Бородин расставание краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Геннадий, коренной москвич, встречается в глубинке с попом Василием и его дочерью Анастасией, Тосей. Герой поражен их спокойной верой, искренностью в делах и чувствах. Тося любит его потому, что он любит ее.
Геннадий не уверен в своем постоянстве, потому что московская жизнь слишком наполнена соблазнами и страстями. Он решает уехать в Москву, чтобы завершить там дела.
Рассуждая о городской жизни, Геннадию все казалось простым. Приедет он домой, доделает дела и вернется к своей Тосе навсегда. Но Москва его закрутила нескончаемыми проблемами дома, в семье, с друзьями. Научившись у попа Василия смотреть на мир иначе, герой уже не может спокойно проходить мимо людских проблем, боли и страданий. В своем отце он вдруг увидел ранимого и слабого человека.
Любовница Геннадия оказывается беременной – теперь он не может просто так бросить ее, уехать. Хотя в недалеком прошлом сделал бы это, не задумываясь. Теперь Геннадий видит бессмысленность и безбожность времяпрепровождения интеллигентов Москвы, пустоту их слов. Сестру героя обвиняют вдиссидентстве.
арест приносит горе в семью.
Геннадий уже не может выполнять работу на заказ, если она против его убеждений. Из расчетливого циника и реалиста он становится человеком, знающим цену любви и доброте. Плата за то, что герой стал ближе к Богу, – растоптанная судьба Тоси.
Она часто появляется в мыслях Геннадия. Но он уже не может переступить через свои обязательства перед родными людьми. Герой начинает отождествлять Тосю с призраком бестелесным, абстракцией. Ему так легче: перед символом не надо выполнять своих обещаний, символ не чувствует душевной боли. Роман заканчивается свадьбой главного героя с рассуждениями про веселье советских людей.
Во время всеобщей пляски перед глазами Геннадия появляется туманный образ Тоси. Он испуган.
Она танцует вместе со всеми. Ее никто не видит. Геннадий стряхивает с себя оцепенение и пускается в веселый пляс.
Можно подумать, что своим призрачным появлением Тося одобрила поступок своего любимого и благословила его выбор.
Геннадий, коренной москвич, встречается в глубинке с попом Василием и его дочерью Анастасией, Тосей. Герой поражен их спокойной верой, искренностью в делах и чувствах. Тося любит его потому, что он любит ее. Геннадий не уверен в своем постоянстве, потому что московская жизнь слишком наполнена соблазнами и страстями. Он решает уехать в Москву, чтобы завершить там дела.
Рассуждая о городской жизни, Геннадию все казалось простым. Приедет он домой, доделает дела и вернется к своей Тосе навсегда. Но Москва его закрутила нескончаемыми проблемами дома, в семье, с друзьями. Научившись у попа Василия смотреть на мир иначе, герой уже не может спокойно проходить мимо людских проблем, боли и страданий. В своем отце он вдруг увидел ранимого и слабого человека. Любовница Геннадия оказывается беременной – теперь он не может просто так бросить ее, уехать. Хотя в недалеком прошлом сделал бы это, не задумываясь. Теперь Геннадий видит бессмысленность и безбожность времяпрепровождения интеллигентов Москвы, пустоту их слов. Сестру героя обвиняют вдиссидентстве. Ее арест приносит горе в семью.
Геннадий уже не может выполнять работу на заказ, если она против его убеждений. Из расчетливого циника и реалиста он становится человеком, знающим цену любви и доброте. Плата за то, что герой стал ближе к Богу, - растоптанная судьба Тоси. Она часто появляется в мыслях Геннадия. Но он уже не может переступить через свои обязательства перед родными людьми. Герой начинает отождествлять Тосю с призраком бестелесным, абстракцией. Ему так легче: перед символом не надо выполнять своих обещаний, символ не чувствует душевной боли. Роман заканчивается свадьбой главного героя с рассуждениями про веселье советских людей. Во время всеобщей пляски перед глазами Геннадия появляется туманный образ Тоси. Он испуган.
Она танцует вместе со всеми. Ее никто не видит. Геннадий стряхивает с себя оцепенение и пускается в веселый пляс. Можно подумать, что своим призрачным появлением Тося одобрила поступок своего любимого и благословила его выбор.
Леонид Бородин - Расставание краткое содержание
Расставание - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Отец Василий! Отец Василий! Божественный ты человек! Зачем пьешь со мной? И пьянеешь. И руками размахиваешь…
Я тебе нравлюсь? И — зря. Мне ли себя не знать. Да приглядись же! Я говорун, краснобай, на моей физиономии чего только ни прочтешь.
А тут что случилось? Это когда я к тебе на службу попал… Будто выбросили меня в детство, и можно все начать сначала, от малого к большому, снова расти и радоваться росту… Это пережито и вспоминается как подарок. Твой подарок.
В детстве, помню, таинственный дед Мороз пришел, вручил подарок, слова произнес радостные, а потом снял бороду и усы и высморкался. На ту лошадь, что он подарил, я, кажется, и не сел ни разу, так и простояла в углу года два, потом куда-то девалась…
Зря ты пьешь со мной, отец Василий. И о политике говоришь банально, как наши службисты в курилках. Что тебе политика, если приставлен ты к вечному? Да если б я такую веру имел, не смешна ли была бы мне тогда суета людская? Ведь должны тебе люди казаться ползающими по земле, мордами в землю; солнце им в затылок, а они свои тени выщупывают и объективностью именуют! Как же так, отец Василий? Ведь если вера твоя истинна, тогда жизнь без веры — это же слепота какая, юмор уродов, гордящихся уродством. Так ты это должен понимать!
Нет, если б я верил, как ты, я бы выл от досады за людскую глупость. Я б им морды их самодовольные к небу повыворачивал, я бы возненавидел людей за ничтожество их страстей, за никчемность их мыслей, за безделицу их дел! А ты — спокоен. Ты пьешь со мной водку, и я тебе нравлюсь, я, дерьмо из дерьма. Да я за жизнь свою ни одного доброго дела не сделал, какое бы мне совсем без выгоды было. Не понимаю тебя, отец Василий! Там, в храме, кажется, понимал. Там ты был больше меня, а теперь, за столом, все уменьшаешься и уменьшаешься, чего доброго — проскочишь мой червячий уровень, и тогда как я буду смотреть тебе в глаза?
А самое главное: почему я тебе нравлюсь — настолько, что дочь свою единственную отдаешь мне и будто не замечаешь моей помятости, потасканности… Я бы к своей дочери такого, как я, близко не подпустил. Почему ты — отдаешь? Спросить?
— А почему вы дочь свою так легко отдаете мне, отец Василий? Ведь не подхожу я ей ни по каким статьям?
Нагло спросил. Хамски. Отец Василий прерывается на полуслове — что-то про Африку молол. Смотрит на меня и хоть бы прищурился умно или взглядом этаким пронзил, чтоб мне стыдно стало за пьяное хамство. Нет, только моргает.
— Я и не отдаю тебе. Я дарю тебе ее. Она твое будущее счастье, вот я тебе его и дарю. — Улыбается, шевеля бородой. — Так же мог бы и солнце тебе подарить или море наше священное с берегами.
— Неужто лучше меня не встречали?
— Других встречал, — уклоняется он, — других, а лучше, хуже — Бог ведает.
— Дарите, значит. А в приданое что даете?
— Чего хочешь-то? — опять улыбается.
— Веру бы мне… — отвечаю не без ехидства. Качает головой.
— Этого — подарить не могу. Не дарится. Чем-то меня оскорбляет его доверие.
— Дочь твоя верующая, а я кто?
— Бога чувствуешь, но не понимаешь. Душа есть — значит, поймешь.
Меня тянет на ссору, хочется выбить его из этого добродушия.
— А знаешь ли, сколько грехов на моей совести?
— Да чего там грехи твои, страсти больше. Нет у тебя никаких таких грехов, чтобы пугаться. Не пугай потому.
Я воспринимаю это как обиду. Что ж я — впустую прожил свои тридцать лет, что и грехов за душой не имею? Ведь только грехами и отличаемся друг от друга, иерархию ведем по степени грехопадения и мерзости. А ведь грехи — это тоже что-то, за ними жизнь, острота, в них изюминка атеиста! И если он мне в грехах отказывает, за кого же он меня принимает, за тварь мычащую? Ну, я ему сейчас врежу, он у меня заморгает! Но что кинуть ему в бороду, какой грех, чтоб заикаться начал? Господи, а ведь он прав! Нечего кинуть. Всё — мелочишки какие-то, ни одного звонкого греха за душой! Вот как раздел меня, как развенчал поп Василий, тесть мой будущий. Ничего за душой, ни хорошего, ни плохого. Для чего тогда прожил я свои тридцать лет? Но жил ведь, какие-то страсти были, нервы истрепаны, а на что? Ничего не вспомнить из своей жизни, как будто не было ее вовсе, где-то я отсиделся в тени да прохладе. Господи, как жалко свою жизнь!
— В город часто езжу, — опять он какую-то ахинею замолол, — дорога длинная да прескучная, все на ногах, а уж толкотня да брань… А ездить каждую неделю надо, питаться-то чем. И вот забаву себе придумал младенческую. Как ни тесно в автобусе, как ни кидает на поворотах да ухабах, а стараюсь проехать, чтобы никого не толкнуть. И что оказывается? Заметь — меня тоже не толкают. Иногда два часа, и никто не толкнет. Закон, оказывается, такой: свое плечо упредил в толчке — чужое тоже упредил. Локоть прибрал к ребрам — чужой локоть мимо скользнул. А?
Я молчу. Эту философию я на дух не принимаю.
— Вот к чему байка, — улыбается он, — хочешь грехами похвастаться? А зачем, если живешь бережливо, пихаться не стремишься, и тебя пихают не шибко, ведь это уже — добро. А что до Анастасьи, так она тоже понимает, чего хочет. Как же я могу против ее хотения идти, когда знаю, настоящая она у меня…
Ага! Кое-что соображаю, наконец. Значит, и она, и папаша ее во мне оттого души не чают, что я размазня безгрешная, удобно им со мной, безопасно…
— Анастасья! — кричу громко. Никогда раньше ее так не называл. Она появляется на пороге, и меня захлестывает тоска. Что в ее лице парализует меня каждый раз? Нездешняя она какая-то. Может быть, у меня и не любовь к ней вовсе, а действует на меня эта нездешность?
— Анастасья, — говорю с хрипотцой, — за что любишь меня?
— За то, что ты меня любишь, — отвечает. И эта все про меня знает лучше меня самого.
Однако цена всему этому - погубленная судьба Тоси, к которой герой уже не может вернуться. И вот, чтобы эта цена не сдалась читателю чрезмерной, что зачеркивает все благотворные изменения в душе Геннадия, автору приходится идти на сомнительный с точки зрения людской, да и художественной логики ход. Он постепенно, страница за страницей, превращает живую и страдающую Тосю в абстракцию, в символ. Символа ведь не больно. И вот в апофеозе романа, в финальной сцене амбивалентное свадебного веселья появляется - в сознании героя - призрачное видение: танцующая Тося. И так уже написанная сцена, что это ирреальное появление выглядит не напоминанием герою об утерянном Тосиной судьбы, а благословением его выбора. Но свершится или выбор? Если все-таки Тося - живой человек, а не символ, то свершится лишь обмен одного зла на другое. И с Богом в душе и без Бога герой несет зло. И если бы из этого зерна автор честно вырастил трагическую коллизию! Но пришлось бы признать, что жизнь сильнее и богаче наивысшей морали, и пойти на такое Бородин не может. Тому финал смазанный; он мог бы быть многозначный, но он - к сожалению! - всего лишь двузначный
Читайте также: