Я немец сочинение егэ

Обновлено: 07.07.2024

У мамы давно трясется голова , и это уже не поправишь , хотя она еще не старая. Иногда папа делает ей замечание , на 5−10 минут тряска прекращается. Правда , мама сама просит говорить ей об этом. Она хочет быть молодой и красивой , все хотят быть молодыми и красивыми.

В честь моего приезда мама собирает всю семью. Иногда даже приезжает очень занятой брат. Мы сидим за большим , слишком большим столом с белоснежной скатертью , стол заставлен едой , как на Новый год, — за один раз столько не съесть. Я точно знаю , что мои экономные родители будут доедать все это еще неделю.

Мама наливает всем некрепкий чай , крепкий ей нельзя , и все пьют ее чай. Разговор не клеится , и мама пускается в воспоминания. Как мой брат Дима нашел дома деньги и пошел раздавать всем на улице. Как я поджигал на балконе пластилиновую крепость и чуть не сжег весь дом. Как мы с братом разбили ночной горшок. Как я пытался засунуть проволоку в розетку , а мама мне не дала.

— Как ты кричал тогда! Как ты много кричал в детстве! — Мама смотрит на меня влюбленными глазами.

Я помню , как я кричал. Я кричал так , что нас без очереди пускали в детской поликлинике , где обычно приходилось ждать врача по два часа. Я кричал , когда мясо не было прожарено до состояния подошвы. Я кричал , когда мой старший брат чавкал , а если он не переставал чавкать , я бил его. Я кричал , когда нужно было идти в детский сад. Когда у меня болели уши , а уши у меня болели часто. Когда мне не покупали мороженое , новый пистолет , огромного пластикового крокодила и живого пингвина из зоопарка. Когда мама отказывалась читать мне сказку на ночь.

Видимо , когда бог лепил из глины мою голову , то забыл положить в нее горстку спокойствия. И детство мое состояло из крика.

Чего тебе не хватает , милый маленький Боря? Ты смотришь мимо объектива. У тебя нос пуговкой , огромные глаза , клетчатая рубашечка , шортики в рубчик , сандалики , в руках пластиковый зайчик. Никто и предположить не может , что после того , как снимок сделан , это очарование кинет зайчика в фотографа и закричит изо всех сил. Почему ты кричишь , милый маленький Боря? Нет , не дает ответа.

Самый страшный мой крик я не помню , мне о нем рассказала мама , и подтвердил папа , и бабушка , и старший брат Дима , которого я давно уже не бью.

Зима , мы едем из поликлиники в автобусе. За окном темно и скучно , я хочу играть. Но мама со мной не играет. Я плохо вел себя в поликлинике. Играл в самолет:

— Ааааа-аааааа-ааааа! — Очень громкий самолет пикирует на неприятеля и… — Тра-та-та-та-та!

Мама усаживает бравого пилота на скамейку. В очереди надо вести себя тихо , и мама говорит мне:

Тихо — значит замереть , умереть , уснуть. Уснуть! И видеть сны , быть может?

Но во мне столько жизни! А вокруг ничего нет. Пустота. Коридор , покрашенный блестящей зеленой и белой красками , кадки с алоэ и пальмами. Отваливающаяся от пола пластиковая плитка. Эти люди , послушно убивающие свое время в очереди. Всего этого не существует?! Или нет? Я осторожно щиплю мальчика , сидящего рядом. Оказывается , он не манекен , он живой! Он кричит , он плачет! И мама у него живая , она кричит на мою маму.

Выходит хмурый ЛОР.

Этот врач видит меня каждый месяц , иногда даже летом , и знает — еще немного и коридор взорвется вместе со мной.

— Почему ты так часто болеешь? — спрашивает меня хмурый ЛОР.

Автобус трясет , ухо болит. Мама расстроена , я опять устроил концерт , а теперь требую , чтобы со мной играли. Я уже все забыл , а вокруг ничего интересного!

Я дышу на стекло и пытаюсь нарисовать смешную рожицу. Мама одергивает меня.

— Не трогай стекло , оно грязное.

Я сижу , сложив руки , делать нечего. Даже не посмотреть , что там снаружи. Хотя снаружи страшное уныние , фонари горят очень тускло , снег не идет. Сугробы жидкие и серые , если прыгнуть в такой сугроб , то никакого удовольствия не получишь. Почему — не знаю , может быть , потому что он не белый и искрящийся?

— Я — немец! — внезапно говорю я.

Почему немец? Вот фотография , на ней маленький милый мальчик , размахивающий погнутой алюминиевой саблей на спинке старого зеленого кресла , с прищепками в волосах. Разве он ответит? Нет , не ответит.

Мама решает не реагировать. Смотрит мимо.

— Я — немец, — говорю я чуть громче.

Мама вновь молчит.

— Я — немец! — кричу я так громко , что ближайшие соседи оборачиваются.

— Я — немец! — ору так , что услышал весь автобус. — Немец! Немец! Немец!

Мама уже не может успокоить меня. Крик заполнил всего меня , мамину голову , головы пассажиров. Ярость — магма , бурлившая в моей голове , с радостью взорвалась , выкинув наружу газы , пепел , руду и алую , сжигающую все на своем пути лаву. Она затопила весь автобус. Долой скуку! Даешь веселье! Огонь! Лава! Жги! Ааааа!

Загасить вулкан можно только пристрелив меня или заткнув рот тряпкой.

На мамино счастье двери автобуса открылись , и мы тут же вышли.

Темный декабрьский вечер. Идти до дома нам остается километр , по нечищенным от снега улицам.

Мама не ругает меня , она просто тянет мое маленькое вопящее тельце за собой. Уже у самого дома я устаю кричать.

На ужин пюре и котлеты , зажаренные , как я люблю. Так что я не капризничаю. Или просто выдохся. Дальше все как обычно. Папа играет со мной в лошадку и борется. Брат пытается посмотреть футбол , но я ему не даю и переключаю на мультики. На ночь бабушка читает про Халифа-аиста.

— Мутабор! Мутабор! — повторяю я и засыпаю.

Утром бабушка ведет меня в поликлинику , и я даже не плачу , когда берут кровь из пальца.

День проходит прекрасно , я рисую , смотрю мультики , когда Дима возвращается из школы , мы строим дворец из двух кресел , покрывала и коробки , где хранятся игрушки. Около трех с работы приходит мама.

— А у меня вот. — Я тащу все рисунки , вот лебедь , танчики , мама , я в папахе , кот.

Мама хвалит Диму , меня нет. Я невидимка!

— Дима , смотри , мама меня не видит! — И я начинаю корчить рожи , а Дима смеяться.

Но мама уходит на кухню греть обед.

Рассольник очень вкусный , и я сразу же его съедаю , а затем леплю человечков из хлебного мякиша , что обычно мне не позволяется. Дима , посмотрев на меня , тоже лепит человечков.

— Дима , перестань! — говорит мама раздраженным тоном.

— Почему Боре можно , а мне нельзя?

— Ты большой и умный , это ты должен подавать ему пример.

Мама отправляется обратно , на кухне и дальше игра идет по обычному сценарию.

— Бориска-сосиска! Бориска-редиска! Бориска-дуриска!

И вот я уже остервенело бью его. Он вырывается. Мы носимся по комнате. Рубашки разорваны. На полу цветочный горшок. Земля рассыпана по ковру. Опрокинута тарелка с супом. Стул перевернут.

Я плачу. В руках у меня гантель , у брата — швабра. Резко открывается дверь.

— Он первый начал!

Мама молча ставит меня в угол. А брат с мамой отправляются на кухню. Дима показывает мне на прощание язык.

День-вечер-утро-день-вечер-утро-день-вечер. Время проходит по одному сценарию. Меня кормят , дают лекарства , водят к врачам и не разговаривают , насколько это возможно. Я хорошо себя веду. Я очень хорошо себя веду.

Мама так мечтала , чтобы я научился читать! Но она говорит:

— Хорошо , продолжай! — и идет заниматься с Димой.

На самом деле я уже здоров и могу ходить в детский сад , есть сосульки , валяться на снегу , кататься с горки на санках и на попе , стоять весь день без шапки на морозе , но официально я болею.

— Аааа! — Я имитирую острую ушную боль. — Аааааа!

Вместо мамы ко мне приходит папа и успокаивает.

Утром-день-вечер-утро-день-вечер-утро-день-вечер. Ничего не меняется. Я уже не бью брата , он даже не пытается меня задирать.

— Мама , смотри , я почистил картошку! — Два пальца порезаны , все свободные кастрюли заполнены картошкой.

— Хорошо , больше не надо.

Мы раздаем картошку друзьям родителей и родственникам и все равно едим ее неделю.

Иногда кажется , мама сдастся и погладит меня , почитает на ночь про Нильса и диких гусей , возьмет меня на руки , спросит не о температуре , кашле или ушах!

— Мутабор! Мутабор! — повторяю я.

Но нет , она посмотрит на меня , улыбнется и пойдет по делам. А какие у нее могут быть дела , кроме меня?

На пятый или шестой день папа пытается заступиться за меня:

— Люда , хватит уже! Нельзя игнорировать ребенка столько времени!

— Он должен понять , что так нельзя себя вести.

— Ничего , еще потерпит.

Я просыпаюсь ночью мокрый. Писаться я перестал год или полтора назад , а тут такая неожиданность. Я собираю белье и несу в ванную. За стиркой меня застает бабушка.

— Я утром постираю.

Она моет , переодевает меня и укладывает вместе с собой. Бабушка большая , мягкая и теплая , я засыпаю очень быстро.

— Отстань , это мой ребенок! Как будто ты была лучше меня?!

И бабушка уходит , поджав губы.

Я прошу папу научить меня шить. Три дня я колю себе пальцы , но наперстка не признаю. Грубым солдатским стежком я шью себе кимоно , распоров старую папину морскую форму , и довольный бегаю в ней по дому.

До окончания больничного остается совсем немного. Вторник 27 января 1987 года. Я как всегда один на целый день. У меня очень много времени , чтобы сшить маме подарок , я очень стараюсь , мне больно , но я продолжаю выводить аккуратные стежки.

Я хочу сначала показать свою поделку Диме , а потом уже маме. Я сижу у двери и жду , когда щелкнет замок. Мама внезапно пришла раньше , нагруженная продуктами.

Говорят , пока я лежал в больнице , Дима попытался отрезать себе язык , но его вовремя перехватывает папа. За достоверность этого факта я не ручаюсь. Но дразнить он перестал меня навсегда , и мы больше никогда не дрались.

— Как ты много кричал в детстве! — Мама смотрит на меня влюбленными глазами.

В чем сущность материнской любви? Над этой проблемой предлагает задуматься русский писатель, сценарист и режиссер Вячеслав Сергеевич Комков.

Рассказывая о семье, автор уделяет особое внимание матери. Через её воспоминания Вячеслав Комков от настоящего переходит к детству его героя-рассказчика, характер которого был далеко не легким. Он постоянно кричал, требовал, бил старшего брата, многие его поступки были просто отвратительными. Его мама однако была терпелива, не бралась за ремень, не кричала на него в ответ. Даже после самого ужасного его детского поступка, она не изменила своему правилу: не наказывать детей. Таким образом писатель показывает нам безграничность родительского терпения, понимания и любви к своим маленьким детям. В продолжение своей мысли автор из детских воспоминаний возвращает нас к действительности героя: к накрытому заботливой мамой по случаю его приезда столу, к её глазам, влюблённо на него смотрящим и к тому, что через час он будет уже в “Грибоедове”, затем в “Фиш фабрик”.

Он будет гулять, знакомится с девушками или прокладывать в лесу новые велосипедные маршруты. Домой к матери он вернется лишь в вечер отъезда, а потом только через месяц. Она будет терпеливо ждать, чтобы потом вновь собрать всю семью, накрыть большой стол и вместе смотреть на уже потрёпанные фотографии. Так заканчивая свой рассказ, писатель показывает, что с возрастом материнская любовь не становится слабее, и, хоть теперь мы не нуждаемся в ней так сильно, как в детстве, можем даже иногда пренебрегать ею, несмотря на это, наша мама будет нас любить и ждать нашего визита, как никто другой.

Таким образом, размышляя над проблемой, Вячеслав Комков приходит к следующему выводу: материнская любовь безгранична. Мамы любят своих детей такими, какие они есть, прощая им все их проступки, какими бы ужасными они не были.

Нельзя не согласится с мнением автора, нет любви сильнее и чище всепрощающей материнской любви. Матери верят в нас тогда, когда перестаем верить даже мы сами, остаются с нами тогда, когда отворачиваются все остальные. Они любят вопреки всему, не требуя ничего взамен.

В сочинении обязательно должно быть заключение

. будет гулять, знакомиТЬСЯ с девушками.

. какими бы ужасными они НИ были

Таким образом, писатель показывает нам. (вводная конструкция)

К ее глазам, влюбленно на него смотрящим, и к тому (закрывается ПО)

что с возрастом материнская лбовь не становится слабее и, хоть. наша мама (два однородных придаточных, перед и запятая не нужна)

Нельзя не согласиться с мнением автора: нет любви сильнее.

не используй личные местоимения в сочинении (например, "наша мама" - чья наша? моя и твоя?)

Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Нет условий для постановки запятой по правилу,но интонационные тире возможно при отсутствии сказуемого

(1)В честь моего приезда мама собирает всю семью. (2)Иногда даже приезжает очень занятой брат. (3)Мы сидим за большим, слишком большим столом с белоснежной скатертью, стол заставлен едой, как на Новый год. (4)Мама наливает всем чай, разговор не клеится, и мама пускается в воспоминания. (5)Как мой брат Дима нашёл дома деньги и пошёл раздавать всем на улице. (6)Как я поджигал на балконе пластилиновую крепость и чуть не сжёг весь дом. (7)— Как ты много кричал в детстве! — (8)Мама смотрит на меня влюблёнными глазами.

(9)Я помню, как я кричал. (10)Я кричал так, что нас без очереди пускали в детской поликлинике, где обычно приходилось ждать врача по два часа. (11)Я кричал, когда мясо не было прожарено до состояния подошвы. (12)Я кричал, когда мой старший брат чавкал, а если он не переставал чавкать, я бил его. (13)Я кричал, когда нужно было идти в детский сад. (14)Когда у меня болели уши, а уши у меня болели часто. (15)Когда мне не покупали мороженое, новый пистолет, огромного пластикового крокодила и живого пингвина из зоопарка. (16)Самый страшный мой крик я не помню, мне о нём рассказала мама, и подтвердил папа, и бабушка, и старший брат Дима, которого я давно уже не бью.

(24)Автобус трясёт, ухо болит. (25)Я сижу, сложив руки, делать нечего. (26)Снаружи страшное уныние, фонари горят очень тускло, снег не идёт. (27)Сугробы жидкие и серые, если прыгнуть в такой сугроб, то никакого удовольствия не получишь. (28)Почему — не знаю, может быть, потому что он не белый и искрящийся?

(29)– Я — немец! — внезапно говорю я.

(30)Мама решает не реагировать. (31)Смотрит мимо.

(32)– Я — немец! — кричу я так громко, что ближайшие соседи оборачиваются.

(34)– Я — немец! — ору так, что услышал весь автобус.

(58)День-вечер-утро-день-вечер-утро-день-вечер. (59)Около трёх с работы приходит мама. (60)Дима тут же приносит дневник. (61)Я тащу все рисунки, вот лебедь, танчики, мама, я в папахе, кот. (62)Мама хвалит Диму, меня нет. (63)Я невидимка! (64)Время проходит по одному сценарию. (65)Меня кормят, дают лекарства, водят к врачам и не разговаривают, насколько это возможно. (66)Я хорошо себя веду. (67)Я очень хорошо себя веду.

(70)Мама так мечтала, чтобы я научился читать! (71)Но она говорит:

— Хорошо, продолжай! — и идёт заниматься с Димой.

(72)– Мама, смотри, я почистил картошку! — (73)Два пальца порезаны, все свободные кастрюли заполнены картошкой. (74)Мы раздаём картошку друзьям родителей и родственникам и всё равно едим её неделю. (75)Иногда кажется, мама сдастся и погладит меня, почитает на ночь про Нильса и диких гусей, возьмёт меня на руки, спросит не о температуре, кашле или ушах! (76)Но нет, она посмотрит на меня, улыбнётся и пойдёт по делам. (77)А какие у неё могут быть дела, кроме меня? (78)На пятый или шестой день папа пытается заступиться за меня: – Люда, хватит уже! (79)Нельзя игнорировать ребёнка столько времени! (80)— Он должен понять, что так нельзя себя вести…

Как воспитывать трудных детей? Именно этой проблеме посвящён текст Вячеслава Сергеевича Комкова.

В центре повествования - воспоминания героя-рассказчика о своём детстве. Он был трудным ребёнком, который добивался всего криком, не думая о чувствах родителей и окружающих ("редкие прохожие шарахаются от меня, с жалостью смотрят на маму"). На него не действовали просьбы "помолчать": в нём слишком много жизни. Этот пример показывает, как сложно воспитывать энергичного маленького ребёнка, который в силу возраста не понимает, что его поведение неподобающе . Как же можно заставить детей вести себя иначе? Об этом автор пишет далее, описывая противоположную ситуацию . Мама рассказчика, которая принципиально не "шлёпала" сына, решила игнорировать его крики, вследствие чего он пытался обратить на себя внимание другим путём - делая что-то полезное

Вы видите только 35% текста. Оплатите один раз,
чтобы читать целиком более 6000 сочинений сразу по всем предметам.

Доступ будет предоставлен бессрочно, навсегда. Оплата через Apple Pay, GPay

1 из 1 К1 Формулировка проблем исходного текста
4 из 5 К2 Комментарий к сформулированной проблеме исходного текста
1 из 1 К3 Отражение позиции автора исходного текста
1 из 1 К4 Отношение к позиции автора по проблеме исходного текста
0 из 2 К5 Смысловая цельность, речевая связность и последовательность изложения
1 из 2 К6 Точность и выразительность речи
3 из 3 К7 Соблюдение орфографических норм
2 из 3 К8 Соблюдение пунктуационных норм
1 из 2 К9 Соблюдение языковых норм
1 из 2 К10 Соблюдение речевых норм
1 из 1 К11 Соблюдение этических норм
1 из 1 К12 Соблюдение фактологической точности в фоновом материале
ИТОГО: 17 из 24

В целом сочинение отвечает его структуре, однако смысловая связь между примерами не выявлена, допущенные ошибки различных типов также снизили качество работы. Пожалуйста, проанализируйте недочёты и в дальнейшем не допускайте подобных неточностей. Желаем Вам успехов!

(29)– Я — немец! — внезапно говорю я.

(30)Мама решает не реагировать. (31)Смотрит мимо.

(32)– Я — немец! — кричу я так громко, что ближайшие соседи оборачиваются.

(34)– Я — немец! — ору так, что услышал весь автобус.

(70)Мама так мечтала, чтобы я научился читать! (71)Но она говорит:

— Хорошо, продолжай! — и идёт заниматься с Димой.

(По В. Комкову)

Прочитайте фрагмент рецензии, составленной на основе текста. В этом фрагменте рассматриваются языковые особенности текста. Некоторые термины, использованные в рецензии, пропущены. Вставьте на места пропусков (А, Б, В, Г) цифры, соответствующие номерам терминов из списка. Запишите под каждой буквой соответствующую цифру.

Встреча произошла неожиданно. Два немца, мирно разговаривая, вышли на Плужникова из-за уцелевшей стены. Карабины висели за плечами, но даже если бы они держали их в руках, Плужников и тогда успел бы выстрелить первым.

Он уже выработал в себе молниеносную реакцию, и только она до сих пор спасала его.

А второго немца спасла случайность, которая могла стоить Плужникову жизни.

Его автомат выпустил короткую очередь, первый немец рухнул на кирпичи, а патрон перекосило при подаче. Пока Плужников судорожно дёргал затвор, второй немец мог бы давно прикончить его или убежать, но вместо этого он упал на колени. И покорно ждал, пока Плужников вышибет застрявший патрон.

— Комм, — сказал Плужников, указав автоматом, куда следовало идти.

Они перебежали через двор, пробрались в подземелья, и немец первым влез в тускло освещённый каземат. И здесь вдруг остановился, увидев девушку у длинного дощатого стола.

Немец заговорил громким плачущим голосом, захлёбываясь и глотая слова. Протягивая вперёд дрожавшие руки, показывая ладони то Мирре, то Плужникову.

— Ничего не понимаю, — растерянно сказал Плужников. — Тарахтит.

— Рабочий он, — сообразила Мирра, — видишь, руки показывает?

— Дела, — озадаченно протянул Плужников. — Может, он наших пленных охраняет?

Мирра перевела вопрос. Немец слушал, часто кивая, и разразился длинной тирадой, как только она замолчала.

— Пленных охраняют другие, — не очень. уверенно переводила девушка. — Им приказано охранять входы и выходы из крепости. Они — караульная команда.

Он — настоящий немец, а крепость штурмовали австрияки из сорок пятой дивизии, земляки самого фюрера. А он — рабочий, мобилизован в апреле.
Немец опять что-то затараторил, замахал руками. Потом вдруг торжественно погрозил пальцем Мирре и неторопливо, важно достал из кармана чёрный пакет, склеенный из автомобильной резины. Вытащил из пакета четыре фотографии и положил на стол.

— Дети, — вздохнула Мирра. — Детишек своих кажет.

Плужников поднялся, взял- автомат:

Немец, пошатываясь, постоял у стола и медленно пошёл к лазу.

Они оба знали, что им предстоит. Немец брёл, тяжело волоча ноги, трясущимися руками всё обирая и обирая полы мятого мундира. Спина его вдруг начала потеть, по мундиру поползло тёмное пятно.

А Плужникову предстояло убить его. Вывести наверх и в упор шарахнуть из автомата в эту вдруг вспотевшую сутулую спину. Спину, которая прикрывала троих детей. Конечно же, этот немец не хотел воевать, конечно же, не своей охотой забрёл он в эти страшные развалины, пропахшие дымом, копотью и человеческой гнилью. Конечно, нет. Плужников всё это понимал и, понимая, беспощадно гнал вперёд.

Немец сделал шаг, ноги его подломились, и он упал на колени. Плужников ткнул его дулом автомата, немец мягко перевалился на бок и, скорчившись, замер.

Мирра стояла в подземелье, смотрела на уже невидимую в темноте дыру и с ужасом ждала выстрела. А выстрелов всё не было и не было.

В дыре зашуршало, и сверху спрыгнул Плужников и сразу почувствовал, что она стоит рядом.

— 3наешь, оказывается, я не могу выстрелить в человека.

Прохладные руки нащупали его голову, притянули к себе. Щекой он ощутил её щеку: она была мокрой от слёз.

— Я боялась. Боялась, что ты застрелишь этого старика. — Она вдруг крепко обняла его, несколько раз торопливо поцеловала. — Спасибо тебе, спасибо, спасибо. (5б)Ты ведь для меня это сделал?

Он хотел сказать, что действительно сделал это для неё, но не сказал, потому что он не застрелил этого немца всё-таки для себя. Для своей совести, которая хотела остаться чистой. Несмотря ни на что.

(По Б. Л. Васильеву*)
Борис Львович Васильев (1924-2013) — русский советский писатель, участник Великой Отечественной войны.

Война – самое жестокое время на земле. Она ломает и губит человеческие судьбы, ставит людей в порой безвыходные ситуации. Многие русские писатели, описывающие времена Великой Отечественной войны, рассказывали истории, связанные с непростым выбором, который стоял перед солдатами, мирными людьми, детьми, взрослыми. И в данном тексте Борис Васильев задается вопросом: чем должен руководствоваться человек, перед которым стоит трудный нравственный выбор?

Позиция автора данного текста такова: каким бы трудным ни был нравственный выбор, стоящий перед человеком, нужно руководствоваться совестью, быть честным перед самим собой.

Таким образом, нравственный выбор позволяет нам сохранить человеческое лицо и жить в ладу со своей совестью.

Читайте также: