Андре моруа три дюма краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
— Руки, написавшие за двадцать лет четыреста романов и тридцать пять драм, — это руки рабочего!
Так ответил Александр Дюма на митинге человеку, назвавшему его аристократом.
Человек и его творчество. Разве можно разделить то, что в нашем представлении слито воедино? Ведь именно в подвиге, совершенном человеком — писателем, художником, ученым, политическим деятелем, раскрывается его подлинная биография. Андре Моруа утверждает, что можно, утверждает как теоретик созданного им жанра и пытается подтвердить это своим творчеством.
Но Моруа по воспитанию и взглядам — аристократ. Поэтому в своих героях он прежде всего ищет аристократизм духа: гений и талант. Упорный и вдохновенный труд, благодаря которому блестящая звезда гения взлетает над миром, он оставляет в тени, он его не интересует (или Моруа делает вид, что это его не интересует). Во всяком случае, все это остается за пределами его книг.
Сколько книг написал Андре Моруа? Он кокетливо утверждает, что точно не помнит. Но библиографы, перечисляя его книги, часто забывают упомянуть менее важные его работы и путают годы выхода в свет его произведений. Только сопоставляя данные разных биографических и библиографических справочников, можно, да и то с некоторой неуверенностью, подсчитать, что им создано семьдесят три книги, вышедшие отдельными изданиями, не считая журнальных и газетных публикаций, а также выступлений по радио и телевидению.
Еще будучи студентом, он обычно проводил каникулы в Англии, Швейцарии, Испании, Италии. Во время первой мировой войны он был прикомандирован к английской армии, сражающейся во Франции. Его друзьями, а позже героями его книг стали англичане, шотландцы, ирландцы.
Так на стыке многих культур, на скрещении всех ветров эпохи сформировался этот своеобразный ум человека, считающего себя не только французом, но и европейцем.
Когда он принес рукопись издателю, тот сказал:
— Вы сошли с ума. Французы ничего не знают о Шелли. Никто не будет ее читать. Что это? Научный труд, популярная книга, роман?
— Это романизированная биография, — сказал Моруа.
Биография… Мы очень привыкли к этому слову, но если вдуматься, то вряд ли мы легко сможем определить, к какому жанру художественной литературы она относится.
Мы хорошо знаем биографии научные, написанные на материале архивных документов и писем, воспоминаний современников и опроса свидетелей, лично знавших героя биографии. Они могут быть написаны лучше или хуже, но сами авторы никогда не назовут их художественными произведениями: это серьезный научный труд.
Популярные книги чаще всего являются компиляцией ранее опубликованных научных трудов. Авторы таких книг обычно привлекают и посторонний материал: исторические события, на фоне которых протекала жизнь героя, быт того времени, биографические сведения о людях, с которыми встречался герой. Но авторы популярных книг преследуют обычно не эстетические, а просветительские задачи.
Петр Первый Алексея Толстого нарисован со всей доступной автору исторической точностью, но читатель смотрит на него не глазами писателя, а глазами его героев. Его нисколько не беспокоит то, что в этих книгах встречается и домысел и вымысел, — ведь он ищет в книге не достоверные факты, а художественную достоверность, и психологическую правду он предпочитает правде исторической.
Исторические романы Вальтера Скотта — это в значительной степени романы биографические. Одним из героев каждого из них — и не будем слишком притворяться, ради чего и написан роман, — всегда является какой-нибудь знаменитый исторический деятель. Но не он является центральной фигурой, протагонистом произведения. Мы видим его глазами главного героя повествования, обычно маленького человека. На его ответственность и ложится нарисованный писателем образ. Пусть автор согласен с героем, но читатель снова — и всегда будет так! — ищет не исторической, а художественной достоверности. Ведь английский писатель не покрывает людей минувших времен нашим лаком и не гримирует их нашими румянами, а убеждает нас в том, что благородные предрассудки прошлого так же любопытны, как крепкие латы и пышные султаны из перьев на клювовидных шлемах рыцарей…
Но ведь все это не биографии и даже не биографические повести, а исторические романы. А что такое биография как самостоятельный художественный жанр? Существует ли она?
Античность не оставила нам никакой традиции. Правда, биография-панегирик Плутарха, как и биография-донос Светония живы и в наши дни. Но великое наследство — как и во всех других областях — оставил нам в биографической литературе девятнадцатый век. Это наследство огромно и по объему и по значению. Однако мы должны изучать его критически: принимая и отвергая. Ведь в каждом народе живут две культуры и в каждом литературном направлении борются две тенденции, две генетические линии.
Что мог противопоставить этому тяжкому викторианскому, наполеоновскому величию молодой двадцатый век, склонный к иронии, к импрессионистическим оценкам, с его интересом к эстетическим проблемам и пренебрежением — на Западе по крайней мере — к просветительским? Только то, что уже зрело в умах людей в эту эпоху войн, революций и освобождения народов. На место Героя и Истории (с больших букв) он поставил человека и время.
Справедливость требует сказать, что почти одновременно с Моруа (и даже немного раньше) с новым типом биографии выступил английский писатель Литтон Стрейчи. Но интерес к биографии как жанру художественной литературы был всеобщим, почти всемирным. В первом эшелоне шли два блестящих представителя советской литературы: Юрий Тынянов и Анатолий Виноградов.
Ю. Н. Тынянов был великолепным исследователем. Его мало назвать литературоведом: кроме того, что он был теоретиком, он умел мыслить образно, и собранный им материал, где ни один ученый не смог бы обвинить его в недостатке скрупулезности, вдруг возникал в его воображении с необыкновенной силой одушевленных образов, со всем живым цветом и ветрами времени и эпохи. Читая его книги, можно подумать, что он жил в одну эпоху со своими героями, знал их лично, любил или ненавидел. И его никогда не охватывал благоговейный ужас оттого, что его герои жили на самом деле, что они были его друзьями или недругами, поэтому он не стесняется наделять их теми пороками и недостатками, которыми они действительно обладали. Но разве это хоть сколько-нибудь унижает или уменьшает их величие?
Но книги Юрия Тынянова блистательные романы, а не та художественная биография, о которой мы говорим сейчас. Пусть он не ошибся и в характеристике Кюхельбекера, Грибоедова, даже Пушкина. Остальные персонажи его книг — пусть они носят исторические имена действительно существовавших лиц — ведь все они им выдуманы. Выдуманы потому, что о них в отличие от главных, знаменитых героев мы (и писатель) знаем мало, и все диалоги, которые мы встречаем в повести, хотя и могли быть произнесены, но этому нет свидетелей!
Таковы аспекты (или типы) биографических книг. Жанр художественной биографии не выдуман Моруа, как это кажется ему и некоторым критикам. Жанр этот существует, хотя и не имеет собственной поэтики и истории. Но французский писатель — яркий его представитель, и его романизированные биографии имеют всемирный успех. Рассмотрим поэтому те теоретические принципы, которые он положил в основу своей работы, и то, как он воплотил их в жизнь.
Любопытно перечислить главные из этих работ в хронологическом порядке:
Как видим, все биографии героев Моруа укладываются в сравнительно узкий промежуток времени: конец восемнадцатого, девятнадцатый и начало двадцатого века. Больше того, многие герои его разных книг тесно связаны между собой. Арена, где они действуют, — Франция и Англия. Один Тургенев как будто выпадает из этой небольшой, отчетливо очерченной вселенной. Но он так долго прожил во Франции, что стал для французов почти родным писателем. Как видим, Моруа пишет только о том, что хорошо знает.
Есть много способов собирать материалы для биографии, и для каждого писателя это начальный этап работы.
Он читал их книги, знает их стихи, знаком с их трудами. Поэтому у него в воображении уже сложился образ этих людей, а непосредственному и мгновенному впечатлению Моруа отводит огромное место в творчестве биографа-художника. И когда он начинает собирать фактический материал, то у него уже есть стержень, на который нанизываются все факты. А при таком методе работы материал сам начинает идти ему в руки, так как он отбирает то, что подтверждает его концепцию, и отбрасывает ненужное.
Поль Бурже, создатель психологического романа во Франции, всю жизнь был просто одержим психологизмом. Однажды во время разговора Дюма-сын сказал ему:
— Вы производите на меня впечатление человека, у которого я спрашиваю, сколько времени, а он вынимает часы и разбирает их у меня на глазах, чтобы показать, как работает пружина.
Нет, конечно же, Андре Моруа должен был бы стать оптимистом хотя бы из протеста, из противоречия, если бы он не был им благодаря природной ясности ума, унаследованной французской литературой от великого века классицизма!
Но он нужен Моруа лишь для контраста, как тень своего великого отца.
В этой книге хорошо видно, каким огромным материалом владеет Моруа. О Дюма-отце написано множество книг, архивы, казалось бы, исчерпаны окончательно, и на долю писателя остается лишь истолкование фактов. И вдруг Моруа публикует в книге огромное количество документов и писем, доселе неизвестных исследователям. Пусть они касаются главным образом незначительных фактов биографии знаменитого писателя и сколько-нибудь не изменяют уже сложившейся концепции, но они создают у читателя ощущение удивительной достоверности, а это самое главное в художественной биографии.
Дюма окружает множество людей: писатели, журналисты, художники, режиссеры, актеры и актрисы, издатели — весь тот маленький мирок, в котором вращался Дюма. Здесь сотни портретов, иногда выписанных тщательно, иногда данных бегло, но всегда точных и ярких, как бенгальский огонь. В погоне за полнотой, может быть излишней, Моруа касается фактов интимной жизни писателя. Но он не смакует их и не морализует по их поводу. С беспристрастностью летописца он лишь описывает их — вот и все.
При всей документальной правде блестящего эрудита Моруа в его книге есть и неправда. Ведь подлинная правда выше фактов, правда должна быть такой же пристрастной, как суд, который судит великого человека от имени Истории.
Обычно Дюма приглашал своих сотрудников в отдельный кабинет первоклассного модного ресторана и угощал фантасмагорическим ужином. Когда столы были убраны, за кофе (которого писатель не пил; несмотря на гомерические излишества своих героев, Дюма был очень воздержанным человеком: не курил, не пил ни вина, ни даже кофе) Дюма, воодушевляясь, рассказывал своим друзьям какую-нибудь романтическую повесть, которую, распределив ее главы между собой, они должны были потом изложить на бумаге. Этот устный черновик писателя имел для него огромное значение, — недаром Дюма обладал чудовищной памятью и помнил свои произведения (по крайней мере написанные в этом году) почти наизусть. Все словечки, рождающиеся при устном рассказе, все жесты, весь динамический стиль повествования, все мелодраматические эффекты, появляющиеся иногда лишь на мгновение, — все вновь возникало перед автором, когда он, после того как все было написано и отдельные части сведены воедино, брал огромный карандаш и редакторской рукой проходился по рукописи. Он вычеркивал отдельные сцены, писал черновики новых, правил слишком причесанный стиль своих сотрудников и там, где нужно, вписывал маленькие сценки, которые, как бенгальским огнем, освещали все произведение.
Признать Дюма подлинным автором почти всех подписанных его именем романов мы должны даже в тех случаях, когда он использовал (часто по-своему) готовые образцы и широко черпал материал из чужих произведений. Ведь бродячие сюжеты всегда считались ничьей собственностью, пока они не попадали в руки гениев или даже просто талантливых людей. А то, что Дюма был талантлив, не отрицали даже его враги.
Автор, первый из буржуазных биографов, не умолчал еще об одном. Александр Дюма всегда хотел быть близким ко всем революционным движениям своего века: будь то Великая революция, в которой участвовал его отец, революции 1830 и особенно 1848 года. В этом также одна из сильных сторон книги Андре Моруа.
Конечно, советский писатель, вне зависимости от его таланта и творческой индивидуальности, написал бы книгу о трех Дюма иначе, чем Моруа. Советский читатель куда меньше знает романы Дюма, чем французский, и почти совсем не знает его драм. У нас совсем нет исследований творчества Дюма, на которые молчаливо ссылается французский биограф. Поэтому в этой гипотетической книге было бы немало глав о творчестве Дюма. Это, вероятно, сделало бы книгу более скучной, но и более точной. Но, главное, в центре работы советского исследователя стоял бы не Дюма-человек, а Дюма-писатель, неотделимый от человека. В нашей биографической литературе мы меряем каждого героя — или по крайней мере стараемся это сделать — мерой того подвига, который он совершил — в литературе, в искусстве, в науке — и из-за которого стал бессмертным Советский писатель ни на минуту не забывал бы, что при всех слабостях, противоречиях, непоследовательности и ошибках Александр Дюма был большим писателем и великим тружеником.
Внешняя пышность и пестрая мишура, в которую он так по-детски любил рядиться, не должны заслонять от нас подлинного лица писателя. Торжественные приемы, витиеватые речи, обильные обеды, встречи с великими мира сего, суды с издателями, ссоры с сотрудниками — все это было мишурой, которая забавляла, льстила самолюбию, но занимала лишь очень малую долю его жизни.
Александр Дюма становился самим собой лишь за своим девственно белым письменным столом, перед стопкой разноцветной бумаги, с гусиным пером в руках.
Сколько образов теснилось в его голове, сколько вымышленных героев толпилось около него, сколько эпитетов, метафор и метонимий висело на кончике его пера! И все они жаждали освобождения, мечтали воплотиться в буквы, строки и страницы каллиграфически написанной рукописи!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
АНДРЕ ЖИД
АНДРЕ ЖИД 232—235. ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ АНДРЕ ВАЛЬТЕРА 1 Нас нынче обошла весна, о дорогая, И песен и цветов как будто избегая; Апрельских не было совсем метаморфоз: Нам не придется вить венки из легких роз. Еще при свете ламп, почти безмолвно Мы были склонены над грудой зимних
АНДРЕ ЖИД
Факты из биографии Ролана Дюма
Факты из биографии Ролана Дюма В восьмидесятые годы на политическом горизонте появился новый французский деятель — Ролан Дюма. В декабре 1984 года он занял пост министра внешних сношений Франции. Ранее мне встречаться с ним не приходилось. Поэтому интерес представляло
Андре Жид
Андре Жид 40 лет без секса, дочь от любовницы Нет любви без сексуального инстинкта. Любовь использует этот инстинкт как животную силу так же, как бриг использует ветер. Хосе Ортега-и-Гассет Андре? Жид (1869–1951) – французский романист, эссеист и критик.Отец Андре умер, когда
Александр Дюма
Александр Дюма Яд страсти От любви одни хотят большего, другие – лучшего. Антуан де Сент-Экзюпери Алекса?ндр Дюма? (1802–1870) – французский писатель, драматург и журналист, автор приключенческих романов, сделавших его одним из самых читаемых французских авторов в мире.Он
Андре Моруа Жорж Санд
Андре Моруа Жорж Санд
Андре Жиду
Андре Жиду конец февраля 1947, Баден [примерно до 15 марта] Дорогой, многочтимый Андре Жид!Среди страшного множества писем, полученных мною после Стокгольмской премии, ни одно, пожалуй, не доставило мне такой радости, как Ваше. В этой награде меня среди прочего коробило и то,
Дюма Александр
Дюма Александр Полное имя Александр Дюма Дави, маркиз де ля Пайетри (род. в 1802 г. — ум. в 1870 г.)Французский писатель. Автор многочисленных исторических авантюрно-приключенческих романов. Выдающийся французский драматург, поэт, сказочник, биограф, журналист. Самый
ДЮМА-ОТЕЦ
ДЮМА-ОТЕЦ Этот очерк был написан мною в 1919 году по данным, которые я усердно разыскивал в С.-Петербургской публичной библиотеке. Света ему так и не довелось увидеть: при отходе вместе с северо-западной армией от Гатчины я ничего не успел взять из дома, кроме портрета
Антуан де Сент-Экзюпери (Андре Моруа)
Антуан де Сент-Экзюпери (Андре Моруа) Авиатор, гражданский и военный летчик, эссеист и поэт, Антуан де Сент-Экзюпери, вслед за Виньи, Стендалем, Вовенаргом, вместе с Мальро, Жюлем Руа[1], а также несколькими солдатами и моряками, принадлежит к числу немногих романистов и
ШПАГА АЛЕКСАНДРА ДЮМА
Андре Моруа Роберт и Элизабет Браунинг
Андре Моруа Роберт и Элизабет Браунинг Образ великого человека не остается неизменным после его смерти. Портрет, запечатленный в памяти людей, не перестает трансформироваться. Новые свидетельства, случайно найденные документы вынуждают нас добавлять новые мазки к уже
Бывают семейства, в которых рождается подряд несколько поколений весьма одаренных представителей. Род Дюма известен, прежде всего, благодаря невероятно даровитому и плодовитому классику французской литературы Александру Дюма-отцу, создателю увлекательных исторических романов о бравых мушкетерах, спасавших честь королевы, невинно пострадавшему мстителю, а также череды не менее интересных персонажей и историй. Однако знаменитый романист находится ровно посередине выдающейся троицы, ведь есть еще сын, также титулованный писатель, но и отец, не литератор, но воин.
Впрочем, сильный и смелый характер непослушного сына не позволил тому не просто не ударить в грязь, но и построить вполне успешную карьеру на выбранном пути, благо случилась Революция, которая позволила многим отчаянным храбрецам достичь высоких чинов. Андре Моруа рисует портрет истинного благородного героя, эдакого смельчака и силача Великой Армии, который однако впал в немилость у Наполеона Бонапарта, что, конечно, ни к чему хорошему не привело. Перипетии судьбы привели генерала Дюма в неаполитанский плен, где его не раз пытались отравить. Лишь в апреле 1801 г. Дюма удалось выйти на свободу и незамедлительно воссоединиться со своей семьей.
Дюма № 2. В ноябре 1792 г. гордый Тома-Александр встретил дочь хозяина гостиницы Мари-Луизу Лабуре, с которой и вступил в брак. У четы Дюма родились две дочери и в 1802 г. сын, названный Александром. Из-за невостребованности на воинском поприще и последствий неаполитанского плена Тома-Александр умер в конце зимы 1806 г., когда его единственному сыну не исполнилось еще и четырех лет. Мать Дюма-сына приложила много стараний, чтобы дать детям хорошее будущее. Вот только неумная энергия, богатое воображение и общая неусидчивость ее сына не позволили ему пойти по пути степенного клерка.
Фантазия, любознательность и поразительная работоспособность весьма скоро прославили Александра Дюма-отца и сделали его не просто модным автором той эпохи, но и знаковой фигурой и для последующих поколений. Образ Дюма-отца, конечно, очарователен, с этой его смесью простодушия и прозорливости, щедрости и благодушия, краснобайства и хвастливости. Харизма здесь искрила. Любовь к жизни Дюма сохранил, несмотря на случавшиеся жизненные шторма, до конца своих дней. Было весьма интересно читать о том, как создавались самые известные романы Дюма-отца, чем существовала театральная жизнь, а также видеть на страницах работы Андре Моруа кроме рода Дюма его современников – Виктора Гюго, Жорж Санд, Альфреда де Мюссе и др.
Итог: Перед нами те самые мушкетеры: Тома-Александр Дюма – Д`Артаньян, Александр Дюма-отец – Портос и Арамис, ну а Александр Дюма-сын – Атос. Кроме того, что все три Дюма сами по себе интересны и колоритны, Андре Моруа сквозь призму их судеб показал историю Франции конца XVIII и XIX века. И это последнее не менее увлекательно.
Мало есть имен более известных миру, чем имя Дюма-отца. В любой стране читали его книги и продолжают их читать. Поэтому мне нет необходимости оправдывать свой выбор. Изучая жизнь Жорж Санд и Виктора Гюго, я натолкнулся в процессе работы на новые документы, – и мне пришлось добавить к моей галерее романтиков портрет Александра Дюма. Критики поколения Думика-Брюнетьера, признавая в нем человека, наделенного недюжинными природными способностями, отказывали в таланте его произведениям. Прекрасная книга господина Анри Клуара возвратила Дюма его законное место в истории французской литературы.
На самом деле отец и сын вопреки видимости были очень близки. Оба унаследовали какие-то черты генерала Дюма. Обоим пришлось с ранних лет бороться против жестокой несправедливости. Дюма-отец много страдал из-за расовых предрассудков, Дюма-сын – из-за незаконного происхождения. Обоим пришлось доказывать себе, что они ничуть не хуже, а даже лучше других. Их любимые герои – Вершители Правосудия: мушкетеры у Дюма-отца, моралисты у Дюма-сына.
Я должен выразить свою признательность множеству лиц. Незнакомые мне люди, узнав, что я пишу книгу о семействе Дюма, любезно прислали мне бесценные документы, ранее не публиковавшиеся. Александр Липпман, внук одного Дюма и правнук другого, разрешил мне ознакомиться с дневником его отца. Г-жа Балашовская-Пети, которой меня представил мой любезный коллега и друг Эмиль Анрио, подарившая в свое время Национальной библиотеке бумаги Дюма-сына, великодушно открыла передо мной свое частное собрание, точно так же как и г-жа Сенкевич, г-жа Руссо, г-жа А.Дюмениль, Франсис Амбриер, г-н Альфандери, г-н Альфред Дюпон, г-жа Прива, г-н Даниэль Тиро, г-н Рауль Симонсон, г-н Жозе Камби и десятки других. Люсьена Жюльен-Каин любезно перевела для меня некоторые тексты, опубликованные в России. Национальная библиотека, библиотека Арсенала и куратор собрания Шпельберх де Ловенжуль оказывали мне всяческую помощь. Архивы Суассона, Лаона и Вилле-Коттре дали мне возможность познакомиться с документами, проливающими свет на военную карьеру генерала Дюма. И наконец, моя жена, как и обычно, была моим вторым я.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВИЛЛЕ-КОТТРЕ
Послушайтесь моего совета: женитесь на негритянке с
Вест-Индских островов. Из них выходят прекрасные жены.
Я собираюсь проследить на судьбе трех поколений последовательные изменения необыкновенного темперамента, родившегося от союза французского дворянина и черной рабыни из Сан-Доминго. Три человека, о жизни которых я расскажу, обладали, хотя и в разной мере, одними и теми же достоинствами (как бы различно они ни проявлялись): силой, храбростью, рыцарственной самоотверженностью, ненавистью к подлецам и одним и тем же недостатком – тщеславием, порожденным мечтой об отмщении. Но мало знать темперамент человека, чтобы понять его судьбу: темперамент лишь канва, по которой вышивают свои узоры события и воля.
Итак, перед вами мой памятник трем Дюма.
В КОТОРОЙ ДРАГУН ПОЛКА КОРОЛЕВЫ ЗА ТРИ ГОДА СТАНОВИТСЯ ГЕНЕРАЛОМ РЕСПУБЛИКИ
В 1789 году, вскоре после взятия Бастилии, жителей маленького городка Вилле-Коттре, расположенного к северу от Парижа, на пути из Суассона в Лаон, встревожили слухи о крестьянских бунтах и грабежах. Городок этот славился красивым замком эпохи Возрождения, принадлежавшим некогда королевской семье. Людовик XIII подарил этот замок вместе с герцогством Валуа своему брату, и с тех пор им владели герцоги Орлеанские, то есть младшая ветвь Бурбонов. Людовик XIV часто приезжал туда поухаживать за любезной его сердцу невесткой Генриеттой Английской, которую ее муж Филипп Орлеанский совершенно забросил, чтобы без помех предаваться наслаждениям со своим фаворитом шевалье де Лореном. Позже король привез туда Луизу де Лавальер и представил фаворитку мадам Генриетте, которой пришлось с почестями принимать у себя в доме свою бывшую фрейлину.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Три Дюма: краткое содержание, описание и аннотация
Андре Моруа: другие книги автора
Кто написал Три Дюма? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Три Дюма — читать онлайн ознакомительный отрывок
Мало есть имен более известных миру, чем имя Дюма-отца. В любой стране читали его книги и продолжают их читать. Поэтому мне нет необходимости оправдывать свой выбор. Изучая жизнь Жорж Санд и Виктора Гюго, я натолкнулся в процессе работы на новые документы, — и мне пришлось добавить к моей галерее романтиков портрет Александра Дюма. Критики поколения Думика[1] — Брюнетьера[2], признавая в нем человека, наделенного недюжинными природными способностями, отказывали в таланте его произведениям. Прекрасная книга господина Анри Клуара[3] возвратила Дюма его законное место в истории французской литературы.
Я должен выразить свою признательность множеству лиц. Незнакомые мне люди, узнав, что я пишу книгу о семействе Дюма, любезно прислали мне бесценные документы, ранее не публиковавшиеся. Александр Липпман, внук одного Дюма и правнук другого, разрешил мне ознакомиться с дневником его отца. Г-жа Балашовская-Пети, которой меня представил мой любезный коллега и друг Эмиль Анрио, подарившая в свое время Национальной библиотеке бумаги Дюма-сына, великодушно открыла передо мной свое частное собрание, точно так же как и г-жа Сенкевич, г-жа Руссо, г-жа А. Дюмениль, Франсис Амбриер, г-н Альфандери, г-н Альфред Дюпон, г-жа Прива, г-н Даниэль Тиро, г-н Рауль Симонсон, г-н Жозе Камби и десятки других. Люсьена Жюльен-Каин любезно перевела для меня некоторые тексты, опубликованные в России. Национальная библиотека, библиотека Арсенала и куратор собрания Шпельберх де Ловенжуль оказывали мне всяческую помощь. Архивы Суассона, Лаона и Вилле-Коттре дали мне возможность познакомиться с документами, проливающими свет на военную карьеру генерала Дюма. И, наконец, моя жена, как и обычно, была моим вторым я.
Читайте также: