейки.]
Публий ([подражая птичке]). У-ли-ти-ти-тююю-у.
Туллий ([поворачивает кран; шум льющейся воды]).
Публий. У-ли-тит-ти-тююю-уу. Туллий!
Публий. У тебя от пирожного ничего не осталось?
Туллий. Посмотри в тумбочке. Свое-то, небось, сожрал. Друг животных.
Публий. Я, Туллий, понимаешь, совершенно случайно. Я не хотел. Пирожное было так неожиданно. Поэтому я и не мог его хотеть. Я как раз хотел оставить. Вернее, уже потом, когда съел, захотел. Это же было так внезапно! Сколько сижу, сроду пирожных не видел.
Туллий. И уже не увидишь. Этого, по крайней мере.
Публий. Да? Почему?
Туллий. Читай инструкцию. ([Швыряет книгу на пол, потягивается в ванне.]) У них там компьютер. Составляет меню. Повторение блюда возможно раз в двести сорок три года.
Публий. Почем ты знаешь?
Туллий. Я сказал: читай инструкцию. Там все сказано. Том шестой, страница тридцатая. Буква "П" -- Питание. Советую ознакомиться.
Публий. Я не мазохист.
Туллий. Ну, мазохист или нет, а пирожного, душка Публий, ты больше не увидишь. До конца своих дней. Если только ты не Агасфер.
Публий. К сожалению. То есть, что я?! к счастью.
Туллий. Залезь в тумбочку. Бедная канарейка.
[Публий направляется к алькову Туллия, открывает тумбочку, роется в ней: извлекает кусок пирожного, смотрит на него некоторое время; потом неожиданно быстро съедает.]
Туллий ([возмущенно кричит, вылезая из ванны]). Что ж ты, сука, делаешь! Это же для канарейки! ([Внезапно успокаиваясь.]) Впрочем, так я и думал. Вечно одно и то же. ([Залезает обратно в ванну.]) Сначала киску уморил, потом рыбок. Потом зайчика. Теперь, значит, за канарейку принялся.
Публий ([взволнованно]). Это неправда. Туллий! Я не хотел.
Туллий ([приподнимаясь на руках из ванны]). А ты подумал, что птичка, может, никогда и не видела пирожного?
[Публий, совершенно подавленный, бредет к окну, стучит пальцем по клетке.]
У-ли-ти-ти-тююю-у. что же теперь делать, а? Подождем до обеда, а? ([Разговаривает сам с собой.]) Хотя обед -- что ж -- у них там всегда что-нибудь такое -- деликатесы -- чтоб желудок действовал -- ни разу не было, чтоб не захотелось -- это чтоб мы жили дольше -- сколько сижу, ни разу еще запора не было-- -- --да-а-а, компьютер -- выпустить тебя, что ли? ([Пауза.]) Туллий!
Публий. Может, выпустить ее, а?
Публий. Но, с другой стороны, она ведь поет.
Туллий. Иди в жопу.
[Пауза. Публий подходит к телефону, снимает трубку, набирает номер.]
Публий. Господин Претор? Это Публий Марцелл из 1750-го. Тут у меня, знаете ли, птичка. Да, канарейка. Так вот, нельзя ли там проса или конопли. Да-да, лучше проса. Что-о? Включите в вес моей порции? То есть, второе будет на сто грамм меньше? Но позвольте. Ах та-а-к! Да. Отказываюсь. ([Бросает трубку.]) Черт!
Туллий. В чем дело?
Публий. Блядский лифт. Работает, видите ли, на определенных режимах, ни больше, ни меньше. Говорит, ополовиню второе. Претор. Сука.
Туллий. А что у нас нынче на второе?
Публий [нажимая кнопку пульта в изголовье своей постели, и быстро сверяясь с текстом на экране]). Петушиные гребешки.
Публий. С хреном.
Публий. Раз в жизни.
Публий. Особенно Претор.
Туллий. Претор ни при чем. Все дело в лифте. Вниз -- дерьмо, вверх -жратва. В строгой пропорции. Вечный двигатель. Хотел бы я только знать, с чего начали.
Туллий. Что было раньше. Курочки или яйца.
Публий. Это самое я и спрошу у Господа. На Страшном Суде.
Публий. Я пошутил.
Туллий. Все равно варвар. Все клерикалы варвары. Даже сомневающиеся. Особенно они. Дай телефон.
Публий. Пожалуйста ([передает трубку Туллию.])
Туллий. Алло. Господин Претор. Это Туллий Варрон из 1750-го. Зачем вы посадили мне в камеру варвара? Он верит в Бога. Вернее, не верит. Но тоже в Бога. Куда смотрел Комитет? Этот человек не римлянин. Да, произошла ошибка. Нет, больше жалоб нет. Ах вот как! Господин Претор, вы -- говно. Я буду жаловаться в Сенат. Да, изыщу способ. ([Вешает трубку.])
Публий. Что он сказал?
Туллий. Ничего, говорит, не поделаешь. Исповедание, говорит, не критерий. Как и отсутствие оного.
Публий. А что -- критерий?
Туллий. Физическое присутствие, грит, в пределах Империи, плюс отсутствие альтернативы. То есть, если больше податься некуда. Согласно, грит, последнему декрету, распространяется на млекопитающих.
Публий. Я ж тебе сказал, что он сука.
Туллий. Нет, Претор тут ни при чем. Это всё штучки Калигулы. Думает, что если он тезка, то может. Плюс комитеты тоже совершенно разложились. В Сенатскую комиссию по гражданским правам ввели лошадь. Сеяна Буланого. Я не спорю: наш Сенат всегда был самый представительный. За всю человеческую историю. Должен же кто-то наконец защищать интересы животных. Но гражданские права! Буланый утверждает, что данные вычислительного центра, полученные при Тиберии, устарели.
Читайте также: