Бондин лога краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
Mach' es besser, und schlecht wird sich selbst ergeben! -
Делай это лучше, а плохо само получится!
.
Хочешь сделать, что-то хорошо - сделай это сам.
Не могу стоять - когда другие работают, пойду полежу!
.
Мы делили апельсин - много наших полегло! )))
.
- Давайте скорее пока не началось.
- Что.
- Ну вот началось!
Если сделать четыре ошибки в слове хлеб - то получиться пиво))
"Хочешь быть оригинальным - будь добрым!"))
"Пуля производит удивительные изменения в голове, даже если она попадает в задницу!" Сергей Лукьяненко
Литературное наследие Алексея Петровича Бондина разнообразно и по тематике и по жанрам. Он писал пьесы, очерки, рассказы, повести и романы. Ему, с его знанием жизни, с трудовым и житейским опытом, было что сказать.
Анастасия Третьякова, научный сотрудник Нижнетагильского музея-заповедника
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Алексей Бондин - Лога краткое содержание
Лога читать онлайн бесплатно
Сотруднику в жизни и творчестве Александре Самойловне Бондиной.
Старатель Яков Скоробогатов возвращался с рудника вершной. Июльское солнце немилосердно жгло, а небо казалось жестяным, луженым. Придорожные деревья недвижно застыли в знойном мареве, покрывшись серым налетом пыли. Чуть заметное дыхание ветра не холодило, а как будто еще более распаривало.
Гнедой толстозадый мерин нетерпеливо мотал головой, хлестал по бедрам хвостом, отгоняя злобно жужжащих слепней и оводов. По всему его телу, как сквозь сито, просачивался пот и бугрился местами желтоватой пеной.
— Жара-то какая, прости, господи, — снимая круглую бобровую шапку и утирая рукавом со лба едкий пот, бормотал Скоробогатов.
Всё это было давно знакомо Скоробогатову. Но теперь он упорно глядел на завод, в яму, откуда высунулся десяток черных труб, размазывающих в раскаленном небе негустое облако дыма.
Въехав на ближний пригорок, откуда прямой тракт серой холстиной протянулся в Подгорное, Яков пристально всмотрелся в одну из улиц, похожую на зеленую ленту. Среди небольших домиков высился двухэтажный дом с зеленой железной крышей.
Как из земли вырос, — говорили тогда соседи.
— Жить вы не умеете.
Все это было и промелькнуло, как сон, но он любил вспоминать прошлое, — эти воспоминания согревали сердце и будили надежду… Сегодня было не то. Он страдал от горькой обиды, которую нанес ему штейгер Исаия Ахезин.
Дошедший до отчаяния, Яков метался по речонкам, по логам, отыскивая нетронутые места, чтобы сделать заявку. Исаия с лесообъездчиком подошли к нему, когда он делал пробу на жолобе в Кривом логу.
— Что? Шаромыжишь, Яков Елизарович? — вкрадчиво с ехидцей спросил Ахезин, — докатился, хищничеством занялся?
Скоробогатов почувствовал, как краска стыда и обиды разлилась по лицу.
— Разведку делаю, Исаия Иванович, — виновато ответил он.
— Ась? — как бы не расслышав, насторожился Ахезин, и его худое лицо ехидно заострилось в углах, глаза засветились колющими искрами.
— Разведку делаю, говорю я.
— На разведочку нужно баночку от конторы взять. С печатью с заводской, Яков Елизарович!
— А я допрежь хотел, чтобы потом впустую не вышло.
— Ну, уж ладно, на первый раз тебе спущу, потому знаю тебя. А больше с этим художеством мне не попадайся, Яков Елизарович. Мужик ты был — на славе жил… Дружбу терять не будем… Изломай, Прохорыч, — приказал он лесообъездчику.
Прохорыч, — здоровый, плечистый, с загорелым лицом, обросшим густой темнорусой бородой, — выворотил жолоб, устланный дерном, и забросил его в ближайший глубокий шурф.
— Давай забирай снасть-то, Яков Елизарович! Мы тебя проводим до тракта-то, — так же ласково и ехидно сказал Ахезин.
Яков покорно подчинился.
Когда они выехали из гущи леса на широкий тракт, Исаия повернул в противоположную от Подгорного сторону, сказав:
— Ну, так до увидания, Яков Елизарович, счастливого пути!
Скоробогатовский дом наклонился острым коньком вперед, как бы прикрыл свое лицо от солнца. Яков не подгонял лошадь. Мерин, выйдя из злого жужжания слепней, шагал, не торопясь, опустив голову. Горланили петухи. На дороге пурхались куры, поднимая пыль. Навстречу Якову по полянке шла Кулажиха-староверка в косоклинном сарафане, озлобленная нуждой баба. Она вела чумазую, загорелую девочку в замусоленной короткой до пупа рубашонке. Злобно дергая ее за ручонку, Кулажиха ругалась:
— Да иди ты, будь ты проклятая!
Девочка подпрыгивала от увесистых шлепков матери, ревела, широко разевая рот. Льняные кудреватые волосы растрепались, косичка с красной тряпкой загнулась вверх хвостиком.
Кулажиха, увидев Скоробогатова, сердито крикнула:.
— Что прохлаждаешься? И не торопишься. Ох, и аспиды же вы, мужики!
Голос у нее был жесткий, грубоватый.
Скоробогатов, недоумевая, открыл серые глаза, а Кулажиха, приостановившись, проговорила:
— Что бельма-то выворотил на меня? Не знаешь, поди, что Полинарья твоя родила. Уй ты, чучело… Оборотень рыжий. Иди — принимай, парнишку тебе приволокла… Сама, прости, господи, сушенка, а таскает парней…
Кулажиха сердито вздернула девочку на руки и ворча пошла в узкий переулок, а Яков завозился в седле и подхлестнул лошадь.,
В сенях его встретила повитуха — Кирсаниха, полная, широколицая пожилая женщина. На руках ее лежал ребенок, завернутый в тряпье. Она, смотря заплывшими жиром глазами, пробасила:
— Приехал. Видно, господь-то батюшка надоумил же тебя — вразумил приехать-то. И дела будто нету. Баба последнее время ходит, а тебя леший унес на рудник. Иди… Полинарья-то плохая, на ладан дышит. Двое суток маялась… В церкви царские ворота открывали. Под святые клали… Иди… Я сейчас…
Кирсаниха ушла с ребенком в задние ворота — в огород.
Яков бросился в избу. Полинарья лежала в постели, на деревянной кровати, задернутой красной цветистой занавесью. Он отпахнул занавеску. Маленькое, худое, смуглое лицо Полинарьи было мертвенно спокойно. Она устало открыла черные глаза, удивленно улыбнулась и с тихой радостью проговорила:
— Яков. Ты… Приехал. А я… Без тебя, ишь! Сынка бог дал…
Скоробогатов наклонился к жене. Полинарья, выдернув сухие, смуглые руки из-под одеяла, сшитого из треугольных разноцветных лоскутков, обняла шею мужа, шепча:
— Я думала… смертынька пришла… И тебя нету…
Яков бережно снял руки жены со своей шеи, наставительно сказал:
— Ну, ты не беспокой себя.
Он присел на край кровати, смотря на родильницу. Ему казалось, что перед ним лежала не его Полинарья, а какая-то другая женщина. Лицо ее, повязанное белым платком, было маленькое, почти детское, а глаза блестели радостным чувством. Она улыбнулась, вздохнула и тихо заговорила:
— Счастья бог дал нам с тобой, отец… Сынок родился в сорочке и в рубашке.
— Штой-то, мать? — обрадовался он.
Вон, посмотри там, Семеновна на божницу положила сушить. Наверно, уж подсохла… Ты поди-ка, отец, в баню-то сходи, да посмотри там, как бы она его не запарила… Боюсь я, уж больно она его жарит…
Приближаясь к бане, он услышал надсадный крик ребенка и тихий басистый голос повитухи:
— Ну, господь с тобой, богородица-мать, заступница… А господи исусе христе… Ну, ну… Родименький мой.
Алексей Бондин - Лога краткое содержание
Алексей Бондин - Лога читать онлайн бесплатно
Сотруднику в жизни и творчестве Александре Самойловне Бондиной.
Старатель Яков Скоробогатов возвращался с рудника вершной. Июльское солнце немилосердно жгло, а небо казалось жестяным, луженым. Придорожные деревья недвижно застыли в знойном мареве, покрывшись серым налетом пыли. Чуть заметное дыхание ветра не холодило, а как будто еще более распаривало.
Гнедой толстозадый мерин нетерпеливо мотал головой, хлестал по бедрам хвостом, отгоняя злобно жужжащих слепней и оводов. По всему его телу, как сквозь сито, просачивался пот и бугрился местами желтоватой пеной.
— Жара-то какая, прости, господи, — снимая круглую бобровую шапку и утирая рукавом со лба едкий пот, бормотал Скоробогатов.
Всё это было давно знакомо Скоробогатову. Но теперь он упорно глядел на завод, в яму, откуда высунулся десяток черных труб, размазывающих в раскаленном небе негустое облако дыма.
Въехав на ближний пригорок, откуда прямой тракт серой холстиной протянулся в Подгорное, Яков пристально всмотрелся в одну из улиц, похожую на зеленую ленту. Среди небольших домиков высился двухэтажный дом с зеленой железной крышей.
Как из земли вырос, — говорили тогда соседи.
— Жить вы не умеете.
Все это было и промелькнуло, как сон, но он любил вспоминать прошлое, — эти воспоминания согревали сердце и будили надежду… Сегодня было не то. Он страдал от горькой обиды, которую нанес ему штейгер Исаия Ахезин.
Дошедший до отчаяния, Яков метался по речонкам, по логам, отыскивая нетронутые места, чтобы сделать заявку. Исаия с лесообъездчиком подошли к нему, когда он делал пробу на жолобе в Кривом логу.
— Что? Шаромыжишь, Яков Елизарович? — вкрадчиво с ехидцей спросил Ахезин, — докатился, хищничеством занялся?
Скоробогатов почувствовал, как краска стыда и обиды разлилась по лицу.
— Разведку делаю, Исаия Иванович, — виновато ответил он.
— Ась? — как бы не расслышав, насторожился Ахезин, и его худое лицо ехидно заострилось в углах, глаза засветились колющими искрами.
— Разведку делаю, говорю я.
— На разведочку нужно баночку от конторы взять. С печатью с заводской, Яков Елизарович!
— А я допрежь хотел, чтобы потом впустую не вышло.
— Ну, уж ладно, на первый раз тебе спущу, потому знаю тебя. А больше с этим художеством мне не попадайся, Яков Елизарович. Мужик ты был — на славе жил… Дружбу терять не будем… Изломай, Прохорыч, — приказал он лесообъездчику.
Прохорыч, — здоровый, плечистый, с загорелым лицом, обросшим густой темнорусой бородой, — выворотил жолоб, устланный дерном, и забросил его в ближайший глубокий шурф.
— Давай забирай снасть-то, Яков Елизарович! Мы тебя проводим до тракта-то, — так же ласково и ехидно сказал Ахезин.
Яков покорно подчинился.
Когда они выехали из гущи леса на широкий тракт, Исаия повернул в противоположную от Подгорного сторону, сказав:
— Ну, так до увидания, Яков Елизарович, счастливого пути!
Скоробогатовский дом наклонился острым коньком вперед, как бы прикрыл свое лицо от солнца. Яков не подгонял лошадь. Мерин, выйдя из злого жужжания слепней, шагал, не торопясь, опустив голову. Горланили петухи. На дороге пурхались куры, поднимая пыль. Навстречу Якову по полянке шла Кулажиха-староверка в косоклинном сарафане, озлобленная нуждой баба. Она вела чумазую, загорелую девочку в замусоленной короткой до пупа рубашонке. Злобно дергая ее за ручонку, Кулажиха ругалась:
— Да иди ты, будь ты проклятая!
Девочка подпрыгивала от увесистых шлепков матери, ревела, широко разевая рот. Льняные кудреватые волосы растрепались, косичка с красной тряпкой загнулась вверх хвостиком.
Кулажиха, увидев Скоробогатова, сердито крикнула:.
— Что прохлаждаешься? И не торопишься. Ох, и аспиды же вы, мужики!
Голос у нее был жесткий, грубоватый.
Скоробогатов, недоумевая, открыл серые глаза, а Кулажиха, приостановившись, проговорила:
— Что бельма-то выворотил на меня? Не знаешь, поди, что Полинарья твоя родила. Уй ты, чучело… Оборотень рыжий. Иди — принимай, парнишку тебе приволокла… Сама, прости, господи, сушенка, а таскает парней…
Кулажиха сердито вздернула девочку на руки и ворча пошла в узкий переулок, а Яков завозился в седле и подхлестнул лошадь.,
В сенях его встретила повитуха — Кирсаниха, полная, широколицая пожилая женщина. На руках ее лежал ребенок, завернутый в тряпье. Она, смотря заплывшими жиром глазами, пробасила:
— Приехал. Видно, господь-то батюшка надоумил же тебя — вразумил приехать-то. И дела будто нету. Баба последнее время ходит, а тебя леший унес на рудник. Иди… Полинарья-то плохая, на ладан дышит. Двое суток маялась… В церкви царские ворота открывали. Под святые клали… Иди… Я сейчас…
Кирсаниха ушла с ребенком в задние ворота — в огород.
Яков бросился в избу. Полинарья лежала в постели, на деревянной кровати, задернутой красной цветистой занавесью. Он отпахнул занавеску. Маленькое, худое, смуглое лицо Полинарьи было мертвенно спокойно. Она устало открыла черные глаза, удивленно улыбнулась и с тихой радостью проговорила:
— Яков. Ты… Приехал. А я… Без тебя, ишь! Сынка бог дал…
Скоробогатов наклонился к жене. Полинарья, выдернув сухие, смуглые руки из-под одеяла, сшитого из треугольных разноцветных лоскутков, обняла шею мужа, шепча:
— Я думала… смертынька пришла… И тебя нету…
Яков бережно снял руки жены со своей шеи, наставительно сказал:
— Ну, ты не беспокой себя.
Он присел на край кровати, смотря на родильницу. Ему казалось, что перед ним лежала не его Полинарья, а какая-то другая женщина. Лицо ее, повязанное белым платком, было маленькое, почти детское, а глаза блестели радостным чувством. Она улыбнулась, вздохнула и тихо заговорила:
— Счастья бог дал нам с тобой, отец… Сынок родился в сорочке и в рубашке.
— Штой-то, мать? — обрадовался он.
Вон, посмотри там, Семеновна на божницу положила сушить. Наверно, уж подсохла… Ты поди-ка, отец, в баню-то сходи, да посмотри там, как бы она его не запарила… Боюсь я, уж больно она его жарит…
Приближаясь к бане, он услышал надсадный крик ребенка и тихий басистый голос повитухи:
— Ну, господь с тобой, богородица-мать, заступница… А господи исусе христе… Ну, ну… Родименький мой.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Читайте также: