Сообщение на тему православная церковь после 1917 года

Обновлено: 02.07.2024

Прежде чем начать говорить об истории Русской церкви в ХХ веке, в советский период, нужно сказать несколько слов о том, в каком состоянии Церковь пришла к 1917 году и как завершался имперский период в истории России для Церкви, а с точки зрения церковной истории — как завершался период синодальный.

Основной нерв синодального периода, если мы пытаемся кратко его определить, заложенный еще основателем империи Петром I, заключался в том, что государство подходило к Церкви с позиций пользы, утилитаризма. В начале имперского периода утилитаризм проявлялся достаточно грубо: Петра прежде всего интересовали материальные ресурсы Церкви. Постепенно от такой грубой формы взаимодействия Церкви с государством империя отходила, но вектор этого отношения к религии сохранялся вплоть до революции 1917 года.

Февраль 1917 года принес церковную революцию, которая разворачивалась по нескольким направлениям. С одной стороны, речь шла о конфликте между Временным правительством и Синодом. Этот как бы политический конфликт наполнялся разнообразными социальными столкновениями. Прежде всего, столкновениями духовенства в разных епархиях с епископатом. Сословное белое (женатое) духовенство пыталось изменить вопрос о власти в Церкви в свою пользу и в степени потеснить монашествующий епископат. Но кроме этого, то же самое духовное сословие разрывали и другие внутренние конфликты. Например, конфликт младших членов клира, псаломщиков и дьяконов, которые чувствовали себя в приниженном состоянии по сравнению со священниками.

И еще одной очень важной частью церковной революции была революция приходская, которая выражалась фактически в бунте прихожан, особенно на селе, против старой системы приходского управления и в смысле и против духовенства. Прихожане, которые очень долго ждали того, что империя разрешит им участвовать, например, в управлении храмовым имуществом (которое было создано их трудами и на их пожертвования), или которые ждали того, чтобы империя и церковные власти в степени допустили их до рекомендаций своих кандидатур в члены причта, — эти прихожане в условиях слома всей политической и социальной системы старого порядка явочным образом взяли власть в приходах в свои руки: начали распоряжаться церковным и храмовым имуществом, изгонять неугодных священников и осуществлять собственные выборы духовенства.

В этой ситуации священноначалию нужно было превратить церковную революцию, которая развивалась по многим направлениям, в каноническую реставрацию, воссоздать церковный организм. И эту миссию должен был взять на себя Священный собор Православной российской церкви 1917–1918 годов. Это было эпохальное событие в истории Церкви и в истории нашего отечества. Собор завершал синодальный период истории Церкви и пытался в новых обстоятельствах выработать церковные формы жизни. Речь не шла ни в коей мере о том, чтобы реконструировать, воссоздать те формы церковного управления, которые существовали до Петра, в первую эпоху патриаршества и соборов. Нужно было заново выстроить церковный организм в новых условиях, но по церковным правилам.

Собор был очень представительным органом. Его делегатами были 564 человека. Причем больше половины из них были миряне — 53 %, около трети, 28 %, были представители приходского белого, то есть женатого, духовенства, около 4 % — монашествующие и еще примерно 15 % — епископат. При этом миряне, которые были призваны на Собор, представляли собой буквально всю Россию: здесь были крестьяне, рабочие, служащие, солдаты действующей армии, преподаватели учебных заведений, в том числе профессора академий и университетов. Можно сказать, что Собор представлял собой всю Россию, которая готова была созидать новые формы общественной и церковной жизни. Самым значительным и оставшимся в истории деянием Собора было восстановление русского патриаршества. Первым патриархом после почти двухсотлетнего перерыва с помощью жребия был избран московский митрополит Тихон (Белавин).

Собор занялся вопросом об отношениях с будущим русским государством. Напомню, что в январе 1918 года должно было собраться Учредительное собрание, которое должно было сформулировать новые принципы государственного бытия Российского государства. В преддверии Учредительного собрания Собор принимает специальное определение 2 декабря 1917 года, которое фактически представляет собой проект договора между Церковью и будущим русским государством, своего рода проект конкордата, конституционного пакта между Церковью и властью. Собор, безусловно, мыслит себя уже как часть общества, отдельно от государства, не внутри государственной машины. Но при этом он выражает желание, чтобы за Русской церковью был признан особый статус первенствующей религиозной организации в силу ее исторических заслуг и как религии большинства российского населения.

Другие решения Собора касались внутренней церковной жизни. Здесь был новый, впервые разработанный устав прихода. Здесь были новые проекты организации центрального и епархиального управления. Если очень коротко говорить о сути этих проектов, то Собор пытался выработать баланс между общественным, соборным и иерархическим началами в Церкви.

В тот момент, когда Собор разрабатывал свои проекты, в России происходит еще один переворот — к власти приходит партия большевиков. И здесь нужно сказать несколько слов о том, что с точки зрения религии представляла собой большевистская партия и ее идеология. Фактически коммунизм именно в его большевистском изводе, как проект, восходящий к эпохе Просвещения, полагал, что религия, или, как они часто говорили, религиозные предрассудки, отмирают в обществе естественным образом. Однако большевики, стремясь ускорить процессы общественного преобразования, и в том числе преобразования общественного сознания, стремятся ускорить и отмирание религии и фактически начать насильственную секуляризацию. Сегодня значительная часть исследователей рассматривает советский коммунизм как один из вариантов политической религии. Это понятие ввел итальянский исследователь Эмилио Джентиле, который занимался историей итальянского фашизма. Имеется в виду, что такого рода политическая религия является особой сакрализацией идеологии политического режима и предполагает мифологизацию или обожествление организации, в данном случае партии, и связанных с этой идеологией текстов. Разумеется, политическая религия отрицает иные идеологии и религии, а также автономию индивида. В этом контексте мы должны понимать, что столкновение большевизма как политической религии с традиционными религиями, будь то православное христианство, ислам, иудаизм, буддизм, было неизбежно. Согласно Эмилио Джентиле, политическая религия знает два модуса отношений с религиями традиционными: уничтожение конкурентов и их инструментализация, то есть приспособление под свои нужды.

В январе 1918 года новая большевистская власть открыто заявляет о своих будущих отношениях с религиозными организациями. Издается декрет, который в последующем публиковался под названием Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Главная его идея — это вытеснение любых религиозных организаций, но прежде всего Православной церкви как наиболее крупной и влиятельной организации, из общественной жизни страны. Религия объявляется частным делом гражданина. Никакие внутренние законы религиозных организаций новая власть не признает. Более того, декрет заявляет о национализации церковного и вообще любого религиозного имущества, на что верующие и Церковь реагируют достаточно жестко, потому что заявление о национализации воспринимается как прямое кощунство, как то, что святыни, храмы будут передаваться в руки неверующих. Так начинается прямое противостояние Церкви и советской власти. Иерархи и духовенство становятся жертвами как так называемых эксцессов Гражданской войны, так и красного террора. Духовенство вместе с дворянскими царскими чиновниками оказывается среди заложников, которые расстреливаются в случае покушений на лидеров нового Советского государства.

В 1919 году власть пытается осуществить первую антирелигиозную кампанию — кампанию по вскрытию святых мощей. Однако в ходе Гражданской войны начать осуществлять планомерную антирелигиозную политику советская власть, конечно, не может. Для этого наступает момент в 1922 году, когда начинается кампания по изъятию церковных ценностей — ключевой момент для выработки советской репрессивной политики в отношении Церкви, которая будет действовать на протяжении последующих 20 лет.

1921–1922 годы — это время тяжелейшего, катастрофического голода в Советской России, который стал следствием, с одной стороны, Гражданской войны и разрушения экономики и сельского хозяйства, а с другой стороны — политики большевиков, направленной на реквизицию хлебных запасов у крестьян — так называемую продразверстку. И в контексте голода власть начинает осуществлять принудительное изъятие церковных ценностей из церквей под предлогом помощи голодающим. При этом верующими эта акция воспринимается как новое кощунство, хотя Церковь, иерархи и духовенство, вовсе не против собирать пожертвования и жертвовать ценные церковные предметы для того, чтобы закупать за границей хлеб. Однако эти первые столкновения, которые приходятся на весну 1922 года, власть использует для того, чтобы начать масштабную кампанию наступления на православную церковь.

Среди расстрелянных был и петроградский митрополит Вениамин (Казанский). Владыка Вениамин был сравнительно молодым епископом, в 1922 году ему было 49 лет. Он был избран на петроградскую, столичную, кафедру в бурные весенние месяцы 1917 года, избран голосованием представителей духовенства и мирян всей епархии. Уже это показывает, насколько он был популярен в народе. Особенно его любили рабочие Петрограда, работе с которыми, проповеди он уделял много внимания.

Когда до Северной столицы докатилась волна изъятия церковных ценностей, владыка Вениамин сделал все, чтобы в его епархии дело не дошло до кровавых столкновений. На Пасху 1922 года он выступил со специальным обращением к пастве, в котором призывал петроградцев не давать никакого повода для пролития крови и не предаваться чувству мести в отношении тех, кто покушается на церковное достояние.

При этом владыка был готов пойти на максимальные, неслыханные компромиссы. В частности, он предложил местной комиссии по изъятию, чтобы священники сами переплавили священные сосуды в слитки и в таком виде отдали бы их комиссии — в этом случае изъятие ценностей перестало бы быть кощунственным актом. Но советская власть преследовала иные цели. Митрополит Вениамин был привлечен к суду за сопротивление изъятию и после публичного процесса расстрелян в августе 1922 года в Ковалевском лесу к востоку от Петрограда.

В 1920-е годы Церковь оказывается в ловушке, в ситуации двух кризисов — кризиса легальности и кризиса легитимности. С одной стороны, власть не признаёт за Церковью права на законное существование: не регистрирует иерархию и духовенство, а регистрирует только низовые церковные организации — приходы (с точки зрения советской власти все, что не зарегистрировано официально, то запрещено и должно быть подвергнуто репрессии). С другой стороны, в силу своего нелегального статуса Церковь не может созвать новый Собор для того, чтобы избрать нового патриарха после кончины патриарха Тихона в 1925 году. А пока нет патриарха, слабеет внутренняя легитимность церковной власти, церковного управления, начинаются споры о правильности ее преемства, появляются новые расколы. После патриарха, и так будет до 1940-х годов, Церковью управляют местоблюстители, власть которых по определению временна.

К концу 1920-х годов формируются три стратегии отношений Церкви с властью. Одна из них — это стратегия обновленческая. Обновленчество было спровоцировано советской властью в 1922 году в ходе кампании по изъятию церковных ценностей. Обновленцами были в основном представители белого приходского духовенства, которые не были вполне удовлетворены реформами Собора 1917–1918 годов. Они представляли собой прежде всего сословное духовенство, которое еще до революции мыслило о расширении своих прав в управлении Церковью. И, собственно, эти расширенные права они и получают с помощью советской власти в рамках своего движения. Можно сказать, что это была стратегия сословных реформ, которые предполагали, например, введение женатого епископата (в Православной церкви он обычно монашествующий), второбрачие духовенства и так далее.

Другая, противостоящая обновленчеству стратегия отношений Церкви с советской властью была более радикальна и в полной мере оформилась в конце 1920-х годов. Она базировалась на представлении, что советская власть — это власть Антихриста, что никакие контакты или взаимоотношения с ней быть не могут, что от нее нужно максимально отгородиться и порвать с нею связи. Можно сказать, что это была стратегия антисоветского эсхатологизма. Радикальное движение среди верующих и духовенства такого характера существовало вплоть до 1940-х годов, а потом составило часть так называемого катакомбного движения. Ну и наконец, между обновленчеством и радикальной, эсхатологической стратегией была компромиссная стратегия, которой придерживалась иерархия Православной церкви в 1920–30-е годы. Кратко ее можно сформулировать таким образом: да, вы нас гоните, да, мы идем на компромиссы, но за нами, за Церковью, история тысячелетий, и мы переживем эту временную власть. А чтобы нам пережить ее, нам нужно к ней приспособиться тем или иным образом.

Но еще нужно сказать, что 1920-е годы были одновременно временем и очень активного приходского возрождения, которому нечаянно помогли сами гонители. Я уже сказал, что вся церковная иерархия не была признана советской властью, была нелегальна. Но приходы продолжали регистрироваться и были единственными органами, которые имели законное существование в Советской России. И в результате начавшихся гонений на Церковь произошла консолидация прихожан вокруг своих пастырей, своих храмов и святынь, которая привела к появлению огромного количества самых разнообразных и интересных церковно-общественных объединений: братств, кружков, союзов приходов, которые, с одной стороны, пытались защитить святыни от посягательств советской власти, а с другой стороны, достаточно быстро брали на себя и другие функции — просвещения, благотворительной помощи, работы с молодежью и так далее.

Между тем 1930-е годы показали парадоксальным образом, что народная религиозность не была сломлена. В этот момент, когда фактически открытая, легальная церковная жизнь уже не могла существовать, возникают самые разнообразные формы нелегальной церковной жизни: от тайных монашеских общин до паломничеств к разоренным святыням, к закрытым монастырям, к почитаемым церквам, объектам. Интересно, что иерархи были осведомлены об этих разнообразных формах потаенной церковной жизни и на личном уровне поддерживали ее. Более того, иногда эта несломленная религиозность проявлялась и в открытых и достаточно ярких формах сопротивления власти, прежде всего когда закрывали ту или иную церковь. Но интересно, что также и сопротивление принимало законный, легальный характер. Например, верующие пытались участвовать в выборах в Верховный Совет СССР по новой сталинской конституции 1936 года. Дело в том, что первоначально в выборах могли участвовать, выдвигать кандидатов могли любые зарегистрированные организации, а, напомню, приходы на момент еще имели регистрацию и, соответственно, пытались воспользоваться своим правом выдвинуть своего священника в депутаты Верховного Совета и таким образом попытаться обезопасить свою церковь от последующих репрессий.

Наиболее ярким и известным свидетельством несломленной религиозности стали, наверное, результаты переписи января 1937 года. Напомню, что согласно этой переписи, результаты которой были засекречены, объявлены вредительскими, 50,6 % населения страны заявили о себе как о верующих — и из них три четверти, 75,3 %, заявили о себе как о православных. При этом мы должны понимать, что на самом деле верующих было больше: переписчики и другие наблюдатели фиксировали отказы от участия в переписи по религиозным соображениям.

В ХХ веке в России произошли жесточайшие гонения на Православную Церковь. По своему масштабу, изуверству и жестокости они сопоставимы с гонениями первых веков христианства, происходившими на территории Римской Империи.

Традиционно принято считать, что гонения на Православную Церковь начались в России после большевистского переворота октября 1917 года. Однако это не совсем так. Первые признаки гонений мы можем наблюдать начиная с февраля того же года, когда пришедшее к власти Временное правительство решило, что имеет право, как угодно, коверкать жизнь Церкви, вмешиваться в ее внутреннюю жизнь. Российское государство после Февральского переворота лишилось законного Царя – Помазанника Божиего, удерживающего мир от сил зла. Временное правительство, однако, незаконно решило присвоить себе царские функции, откровенно вмешиваясь в жизнь Церкви.

Церковно-приходские школы, находившиеся ранее в ведении Православной Российской Церкви, теперь лишились ее опеки. В итоге более 37 000 церковно-приходских, второклассных и церковно-учительских школ оказались в ведении Министерства народного просвещения. Их общее имущество оценивалось в 170 миллионов рублей.

Буквально через четыре дня после этого трагического события в Петрограде произошел революционный переворот, положивший начало неслыханным дотоле большевистским гонениям на Церковь.

И эти гонения не заставили себя ждать. Практически через неделю после Октябрьского переворота произошло первое убийство православного священника. 31 октября 1917 года большевики убили протоиерея Иоанна Кочурова (ныне прославлен в сонме священномучеников Русской Православной Церкви).

В новом 1918 году антицерковная политика новой власти имела свое логическое продолжение. Так, уже в начале января 1918 г. у Церкви была изъята Синодальная типография, вслед за придворными храмами были закрыты многие домовые церкви. Несколько позже, 13 января 1918 г., большевиками был издан декрет о конфискации Александро-Невской Лавры в Петрограде. Для того, чтобы исполнить этот декрет, боевики Красной гвардии осуществили вооруженное нападение на святую обитель. В ходе вооруженного конфликта был смертельно ранен настоятель Скорбященской церкви протоиерей Петр Скипетров (ныне прославлен Русской Православной Церковью в сонме священномучеников), пытавшийся устыдить распоясавшихся революционных головорезов.

Жуткое убийство произошло пасхальной ночью 1918 года. В станице Незамаевской был закопан живьем в навозной яме иерей Иоанн Пригоровский. Предварительно священнику выкололи глаза, отрезали язык и уши.

На станции Синара под Екатеринбургом 10 июня 1918 года был зарублен протоиерей Василий Победоносцев. Через три дня, 13 июня того же года, был расстрелян в Шадринском уезде священник Александр Архангельский.

Особо жутким гонениям подверглись архиереи Православной Церкви. Так, 25 января 1918 года по старому стилю в Киеве был зверски замучен митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский). Владыку вывели из Киево-Печерской Лавры через Всехсвятские ворота и зверски убили между валов Старой Печерской крепости, неподалеку от Никольской (впоследствии Лаврской) улицы. На теле митрополита было найдено шесть пулевых отверстий и несколько колотых ран.

Многие монастыри также подверглись жестоким большевистским гонениям. Так, в октябре 1918 года большевики разграбили Белогорский Свято-Николаевский мужской монастырь. Архимандрит Варлаам, настоятель обители, в наволочке из грубого полотна был утоплен изуверами в реке. 26–27 октября 1918 г. весь монастырский комплекс был подвергнут жестокому разгрому. Осквернив престол храма, гонители увезли с собой святыни, подвергли разграблению библиотеку, а также монастырские мастерские. Часть насельников обители была расстреляна, другая часть брошена в ямы и залита нечистотами. Некоторых монахов под конвоем доставили в Пермь для принудительных работ.

Репрессии в отношении духовенства продолжались и в последующие годы. Так, 5 августа 1919 г. близ города Лубны расстреляли 17 монахов Мгарского Спасо-Преображенского монастыря. Обитель была разграблена и осквернена, подверглась разорению.

Любопытные данные приводит в этой связи игумен Дамаскин (Орловский). К 20 сентября 1918 г. на имя Поместного Собора и Высшего Церковного Управления были представлены официальные сведения, согласно которым убиенных за веру и Церковь было 97 человек. При этом имена и служебное положение 73-х убитых были точно установлены, а имена 24-х человек к этому времени были неизвестны. 118 человек находились под арестом.

Количество мирян, павших жертвами красного террора, практически не поддается точному исчислению. К примеру, 8 февраля 1918 г. был расстрелян крестный ход в Воронеже. Представители делегации прихожан, просившие у властей освобождения епископа Тобольского Гермогена, были зверски замучены.

Аналогичные события происходили и в других населенных пунктах России. Наиболее массовыми выступления верующих против изъятия церковных ценностей произошли в Смоленске, Орле, Владимире и Калуге. Всего в период с 1922 по 1923 г. было зафиксировано 1414 столкновений властей с верующими. В целом к концу 1922 г. большевистские власти изъяли у Церкви священные предметы и драгоценности на невиданную по тем временам сумму – свыше 4,5 миллионов золотых рублей.

После народного волнения в Шуе использование советской властью в кампании по изъятию церковных ценностей красных курсантов, частей Красной армии, частей особого назначения стало фактически обязательным для всех губерний.

Одновременно с процессом изъятия церковных ценностей начались судебные процессы над духовенством, которые проходили по всей России. Так, 29 мая 1922 г. был арестован митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (Казанский). Его обвинили в сопротивлении изъятию властями церковных ценностей. 5 июля владыка Вениамин, а с ним еще девять священнослужителей были приговорены к смертной казни. Шести из них расстрел заменили тюремным заключением. Остальные священнослужители, в том числе и сам владыка Вениамин, в ночь с 12-го на 13-е августа 1922 г. были увезены из тюрьмы и расстреляны неподалеку от Петрограда. Точное место убиения архипастыря неизвестно. По некоторым данным, оно могло произойти на станции Пороховые Ириновской железной дороги. Ныне митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин прославлен Русской Православной Церковью в сонме священномучеников.

В связи с сопротивлением изъятию церковных ценностей большевиками было инспирировано 250 дел. Уже к середине 1922 года состоялся 231 судебный процесс, на скамье подсудимых оказалось 732 человека, многие из которых впоследствии были расстреляны. В 1923 г. в производстве VI отделения Следственного Отдела ГПУ находилось 301 следственное дело, арестовано было 375 человек и выслано за границу 146 человек. За 1922 год только по суду было расстреляно 2691 православных священников, 1962 монаха, 3447 монахинь и послушниц. Имели также место и многочисленные внесудебные расправы над представителями православного духовенства и мирян, которые в значительной степени превосходили по количественным показателям число репрессированных по суду. Так, в том же 1922 г. было уничтожено не менее 15 тысяч представителей духовенства.

Главным итогом большевистских гонений на Церковь в годы Гражданской войны и в первые послевоенные годы явилось невиданное дотоле разорение Церкви. Так, к примеру, целые уезды ряда епархий, таких как Пермская, Ставропольская, Казанская, оказались вообще лишенными священнослужителей.

Лютые гонения на Православную Церковь продолжились и впоследствии, в 1920–1930-х гг. Говоря в целом, тяжелые времена для Православия в России продолжались вплоть до второй половины 1980-х гг. Церковь, тем не менее, несмотря на гонения, выстояла и явила миру сонм новомучеников, приявших смерть за Веру Православную. Даже посаженные за колючую проволоку, оклеветанные и оболганные, священнослужители из мест лишения свободы продолжали нести Слово Божие людям, вселяя надежду в их дрогнувшие вследствие невиданных гонений сердца. В итоге даже в атмосфере невероятных репрессий Русская Православная Церковь сумела сохранить в целости духовное ядро.

Октябрьский переворот и прямое наступление новой атеистической власти на церковь делало главной задачей церковного руководства и церковного народа защиту церкви от полного уничтожения. Очень важно немного прояснить сложность церковной ситуации, возникшей еще до октябрьского переворота.

После февральской революции 1917 года государственная и общественная жизнь в России изменились принципиально. Уничтожение жесткой вертикальной системы управления позволило ответить на запрос общества – демократизировать полностью и систему управления, и систему общественной жизни. В стране сразу возникает, как это обычно бывает при смене системы авторитарного управления во главе с монархом, множество демократических союзов, советов, обществ, объединяющих людей разных социальных групп, профессий и т.д. Такие объединения начинают играть значительную роль в новой системе государственного управления. Это – попытка установить демократическое, в каком-то смысле, народное управление.

Но, в то же время, демократические тенденции, так сказать, народное управление в церкви, приобретают сильные позиции, и этим умаляется церковное начало.

Христианская церковь никогда не строилась на принципах демократического управления, в соборной церкви всегда существовало старшинство. Соборность предполагала единство, стремление добиться единодушия и единомыслия, а не просто решения какие-то вопросов большинством голосов и, конечно, старшинство. Это не административное старшинство, но это старшинство. Когда принцип старшинства и единодушия в церкви начинает умаляться и повышается роль демократического принципа, то в церковь входит секулярное начало. Каковы последствия этого после февраля 1917 года?

В результате, к октябрю 1917 года церковь подходит без выработанной четкой стратегии того, как же дальше жить и управляться. Одна дискуссия о патриаршестве этому свидетельство. Она идет очень долго, вплоть до октябрьского переворота 1917 года. И только приход к власти большевиков приводит церковное руководство к убеждению, что должен быть какой-то гарант церковной стабильности и сохранения церкви. Под давлением иерархов дискуссия о патриаршестве на Поместном соборе просто прекращается и происходит избрание патриарха. Церковь начинает уже после октябрьского переворота вырабатывать не только тактику, но и стратегию того, как она будет жить при новой безбожной власти. Собор продолжает решать вопросы внутрицерковной жизни, но одновременно церковь начинает вырабатывать решения, которые позволят защитить её от большевиков-атеистов. При этом видно, что церковное руководство до конца ещё не ориентируется в том, насколько долго продлится эта власть и насколько прочно она заняла свои позиции. Первые послания собора и патриарха, первые обращения к советской власти – это обращения с требованиями не посягать на церковную самостоятельность, не руководить церковью, признавать ее авторитет, признавать ее решения и дать церкви возможность влиять на общественную жизнь. В результате появился декрет Ленина 20 января 1918 года об отделении церкви от государства и школы от церкви, который фактически лишил церковь всяких прав.

Ответом на действия властей были послания патриарха и собора: обращения к церковному народу и к обществу, обращения к Ленину.

Послание патриарха Тихона 1918 года Ленину прямо обличительное, это – упрек в том, что большевики обманули народ и обманули церковь, они обещали одно, а получилось другое.

Есть обращение к народу во время гражданской войны, где осуждается кровопролитие, кровопролитная война, которую развязали большевики, и есть обращение к народу с призывами сохранить церковь.

Постепенно становится понятно, что большевики – это власть, что это сила, и это беспредел, который сметает все на своем пути. Встал вопрос о том, как сохранить церковь? Для церковного руководство было очевидно, что если пытаться сохранить церковь, как легальное объединение, то, прежде всего, нужно сохранить храмы и богослужение.

В конце 1918 года прекращает свою работу Поместный собор. Он вынужден самораспуститься, потому что большинство его делегатов или сослано, или находится в тюрьмах, или просто уничтожено. Я не буду говорить подробно об известных фактах начала 1918 года, когда был убит митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), расстреляны и посажены многие епископы. Церкви нужно выходить из этого состояния, чтобы не быть уничтоженной окончательно. И в посланиях патриарха 1919 года появляется заявление о лояльности церкви по отношению к советской власти. Хотя собор и патриарх никогда не заявляли о том, что церковь будет противостоять власти и бороться с ней, но если в 1918 году в посланиях открыто обличается беспредел властей, то теперь тон посланий совершенно меняется.

Начались антицерковные кампании, обновленческий раскол, который в 1922 году набрал силу, чему послужил и арест патриарха. К счастью, удалось добиться отмены судебного процесса и освобождения патриарха. Благодаря его авторитету и активной деятельности, обновленческий раскол в церкви не победил. Однако патриарх вышел из заключения не без существенных потерь. Власти отменили судебный процесс над ним под давлением западных держав, но от патриарха потребовали открытого заявления о раскаянии, и он это заявление вынужден был сделать. Это было заявление о том, в чем собственно обвинила его советская власть, и к чему присоединились обновленцы – в том, что он кается в своей контрреволюционной деятельности. Это заявление показывало, что курс церковного руководства по отношению к советской власти принципиально изменился. Мы знаем о завещании патриарха. Идут споры, насколько это завещание не поддельное, но, тем не менее, там достаточно открыто, от имени патриарха сформулирован курс лояльности, и не просто лояльности по отношению к власти, а и признание ее, что дальше привело к политике так называемого сотрудничества церкви с атеистическим государством. Церковь так и не смогла освободиться от давления власти, но теперь уже власти безбожной.

Было бы неправильно на этом закончить. К счастью, и всегда так бывало в критические моменты, когда, казалось бы, народ церковный полностью подавлен, лишен своего руководства, своих старших, он начинает подниматься, начинается движение снизу. Насилие и полное беззаконие вызывают сопротивление народа, и надо сказать, что тут тоже не обошлось без патриарха Тихона. Ещё в 1918 году прозвучал его призыв к духовенству, к епископату, к мирянам собирать церковный народ, а в случае потери связи с центральной церковной властью брать власть на местах в свои руки тем, кто там может ее взять, отстаивать святыню, отстаивать свои храмы, отстаивать право на совершение богослужений и на церковную жизнь.

Начинают создаваться союзы и советы по защите церкви и её святынь. Это новые союзы, у них новые задачи, в отличие от тех демократических союзов, которые собирались до октября 1917 года, но опыт прежних союзов и советов дал возможность довольно быстро образоваться новым церковным объединениям. Во главе их могли быть епископы, приходские священники или миряне.

Такие союзы, советы и братства создавались сначала в столицах, в Петрограде и Москве, а потом и в других городах. В это время многие люди обращались к вере и входили в церковь, особенно интеллигенция.

Тяжёлое положение церкви вызывало стремление у многих поддержать её, несмотря на репрессии. В Петрограде создается Всероссийский союз объединенных приходов православной церкви, братский союз, получивший название Александро-Невское братство. Это объединение братств, которое сначала создавалось для защиты Александро-Невской лавры, а потом и для более широкой деятельности по защите веры, церкви и церковного просвещения. Союзы начинали свою деятельность с охраны церковной святыни, а затем их деятельность развивалась в направлении церковного просвещения, даже создания духовных учебных заведений при этих союзах и братствах. Всего в Петрограде в годы гражданской войны существовало более двадцати братств.

В Москве в марте 1918 года был создан Совет объединенных приходов города Москвы. Он просуществовал недолго, менее двух лет, но сумел развить большую деятельность как по защите святынь и самого патриарха, так и для просвещения народа. Этот совет возглавляли Александр Дмитриевич Самарин и Николай Дмитриевич Кузнецов. Многие из делегатов собора, которые еще оставались на свободе в это время, входили в эти советы и союзы или возглавляли их. Многих из них мы почитаем новомучениками и исповедниками веры. Николай Дмитриевич Кузнецов был расстрелян, Александр Дмитриевич Самарин был арестован, заключен, сослан и в ссылке он умер. Мы знаем, что в Москве создавались церковные братства. Известное братство, например, возглавлял священник Роман Медведь, прославленный церковью как священномученик.

По примеру этих объединений создавались союзы, советы, братства в других городах, в других областях России. Мы можем вспомнить и церковные московские общины этого времени: маросейская община отцов Алексея и Сергия Мечевых, община отца Сергия (Савельева), которая тоже начала собираться в 1920-е годы, и др. Чаще всего это были небольшие по численности объединения, тем не менее очень единые, готовые на жертвы. Общины собирались и вокруг епископов, пока они еще были на свободе, и даже когда их ссылали, вокруг них были их духовные чада, которые ездили за ними в ссылку.

Я хочу вспомнить о двух епископах, вокруг которых собирались в годы гонений их духовные дети. Это – епископ Дмитровский Серафим (Звездинский) и его друг – епископ Серпуховской Арсений (Жадановский). Интересно, что оба эти епископа были викарными, то есть не управляющими, но именно по призыву патриарха Тихона, после того как многие правящие епископы оказались в тюрьмах и ссылках, викарным епископам была дана возможность управлять епархиями. Оба эти епископа – священномученики. Епископ Серафим (Звездинский) канонизирован, а епископ Арсений (Жадановский) по какой-то причине не канонизирован, хотя оба они погибли, оба они являются мучениками за христианскую веру, поэтому я их обоих назвала священномучениками не случайно. В своих епархиях и в ссылках они были связаны с церковным народом настоящей братской жизнью, То, что раньше, до революции казалось невозможным – соединение епископа и мирянина, епископа и приходского священника, в тяжёлое для церкви время оказалось вполне естественным. Это было настоящее церковное возрождение.

До того, как начали физически уничтожать руководителей и членов союзов и братств, они существовали и действовали, благодаря им в церкви появились новые подходы и новые формы жизни, которых не было раньше, и которые нам ещё предстоит осмыслить.

После Февральской революции 1917 года русская православная церковь пережила новый раскол. Обновленцы критиковали патриарха и сотрудничали с большевиками.

Начало раскола

Обновленец Александр Введенский проводит службу. Источник: поисков. рф

Борьба с патриархом Тихоном

Русская обновленческая церковь имела духовного и политического врага в лице патриаршества, установленного Всероссийским Поместным Собором взамен многолетнего Синода. Также этот Собор избрал своего патриарха Тихона, который тоже стал основным идейным противником обновленцев. Вскоре Тихон, как и многие другие церковники, был арестован советскими властями. Сам Александр Введенский в мае 1922 года совершал визит к заточенному патриарху, требуя от него сложить свои полномочия и обвиняя в неправильной политике, приведшей к расколу.

После низложения патриарха председатель ВЦИК Михаил Калинин принял коллегию обновленцев и объявил об учреждении ВЦУ — Высшего Церковного Управления, полностью состоявшего из сторонников Введенского. Они, в свою очередь, с помощью ГПУ при НКВД завладели всем патриаршим наследством: от канцелярии до самих приходов.

Храмы передавались обновленцам в бессрочное и безвозмездное пользование. Уже к концу 1922 года обновленцы получили две трети из восьмидесяти тысяч действовавших церквей. Именно таким образом большевики сделали обновленцев своими партнерами. Но это не давало гарантий, что самих новоиспеченных церковников не спишут со счетов.

Раскол в расколе

Короче говоря, внутри обновленчества царила раздробленность: было множество кружков и группировок, которые по-разному смотрели на развитие церкви. Тогда как одни выступали за ликвидацию монастырей и института монашества в принципе, другие стремились к некому синтезу коммунизма и демократического уклада жизни первых христиан.

Преисполненные чувства энтузиазма от смерти патриарха, обновленцы провели новый собор, однако это было последним событием для этой церкви такого масштаба. Приглашенные на собрание единомышленники Тихона отказывались пойти на мировую. Да и такие резкие реформы как разрешение второбрачия и переход на григорианский календарь не встретили ожидаемой поддержки у населения.

Обновленчество неуклонно шло на спад. Массовые репрессии НКВД в 1930-е годы нанесли невосполнимый урон обновленцам, хоть они и охотно сотрудничали с властями. Еще позже Советы взяли курс на сближение с патриаршеством, оставив реформаторов вне зоны своего внимания. К осени 1944 года от всего этого движения остался единственный приход в Москве, где служил идейный вдохновитель течения Александр Введенский. Его смерть два года спустя ознаменует собой конец истории русской обновленческой церкви.

Читайте также: