Ангелы и насекомые краткое содержание

Обновлено: 06.07.2024

Ангелы и насекомые, Антония С. Байетт - рейтинг книги по отзывам читателей, краткое содержание


Автор:
Категория:

Классическая и современная проза

О книге

  • Angels and Insects Название в оригинале
  • 2010 Год первого издания книги

Краткое содержание

Антония С.Байетт - современная английская писательница. Как и в ее бестселлере "Обладать", получившем Букеровскую премию, в двух романах о нравах викторианской знати, объединенных под общим названием "Ангелы и насекомые", искренность чувств сочетается с интеллектуальной игрой, историческая достоверность - с вымыслом. Главный герой романа "Морфо Евгения" - потерпевший кораблекрушение натуралист - пытается найти счастье в семье, где тайные страсти так же непостижимы, как и поведение насекомых. Герои романа "Ангел супружества" увлекаются спиритизмом. Неожиданно медиумы оказываются во власти привидения, причем привидение - это не кто иной, как известный английский поэт Уильям Теннисон. По виртуозно написанному роману "Морфо Евгения" режиссер Филип Хаас снял нашумевший фильм "Ангелы и насекомые".

Рецензия Эйне на книгу Ангелы и насекомые

Соблазны таинства, объятья интеллекта

"Природа улыбчива, но безжалостна", а человеку порой не свойственна даже улыбка. Впрочем, не это главное упущение - куда трагичнее, если человек, отличаясь наблюдательностью в одной, совершенно не замечает другого.
Роман Антонии Байетт "Ангелы и насекомые" разделен на две едва пересекающиеся сюжетами части. Взаимосвязь их заключена в ряде аллюзий, в проецировании мира муравьев и мира бестелесных существ на человеческую жизнь.

"Морфо Евгении", первая книга романа, очерчивает предел между дозволенностью и достоинством. Интеллектуальная игра соревнуется здесь с чистым соблазном, что, в конечном итоге, меняет местами явное и скрытое в героях действа.

Вторая же книга, "Ангел супружества" отражает тот же предел, но выраженный экзальтированным соперничеством тайны, тела и духа. Ангелам не свойственна жалость - они взирают почти равнодушно, видя все иначе, чем мы. Насекомые же являют образчик для нашего бытия, требующий наблюдений и постоянного переноса на плоскость человечности.

Обе части, в сущности, ведут читателя к тому, что предел этот допустим и реален лишь до тех пор, пока мужчина и женщина вдвоем способны обнаружить друг в друге лишь одну из сторон игры.

"Ангел супружества" посвящен спиритическим поискам встреч с умершими и исчезнувшими. Книга переполнена поэзией Теннисона, холодящих и печальных картин и в отдельных фрагментах кажется чересчур утомительной. Впрочем, для понимания ее требуется понимать и викторианскую поэзию, и тягу к мистическому.

Произведение напоминает брошь из волос любимых - в нем теплится надежда и пугает неизбежность. Оно завораживает, как вязкий, туманный сон, и лишь в самом финале читателю будет позволена ясность ночи.

Мои познания недостаточны, чтобы говорить о второй книге романа, оттого последующие размышления обращены, главным образом, к уподоблению людей насекомым.

Сюжет "Морфо Евгении" разворачивается вокруг натуралиста Уильяма Адамсона, потерпевшего кораблекрушение на пути из Южной Америки в Англию. Коллекционер-дилетант Гаральд Алабастер приглашает его в свое поместье. Положение героя двояко - человек без положения и состояния, он не может считаться гостем, но в то же время Уильям - и не прислуга. Он страстно влюбляется в совершенную красоту старшей дочери Алабастера и та соглашается стать его женой.

"Простая нитка белоснежного жемчуга, мерцая, едва выделялась на белоснежной шее. Ее нагота была гордой и недоступной".

Эта романтическая история хрупкой леди, выбравшей в мужья человека не состояния, но чести, могла бы превратиться в счастливую сказку, однако жизнь не заканчивается свадебным пиром, а семейные тайны выявляются спустя месяцы и годы после первого поцелуя влюбленных.

В "Морфо Евгении" Антония Байетт вплетает мифы, самобытные сказки и намеки, понять которые довольно сложно, не будучи знакомым с особым языком аллюзий и символов. Все элементы вкраплены в сюжет так, чтобы, намекая, предварить его развитие.

Так, искушение Евы есть ниточка к мудрости героини, бывшей большую часть книги в тени, и указание на инцест, касающийся красавицы Евгении, обожествленной Уильямом. Неспроста автор упоминает и параллель между грехопадением и запретом женщинам некоторых племен Амазонии прикасаться к змеям.

Впрочем, Байетт прямо не раскрывает, кто или что является змеем - как нитка жемчуга, нанизываются догадки и прозрения в книге.

Другая аллюзия - легенда об Амуре и Психее, столь похожая на более поздние сказки европейских стран. Ключ ее - испытание влюбленных семенами. Психея должна разобрать гору всевозможных зерен и семян, но зачем?

Как правило, мы говорим о поиске сути как об отделении зерен от плевел, но в задаче отсутствуют последние. Следовательно, у каждого семени имеется цель и смысл: каждое является зароком некоей жизни, неизвестной нам до появления всходов. Тогда. отделяя одни зерна от других, Психея (а в романе - Уильям Адамсон) пребывает в поиске собственного будущего ростка - направления развития, оптимального для нее самой.

Чуждые зерна не являются пустыми, но предназначены для иного выбора и роста. Анализ, совет маленьких помощников, коим несть числа, вычленение сути - и, наконец, благополучный исход (воссоединение персонажей).

В случае Уильяма Адамсона такими помощниками стоит назвать муравьев, за которыми скрупулезно наблюдает его племянницы и их компаньонка мисс Кромптон. Слабый в чуждой среде, герой лишается решимости, воли, жесткости, которые сопровождали его в лесах Амазонии. Ему нужен тот, кто поддержит его начинания и отделит от липкой среды вседозволенности и вседоступности богатого дома Алабастеров. именно мисс Кромптон становится этим человеком мисс Кромптон, которую он чувствовал, но запрещал себе замечать.

Байетт возвращает нас к заданию Психеи: если в семенах видеть зарок любви и ее начало, то выбор, посев, произрастание и плодоношение есть не что иное, как этапы развития любви, ее собственного роста, но и работы того, кто трудится на ниве злаков своих.

И тут-то читатель понимает, что скрупулезное описание муравьев, их самоотверженности, их мироустройства преломлены дважды - в упоминании человеческого общества в целом и в незримом согласии людей-невидимок, обитателей дома, которым известно все, но которые не должны говорить:

"В каждом доме есть люди, люди‑невидимки, которые в курсе всего, что там происходит; и однажды наступает время, когда дом решает, чему следует быть; череда спланированных недоразумений привела к тому, что вы все узнали".

Срабатывают механизмы, необходимые для появления ростка и, в свою очередь, для своевременного превращения куколки в имаго.

Антония Байетт, тем самым, возвращается к аллюзии, заложенной в названии книги: что означают для повествования дневные бабочки и сумеречные мотыльки? Евгения - статная, холеная, подобная медовому мрамору - в совершенстве своего тела она остается для Уильяма той самой амазонской бабочкой, неповторимой в недостижимости:

"– Морфо Евгения. Ты великолепна.
– Но много ли мне радости, – возразила Евгения, – от того, что я хороша и мною восхищаются? Я хочу быть другой".

В действительности же она - самка Павлиньего глаза, вылупившаяся из кокона - большеглазая, обманчиво гармоничная, с мышиного цвета пухом на теле (недаром Уильям подарил это создание Евгении следом за фейерверком легкокрылых созданий). К ней ползут (боже, как омерзительна эта картина) самцы - чувствуют ее запах - ползут едва ли не слепо, инстинктивно, а она, аморфная после кокона, равнодушно сидит в своей безопасной клетке. Слабая? Так может казаться, но ложь таится в самом ее существе.

Преподобный Алабастер предположил, что метаморфоза прекрасна, превращение гусеницы в бабочку - таинство. Вопрос же заключается в том, сопровождается ли внешняя перемена трансформацией сути, или гусеница, пожирающая листья, продолжает жить в теле дивной бабочки.

Морфо Евгения оказалась холеной гусеницей в крылатом теле. Уильям же, направляемый чередой открытий, предпочел имаго мисс Кромптон - тихой Мэтти, страстной Матильды с гибкими запястьями и ароматом соблазна, облаченного с острый ум.

C-Байетт-Ангелы-и-насекомые

C-Байетт-Ангелы-и-насекомые

Текст: Аполлинария Аврутина *

Пер. с англ. М. Наумова. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2017. — 384 с.

Антония Сьюзен Байетт

Обладательница докторской степени по истории английской литературы и нескольких других ученых степеней,

Умело сохраняя стиль того времени, она имитирует то интонацию сестер Бронте, то Джордж Элиот, то даже старика Харди. Есть даже викторианское морализаторство. Обилие бабочек, которых собирает и исследует герой-коллекционер, вполне себе дополняется ожидаемой родственной любовной связью, чтобы вспомнить еще и про Набокова, однако на этих двух моментах набоковское проявление кончается.

Антония Сьюзен Байетт — автор нескольких десятков книг, по ее произведениям снимаются фильмы, ее романы изучают в лучших университетах мира. Сама крупный литературовед, выступая в роли литератора, Байетт становится той самой бабочкой, которую так любит рассматривать Вильям Адамсон; Байетт трансформирует себя из натуралиста в бабочку, и наоборот.

С другой стороны, кажется, что перед нами превосходный образчик женской прозы. Есть и красивые сцены, и бабочки, и балы, и романтическая любовь.

C-Байетт-Ангелы-и-насекомые1

Перевод хотелось бы отметить отдельно: легко представить, какой титанический труд стоит за мимолетным, словно крылья экзотического насекомого, появлением в тексте научных терминов.

Читатель вздрагивает. Откуда ни возьмись в истории проявляется скрытое: совершенно неожиданно всплывает преступная связь

Изящное и поэтичное название сборника объясняется просто: перед нами две объединенные общим названием истории, где в роли невинных, чистых и безгрешных ангелов, живущих вечным трудом, выступают насекомые, а также простые слабые люди, ежедневный бесцельный труд которых ничем не отличает их от насекомых; а вот в роли мелких, грязных, невзрачных и пугающих, а главное — совершенно не изученных и непонятных паразитов выступают образованные, состоятельные и с виду столь высоконравственные люди.

Старый как Европа спор, кто прав, Бог или Дарвин, признаться, читать в современном романе оказывается порой скучновато. Однако

книга красива сама по себе, и, словно пребывая в той эпохе, ты волей-неволей наслаждаешься каждой страницей, каждой сценой, каждым словом.

Читатель становится свидетелем разговора о смысле красоты, но, собственно, именно этим вопросом он и задается всю дорогу.

Книги о таких вопросах способен создавать человек, пребывающий вне материи и вне религии. Очевидно поэтому и автор — сейчас, еще при жизни — считается классиком современной английской литературы.


"О времена, о нравы"- хочется воскликнуть, читая эту книгу. Сразу и не поймёшь, куда клонит автор. И инцест сюда тоже приплела, вернее на нем и построена вся сюжетная линия. 18+

Здравствуйте, эту книгу я взяла на акции по книгообмену в библиотеке. Красивое издание в суперобложке. И название понравилось, многообещающее.

Морфо Евгения- первое произведение в книге. Начинается интересно: путешественник и собиратель коллекции насекомых Вильям Адамсон возвращается после кораблекрушения в Англию, и почти сразу оказывается на балу в богатом доме. Старшая дочь хозяина дома, Евгения поражает его своей красотой ; он мечтает жениться на ней. Его мечтам суждено сбыться. В течении трёх лет у супругов рождается пятеро детей, все один к одному и очень похожи на свою мать: такие же светловолосые и синеглазые. И это только начало истории.

Честно, прочитала не все, часть в середине пролистала: нет развития сюжета. Слишком много про разных насекомых, бабочек, муравьев и тараканов; как будто не художественное произведение, а специализированная узкопрофильная литература. Развитие сюжета начитается во второй половине книги, когда главный герой застаёт родного брата своей жены за развратными действиями по отношению к девочке- служанке. А где же основной сюжет про кровосмешение? Это выясняется только в конце произведения.






Итог: так себе произведение, тема специфическая. Не для всех. Ожидала большего.

А второе произведение про медиумов даже и открывать не хочу. Тоже на любителя.

Читайте также: