Текст на кладбище сочинение егэ

Обновлено: 02.07.2024

Среди оборванных старух, стариков и детей особенно странно выглядели на этой дороге молодые женщины в модных пальто, жалких и пропылённых, с модными, сбившимися набок пыльными причёсками. А в руках узлы, узелки, узелочки; пальцы судорожно сжаты и дрожат от усталости и голода.

Всё это двигалось на восток, а с востока навстречу по обочинам шоссе шли молодые парни в гражданском, с фанерными сундучками, с дерматиновыми чемоданчиками, с заплечными мешками, — шли мобилизованные, спешили добраться до своих заранее назначенных призывных пунктов, не желая, чтоб их сочли дезертирами, шли на смерть, навстречу немцам.

(1)Среди оборванных старух, стариков и детей особенно странно выглядели на этой дороге молодые женщины в модных пальто, жалких и пропылённых, с модными, сбившимися набок пыльными причёсками. (2)А в руках узлы, узелки, узелочки; пальцы судорожно сжаты и дрожат от усталости и голода.

(З)Всё это двигалось на восток, а с востока навстречу по обочинам шоссе шли молодые парни в гражданском, с фанерными сундучками, с дерматиновыми чемоданчиками, с заплечными мешками, — шли мобилизованные, спешили добраться до своих заранее назначенных призывных пунктов, не желая, чтоб их сочли дезертирами, шли на смерть, навстречу немцам. (4)Их вели вперёд вера и долг; они не знали, где на самом деле немцы, и не верили, что немцы могут оказаться рядом раньше, чем они успеют надеть обмундирование и взять в руки оружие. (5)Это была одна из самых мрачных трагедий тех дней — трагедия людей, которые умирали под бомбёжками на дорогах и попадали в плен, не добравшись до своих призывных пунктов.

(12)И эта маленькая деревня, и это большое кладбище, и несоответствие между тем и другим — всё это, вместе взятое, потрясло душу Синцова. (13)От острого и болезненного чувства родной земли, которая где-то там, позади, уже истоптана немецкими сапогами и которая завтра может быть потеряна и здесь, разрывалось сердце. (14)То, что видел Синцов за последние два дня, говорило ему, что немцы могут прийти и сюда, но, однако, представить себе эту землю немецкой было невозможно. (15)Такое множество безвестных предков — дедов, прадедов и прапрадедов легло под этими крестами, один на другом, веками, что эта земля была своей вглубь на тысячу сажен и уже не могла, не имела права стать чужой.

(16)Никогда потом Синцов не испытывал такого изнурительного страха: что же будет дальше?! (17)Если всё так началось, то что же произойдёт со всем, что он любит, среди чего рос, ради чего жил: со страной, с народом, с армией, которую он привык считать непобедимой, с коммунизмом, который поклялись истребить эти фашисты, на седьмой день войны оказавшиеся между Минском и Борисовом?

(18)Он не был трусом, но, как и миллионы других людей, не был готов к тому, что произошло. (19)Болышая часть его жизни, как и жизни каждого из этих людей, прошла в лишениях, испытаниях, борьбе, поэтому, как выяснилось потом, страшная тяжесть первых дней войны не смогла раздавить его души, как не смогла раздавить и души других людей. (20)Но в первые дни эта тяжесть многим из них показалась нестерпимой, хотя они же сами потом и вытерпели её.

(По К. М. Симонову)

Война – это преступление против человечества. Сколько страданий и боли причинили людям кровопролитные события Великой Отечественной войны. Но что же помогло советским людям, невзирая на все тяготы, выстоять в эти страшные годы? К.М. Симонов поднимает в тексте проблему проявления жизненной стойкости и душевной силы солдат в военные годы.

Оба аргумента взаимосвязаны, дополняют друг друга и помогают раскрыть авторский замысел. Чувство долга и надежда на победу позволили молодым людям выстоять в тяжёлой борьбе и не дать страшным событиям раздавить их души.

Итогом размышлений писателя становится такая позиция: большая часть жизни каждого из советских людей прошла в лишениях, испытаниях, борьбе за светлое будущее страны, и это закалило их характеры. Именно поэтому нестерпимые тяготы войны были преодолены.

В заключение хочется сказать, что война нарушает привычный ход событий и лишает людей самого ценного, что у них есть. Но русский народ смог защитить родную землю благодаря чувству долга и искренней любви к Отечеству.

Ах, славная, славная пора. Теплынь. Ясно. Июль месяц. Макушка лета. Где-то робко ударили в колокол. И звук его — медленный, чистый — поплыл в ясной глубине и высоко умер. Но не грустно, нет.

. Есть за людьми, я заметил, одна странность: любят в такую вот милую сердцу пору зайти на кладбище и посидеть час-другой. Не в дождь, не в хмарь, а когда на земле вот так — тепло и покойно. Как-то, наверно, объясняется эта странность. Да и странность ли это? Лично меня влечет на кладбище вполне определенное желание: я люблю там думать. Вольно и как-то неожиданно думается среди этих холмиков. И еще: как бы там ни думал, а все — как по краю обрыва идешь: под ноги жутко глянуть. Мысль шарахается то вбок, то вверх, то вниз, на два метра. Но кресты, как руки деревянные, растопырились и стерегут свою тайну. Странно как раз другое: странно, что сюда доносятся гудки автомобилей, голоса людей. Странно, что в каких-нибудь двухстах метрах улица, и там продают газеты, вино, какой-нибудь амидопирин. Я один раз слышал, как по улице проскакал конный наряд милиции — вот уж странно-то!

. Сидел я вот так на кладбище в большом городе, задумался. Задумался и не услышал, как сзади подошли. Услышал голос:

— Ты чего тут, сынок? Это моя могилка-то.

Оглянулся, стоит старушка, смотрит мирно.

— Моя могилка-то, — сказала она еще.

Я вскочил со скамеечки. Смутился чего-то.

— Да что же. Садись, — она села на скамеечку и показала рядом с собой. — Садись, садись. Я думаю, может, ты перепутал могилки.

— Сынок у меня тут, — сказала она, глядя на ухоженную могилку. — Сынок. Спит, — она молча поплакала, молча же вытерла концом платка слезы, вздохнула. Все это она проделала привычно, деловито. Видно, горе ее — давнее, стало постоянным, и она привыкла с ним жить.

— А ты чего? — спросила старушка, повернувшись ко мне. — Тоже есть тут кто-нибудь?

— Нет. я так. Зашел просто. Зашел отдохнуть.

Старушка с любопытством и более внимательно посмотрела на меня.

— Тут рази отдыхают.

— А что? — я все боялся как-нибудь не так сказать, как-нибудь неосторожно сказать. — Тут-то и отдохнуть. Подумать.

— Оно так, — согласилась старушка. — Только дума-то тут. вишь, какая? Мне надо там лежать-то, мне, а не ему, — она повернулась опять к могилке. — Мне надо лежать там, а он бы приходил да сидел тут — мне бы и спокойней было. Куда лучше! Только. не нам это решать дадено, вот беда.

— Давно. Семь лет уж.

Старушка не ответила на это. Долго молчала, слегка покачивала головой — вверх-вниз. Когда я пригляделся потом, понял, что у нее это почти все время — покачивает головой.

— Двадцать четыре годочка всего и пожил, — сказала старушка покорно. Еще помолчала. — Только жить начинать, а он вот. завалился туда. А тут, как хошь, так и живи, — она опять поплакала, опять вытерла слезы и вздохнула. И повернулась ко мне. — Неладно живете, молодые, ох неладно, — сказала она вдруг, глядя на меня ясными умытыми глазами. — Вот расскажу тебе одну историю, а ты уж как знаешь: хошь верь, хошь не верь. А все — послушай да подумай, раз уж ты думать любишь. Никуда не торописся?

— Вот тут у нас, на Мочишшах. Ты здешный ли?

Так это было неожиданно — с образом-то — и так она сильно, зримо завершала свою историю, что встань она сейчас и уйди, я бы снял пиджак и посмотрел — нет ли и там чего. Но старушка сидела рядом и тихонько кивала головой. Я ничего не спросил, никак не показал, поверил я в ее историю, не поверил, охота было, чтоб она еще что-нибудь рассказала. И она точно угадала это мое желание: повернулась ко мне и заговорила. И тон ее был уже другой — наш, сегодняшний.

— Плохо приняли, что ли?

— Да где они там знают много! — сказал я тоже со злостью. — Там насчет знаний-то. конь не валялся.

— Да вон по сколь годов учатся!

— Ну и что? Как учатся, так и знают. Для знаний, что ли, учатся-то?

— Ну да, в колхозе-то неохота работать, — согласилась старушка. — Господи, господи. Вот жизнь пошла! Лишь ба день урвать, а там хоть трава не расти.

Мы долго молчали. Старушка ушла в свои думы, они пригнули ее ниже к земле, спина сделалась совсем покатой; она не шевелилась, только голова все покачивалась и покачивалась.

Опять где-то звякнул колокол. Старушка подняла голову, посмотрела в дальний конец кладбища, где стояла в деревьях маленькая заброшенная церковка, сказала негромко:

— Ребятишки, что ли?

— Да ну, лазиют там. Пойду палкой попру, — старушка поднялась, посмотрела на меня. — Ты один-то не сиди тут больше, а то мне как-то. все думать буду: сидит кто-то возле моей могилки. Не надо.

— Нет, я тоже пойду. Хватит.

— Ага. А то все как-то думается. — вроде извиняясь, еще сказала старушка. И пошла по дорожке, совсем маленькая, опираясь на свою палочку. А шла все же податливо, скоро. Я посмотрел ей вслед и пошел своей дорогой.

(1)Ах, славная, славная пора. (2)Теплынь. (3)Ясно. (4)Июль… (5)Макушка лета. (6)Где-то робко ударили в колокол… (7)И звук его — медленный, чистый — поплыл в ясной глубине и высоко умер. (8)Но не грустно, нет.

(9)…Есть за людьми, я заметил, одна странность: любят в такую вот милую сердцу пору зайти на кладбище и посидеть час-другой. (10)Вольно и как-то неожиданно думается среди этих холмиков. (11)Странно, что сюда доносятся гудки автомобилей, голоса людей… (12)Странно, что в каких-нибудь двухстах метрах улица и там продают газеты, вино, какой-нибудь амидопирин…

(13)…Сидел я вот так на кладбище в большом городе, задумался. (14)Задумался и не услышал, как сзади подошли. (15)Услышал голос:

— Ты чего тут, сынок? (16)Это моя могилка-то.

(17)Оглянулся, стоит старушка, смотрит мирно.

(18)Я вскочил со скамеечки… (19)Смутился чего-то.

(21)– Да за что же. (22)Садись, — она села на скамеечку и показала рядом с собой. (23)– Садись, садись. (24)Я думаю, может, ты перепутал могилки.

(26)– Сынок у меня тут, — сказала она, глядя на ухоженную могилку. (27)– Сынок… (28)Спит, — она молча поплакала, молча же вытерла концом платка слёзы, вздохнула. (29)Всё это она проделала привычно, деловито… (30)Видно, горе её — давнее, стало постоянным, и она привыкла с ним жить.

(31)– Давно схоронили?

(32)– Давно. (33)Семь лет уж. (34)Двадцать четыре годочка всего и пожил, — сказала старушка покорно. (35)Ещё помолчала.

(36)– Только жить начинать, а он вот… (37)А тут, как хошь, так и живи, — она опять поплакала, опять вытерла слёзы и вздохнула. (38)И повернулась ко мне.

(58)– Плохо приняли, что ли?

— Как же это так-то? — повернулась она ко мне. (73)– Вот и знают много, и вроде и понимают всё на свете, а жить не умеют. (74)А?

(75)– Да где они там знают много! — сказал я тоже со злостью.

(76)– Там насчёт знаний-то… конь не валялся.

(77)– Да вон по сколь годов учатся!

(78)– Ну и что? (79)Как учатся, так и знают. (80)Для знаний, что ли, учатся-то?

(81)– Ну да, в колхозе-то неохота работать, — согласилась старушка. (82)– Господи, Господи… вот жизнь пошла! (83)Лишь бы день урвать, а там хоть трава не расти.

(84)Мы долго молчали. (85)Старушка ушла в свои думы, они пригнули её ниже к земле, спина сделалась совсем покатой; она не шевелилась, только голова всё покачивалась и покачивалась.

(По В. Шукшину)

Напишите сочинение по прочитанному тексту.

Сформулируйте одну из проблем, поставленных автором текста. Прокомментируйте сформулированную проблему. Включите в комментарий два примера-иллюстрации из прочитанного текста, которые, по Вашему мнению, важны для понимания проблемы исходного текста (избегайте чрезмерного цитирования). Поясните значение каждого примера и укажите смысловую связь между ними.

Сформулируйте позицию автора (рассказчика). Выразите своё отношение к позиции автора по проблеме исходного текста (согласие или несогласие) и обоснуйте его.

Объём сочинения — не менее 150 слов.

Работа, написанная без опоры на прочитанный текст (не по данному тексту), не оценивается. Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, то такая работа оценивается нулём баллов.

(3)Всё это двигалось на восток, а с востока навстречу по обочинам шоссе шли молодые парни в гражданском, с фанерными сундучками, с дерматиновыми чемоданчиками, с заплечными мешками, — шли мобилизованные, спешили добраться до своих заранее назначенных призывных пунктов, не желая, чтоб их сочли дезертирами, шли на смерть, навстречу немцам. (4)Их вели вперёд вера и долг; они не знали, где на самом деле немцы, и не верили, что немцы могут оказаться рядом раньше, чем они успеют надеть обмундирование и взять в руки оружие… (5)Это была одна из самых мрачных трагедий тех дней — трагедия людей, которые умирали под бомбёжками на дорогах и попадали в плен, не добравшись до своих призывных пунктов.

(6)А по сторонам тянулись мирные леса и рощицы. (7)Синцову в тот день врезалась в память одна простая картина. (8)Под вечер он увидел небольшую деревушку. (9)Она раскинулась на низком холме; тёмно-зелёные сады были облиты красным светом заката, над крышами изб курились дымки, а по гребню холма, на фоне заката, мальчики гнали в ночное лошадей. (10)Деревенское кладбище подступало совсем близко к шоссе. (11)Деревня была маленькая, а кладбище большое — целый холм был в крестах, обломанных, покосившихся, старых, вымытых дождями и снегами. (12)И эта маленькая деревня, и это большое кладбище, и несоответствие между тем и другим — всё это, вместе взятое, потрясло душу Синцова. (13)От острого и болезненного чувства родной земли, которая где-то там, позади, уже истоптана немецкими сапогами и которая завтра может быть потеряна и здесь, разрывалось сердце. (14)То, что видел Синцов за последние два дня, говорило ему, что немцы могут прийти и сюда, но, однако, представить себе эту землю немецкой было невозможно. (15)Такое множество безвестных предков — дедов, прадедов и прапрадедов — легло под этими крестами, один на другом, веками, что эта земля была своей вглубь на тысячу сажен и уже не могла, не имела права стать чужой.

(18)Он не был трусом, но, как и миллионы других людей, не был готов к тому, что произошло. (19)Большая часть его жизни, как и жизни каждого из этих людей, прошла в лишениях, испытаниях, борьбе, поэтому, как выяснилось потом, страшная тяжесть первых днейвойны не смогла раздавить его души, как не смогла раздавить и души других людей. (20)Но в первые дни эта тяжесть многим из них показалась нестерпимой, хотя они же сами потом и вытерпели её.

* Константин Михайлович Симонов (1915-1979) — советский прозаик и поэт, драматург и киносценарист; общественный деятель, журналист, военный корреспондент.

Читайте также: