Бедное сердце пани краткое содержание
Обновлено: 07.07.2024
Мильгром встречает заказчицу в своей комнатке где-то наверху, под палящими московскими небесами, где-то чуть ли не на чердаке, тихая Мильгром, большие влажные глаза, очень белая кожа и полное отсутствие зубов, нос висит, зато подбородок вперед, как кошелек, на вид Мильгром уже старуха.
Раскрыта швейная машинка, мелькает сантиметр, и тихая Мильгром начинает длинный рассказ (а сама записывает тот самый объем груди) о своем сыночке, о красавце Сашеньке.
Оказывается, Сашенька был такой красивый, что люди на улицах останавливались, и однажды даже фотографировали его для конфетной коробки.
Девушка видит на стене указанную перстом Мильгром фотокарточку, ничего особенного, маленький мальчик в матроске, большие черные глаза, тонкий изящный нос, верхняя губа выступает козырьком над нижней. Трогательный кудряш, но не более того. Губы тонковаты для ангелочка, рот у него мильгромовский.
В данное время у девушки не то что мыслей о ребенке, еще и друга-то нет, ухажера, кавалера, несмотря на солидные восемнадцать лет.
Все наука, наука, экзамены, библиотека, столовка, грубые зеленые туфли и коричневое шерстяное платье с вылинявшими мамиными подмышками, страх сказать.
Девушка равнодушно смотрит на стену и видит еще один портрет, увеличенную фотографию, видимо, на паспорт, ибо с уголком, портрет тщедушного офицерика в большущей фуражке.
Это он же, Сашенька, уже вырос, пока обмеряли объемы талии, пока записывали и критически смотрели на порезанные вкривь и вкось куски материи за рубль двадцать, и Сашенька уже женился и есть внучка Ася Мильгром.
Далее старуха Мильгром успокаивает студентку, что не одна она такая корявая, что сама Мильгром тоже в молодости была неумеха, ничего не могла, ни яичницу, ни суп, ни пеленку подрубить, а потом научилась: жизнь научила.
На каком-то этапе длинного и хвастливого рассказа о Сашеньке надо уже уходить, а платье останется и будет дошито завтра.
Через три дня девушка, которая боится выйти на улицу в своем чудовищном наряде и не умеет ни хорошенько постирать, ни погладить, ни пришить, полные слез глаза и лежание с книжкой, собирается наконец идти к Мильгром и говорит матери: иду к Мильгром.
– Она несчастная, – откликается мать, – такая несчастная жизнь у нее, у Мильгром! Муж ее буквально бросил молодую, отобрал у нее ребенка, маленького ребеночка, и не разрешал с ним встречаться, то есть как бросил: он сначала взял Мильгром из буквально литовской деревни, она была необыкновенной красоты, шестнадцати лет, но по-русски не говорила, только по-еврейски и по-польски, а потом он развелся с ней, тогда было так можно, свобода, пошел и развелся. И он привел к себе в комнату другую женщину, а Мильгром сказал уходить, она и ушла. Ей было восемнадцать лет. Мильгром чуть с ума не съехала, все дни и даже ночи проводила напротив на улице под своим бывшим окном, чтобы увидеть ребенка, а Регина ее нашла, Мильгром уже лежала на бульваре вся черная, Регина же выступала за всех угнетенных. Она устроила ее в больницу, потом взяла к себе домработницей, Мильгром спала у нее в коридоре. Потом, когда Регину арестовали, Мильгром пошла на швейную фабрику ученицей, заработала себе какие-то копейки на пенсию и вот комнатку дали.
Девушка рассеянно слушает, потом идет к Мильгром, не вникая в информацию, и видит все ту же каморку под крышей, где сладковатый запах старых шерстяных вещей буквально удушает при жаре.
Все плавится в лучах жаркого заката, Мильгром достает чашки, приносит с кухни чайник, и они пьют чай с черными солеными сухариками, роскошью нищих.
Мильгром опять хвастливо рассказывает о сыночке Сашеньке, сияющее лицо Мильгром обращено к стене, где висят две фотографии, причем, думает девушка, если мама правильно говорила, откуда у Мильгром фотографии?
Сашенька-взрослый смотрит со стены замкнуто, холодно, в расчете на офицерский документ, фуражка торчит как седло над большими черными глазами, здесь-то он уже очень похож на мать.
Какими слезами, какими словами вынудила Мильгром своего Сашеньку подарить ей снимки?
Мильгром счастливо вздыхает под своей стеной плача, а затем радостно сообщает, что у Асеньки уже выпал первый зубик: все как у всех есть и у Мильгром.
Девушка надевает платье, смотрится в зеркало, выбирается из сладковато-затхлого запаха вон, наружу, на воздух, на закат, проходит мимо многочисленных окон и подъездов, где, как ей кажется, обитают одни Мильгром, идет в новом прохладном черном платье, и счастье охватывает ее. Она полна радости, и Мильгром полна радости за своего Сашеньку.
Девушка в самом начале пути, движется в новом платье, на нее уже смотрят и т. д., через пять лет появится у ее дверей мальчик с кустом роз, где-то ночью вырвал – а Мильгром явно в конце, но может наступить время, и девушка мелькнет в конце Малой Бронной в совершенно ином образе, будет носить в сумочке фотографии своего взрослого сыночка и хвастливо рассказывать о нем на скамейке на Патриарших, а позвонить лишний раз не решится, а самому ему некогда.
Черное платье мелькает на светлой, майской Малой Бронной, при полном закатном свете, и вот все, день догорел, Мильгром, вечная Мильгром в старческой комнатке среди старых шерстяных вещей сидит как хранитель в музее своей жизни, где нет ничего, кроме робкой любви.
Случай Богородицы
Бедное сердце Пани
Цель урока - посредством медленного чтения с остановками понять основную мысль рассказа, выраженную в заглавии; заинтересовать учеников необычным стилем Л.С.Петрушевской.
На доске запись "Л.С.Петрушевская", портрет писательницы и эпиграф урока.
Постановка цели для учащихся.
Как вы думаете, о чём пойдёт речь на уроке? (Ученики говорят, что изучать будем произведение Л.С.Петрушевской о детях).
Что вы знаете о писательнице? Какие произведения её читали?
Что хотели бы узнать?
Биографическая справка (из интернета).
Родилась 26 мая 1938 в Москве в семье служащего. Прожила тяжелое военное полуголодное детство, скиталась по родственникам, жила в детском доме под Уфой.
После войны вернулась в Москву, окончила факультет журналистики Московского университета. Работала корреспондентом московских газет, сотрудницей издательств, с 1972- редактором на Центральной студии телевидения.
Петрушевская рано начала сочинять стихи, писать сценарии для студенческих вечеров, всерьёз не задумываясь о писательской деятельности.
Первым опубликованным произведением автора был рассказ "Через поля", появившийся в 1972 в журнале "Аврора". С этого времени проза Петрушевской не печаталась более десятка лет.
Первые же пьесы были замечены самодеятельными театрами: пьеса "Уроки музыки" (1973) была поставлена Р.Виктюком в 1979 в театре-студии ДК "Москворечье" и почти сразу запрещена (напечатана лишь в 1983).
Профессиональные театры начали ставить пьесы Петрушевской в 1980-е.
Долгое время писательнице приходилось работать "в стол" - редакции не могли публиковать рассказы и пьесы о "теневых сторонах жизни". Не прекращала работы, создавая пьесы-шутки ("Анданте", "Квартира Коломбины"), пьесы-диалоги ("Стакан воды", "Изолированный бокс"), пьесу-монолог ("Песни XX века", давшую название сборнику ее драматургических произведений).
Проза Петрушевской продолжает ее драматургию в тематическом плане и в использовании художественных приемов. Её произведения представляют собой своеобразную энциклопедию женской жизни от юности до старости: "Приключения Веры", "История Клариссы", "Дочь Ксени", "Страна", "Кто ответит?", "Мистика", "Гигиена" и многие другие. В 1990 был написан цикл "Песни восточных славян", в 1992 - повесть "Время ночь". Пишет сказки как для взрослых, так и для детей: "Жил-был будильник", "Ну, мама, ну!" - "Сказки, рассказанные детям" (1993); "Маленькая волшебница", "Кукольный роман" (1996).
Людмила Петрушевская живёт и работает в Москве.
Работа с текстом - чтение "со стопом": после каждого фрагмента рассказа идёт обсуждение.
Почему рассказ так назван? Чего вы ожидаете от рассказа с таким названием? Как вам кажется, в прямом или переносном значении употреблено слово "бедное" в заглавии?(Словари дают два переносных значения слова "бедный": 1. Убогий, скудный, недостаточный; 2.Достойный сожаления, возбуждающий сострадание. А поскольку речь идёт о сердце женщины, возникает предположение, что речь идёт о несчастной женщине, возможно, у неё больное сердце.)
Читаем первый фрагмент (первый абзац).
Какие ваши предположения подтвердились? Что настораживает в описании внешности бабы Пани?
(Действительно, баба Паня в больнице, "в так называемой патологии", "ждала своего часа, как мы все его ждали". Но, оказывается, что ждёт она чего-то другого, совсем не того, что ждут в этой больнице все женщины, "лежащие по семь месяцев неподвижно, только чтобы родить ребёнка". А такая деталь внешности, как "узенькие хитрые глазки" настораживает, заставляет задуматься о том, кого пытается перехитрить эта женщина.)
Что вы можете уже после чтения первого абзаца сказать о стиле писательницы, о языке её прозы?
(Звучит своеобразный сумбурный монолог женщины, "старородящей женщины", выстрадавшей рождение своего ребёнка, скомканная нервная речь, сбивчивая скороговорка. Так создаётся эффект "естественной" речи, как бы "подслушанной" автором).
Что ещё поразило, удивило ?
(Повествование наполнено натуралистически-отталкивающими деталями, ужасы жизни предстают в концентрированном виде, изображается крайняя степень человеческих страданий. Поэтому, наверное, творчество Петрушевской называют прозой "жестокого реализма", "шоковой" прозой).
Что нового мы узнаём о бабе Пане?
(У неё действительно больное сердце, у неё большой срок беременности (шесть месяцев), а она - "упорная душа" - ждёт, что ей сделают аборт).
Почему "упорная душа"? Что делает баба Паня для того, чтобы добиться разрешения на аборт?
("Проплутав по районному и областному горздраву, направилась с пачкой бумажек в Москву", "долго ходила по разным инстанциям".)
Как вы оцениваете поступок бабы Пани? Есть ли оправдания её поступку?(Формально, баба Паня права: у неё больное сердце, она "действительно могла умереть от родов и оставить троих детей сиротами", "дома её ждали дети и неходячий муж в домике-засыпушке на далёком строительстве ГРЭС, "и на какие деньги все эти люди жили, неизвестно".)
Что же всё-таки не позволяет нам оправдать тётю Паню?
(Рассказ о "хорошем враче Володе", враче-акушере по призванию, о котором ходили легенды. "И тем больше было у всех недоумение и ненависть в адрес ни в чём не повинной бабы Пани, что Володя не торопился делать ей аборт:, а баба Паня всё ждала, и уже человека, что ли, собирались убивать все эти врачи, человека на седьмом месяце, но баба Паня твёрдо ждала и знать ничего не хотела". Самое страшное, что никакие сомнения даже не посещают "упорную душу" бабы Пани).
Чтение и обсуждение третьего фрагмента (3,4,5 абзац).
Можем ли мы сказать, что этот фрагмент текста говорит о счастье материнства?
(Да, несмотря на то что он буквально перегружен описаниями злоключений, переживаний и страданий матери. Но "ведь известно, что если мать хоть один раз покормила ребёнка, то всё, она уже навеки связана по рукам и ногам и отобрать у неё дитя нельзя, она может умереть")
Сколько раз и по отношению к кому употребляет рассказчица страшное слово "убийца"?
(Слово "убийца" встречается в рассказе трижды: дважды по отношению к бабе Пане, и один раз так назван доктор Володя).
Вызывает ли у нас сочувствие тётя Паня, "опроставшаяся, пустая", принимающая "огромное количество лекарств и от сердца, и от заражения крови, поскольку ей уже сделали аборт, разрезали живот, но шов загноился"?
(Сочувствовать "убийце" вообще сложно, к тому же мы начинаем понимать, что не родов так боялась тётя Паня (операция ей предстояла не намного сложнее), а ей просто не нужен ребёнок. И никаких признаков раскаяния: "у неё были свои дела для размышлений":)
Чтение и обсуждение последней части рассказа, со слов: "А убийца тётя Паня начала вставать и ходить:"
Какие интонации появляются, когда рассказчица описывает ребёнка, лежащего в инкубаторе?
(Интонации нежности, любви, восхищения, жалости и : надежды на то, что это "маленькое дитя" и есть маленькая дочь бабы Пани, спасённая "мучеником науки" доктором Володей).
В последнем абзаце рассказчица говорит о том, что она никак не может забыть тётю Паню и доктора Володю. Двух "убийц". Находят ли они оправдание, прощены ли?(Доктор Володя, мученик науки, из убийцы превращается в спасителя, а тётю Паню рассказчица называет жалкой).
Почему жалкая? Что в этом слове? Сочувствие, презрение, осуждение? Перечитаем последние строки: ":Но как не вяжется тётя Паня с тем существом, когда так мирно спало тогда под крышкой инкубатора, завёрнутое в розовую пелёнку, так тихо дышало, закрыв глаза, и так пронизывало все сердца, кроме бедного сердца тёти Пани, сторожихи и инвалида".
Кого же всё-таки пытается перехитрить баба Паня?
(Она пытается перехитрить судьбу, посылающую ей дитя, она отказывается от Божьего дара, которого так ждут многие женщины. И неслучайно все её упорные хождения предваряются описанием страданий "брюхатых, стонущих баб, из которых многие пролежали по семь месяцев неподвижно, только чтобы родить ребёнка".)
Вернёмся к заглавию. Изменилось ли ваше мнение о том, почему сердце Пани названо "бедным"? В каком из значений, как вам кажется, употребляется оно в заглавии рассказа?
В России аборты разрешены до 12 недель. В экстренных случаях (смерть супруга, беременность после изнасилования, наличие в семье ребёнка-инвалида, осуждение будущей матери) аборт можно делать до 22 недель.
Я хочу рассказать вам историю, которую я услышала от одной пожилой женщины, работавшей в молодости санитаркой в роддоме. Однажды одна такая же "упорная душа", как героиня рассказа, добилась разрешения на аборт (в её случае это были искусственно вызванные преждевременные роды) на большом сроке: около 22 недель, это 5 с половиной месяцев. Врач, проводившая операцию, приняла ребёнка (а это уже действительно ребёнок на таком сроке). Но даже она не ожидала, что родившаяся девочка так будет бороться за жизнь: она всё пищала и пищала - плачем это нельзя было назвать - и не умирала. Её даже положили на подоконник, открыли форточку, но ребёнок не умирал. Естественно, что женщины, работавшие в роддоме, не могли этого выдержать: ребёнка выходили, сначала искусственно поддерживали, потом мамаши, кормившие своих детей, подкармливали и Танечку (так её назвали), затем врачи, медсёстры, санитарки собрали ей приданое: пелёнки, распашонки - и отправили в дом ребёнка. Как сложилась в дальнейшем судьба Танечки, она не знает.
Церковь, на мой взгляд, совершенно справедливо считает аборт на любом сроке убийством, одним из самых страшных грехов.
Творческая работа учащихся - создание синквейна. (Подробное описание этого приёма можно найти в газете "Первое сентября" от 14 января 2003 года, в статье С.Заир-Бека "Хайку по биологии, синквейны по физике:", в газете "Литература" №5, 2004)
Синквейн - своеобразное стихотворение-миниатюра, которое выражает эмоциональный итог работы учащихся на уроке.
Алгоритм написания синквейна
| 1-я строка | Кто? Что? | 1 существительное |
| 2-я строка | Какой? | 2-3 прилагательных, причастий |
| 3-я строка | Что делает? | 2-3 глагола |
| 4-я строка | Что автор думает о теме? | Фраза из четырёх слов |
| 5-я строка | Кто? Что? (Новое значение темы) | 1 существительное |
Приведу примеры синквейнов, написанных учениками после чтения и обсуждения рассказа "Бедное сердце Пани".
Сочувствует, верит, ждёт:
Мир будет спасён!
Бережёт и спасает.
Матери - хранительницы будущего.
рождённый, милый, но нежданный,
борется, цепляется за жизнь.
Давайте поможем ему, поддержим его,
Дети - это счастье.
маленькое и беззащитное,
плачет, кричит, боится.
Заключительное слово учителя
То, о чём пишет Л.С.Петрушевская, можно встретить на каждом шагу, можно наблюдать каждый день. Её герои - обыкновенные люди, которые ходят в магазин и на работу, имеют свои пороки и недостатки, о которых она не стесняется говорить.
Мы не замечаем эту повседневность - настолько свыклись с нею, а Л.Петрушевская заметила, осмыслила и не захотела с нею свыкнуться, потому что эта повседневность убивает в человеке всё лучшие чувства, как наркоз, действует на мозг.
Мы позволили себе привыкнуть к уродствам жизни, заставили себя не чувствовать эти острые гвозди, а Петрушевская не может молчать, слишком чувствительна её душа.
И.Пруссакова в своей статье совершенно справедливо сравнила Петрушевскую с чеховским человеком с молоточком. "А народ пошёл всё больше приглуховатый - вот и стучит ощутимо". Напоминает она людям обо всех уродствах жизни своими рассказами, потому что в них говорит не о природе, не о войне, а о самом простом, без всякого преувеличения и искажения, о том, что происходит ежеминутно и ежечасно, - и при этом страшно. В её рассказах нет надежды на другую жизнь, нет оптимизма, есть только настоящее, которое невозможно изменить. Порой становится стыдно за такую жизнь. Кто-то может обвинить Петрушевскую в чрезмерной грубости, но она вполне может ответить словами одной своей героини (рассказ "Свой круг"): "А чего, собственно, я сказала? Я сказала истинную правду".
Бедное сердце Пани
Ну так вот, а баба Паня была вылеплена совсем из другого теста и ждала совсем не того, что мы. Она ходила со своим отвислым животом и ждала, как обнаружилось в дальнейшем, что ей по ее медицинским показаниям, в ее уже огромные сроки сделают аборт, для этого она здесь и находилась — уже довольно долго. Она объясняла, что муж у нее лежит уже полгода с радикулитом, он плотник на строительстве, что-то поднял. У них трое детей, и у нее самой был год назад инфаркт: дали большую инвалидность — второй группы. Что же ты тянула, воскликнули бы все, но никто не воскликнул, потому что знали, что ей сначала поставили другой диагноз — опухоль, и опухоль все росла и росла, пока не начала шевелиться и дрыгать ножками, тогда-то баба Паня, проплутав по районному и областному горздраву, направилась с пачкой бумажек искать правду в министерство в Москву и добилась своего, упорная душа, потому что действительно она могла при своем сердце умереть от родов и оставить троих детей сиротами. Она долго ходила по разным инстанциям, а живот все рос, уже набиралось что-то шесть месяцев или около того, и наконец ее положили в тот научно-исследовательский институт, где пребывали все мы в ожидании решения своей судьбы. Баба Паня попала к хорошему врачу Володе, который только что спас жизнь одному задохнувшемуся в лоне матери ребенку, девочке. Он высосал ртом слизь, забившую все дыхательные пути, и ребенок через две минуты после рождения закричал — такие легенды ходили о Володе, и везде его бегала-искала по коридорам мать этой девочки, чтобы вручить ему дорогую зажигалку, но не добилась ничего и с тем выписалась. И еще ходила легенда, что его собственная мать умерла родами, и Володя поклялся, что будет врачом-акушером, и стал им по призванию. И тем больше было у всех недоумение и ненависть в адрес ни в чем не повинной бабы Пани, что Володя не торопился делать ей аборт, а все ходил к ней в палату, мерял давление, проверял анализы, а баба Паня все ждала, и уже человека, что ли, собирались убивать все эти врачи, человека на седьмом месяце, но баба Паня твердо ждала и знать ничего не хотела; у нее было направление министерства, а дома ее ждали дети и неходячий муж в домике-засыпушке на далеком строительстве ГРЭС. Баба Паня строила ГРЭС, оказывается, вернее, была сторожихой и инвалидом, и на какие деньги все эти люди жили, неизвестно.
Шло время, проходили недели, я наконец убралась из отделения патологии и перекочевала в палату родильниц, мне наконец принесли мое дитя, и все муки как будто кончились, как вдруг у меня началась горячка и вскочил нарыв на локте. Тут же меня препроводили через двор в инфекционное отделение, я переправлялась по зимней погоде в чьих-то резиновых сапогах на босу ногу, в трех байковых халатах поверх рубашки и в полотенце на голове, как каторжница, а сзади несли завернутого в казенное одеяло ребенка, которого тоже выселили, ибо и он заболел. Я шла, обливаясь бессильными слезами, меня вели с температурой в какой-то чумной барак и разъединяли с ребенком, которого я уже начала кормить, а ведь известно, что если мать хоть один раз покормила ребенка, то все, она уже навеки связана по рукам и ногам и отобрать у нее дитя нельзя, она может умереть. Такие связи связывали меня, идущую в казенных сапогах на босу ногу, и моего ребенка, которого несли за моей спиной в сером одеяле, накрыв с головой, а он молчал под покрышкой и не шевелился, словно замерев. В чумном бараке его унесли очень быстро, а мои мучения продолжались теперь в палате, где лежали инфекционные больные то ли с нарывами, то ли с температурой, и где лежала уже и тетя Паня, опроставшаяся, пустая, и принимала огромное количество лекарств и от сердца, и от заражения крови, поскольку ей уже сделали аборт, разрезали живот, но шов загноился: все в том научно-исследовательском институте, видимо, было заражено. Но тетя Паня, убийца, сама теперь была на грани смерти и выкарабкивалась с трудом, а родильный дом закрывали на ремонт из-за страшной стафилококковой инфекции. Больные говорили, что сжечь его надо, сжечь, да что толку в разговорах.
Я плакала все дни, мне нужно было сцеживать молоко, чтобы оно не пропало, но руки были заразные, а ходить нас не выпускали в коридор, умываться я не могла. Я боялась заразить молоко и просила хотя бы спирту протереть руки, раза три сестра мне приносила ватки, а потом бросила, спирту на руки не напасешься. Тетя Паня молчаливо слушала, как я рыдаю со своими грязными руками, у нее были собственные дела для размышлений, у нее была высокая температура, которая не снижалась, и наконец пришел доктор Володя, убийца. Он положил руку на лоб тети Пани, осмотрел ее шов и вдруг велел принести лед: у тети Пани пришло молоко для ее убитого ребенка, в этом и была причина температуры.
Наконец настало время, мои муки кончились, и после долгих переговоров мне принесли ребенка, который за неделю разлуки разучился сосать. Жалкий, худой, прозрачный, он ничего не мог поделать, раскрывал и закрывал рот, а я плакала над ним, пока он кричал.
А убийца тетя Паня начала вставать и ходить, держась за стенку, потому что у нее шла речь о выписке. Она объяснила, что тренируется, от станции до стройки пешком двенадцать километров, но ее выписали через два дня, не вникая в подробности, и она ушла своим ходом, как могла, на вокзал.
А мой ребенок окреп, начал бойко сосать, и через два дня мы должны были выходить на Божий свет из чумного барака, как вдруг случилось происшествие. В палату привели новую пациентку — высокая температура, неизвестный диагноз. Привели и положили в опустевшую палату, где торчала одна только я, ожидая очередного кормления. Моя новая соседка сильно кашляла, на вопросы не отвечала, и я тут же энергично отправилась к дежурной детской сестре и заявила, что туда, где больной человек, нельзя приносить ребенка и т. д. Хорошо, приносить перестали, но теперь я уже знала, где он лежит, где его детская, и стояла под дверью, а он кричал криком. Он был один в детской, как я была одна в своей палате, каждой палате соответствовала своя детская, и я теперь знала, что этот одинокий визг есть визг моего голодного ребенка, и стояла под дверью.
И вдруг добрая медсестра сжалилась надо мной, дала мне белый халат, шапочку и марлевую маску и ввела в детскую кормить. Я села в угол кормить моего дорогого ребенка, он тут же успокоился, а я стала разглядывать детскую. Это была белая, чистая комнатка с четырьмя отделениями, в каждом из которых стояло по кроватке, по числу коек во взрослой палате.
Все кроватки пустовали — у новой пришелицы с температурой еще никто не родился, и только под стеной стоял инкубатор, мощное сооружение, накрытое прозрачным колпаком, и в инкубаторе лежало маленькое дитя, тихо спало, смеживши глазки, совсем как большое. Я кормила своего, любила своего, но дикая жалость к чужому существу вдруг пронзила меня.
Это явно была девочка, аккуратные ушки, спокойное, милое лицо величиной с некрупное яблоко — мальчишки рождаются аляповатыми, я уже нагляделась, и только девочки появляются на свет в таком аккуратном, изящном виде.
Я вернулась в палату, пошли часы кормлений, на следующий день мы с ребенком вымелись из этой больницы прочь, на волю, а меня все мучает вопрос: а не дочь ли тети Пани лежала там, в инкубаторе? Ведь это была детская нашей палаты, и доктор Володя почему так тянул с тетей Паней — уж не хотел ли этот мученик науки дорастить ребенка хотя бы до семи месяцев, до правильного развития?
Все эти вопросы терзают меня, забивают мне голову, и жалкая тетя Паня в который раз на моих глазах пробирается по стеночке, тренируется, чтобы идти домой, и все видится мне доктор Володя, положивший ей руку на лоб, но как не вяжется тетя Паня с тем существом, которое так мирно спало тогда под крышкой инкубатора, завернутое в розовую пеленку, так тихо дышало, закрыв глаза, и так пронизывало все сердца, кроме бедного сердца тети Пани, сторожихи и инвалида.
Раздел доступен только после регистрации и оценивания нескольких произведений.
-
выходит регулярно, сюда пишут и сами издательства персональная рубрика персональная рубрика персональная рубрика персональная рубрика регулярные сводки по новинкам от одного из админов сайта тут всё о новшествах сайта, в т.ч. технических
Авторы по алфавиту:
24 февраля 2022 г.
22 февраля 2022 г.
20 февраля 2022 г.
18 февраля 2022 г.
17 февраля 2022 г.
| 2015 | 2013 | 2012 |
Рейтинг: 7.6 (252)
Не лучший роман Шелдона, хотя тема довольно любопытная - так сказать, "посольство изнутри", чем то напоминает по атмосфере старый советский фильм "Посол Советского Союза" (но это лично мои ассоциации по осколкам воспоминаний о фильме). Присутствует не . >>
Такая девочка, совесть мира
Теперь она как бы для меня умерла, а может быть, она и на самом деле умерла, хотя за этот месяц никого в нашем доме не хоронили. Наш дом обыкновенный – пять этажей без лифта, четыре подъезда, напротив точно такой же дом и так далее. Если бы она умерла, сразу бы стало известно. Значит, она еще живет как-то.
Она всегда так сидит, даже недавно у меня на дне рождения так сидела. Я ее в первый раз наблюдала в отношениях с другими людьми, до этого времени мы общались только между собой, двое на двое – она со своим Севой, и мы с моим Петровым.
Оказалось, что и танцевать она не умела и сидела тихо, как мышь. Мой Петров ее вытянул танцевать, но она после этого танца сразу ушла домой.
Да, танцевать она не умеет, но проститутка она профессиональная. Ее Севка откуда взял, из какой ямы выгреб? Она только что из колонии вышла и опять пошла по рукам, а он на ней взял и женился. Он сам в растроганности об этом рассказал, но просил под страшной клятвой, чтобы я никому не говорила. Он и про ее отца рассказывал, как Раиса с пяти лет клеила коробочки для пилюль, они с матерью клеили для отца, это отец достал себе такую работу, потому что был инвалидом. А потом мать умерла от сердца в больнице, и отец стал открыто приводить к ним в комнату женщин. В общем, страшные вещи. И как Раиса сбежала из дому, попала к каким-то мальчикам в пустую квартиру, и они ее несколько месяцев не выпускали, и как потом, через сколько-то времени, эту квартиру раскрыли. Но это все история, это никого теперь не касается, а важно то, что Раиса и сейчас этим занимается.
Севка уходит на работу, она остается дома, она нигде не работает. Севка ей обед оставляет – приходит домой, а она даже не разогрела, даже на кухню не ходила. Лежит целыми днями, курит или по магазинам шастает. Или плачет. Начнет плакать ни с того ни с сего – плачет четыре часа подряд. И конечно, соседка ко мне прибегает, на ней лица уже нет – бегите спасайте Раечку, она плачет. И я мчусь с валидолом, с валерьянкой. Хотя у меня у самой бывает такое – и не просто так, без повода, – что хоть ложись и помирай. Но что у меня в душе творится, какие тяжести мне приходится выносить – никто не знает. Я не кричу, не катаюсь на неубранной кровати. Только когда меня мой Петров в первый раз бросал, когда он с этой Станиславой хотел пожениться и они уже искали деньги в долг на развод и кооператив и Сашу моего хотели усыновить, – только тогда я единственный раз в жизни сорвалась. Правда, Раиса меня тогда защищала, как своего детеныша, и на Петрова прямо с ногтями бросалась.
У Петрова моего это по три-четыре раза в год бывает, такая любовь вечная, бесконечная. Это я теперь уже знаю. А сначала, когда он в первый раз от меня уходил, я чуть было не бросилась с нашего третьего этажа. Я прямо вся дрожала от нетерпения все кончить, потому что накануне он мне сказал, что приведет Станиславу знакомиться с Сашей. Сашу я рано утром отвезла к матери на Нагорную, а потом вернулась и ждала их целый день. А потом полезла на подоконник и стала привязывать кусок провода, который остался после того как Петров натянул его на кухне в несколько рядов для Сашиных пеленок. Провод был крепкий, изолированный хлорвинилом. И я привязала этот провод к костылю, который давно Петров вбил в бетонную стену, чтобы укрепить карниз. Тогда еще мы только получили эту комнату, и еще Саши не было, и я помнила, что Петров бил стену почти час. Я обвязала концом провода этот костыль, но провод был гладкий, и все никак не держалась петелька на костыле. Но я все-таки примотала провод, сделала петлю на другом конце для шеи, как-то сообразила, что куда вязать. И как раз в этот момент с лестницы стали нашу комнату открывать ключом. И я забыла все на свете – даже забыла про Сашу, а помнила только одно, что они хотят его усыновить, и от этого он уже как будто был для меня испоганенный, как будто не я его родила, не я кормила. И я испугалась, что уже Петров со Станиславой в квартиру входят, и рванула окно за ручку так, что пластырь затрещал. Мы окно пластырем заклеивали на зиму.
И осталось у меня после этого случая только одно – холодность в голове. Не знаю, то ли Раиса сыграла здесь свою роль, но я поняла, что все эти бессмысленные метания и поступки по первому крику души – все это не мое. Что же мне равняться с Раисой?
Но, по правде сказать, у него было безвыходное положение: выписаться из его комнаты, он знал, я не выпишусь. Мне некуда. Нашу шестнадцатиметровую комнату разменять на две невозможно. И еще одно: когда у нас родился Саша, Петрову на его производстве обещали двухкомнатную квартиру. Поэтому я каждый раз знала, что он погуляет и вернется, потому что, когда построят дом и встанет вопрос о желающих, тут ему, одному, да еще разведенному, не дадут ничего. А уже когда получим двухкомнатную квартиру – тогда и разменять ее можно, и развестись. Так что каждый раз Петров оставался со мной ждать двухкомнатной квартиры. А может быть, и не в этом было дело, и он возвращался ко мне не поэтому. Потому что я всегда чувствовала, если Петрову по-настоящему приспичит, он не посмотрит ни на квартиру, ни на что, а уйдет, как будто его и не было.
Читайте также: