Становление личности на войне сочинение
Обновлено: 03.07.2024
Становление личности сквозь террор и войну
Я был самым маленьким и слабым в классе. Зная свои возможности, я избегал уличных столкновений, но это не всегда удавалось. Огольцы из пролетарских трущоб в соседнем Бутиковском переулке терроризировали меня. Только в середине тридцатых годов, когда террором занялось государство и стали хватать студентов, — я принял вызов и бросил лозунг: “лучше три года сидеть, чем всю жизнь дрожать”.
Три года давали без суда, решением Особого совещания. В лагерях шутили: “За что сидишь?” “Ни за что”. “Врешь, ни за что дают три года, а у тебя десять”. Потом цифры сменились. Ни за что давали пять, десять — и даже двадцать пять оказалось ничем, когда началась реабилитация. Но реабилитация — через двадцать лет. А в середине 1937-го исчезли анекдоты. И вдруг всю Москву облетел диалог: “Как живете?” “Как в автобусе: одни сидят, другие трясутся”. Это летало по столице как голубь мира, с оливковой веткой в клюве: “Как живете?” “Живем, живем, живем!”
Я оценил анекдот, как начало конца террора, дошедшего до безумия. Больше напугать нельзя, рождается мужество отчаяния, веселое мужество висельников. И впрямь — скоро Ежова сняли. Лаврентий Павлович Берия распустил несколько тысяч осужденных, в том числе моего приятеля Юру Лесскиса, осужденного по суду, с добросовестными показаниями свидетелей, слышавших его дерзкие слова. Лаврентию Павловичу плевать было на юридические формальности. Важно было, что Юра — мальчишка, студентишка, беспартийное ничто, даже не родственник делегата XVII съезда, вычеркнувшего фамилию Сталина при тайном голосовании. Зато Ольгу Григорьевну Шатуновскую не выпустили, несмотря на хлопоты Микояна: она слышала, что Берия был двойным агентом и что Киров послал из Тифлиса в Баку телеграмму: Берию расстрелять!
Анализируя свое поведение, я нахожу, что переход от робости к дерзости был вызван внутренним скачком, далеким от политики. Началось это в 15 или 16 лет; листая учебник тригонометрии, я обратил внимание на тангенсоиду, нырявшую из бесконечности в ничто и из ничто взлетающую вверх. Проделать это с вышки в воду я никогда не решался, я не доверял своим рукам и ногам. Но другое дело — ум. Ум мой принимал формулу n : ∞ = 0 как смертный приговор. Но приговор действителен только для конечных величин. И вот вопрос: конечен ли человек? Вроде бы да: бытие определяет сознание. Переменим бытие — и человек переменится. 4 : 2 = 2, n : ∞ = 0.
А вдруг точность наук — только практическая условность? И вселенная не началась 12 миллиардов лет назад? Додумать все это в мои 16 лет я не мог. И через несколько дней решил, что проблема слишком трудна для школьника, но я ее непременно буду решать и решу когда-нибудь. Сознание великой задачи, дремлющей во мне, стало частью моей дерзости. Я думаю, что всякое мужество связано с сознанием своей силы. Физической, или нравственной, или еще какой-то, но силы.
И вот прошло четыре года. Страна двигалась от одного показательного процесса к другому, а я — от проблемы к проблеме. Одной из них было мое несовершенство. Оно мучило меня с детства. Мои родители были выходцы из Польши, неуверенно чувствовавшие себя в Москве. Никакого твердого образца взрослого перед моими глазами не было. Я должен был сам для себя все решить. Особенно обострился кризис, когда мама уехала в Киев, играть в тамошнем театре. Папа, заваленный растущей советской отчетностью, брал часть работы на дом и стучал до ночи костяшками счетов. Ничем он не мог мне помочь. Газеты были полны достижениями, а Галя, домашняя работница, плакала после каждого письма с Украины. Потом она ушла на завод, там давали больше хлеба — на сушку сухарей для родных. А между тем в этот голодный быт врывались герои Толстого, Шекспира, Стендаля. Нам задали писать сочинение “Кем быть?”, то есть какую профессию выбрать. А в моем уме этот вопрос преобразился, стал другим, приблизился к гамлетовскому: “Быть или не быть?”, по какой дороге я смогу набрать впечатлений, из которых сложится моя личность. Пока ее нет. И я закончил школьное сочинение фразой, возмутившей учителя: “Я хочу быть самим собой”. Это был первый шаг вон из сознания капли, льющейся вместе с массами.
И вдруг я вернулся к вопросу, вылезшему передо мной из учебника тригонометрии: где мое место во Вселенной? Что я значу в мире? Эта проблема мучила Тютчева (природа знать не знает о былом…), мучила Толстого, готового застрелиться, но не согласного с признанием своей ограниченности; мучила Достоевского в “Подполье”: “дважды два пять — тоже премиленькая иногда вещица…”
В двадцать лет я почувствовал рост силы своего ума и решил не отступать перед “арзамасским страхом” Толстого, решил штурмовать его “Записки сумасшедшего”. Я понимал, что логическими выкладками нельзя создать внутренний противовес бесконечности пространства, времени и материи. Надо было бросить вызов собственной глубине и повторять этот вызов, пока глубина не откликнется и не раскроет своей бесконечности. Как — я не знал. Но вызов, наподобие дзэнского коана, я сформулировал и повторял его три месяца, вплоть до ослабленного подобия дзэнского сатори — озарения, на котором я остановился, наивно предполагая, что достиг цели.
Разумеется, таких слов, как коан и сатори, я не знал. Прочел впервые в статье Кестлера через двадцать лет. В это время мой путь вглубь себя уже определился, скорее в подобии бхакти, чем дзэн. Но дзэн дразнил и подталкивал меня, когда годы странствий кончились и наступил покой созерцания. А в 38–39 учебном году меня подталкивали парадоксы “Подполья”. Кончив чтение Достоевского “Подпольем”, я стал возвращаться от него то к Ивану Карамазову, то к Кириллову, то к Хромоножке…
В школе я остановился, признавшись самому себе, что “бунт” Ивана Карамазова понимаю, а “Легенду о великом инквизиторе” — нет, не могу понять, и отложил всего Достоевского, как тангенсоиду. И вот теперь мне показалось, что я на пороге великого понимания, а предисловие к анализу “Подполья” разрасталось, отодвигало на задний план сравнение Достоевского с Толстым, становилось исповеданием веры в величайшего русского писателя (оно так и было озаглавлено: “Величайший русский писатель”)…
Руководитель семинара, Глаголев, напоминал мне то, что писали о Достоевском Горький, Ленин. И я в ответ объяснял, что Горький и Ленин ошибались. Сегодня это банальность, но тогда — скандал. Работа была вынесена для обсуждения на кафедре и осуждена как антимарксистская. Я вышел с заседания кафедры, хлопнув дверью. Весной 1939 года это сошло мне с рук. Тогда разлилась усталость от Большого террора, и администрация ограничилась мерой кротости: установлением тайного надзора и тайным же приказом срезать при экзамене в аспирантуру.
Однако одновременно открылась другая дверь — на Олимп, до которого я мгновенно дорос, хлопнув дверью кафедры. До этого хлопка мое одиночество делили только импрессионисты, молчаливо висевшие на стенах пустых залов — почти без зрителей — в Музее новой западной живописи. Каждую неделю я приходил туда и проделывал обряд очищения, созерцая полотна Ренуара, Моне, Сислея, Марке, Писсарро, Сезанна, Ван Гога, Пикассо (розового и голубого)… И на два часа я уходил от мерзости, разлитой в умах москвичей, от комсомольских собраний, навешивавших ярлыки “потеря бдительности” и “притупление бдительности” в память родственников, исчезнувших за железными воротами ГПУ. Ярлыки незримо прилипли к спинам примерно трети студентов, и иногда по этим бубновым тузам стреляли новым ордером на арест. Эта угроза висела над каждым. И только небольшая группа преподавателей была ограждена незримым табу.
Впоследствии их назвали “течением Лукача–Лифшица”. Лукач, плохо владевший русским языком, в дискуссиях не участвовал, но Лифшиц и его ученики начиная с 1934 года вели свободную дискуссию с теми, кого стали называть вульгарными социологами”. И, по чьему-то незримому распоряжению, на три статьи Лифшица в ответ печаталась одна статья Нусинова, сторонника старой школы.
Секрет заключался в том, что к власти в Германии пришел Гитлер, и коммунистам пришлось искать союза со всеми противниками фашизма. Сталин понимал, что создание идеологии народного фронта (вроде того, который на короткое время победил в Испании) — не его ремесло, и он разрешил Лукачу, бежавшему от Гитлера, создать в Москве свою школу. К 1939 году мавр уже сделал свое дело, и схоластика народности, разработанная Лифшицем, была советскому руководству ни к чему. Фадеев, оскорбленный пренебрежительным отношением к его творчеству, уже точил оружие для разгрома “течения”. И разгром уже готовился, когда я вошел в число “теченцев”.
Помню доклад Лифшица о народности, длившийся шесть часов. Лифшиц различал непосредственную народность Тараса Шевченко, народность Некрасова, порвавшего со своим классом, народность Пушкина и раннего Толстого, сохранивших дворянское сознание, но сочувствовавших народу… Но куда девать Тютчева? Лифшиц понимал, что философская лирика Тютчева народу непонятна, но когда-нибудь народ ее поймет, и тогда Тютчев станет народным. Уходя из большой аудитории в толпе студентов, Ефим Глухой, не понимавший Тютчева, кричал, что теперь он перестал что бы то ни было понимать. И вероятно, то же думали сотрудники идеологического отдела ЦК, но молчали — и заказывали брошюры попроще. В студенческих кругах эти наспех испеченные странички называли “изнародованием”. По своей простоте, подобной мычанию, брошюрная народность мало отличалась от бывшей идеологии классовой борьбы и будущей идеологии русской национальной идеи.
Зимой 1939/40 года была организована еще одна дискуссия. На этот раз печатали три статьи противников “течения” и одну — ее сторонников. Среди сторонников были два блестящих лектора — Леонид Ефимович Пинский и Владимир Романович Гриб. Студенты с восторгом шли за ними. Лифшиц был уверен, что его идеи рано или поздно победят. Пинский ожидал репрессий, но не отказался от защиты своих позиций. “Нас называют течением, — сказал он (я запомнил эту фразу). — Но что противостоит течению? — болото”. Студенты яростно аплодировали. Положение спас Кеменов, примыкавший к “течению” и руководивший Обществом культурной связи с заграницей (ВОКС). Он имел доступ к Молотову и убедил его, что разгромное постановление будет иметь нежелательные международные последствия. Видимо, поэтому постановление не было опубликовано. Формально все остались при своих. Но магическая сила оставила Лифшица… Все это произошло через полгода после моего хлопка дверью кафедры и за несколько месяцев до войны.
На другой день после скандала на кафедре я подошел к Пинскому, преподававшему западную литературу на моем русском отделении, и попросил высказать свое мнение о моей курсовой работе. Пинский сразу прочел текст и передал его своему другу, Владимиру Романовичу Грибу (преподававшему западную литературу западникам). Остальное мне рассказала Лиля Лунгина в коридоре купейного вагона Москва — Феодосия, примерно в конце 70-х годов (мы оба ехали в Коктебель): Гриб прочел текст ночью и в пять часов утра пришел с Поварской на Усачевку, просить Пинского подарить меня в ученики. Пинский согласился и при следующей встрече со мной сказал, что работа понравилась и моим научным руководителем будет Гриб, с полузападной темой “Бальзак и Достоевский”. Бальзак — это понятно, чтобы обсуждать у западников. Но почему Гриб, а не Пинский? Я не решился спросить * .
Гриб пригласил к себе на Поварскую знакомиться. Там во дворе собралось несколько человек праздновать окончание учебного года. Гриб опаздывал, и опаздывала аспирантка русской кафедры Сусанна Альтерман. Дважды кто-то спрашивал: где Сусанна? И кто-нибудь отвечал: Сусанна ждет старцев. Тогда все смеялись, а я хлопал ушами. Потом Пинский мне объяснил, что Сусанна и старцы — из Мандельштама. Наконец, все собрались, пришел Гриб, но заниматься со мною было поздно, и меня просто пригласили в ресторан вместе со всеми. Я оказался за столом между двумя богами студентов, Пинским и Грибом, единственным студентом в их кругу, и чувствовал себя Ганимедом, вознесенным на Олимп.
Потом, в следующем академическом году, начались встречи с Грибом, оборванные его болезнью и смертью. Очень ранней смертью — в 32 года. В сущности, все “течение Лукача — Лифшица” было молодым, кроме самого Лукача. Разница между мной (мне было двадцать два) и Пинским, тридцатичетырехлетним доцентом, постепенно сглаживалась. Еще меньшим был разрыв в возрасте с аспирантом Ремой Янкелевичем, ярко одаренным юношей, на выступления которого я приходил. К сожалению, помню только, что его любимым поэтом был Осип Мандельштам. Рема погиб на войне, корректируя огонь батареи. Последними его словами был смертельный приказ: “огонь по НП!” Этим упоминанием я отдаю последний долг юношам, не успевшим иначе оставить по себе память.
К счастью, о трех состоявшихся беседах с Владимиром Романовичем Грибом я могу сказать гораздо больше. Гриб недаром выбрал меня в ученики. У него был особый талант, не находивший себе применения. Сократ называл этот дар майевтикой, акушерством, вспоможением при рождении истины. Сегодня можно было бы назвать этот дар навигатором, прибором, подсказывающим водителю, где и как свернуть. Тему “Бальзак и Достоевский” мы ни разу не затрагивали. Гриб задавал мне вопросы, касавшиеся Достоевского, и дальше только слушал, поразительно чутко слушал, одним словом или жестом показывая, что я соскользнул на поверхность, потерял глубину. И я мгновенно понимал, что он прав, и тут же находил лучший ход мысли.
Два часа мы не выходили из глубины. Оказавшись на улице, я еще чувствовал себя озаренным, но быстро глупел. Прошло много лет, пока я не встретил Зинаиду Александровну, и мы научились быть друг для друга навигаторами. Других подобных встреч у меня не было. Пинский поразительно глубоко вчитывался в текст и потом ясно раскрывал его внутреннюю структуру, но в беседе он был захвачен собственной страстной мыслью. Сократовского дара у него не было. Смерть Гриба была огромной потерей для островка живой мысли, уцелевшей после террора.
Между тем надвигалась война. 16-го октября 1941 года, когда последний — вяземский заслон был сломлен, Пинский позвонил мне и сказал, что уходит в ополчение. Нельзя было сдавать Москву без боя. Я ответил, что иду тоже. В одном отделении, под командой сержанта Сорокина, собрались Пинский, я и еще два ученика Пинского. Через месяц Пинского демобилизовали. Назло Геббельсу надо было создать видимость работы Московского университета, объявленного разрушенным. Собрали группу девушек–студенток, и Пинский их обучал и руководил ими на разных чрезвычайных работах. Возвращаясь из эвакогоспиталя на фронт, я побывал у него и несколько часов рассказывал, как на самом деле выглядит война.
Остается теперь рассказать, как я прошел через опыт войны. Но об этом уже многое было написано и напечатано в “Записках гадкого утенка”. Попробую повернуть военный опыт с новой стороны, сквозь пушкинский “Гимн в честь чумы”. Я много раз вспоминал его тогда наизусть:
Война – это серьезное испытание для человека. Он постоянно находится на грани жизни и смерти, вокруг гибнут люди, нарушен весь привычный уклад жизни. Человек в любую минуту может умереть, поэтому он меняется его отношение к себе, окружающим, к миру. Он начинает ценить каждое мгновение жизни. Его прошлая жизнь проходит перед глазами. У многих происходит в душе переоценка ценностей. Кто-то начинает понимать, что жил неправильно, что годы были потрачены впустую, что не к тому он стремился. В ком-то проявляются качества, которые в мирное время были незаметными. Одни становятся героями, другие – трусами. Все эти мысли я попытаюсь подтвердить примерами из художественных произведений.
Подводя итог, можно сказать, что война является серьезной проверкой для людей. Это жестокое, страшное время. Кого-то она делает сильнее, умнее, мудрее. Кто-то становится слабым, жестоким, теряет человеческие качества. Ясно одно: никто не остается прежним, война оставляет неизгладимый след в душе человека. Оказавшись между жизнью и смертью, люди меняют взгляды на жизнь, у них появляются другие приоритеты. Кто-то становится героем, кто-то предателем. Память об этом остается даже после их смерти.
Сочинение ЕГЭ. Как война влияет на человека? По тексту Д. Гранина
Сочинение ЕГЭ по тексту Д. Гранина. Как война влияет на человека?
«Тот, кто видел однажды блокадный этот город, никогда не забудет его улиц, его воздуха, полного шелеста снарядов
.
«
Как война влияет на человека? Именно эта проблема волнует Д. Гранина, автора представленного для анализа текста.
Мнение автора весьма ясно выражено в тексте: война навсегда меняет характер человека и то, каким он видит мир вокруг себя. Она не уходит в прошлое, не становится призрачным воспоминанием, а остается где-то рядом. Я согласен с мнением автора. Невозможно забыть боль, страх, смерть, с которыми люди сталкиваются во время войны. Она подвергает их нечеловеческим испытаниям духовной силы. Даже самые стойкие не остаются такими, как были.
Вариант 2
Война – сложное, страшное время. Она требует от человека сил, выносливости, смелости, верности себе и своим идеалам. В мирное время иногда можно проявить слабость и безответственность. Во время войны это может стоить жизни. В военное время проще увидеть истинное лицо человека, становится понятно, кто чего стоит. Эту мысль я попытаюсь подтвердить примерами из художественных произведений.
Эти примеры говорят о том, что вчерашние школьники в военное время стали отважными защитниками своей Родины. Им пришлось повзрослеть, взять на себя ответственность за будущее страны. Война отнимает у людей радость, здоровье, жизнь. У тех, кто потерял своих близких, в душе навсегда остается незаживающая рана и ненависть к тем, кто принес эту беду. Война калечит человеческие души. Тот, кто прошел войну, уже не станет прежним.
Для чего нужна военная агрессия?
Посредством войны можно получить абсолютное верховенство — именно этот факт и является ключевым для человека разумного. Также войну можно рассматривать как необходимый элемент самой жизни человека. Например, война за ресурсы будет необходимой для народа, который не имеет практически никаких залежей полезных ископаемых. С экономической точки зрения войну можно охарактеризовать как выгодное вложение, позволяющее в будущем принести не только прибыль, но и определённые нематериальные блага: власть, первенство, влияние и т. п.
Итоговое сочинение: Как война меняет человека?
(534 слова) Влияние войны на человека стало объектом изучения многих авторов. Кто-то отмечал, что она закаляет характер и раскрывает потаенные резервы терпения, мужества, отваги. А кто-то доказывал, что участие в боевых действиях ломает психику личности и травмирует ее на всю оставшуюся жизнь. И те, и другие правы: борьба вынуждает нас идти к Победе, проявляя положительные свойства души, но она же ожесточает сердца, она же лишает нас позитивных эмоций и даже простой человечности. Тот, кто вернулся с фронта, менялся необратимо и был уже мрачной, угрюмой, замкнутой копией себя самого. За примерами, иллюстрирующими это явление, можно обратиться к литературе.
Нам, людям мирного времени, легко говорить о том, чего мы не видели. Нам нравятся истории о подвигах, гениальных стратегах и разведчиках, и мы думаем, что это именно борьба открыла в обычных людях столько талантов, что она повлияла на народ положительно, сделав его сильнее. Однако рассказы ветеранов убеждают нас в обратном: война искалечила души людей, отняла у них безмятежную радость жизни, молодость, здоровье. Ее влияние губительно, поэтому не стоит ее идеализировать.
Война – это период беспощадного и тяжелого времени, где погибает большое количество людей. Войну обычно затевают те, кто уверены в том, что им ничего не угрожает, рассчитывая на сильную и превосходящую армию. Однако, оказывается все по-другому, сотни людей погибает из-за эгоистов, любящих только богатство и ничего более. Очень много русских писателей в своих произведения рассказывали о разных периодах войн.
Очень храбро поступает Женя Камелькова, которая уводит всех немцев за собой, осознав то, насколько глупо было погибать в восемнадцать лет. Каждая из девушек проявили смелость и храбрость, но, к сожалению, из пяти защитниц никто не выжил. Повесть помогает молодым поколениям понять, как жили в тот нелегкий период времени, показывая на какие жертвы люди шли ради будущего своей страны. Автор старался обнажить душу русских женщин, вселяя своим героиням надежду и веру.
В заключение хочу сказать, что наш народ поучаствовал во многих сражения, каждые из которых принесли большие потери для той или другой стороны. Я считаю, что война – это, как проверка на прочность русского человека, который никогда не теряет веру в победу и стремиться вложить все силы ради будущего. В большинстве случаев у наших предков никогда не возникало желания предать свою Родину. Даже в немецких лагерях под пытками русский человек никогда не выдавал важной информации врагу.
Сочинения
Война. Когда мы слышим это слово, то сразу переносимся в прошлое, в то время, когда наши деды и прадеды защищали Родину от фашистских захватчиков. Судьба оказалась к нам более благосклонна, и мы долгое время живем под мирным небом, вспоминая эти тяжелые времена всего лишь в сочинениях на тему человек и война. Много раз мы слышали рассказы о войне и читали знаменитые произведения русских писателей. Они рисовали читателю общую картину военного времени, показывая настоящие ужасы тех лет. Давайте попробуем раскрыть эту тему в сочинении человек и война.
Сочинение на тему человек и война
В жизни бывают разные войны. Соседи воюют за земельные участки, родственники объявляют друг другу войну за наследство, но самые ужасные войны, это гражданская и отечественная. Они жестоки и кровопролитны, забирающие жизни невинных людей, ломающие ценности и жизненные устои.
Война становится тяжелым испытанием для человека. Нет такой войны, которая бы не унесла родного человека, не разрушила дома, не принесла слезы, горе, печаль и боль. В это время тыл и фронт становится единым целым, и не только мужчины, но и женщины, старики и дети помогают армии из последних сил. И именно на войне чаще всего проявляются истинные качества человека.
Как же ведет себя человек на войне? Давайте попытаемся ответить на это в нашем сочинении. Мы не были на войне, и поэтому можем судить об этом, лишь опираясь на произведения писателей и военные фильмы. И здесь мы видим поведение того или иного человека. Кто-то забывает о долге, и следуя за своей трусостью, переходит на сторону врага. Например, Андрей Гуськов в повести Распутина Живи и помни. А кто-то забывает обо всем на свете и ценой своей жизни готов защищать наше будущее. Несмотря ни на что, потеряв все на свете, он остается человеком. Например, Андрей Соколов в рассказе Шолохова Судьба человека. Он не ожесточается, не падает духом, а наоборот, усыновляет ребенка. И таких людей было очень много.
Невозможно не вспомнить и о женщине на войне. Ради общей победы на фронт шли женщины, понимая, что их жизнь может оборваться в любую минуту. Вот и в повести Бориса Васильева А зори здесь тихие, пятеро девушек, которым бы учиться, рожать и воспитывать детей, надели военную форму и отправились на войну. Все они погибли, но их подвиг приблизил победу еще немного. Место ли женщине на войне? Если она чувствует, что обязана защищать родной дом, то почему бы и нет. Женщина на войне — неестественно и жестоко, но ведь и в целом человек на войне выглядит уродливо.
Война меняет человека, он постепенно теряет нравственность, становится черствым, его не волнует этикет и формальности. На войне забываешь о ценностях и часто следуешь лишь своим инстинктам. Некоторые становятся подобно животным. И все ради того, чтобы выжить. Поэтому очень важно, даже в сложное военное время оставаться человеком, и не забывать о своих человеческих качествах.
Сохрани себе на стену чтобы не потерять!
Главный герой повести – Алексей Ястребов. Лейтенант мужественно и самоотверженно сражается против немецких захватчиков. Автор реалистично и точно описал положение на фронте в первый период войны. Достоверно передан внешний облик солдат, их быт. Непросто сражаться за Родину тогда, когда не хватает пулеметов, а есть лишь гранаты, бутылки с бензином и самозарядные винтовки. Герой повести Воробьева испытывает отвращение и страх, идя на немца. Ведь он такой же человек…
Для подготовки к написанию сочинения также рекомендуется ознакомиться с произведениями Бондарева, Гроссмана, Адамовича.
Проблема самопожертвования в годы войны (по тексту В. А. Каверина )
Исходный текст по В. А. Каверину
(1) Накануне вечером комиссар вызвал Корнева и Тумика в свою каюту и заговорил об этой батарее, дальнобойной, которая обстреливала передний край и глубину и которая всем давно надоела.
— (2)Мы несём от неё немалые потери, — сказал он, — и, кроме того, она мешает одной задуманной операции. (3)Нужно эту батарею уничтожить.
(4)Потом он спросил, что они думают о самопожертвовании, потому что иначе её нельзя уничтожить. (5)Он спросил не сразу, а начал с подвига двадцати восьми панфиловцев, которые отдали за Отчизну свои молодые жизни. (6)Теперь этот вопрос стоит перед ними — Корневым и Тумиком — как лучшими разведчиками, награждёнными орденами и медалями.
(7) Тумик первый сказал, что согласен. (8)Корнев тоже согласился, и решено было высадиться на берег в девять часов утра. (9)По ночам немцы пускали ракеты, хотя стоял декабрь и днём было так же темно, как и ночью.
(10)Времени вдруг оказалось много, и можно было полежать и подумать, тем более что это, наверно, уже в последний раз, а больше, пожалуй, не придётся.
(15) Тут Тумик вспомнил всю свою жизнь, самое главное, самое интересное в жизни. (16)Отец — это был родной дом, детство и школа, девушка Шура — это была любовь, а Миша Рубин — друг, который всегда говорил, что, может быть, и есть на свете любовь, но верно то, что на свете есть настоящая дружба навеки.
(17) Они были с ним всю войну — отец, та девушка и Миша — и были теперь, когда он лежал на своей койке под иллюминатором и слышно было, как волна, плеща, набегает на борт. (18)Это была его Отчизна!
(19) И вдруг всё стало так ясно для него, что он даже присел на койке, обхватив руками колени.
— (20)Недаром же я жил на земле, — сказал он себе.
(21)Он видел, как при свете огарка Корнев пишет письмо, и ему хотелось сказать Корневу, что нет для них смерти и что для них пришла эта торжественная, последняя ночь, когда замер весь свет и только под лёгким ветром волна, плеща, набегает на борт. (22)Но он ничего не сказал. (23)У Корнева были жена и маленький сын. (24)Он писал им, и кто знает, о чём он думал сейчас, хмуря крупные чёрные брови…
(25)Утром они с первого взгляда поняли, что нельзя заложить тол и уйти: батарея работала, и кругом было слишком много народу. (26)Можно было только сделать, как сказал комиссар: подорвать её и самим подорваться. (27)И это было легко: неподалёку от батареи штабелями лежали снаряды.
(28)Они стали тянуть жребий, потому что достаточно было подорваться одному, а другой мог вернуться к своим. (29)Они условились: вернётся тот, кто вытащит целую спичку. (30)И Тумик взял в обе руки две целые спички и сказал шёпотом:
(31) У Корнева были жена и маленький сын…
(32) Они обнялись, поцеловались. (33)На прощание Тумик отдал Корневу свою фотографию, где был снят с автоматом, лёжа, прицеливаясь, — ребята говорили, что вышел отлично. (34)И Корнев ушёл. (35)Он был метрах в сорока от батареи, когда раздался взрыв и пламя метнулось до самого неба, осветив пустынный край — снег и тёмные ущелья между скал, диких скал Отчизны…
(По В. А. Каверину*)
Вариант сочинения 1
Какова роль воспоминаний в годы войны? Почему мысли о доме, о близких людях помогают выстоять в годы войны? Этими вопросами задается Вениамин Каверин в данном тексте.
Позиция автора в данном тексте состоит в том, что воспоминания о детстве, о родных и близких людях поддерживают человека в суровые военные годы, придают ему сил.
С данной позицией трудно не согласиться. Сотни, а может быть, и тысячи солдат, вспоминая в промежутках между боями дом и семью понимали, что завтра они могут не вернуться из боя. Но готовность отдать свою жизнь за то, чтобы дети спокойно выросли в мирной обстановке в родной стране придавала им мужества и стойкости. Сколько известно примеров, когда бойцы накрывали собой мины и гранаты, таким образом погибали, но спасали жизнь однополчан. Все знают о подвиге Александра Матросова, закрывшего своим телом немецкий дзот, о подвиге Александра Талалихина, который погиб, направив в воздухе свой самолет на фашистский бомбардировщик. И таких примеров еще тысячи и тысячи, за годы войны звание Героя Советского Союза получили двенадцать тысяч человек, некоторые становились Героями дважды, а то и трижды. Но совершенно ясно и понятно другое, что все подвиги человек совершает ради кого или чего-то, каждого героя поддерживали мысли о доме, воспоминания о чем-то дорогом и близком.
Сочинение
Война — это самое страшное время для всех. Гибель людей, разруха и голод — вот последствия любой, самой непродолжительной войны. Война — это воплощение всего того, что противоречит человеческой природе. Война разрушительна. И, возможно, никакая другая не была столь разрушительной, как Великая Отечественная война. Она продолжалась 3 года 10 месяцев и 18 дней или 1418 дней и ночей.
И все-таки русские люди победили врага, оккупировавшего их страну. Победили, потому что объединились в своем усилии противостоять немецким захватчикам. Победили благодаря своей мужественности, силе, выносливости и храбрости. Победили, потому что мужчины и женщины, дети и взрослые встали на защиту родины как один. О храбрости людей на войне написано очень много, нельзя даже сказать, какое произведение о войне самое известное, потому что их тысячи. И все они повествуют о том, как человек проявлял себя на войне.
Во время войны человек моментально проявляет себя с хорошей или плохой стороны, показывая свои лучшие или худшие качества. И здесь мы не можем не упомянуть о собирательном образе русского солдата Василия Теркина из одноименной поэмы А. Твардовского. Неунывающий балагур Василий не расстается с гармонью, заражая оптимизмом своих однополчан и это, на самом деле, было очень важно. Недаром стихи из поэмы солдаты заучивали наизусть, записывали в свои блокноты, читали на привале. И каждый был уверен, что образ Василия Теркина написан с солдата-весельчака, который служил с ним бок о бок.
Война — безумно тяжелое время, но люди и на войне остаются людьми: они поют, читают любимые стихи, влюбляются… А еще заботятся о своих близких. Через какие бы ужасы ни прошел русский солдат, в письмах домой он писал о чем угодно, только не о страхе, отчаянии или боли. Наоборот, находясь в шаге от гибели, даже на передовой, он писал родным и близким, что скоро вернется домой с победой, и у них снова все будет хорошо.
Завершая разговор, подчеркнем, что военное время, как никакое другое, срывает маски с людей, обнажает их души и показывает сущность каждого человека такой, какая она есть: низкой и подлой или смелой и отважной. При этом нельзя не сказать о том, что смелых, мужественных людей в мире намного больше, чем трусливых и жалких. А потому добро всегда побеждало и будет побеждать зло.
"Цель художника не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых, всех ее проявлениях. Ежели бы мне сказали, что я могу написать роман, в котором я неоспоримо установлю кажущееся мне верным воззрение на все социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов труда на такой роман, но ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через 20 и будут над ним плакать и смеяться и полюбят жизнь, я бы посвятил ему всю свою жизнь и все свои силы", — писал Л.Н. Толстой. И он действительно создал такое великое произведение, которое и сейчас, по прошествии более ста лет со времени его написания, увлеченно читают люди всех возрастов. И плачут. И смеются. И начинают любить жизнь.
Но контуры будущего шедевра определились не сразу. Толстого, как и всех передовых людей того времени, волновали важнейшие вопросы эпохи: о путях развития России, о судьбах народа, о его роли в истории, о взаимоотношениях народа и дворянства. Он обращался к изучению великих исторических событий начала века. В его сознании своеобразным ключом ко многим вопросам являлись Отечественная война 1812 года и восстание декабристов. Это была эпоха исключительной активности народных масс, подъема национального самосознания, революционных устремлений передовой дворянской интеллигенции. Толстой хотел написать такое произведение, в котором бы раскрывалось народное значение Отечественной войны 1812 года, была показана роль народных масс и отдельных людей в ходе исторических событий. Он стремился понять и запечатлеть черты национального характера великого народа, характера, с особенной силой проявившегося в один из самых острых исторических моментов.
Процесс создания романа-эпопеи "Война и мир" не был для его автора быстрым и легким. Долгое время Толстой собирал материалы, обдумывал идею, изучал и проверял исторические факты, которые должны были лечь в основу его романа. Многое вызывало сомнения, кое-что решительно отвергалось. Менялся также сам замысел произведения. Первоначально писатель задумывал роман о декабристе, возвращающемся в 1856 году из Сибири белым как лунь стариком и "примеряющем свой строгий и несколько идеальный взгляд к новой России", и приложил немало усилий, провел глубокие документально-исторические изыскания в этом направлений. Потом, как писал сам Толстой о дальнейшем развитии этого замысла, он перешел к 1825 году, "эпохе заблуждений и несчастий" своего героя, и оставил начатое. Так как в 1825 году герой был уже взрослым, состоявшимся человеком, то "чтобы понять его. нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпадала со славной для России эпохой 1812 года. ". Толстой в очередной раз оставил написанное и "стал писать со времени 1812 года". Но оказалось, что "между теми полуисторическими, полуобщественными, полувымышленными великими характерами и лицами великой эпохи" личность его героя отступила на второй план, а на первый план стали" с равным интересом для автора, "молодые и старые люди, мужчины и женщины того времени". И в третий раз Толстой вернулся к мысли о том, что он не имеет права писать о торжестве в борьбе с бонапартовской Францией, не описав "наших неудач и нашего срама". Писатель пришел к выводу, что если "причина нашего торжества" лежала в "сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений". Поэтому от 1856 года он вернулся к 1805 году и вместо одного героя решил провести "многих. героинь и героев через исторические события 1805, 1807, 1812, 1825 и 1856 годов". Сохранились черновики того романа, которые практически не имеют ничего общего с окончательным текстом. Да и до появления этого окончательного варианта "Войны и мира" прошло немало времени, произошли события, повлиявшие на замысел автора.
Намерение Толстого отразить в своем произведении полувековую историю русского народа не осуществилось. Он вынужден был сжать исторические рамки романа, но по мере работы над ним глубже становилось его содержание. Все большее место в новом произведении занимал народ как носитель духовных ценностей; изображение конкретной исторической эпохи приобретало общечеловеческое значение.
Претерпевало существенные изменения и переработки и место действия. Если в одном из первых вариантов романа мы читаем: "Это было между Тильзитом и пожаром Москвы. ", то в другом попадаем на аристократический бал в Петербурге. Ставя перед собой цель создать историческое произведение, Толстой предпринимал немало попыток начать роман с широкой исторической панорамы, как, например: "Летом 1805 года дипломатические сношения России со всеми европейскими державами, за исключением Франции, особенно оживились. "
Множество идей, вариантов, черновых текстов, которые были написаны, подвергалось многочисленным переделкам, проверялось и в конечном итоге все же было отброшено. Это подтверждает свидетельства о том, какая серьезная и кропотливая работа велась автором будущего шедевра. Действительно, шедевра, так как несмотря на то что произведение Толстого неоднократно критиковалось современниками, оно является бесспорным образцом художественно точного изображения эпохи. И достигал этой точности писатель не путем беспрекословного следования работам современных ему историков, а часто даже вопреки их сведениям и трактовкам, что делает роман еще более выдающимся и неповторимым. Л.Н. Толстой лично посещал места былых сражений, общался со стариками — свидетелями тех событий, составлял планы битв и делал зарисовки. Именно в результате подобных исследований писатель пришел к убеждению, что бородинская позиция выглядела не так, как ее изображают ученые-историки. Отсюда в тексте "Войны и мира" появился даже план сражения, на котором дана расстановка сил "по Толстому". Действительно, исследование Толстым событий 1812 года было настолько детальным, что многие специалисты не исключали возможности и целесообразности отдельной публикации результатов этих историко-философских рассуждений. Следует сказать, что "исторические рассуждения" в первоначальных вариантах романа касаются не только Бородинского сражения, но также и войны 1805 года, хотя впоследствии автор полностью исключил их из своего произведения. И причин этому было несколько. Одна из них: писатель не имел возможности лично обследовать место событий при Аустерлице. А значит, он не имел о нем "особого мнения". То есть, при детальном описании места битвы и самого сражения ему пришлось бы следовать мнению историков, которым, как уже было отмечено, он не всегда мог доверять.
Но все-таки главное, что позволяет нам понять мотивы Толстого, то, что, создавая свой роман, он не стремился к написанию только лишь исторического документа. Да, он мечтал в рамках художественного произведения высказать некоторые личные идеи из военной и политической истории и даже хотел сформировать на их основе концепцию исторического развития. Но все же главным в его замысле и в самой этой концепции оставалось другое — писатель стремился выставить на первый план основную, по его мнению, движущую силу истории. А силой этой является русский народ, так как историю, по твердому убеждению Толстого, творит не личность — ее вершат народные массы. Вот почему так много внимания автор уделил попыткам проникнуть в самую глубь души человека. Он стремился досконально изучить простых русских людей, их образ жизни, их психологию, мотивы тех или иных поступков. Именно поэтому он вводит большое количество вымышленных персонажей, описывая при этом ярко и точно историю жизни каждого из них: Андрей Болконский, Пьер Безухов, Марья Болконская, Наташа Ростова, капитан Тушин, Платон Каратаев и многие другие. Вымышленные герои — но сколько в них истинно человеческого, русского, народного! Эта народная мысль у Толстого напрямую связана с идеей бессмертия. В глазах писателя народ — это и есть само бессмертие, сама история, сама жизнь. "Что за славный народ!" — восклицает Наполеон, глядя на убитого русского гренадера. И правда: народ, а не он — Наполеон, личность — является настоящим героем. ". Я старался писать историю народа. И потому Ростопчин, говорящий: "Я сожгу Москву", как и Наполеон: "Я накажу свои народы", — не может никак быть великим человеком, если народ есть не толпа баранов. " — так кратко определил главную идею своей исторической концепции Л. Н. Толстой.
Да, труд над романом был долгим, упорным (роман писался на протяжении шести лет), нелегким (текст романа переписывался семь раз), автору не раз приходилось сомневаться, исправлять, совершенно изменять написанное. Но именно поэтому произведение Толстого стало по-настоящему великим. Не случайно "Войну и мир", с ее панорамой подлинных исторических событий, происходивших на огромной территории Центральной и Восточной Европы, называют "романом-эпопеей". Значение этого произведения для формирования мировоззрения русских людей невозможно переоценить.
Читайте также: