Ночлежные заведения в начале 20 века сообщение
Обновлено: 30.06.2024
Дед идет с сумой и бос,
Нищета заводит повесть:
О, мучительный вопрос!
Наша совесть… Наша совесть…
(Ин. Анненский)
Ждут: голод да холод — ужотко;
Тюрьма да сума впереди.
Свирепая, крепкая водка,
Огнем разливайся в груди!
(А. Белый)
Петербург был разнообразным сочетанием самых крайних категорий жителей — от знатных, богатых, занимавших одной семьей целые особняки, до ужасающей бедноты, ютившейся в подвалах [239] или даже не имеющей совсем пристанища.
Горячее поле, сюда скачи
На трех ногах собакой раненой.
(В. Хлебников)
Типичным приживальщиком на Забалканском был Мишка Косоротый: пожилой, тихий, очень болезненный человек, частично разбитый параличом. Он был услужлив, все время извинялся, боясь, что ему могут отказать в последнем пристанище. На служащих ночлежки он смотрел со страхом и умоляюще. Все его третировали, помыкали им, смеялись над ним, его прозвищем Косоротый, издеваясь над его физическим недостатком.
В ночлежке было женское отделение, куда попадали совершенно исковерканные, изломанные, несчастные. Здесь картина была еще более удручающая. Для женщины попасть на такую стезю, очутиться в ночлежке — это была полная катастрофа.
Петербург, громадный город с большим количеством пришлого населения, создавал условия, благоприятствовавшие легкости нравов: приезд на заработки одиноких мужчин и женщин [247] или отдельно от семьи, развитие пьянства, нужда, толкающая молодых женщин на случайные связи, наличие в столице людей, прожигающих жизнь и ищущих различных приключений. В результате всех этих обстоятельств рождалось много внебрачных детей, так называемых незаконнорожденных [248] .
Часто бывали случаи, когда младенцев подкидывали — тайком оставляли в подъездах, перед дверьми квартир, в которых проживали бездетные супруги, в вагонах, на вокзалах и пр. Бывали случаи, когда совершенно посторонние люди брали таких младенцев на воспитание, усыновляли их.
Но чаще всего младенцев относили в полицию, а оттуда отправляли в воспитательный дом. Ввиду малого числа кормилиц и распространения инфекционных болезней в воспитательных домах смертность младенцев была ужасающая [249] .
Ввиду переполненности воспитательных домов их администрация отдавала младенцев крестьянкам [250] близлежащих деревень за плату 3–4 рубля в месяц. Бедной крестьянской семье это был небольшой доход, но младенцам там жилось в большинстве случаев несладко.
Самое ужасное было в тех случаях, когда подкидыш попадал в руки аферисток, разного жулья, которые посредством этого ребенка выпрашивали деньги.
Почему же матери расставались со своим ребенком, зная, какая страшная участь ждет его в будущем? Надо понимать, что положение женщины, которая родила ребенка вне брака, будучи еще совершенно необеспеченной, становилось крайне тяжелым. Она мучилась от ложного стыда, часто ее выгоняли с работы, лишали крова, изгоняли из семьи. Имея на руках ребенка, она не могла найти себе места.
Бывали и случаи, когда мать, доведенная до отчаяния, шла на детоубийство. Совершая это тяжкое преступление, она обрекала себя на муки совести до конца дней, не говоря уже о том, что остаток жизни в большинстве случаев омрачался отсидкой в каторжной тюрьме за детоубийство.
Очень распространены были аборты, которые производились часто разными бабками в ужасающих условиях, тайком, поскольку это преследовалось законом [251] . Нередко такие аборты заканчивались смертью матери или навсегда подрывали ее здоровье. Нельзя не заметить, что Петербург по числу внебрачных зачатий стоял на первом месте в России. (Это по официальным данным, а сколько подобных случаев не попало в статистику!)
Неудивительно поэтому, что в Петербурге было много сиротских домов, учрежденных еще Екатериной II. Обычно они находились при сиротских институтах, например при Николаевском сиротском институте. Был дом призрения для детей нижних почтовых служащих и пр. [252] Часто можно было видеть, как по Фонтанке вели бледненьких девочек, шедших чинно за руки парами, в белошвейную мастерскую — их готовили в белошвейки или кружевницы. Их облик резко отличался от благополучных детей прежде всего тем, что они были коротко стрижены, что не было принято модой. Все одинаково одеты в серые платьица на вырост и с какими-то необычными чепчиками на головах. В окно первого этажа мастерской можно было видеть их склоненные над коклюшками головы, что тогда было модно, — в мещанских домах повсюду на комодах и столиках лежали салфеточки, связанные на коклюшках. Мальчиков мы не встречали, но, наверно, и их обучали какому-нибудь мастерству [253] .
В Петербурге, конечно, гораздо меньше, чем в провинции, но все же немало было всякого рода приживалок, прихлебателей и прочих тунеядцев в богатых семьях, как купеческих, так и дворянских. Вырабатывался особый тип приживалки — лицемерной, страшной сплетницы, угодливой до приторности, с ласковым голоском и злыми, завистливыми глазами.
Мы знали такого человека, пожилого, болезненного, с тонким, породистым лицом, который знал много языков, но ни одного хорошо, и который очень красиво, с небрежным изяществом умел курить чужие сигары и безошибочно узнавать их марку. Говорили, что он происходил из старинного дворянского рода, окончательно прогоревшего. Он был последним отпрыском этого рода. Жил он в убогой комнатенке у простой хозяйки, бывшей прислуги, которая презирала и третировала его. Носил он весьма поношенное платье и порыжевшую шляпу, но с умением. За глаза этого пожилого человека звали Данилушкой, проявляя в этом и снисходительность, и свое отношение свысока, как к человеку слабому.
Они побывали в Германии, Бельгии, Франции, Италии и Австрии и благополучно вернулись домой — путешественник Н. с громадными впечатлениями, а Данилушка с несколько грустными воспоминаниями о прежней дворянской жизни. На него эта поездка так подействовала, всколыхнула все его прошлое, что он как-то загрустил, стал хиреть и вскоре умер, всеми оставленный. Хоронил его тот же любитель путешествий.
Подобные прихлебатели знали все семейные праздники и памятные дни в тех домах, где они бывали, дни рождений, именин, поминок. Их не звали, но они всегда приходили первыми и приносили свои поздравления или соболезнования.
Примечания:
У завода Берда… С 1881 г. бывший завод Берда, расположенный между Невой, Пряжкой, Мясной и Переводной ул., принадлежал Обществу франко-русских заводов. С 1908 г. — в составе Адмиралтейской верфи (ныне Адмиралтейский завод).
…бедноты, ютившейся в подвалах… В 1890 г. 50 тыс. петербуржцев жило в подвалах (Брокгауз. I. XXVIII A. 319). В 1912 г. в 8 тыс. подвалов, заливаемых во время наводнений, ютилось уже более 65 тыс. человек (Енакиев Ф. 33).
…в начале Забалканского проспекта. Это было самое густонаселенное место Петербурга. На проспект выходили трактир, питейный дом, семейные бани, десяток торговых заведений. Во дворе — кладовые, постоялый двор, чайная, бани и 150 квартир, арендуемых отставными солдатами и крестьянами Новгородской, Смоленской, Калужской губерний. Все квартиры однокомнатные, в комнате хозяева выгораживали себе каморку, остальное пространство занимали нары, на которых помещалось с полсотни человек. Хотя арендная плата была высока, а жильцы принадлежали к самым низам общества, арендаторам удавалось составить капиталы в десятки тысяч рублей. Другие источники их дохода — незаконная круглосуточная торговля водкой и отчисления с дешевых номеров, в которых принимали клиентов проститутки (Свешников Н. 5–11).
…в страшно антисанитарных условиях. Наблюдалась отчетливая корреляция между санитарно-гигиеническими условиями жизни и смертностью, варьировавшейся перед войной от 10,9 (1-й участок Адмиралтейской части) до 43 (4-й участок Нарвской части) чел. на 1000 в год (Енакиев Ф. 30).
…два больших дома… Московский пр., 4–6 (строительство начал по своему проекту гражд. инж. М. В. Красовский, завершил в 1910 г. арх. А. С. Хренов).
…ночлежный дом. Городской ночлежный дом в память Прокофьева (Забалканский пр., 73).
…смертность младенцев была ужасающая. Из 100 умиравших в Петербурге почти 1/3 приходилась на долю детей не старше года и еще около 1/6 — на детей от года до пяти лет (Чериковер С. 109).
…обучали какому-нибудь мастерству. Судя по занятиям сирот, полусирот и детей из беднейших семей в приюте при Князь-Владимирском соборе, девочек могли обучать еще и кройке, вышиванию, ведению домашнего хозяйства, а мальчиков учили ремеслам сапожному, переплетному, цветочному, картонажному, щеточному, корзиночному, столярно-выпиловочному, ковровому и др. (ЛМХ. 66–68).
Какими были первые петербургские ночлежки, где жили секс-работницы и недееспособные люди, как при советской власти дома ночлега превратились в общежития и где ночевали бедняки в 90-е?
Андрей Чапаев
Какими были первые ночлежки Петербурга и кто туда попадал
Вскоре после отмены крепостного права в России распространилось такое явление, как отходничество. Крестьяне-отходники тысячами мигрировали в поисках сезонного заработка в города — в частности, в Петербург. Как это происходит и сейчас, не всем из них везло: кто-то терял заработок, кого-то обманывали — они оказывались на улице без денег.
В Петербурге первые частные коммерческие ночлежки стали появляться в районах крупных заводов и рынков: в центре и на границе города. Самые известные из них — это Вяземская лавра в районе Сенной площади и ночлежный дом купца Кобызева на углу Лиговского и Обводного каналов.
Все петербургские ночлежки были построены по простому принципу: люди могли приходить и уходить, им никто не помогал и не способствовал поиску работы. Главное было — вовремя платить.
Большинство ночлежек тогда были рассадниками заразы из-за антисанитарии от большого количества народа и криминала (полиция часто не хотела туда даже заходить).
Особенно тяжело было крестьянам из-за скученности жилья: за один день в городе они видели столько человек, сколько в деревне за всю жизнь.
Жизнь в таких условиях посетителям, конечно, не нравилась, но у них не было выбора, а крестьянину и сравнивать особенно было не с чем.
Где жили секс-работницы XIX века и кто ночевал на городской свалке
1.
Легальные, которых так или иначе защищал закон. Например, хозяйка салона не могла брать с нее больше двух третей заработка, обеспечивала бельем и пропитанием. Они состояли на учете во врачебно-полицейском комитете, где им выдавался специальный желтый (из-за дешевой бумаги) билет вместо паспорта. Основными клиентами таких проституток были мелкие чиновники, купцы, военные, а иногда студенты и даже гимназисты.
2.
Сутенер уличных проституток в то время подыскивал клиентов среди завсегдатаев ночлежек и второразрядных трактиров, которые не могли платить много. Нужда толкала таких женщин работать за кусок хлеба и выпивку. Заканчивали свою жизнь они, как правило, в полной нищете и одиночестве.
Как менялась обстановка ночлежек и какие писатели и художники там бывали
В XIX веке в Петербурге жил доктор Дворяшин, который однажды участвовал в переписи жильцов знаменитой Вяземской лавры и, узнав обо всем творящемся там безобразии, предложил создать Общество ночлежных домов, которое бы регламентировалось уставом и внутренними правилами. И он его создал — через 15 лет.
Все государственные ночлежки с этого момента открывались ровно в 18:00 по местному времени. Люди приходили за несколько часов, чтобы вставать в очередь. За ту же плату в пять копеек посетителям предоставляли скромный ужин и завтрак, а комнаты, в которых спали посетители, проветривались, обрабатывались и мылись. За любое пьянство, песни, крики и подобное немедленно выдворяли.
Вскоре в городе стало уже 16 ночлежных домов как частных, так и государственных. Суммарно они могли разместить около 4 тысяч человек. Их количество увеличивалось пропорционально государственной помощи и потребности.
Но жизнь там все-таки не полностью изменилась. В это же время в России появилась целая плеяда писателей, описывающих своим творчеством жизнь в таких домах: они рассказывали про всё те же грязь и криминал. Самыми известными из них были уже упомянутый Крестовский, Горький и Свирский.
Интересно, что некоторые из них и сами попадали в ночлежки. Так, художник Саврасов на склоне лет спился и стал постоянным посетителем таких домов. Известно, что его — уже признанного художника-мастера — заказчики специально отлавливали по ночлежкам, запирали в каморке с кистями и красками, чтобы он продолжал писать картины.
Как следует из отчетов полицейских чинов, врачебно-полицейского комитета и эпидемиологической службы того времени, авторы, описывающие всю грязь ночлежных домов, были максимально близки к правде. Несмотря на явные улучшения в плане проживания, криминал играл большую роль в этой жизни, а санитарное состояние всё равно оставляло желать лучшего.
Куда в XIX веке шли старые и недееспособные люди
Уже в конце XIX века в Петербурге открылись дома трудолюбия. Там можно было жить, только если ты работаешь для этого дома. Люди буквально трудились за крышу над головой и небольшое пропитание.
В основном туда шли молодые люди, кто еще мог работать. Работали в разных сферах: например, в доме под попечительством полковника Галле жители производили бронежилеты для полицейских.
Гораздо больше в Петербурге было богаделен, домов призрения, приютов для престарелых и увечных — для всех тех, кто работать уже не мог. Во многом они появлялись при содействии церкви и благотворителей из купечества, которые ставили себе целью помогать сирым и убогим и хорошо с этим справлялись.
К началу XX века таких приютов в каждой части Петербурга было не меньше десяти. Причем некоторые из них вмещали несколько сотен призреваемых. Например, Николаевский дом призрения — более 700.
Эти приюты помогали людям не провалиться на самое дно жизни, не умереть на улице, не попасть в криминальные круги, а все-таки спокойно дожить свой век.
Что произошло с ночлежками после революции и как жили бездомные в СССР
Революция многое изменила в жизни ночлежек: крестьяне и рабочие, которые раньше жили в приютах, теперь стали правящим классом. Впрочем, на период революционных волнений большинство отходников временно вернулось на родину.
Производства усложнились, такого количества чернорабочих уже не требовалось. Часть осталась доживать в своих деревнях, часть репрессировали. Для молодых заработали социальные лифты: возможность выучиться, получить профессию. На фоне своих отцов-рабочих молодые были более мотивированы, многие искренне выполняли план, становились стахановцами.
Советская власть, опираясь на своих главных сторонников, не могла не улучшить условия их жизни. Ночлежки превратились в дома ночлега, а позднее — в чуть более комфортабельные общежития. Уверенно можно сказать, что в своем прежнем виде ночлежки перестали существовать в начале 1930-х годов.
В декабре 1932 года руководство СССР провело по всей стране массовую паспортную реформу, введя единый паспорт для всех граждан. Теперь крестьяне не могли перемещаться по стране: институт прописки прикрепил их исключительно к своему колхозу.
В город теперь могли переехать только по распределению и определенной квоте. Отходники и сезонники за редким исключением перестали существовать как класс.
При этом, конечно, бездомные в городах были: карательные меры не способствовали ни излечению от алкоголизма, ни поиску жилья. Тех, кого ловили в городе без прописки, либо высылали обратно, либо отправляли в тюрьмы, лечебно-трудовые профилактории (ЛТП) или трудовые лагеря.
Как в России вернулись ночлежки и почему сейчас приютов меньше, чем век назад
В то время в приюты попадали люди еще советской закалки, которые теряли имущество, связываясь с новым для них бизнесом; немало было людей, вернувшихся из тюрем, которые потеряли жилье за время срока.
Сейчас в Петербурге 13 государственных домов ночного пребывания, что не решает проблему: их общая вместимость до 290 человек. Благотворительных приютов еще меньше, и все они могут содержать только около сотни людей одновременно.
Общее количество приютов сейчас, получается, меньше, чем еще 100 лет назад, а их общая вместимость меньше, чем 150 лет назад.
Идет 2021 год, мы считаем, что очень плохо живем, чиновники воруют, продукты дорожают, все сплошное ГМО, а еще вот-вот проклятое NATO нападет.
А ведь всего 100 лет назад людям жилось куда как хуже, войны, болезни, голод, некоторым элементарно негде было жить.
В разных странах с этой бедой справлялись по разному. В СССР организовывались бесплатные ночлежки, где можно было переночевать, искупаться, привести себя в порядок - бесплатно!
В советской ночлежке, в 1920 году, бездомного ждала полноценная кровать, с простыней, подушкой и одеялом. Были и свои правила, если присмотреться, но можно разобрать надпись на стене: Курить в палатах строго воспрещается - виновные подлежат штрафу!
Т.е. за чистотой и порядком следили, да и по фото видно, что в палате чисто, хотя на первом плане, на койке лежит жуткий оборванец.
На этом фото, сделанном с того же ракурса, но чуть позже, оборванец уже проснулся.
Переночевав и почистившись, человек мог позавтракать, опять же, денег за это не брали, откуда у бездомного деньги?
Тем временем, в просвещенной Европе, происходили те же самые процессы. Нищета, голод, толпы бездомных. Как вы думаете, как боролись с этими явлениями, например, в Лондоне?
Там тоже организовывались ночлежки, правда платные, за ночевку нужно было заплатить два пенса. Но спать за эти деньги можно было только стоя, или, как тогда говорили: "на подвесе".
В комнате натягивалось несколько веревок, человек платил два пенса, проходил в комнату, опирался грудью на веревку и так мог поспать. Как видно на фото, услуга пользовалась спросом, т.к. промозглая Лондонская погода не подразумевала комфортный сон под кустом.
При чем происходит это даже не в 20-тые годы, когда в СССР бездомные спали на кроватях, а утром пили чай, а в 30-тые, т.е. на десятилетие позже.
В СССР в 30-тые массово строились бараки, все были заняты работой и было какое никакое, но собственное жилье, а такого явления, как бездомные, в Союзе уже не знали.
Тем временем в Лондоне спали стоя, на веревках. Нет, конечно, можно было найти ночлежку, где спалось и лежа, но стоила такая ночевка в два раза дороже - четыре пенса.
За эти деньги можно было арендовать на ночь ящик с брезентовым матрасом, с вшами и клопами в качестве бесплатного бонуса.
Но в любом случае, это комфортнее, чем спать стоя, болтаясь на веревке.
Вот и подумаешь иной раз, какую страну мы променяли на джинсики и гамбургеры. И куда движемся дальше.
Ночлежные дома начали возникать в России в 1860–1870-е годы. В основном это были коммерческие заведения, своего рода дешевые гостиницы с койкой в общих спальнях. С 1880-х годов помощь нуждавшимся в жилье стала важной частью российской благотворительности, и количество заведений для ночлега значительно возросло.
Москва. Хитров рынок. Бедняки ждут заселения у ночлежного дома Ярошенко
В отличие от частных ночлежек, заведения для бездомных, организуемые благотворителями, отличались сносными условиями быта. Строго ставились требования санитарии – одежда постояльцев дезинфицировалась в специальной просушке, кровати размещались на расстоянии полуаршина друг от друга или разделялись бортиками.
В ночлежном доме. Петербург. Начало ХХ века
При этом больные, увечные и старики чаще всего пользовались ночлегом бесплатно, а ремесленники и чернорабочие, а также физически здоровые бродяги, платили от 2 до 5 коп. за ночь (иногда за эту сумму получая горячий ужин или чай). При большом скоплении ночлежников предписания полиции и санитарной инспекции разрешали размещать людей на полу – на тюфяках, набитых соломой, при условии их регулярного проветривания и просушивания.
Устройство ночлежных домов как благотворительных заведений было заслугой муниципальных врачей. Так, по инициативе врача Николая Дворяшина в 1883 году было основано Общество ночлежных домов в Санкт-Петербурге, открывшее четыре ночлежных заведения в общей сложности на 900 человек. Идея устройства ночлежных домов была поддержана вступившими в Общество в 1880-е годы влиятельными общественными и государственными деятелями, такими как священник Иоанн Кронштадский и помощник (заместитель) министра внутренних дел, позже министр, Иван Дурново.
Более эффективными и гигиеничными по условиям были ночлежные дома, созданные под муниципальной юрисдикцией. Большая часть из них содержалась на частные пожертвования. Например, в Нижнем Новгороде владелец пароходов и мукомольных предприятий Николай Бугров пожертвовал в 1883 году 130 тыс. руб., в Москве текстильный фабрикант Флор Ермаков в 1895 году – 800 тыс. руб., в Туле купец Дмитрий Ваныкин в 1900 году – 150 тыс. руб. (его бизнес – изготовление похоронных принадлежностей), в Москве владелица текстильных фабрик Мария Морозова в 1908 году – 100 тыс. руб. В Чите вдова купца Мария Игнатьева в 1914 году передала городскому общественному управлению благоустроенный ею ранее ночлежный дом (стоимость заведения оценивалась в 40 тыс. руб.).
Сибирские благотворители Кухтерины, владевшие одной из крупнейших спичечных фабрик и несколькими винокуренными заводами, пожертвовали 115 тыс. руб. на устройство в Томске городского ночлежного дома с дешевой столовой, где каждый ночлежник за 5 коп. мог вечером поужинать, а утром получить чай с хлебом. Ночлежный дом был открыт в 1892 году, каждую ночь в нем получали приют более ста человек.
Крупнейшими ночлежными домами являлись: Ермаковский и Морозовский – в Москве (в них одновременно могли разместиться соответственно 1500 и 800 человек), Бугровский – в Нижнем Новгороде (900 человек), Ваныкинский – в Туле (250 человек).
Морозовский ночлежный дом близ Брестского, ныне Белорусского, вокзала
(сейчас – Пресненский вал, дом 15, политехнический колледж)
Ночлежные дома просуществовали в больших городах России вплоть до введения 27 декабря 1932 года внутренних паспортов и системы прописки в СССР. Уклад ночлежных домов в 1920-е годы эволюционировал в сторону дешевых общежитий.
В начале 1990-х годов в связи с падением жизненного уровня части населения и увеличением бродяг и лиц, потерявших жилье в результате криминальных ситуаций, устройство ночлежных домов было возобновлено во многих крупных городах России.
Для дальнейшего чтения:
1. Лавдовский [П.Н.] Бесплатная для бедных столовая с ночлежным домом, учрежденная в г. Вологде Т.Е. Колесниковым. Вологда, 1890;
2. Общество ночлежных домов в С.-Петербурге: [Очерк возникновения и деятельности]. СПб., 1894;
3. Извеков С.И. Удовлетворение жилищной нужды // Общественное и частное призрение в России. СПб., 1907. С.161–167;
4. Караффа-Корбут К.В. Ночлежные дома в больших русских городах. СПб., 1913;
5. Ночлежные дома // Святловский В.В. Жилищный и квартирный вопрос в России (репринт издания 1902 г.). М., 2012.
Читайте также: