Софокл царь эдип сочинение
Обновлено: 04.07.2024
Эта трагедия Софокла написана с замечательным драматическим мастерством. Аристотель считал ее образцом применения композиционного приема трагической иронии. Этот прием состоит в создании на основании какого-либо недоразумения такой ситуации, которая заставляет персонажей драмы ожидать счастливого разрешения конфликта, тогда как зрителям ясно, что он закончится величайшей катастрофой.
Эта трагедия Софокла необычайно динамична; нарастающая тревога заставляет напряженно ожидать трагической развязки. Предельно зримо воспринимаются описания тех событий, которые вследствие ограниченных возможностей античного театра или в силу принципов греческой драматургии не могли быть показаны публике (описание чумы в монологе жреца, рассказ о смерти Иокасты и самоослеплении Эдипа в монологе домочадца).
Трагедия демонстрирует как будто бы бессилие человека, ограниченность его возможностей перед лицом божественной воли. Однако глубоко религиозный поэт, уверенный в целесообразности мироздания и божественного соизволения, предлагает людям не отчаиваться перед лицом страданий, насылаемых на первый взгляд несправедливо: человек не всегда в силах понять действия богов, направленные, в конечном счете, на пользу человека; как и Эсхил, Софокл считает, что если человек разумен, то путем страдания он придет к мудрости примирения.
Софокл ставит в этой трагедии проблему честности и нравственного долга человека: будучи обречен, догадываясь о своем крахе, Эдип тем не менее не прерывает начатого им расследования преступления и, узнав истину, не щадит себя.
Другие трагедии Софокла
Душевное равновесие лучших героев трагедий Софокла, образы которых поэт предлагает в качестве нравственных норм и образца поведения соответствует величию жанра.
По свидетельству Аристотеля, Софокл сам говорил, что он изображает в своих трагедиях людей такими, какими они должны быть. Очевидно, это надо понимать в смысле твердости принципов и ответственности за свои поступки и за свои ошибки.
Гармоническое мировоззрение Софокла дало ему возможность создавать гармонические, четкие по композиции, напряженно развивающиеся драматические произведения. Идеологический кризис, наступивший в последней четверти V в. до н. э., скептицизм, проповедуемыйсофистами
, не смогли поколебать душевной гармонии Софокла. В своих трагедиях он остается глух ко все чаще раздающимся голосам, подвергающим сомнению как историчность, так и поучительность мифических преданий; мораль, вытекающая из них, для Софокла оставалась чем-то напоминающим неколебимый догмат.
Хор в трагедиях Софокла играет меньшую роль, чем у Эсхила: он уже не так органически связан с действием. В этом можно убедиться, если прочитать трагедии Софокла, пропуская песни и реплики хора: смысл трагедии будет понятен и без них, чего нельзя сказать о трагедиях Эсхила. Язык трагедий Софокла менее архаичен, чем язык Эсхила, и слог его в сравнении со слогом Эсхила отличается большей простотой.
Для Софокла характерно редкое мастерство диалога, динамичность действия, естественность в развязывании сложных и запутанных драматических узлов.
Зрители, хорошо знакомые с мифологией, ждали от поэта не показа новых коллизий, а художественного изображения этих коллизий; они ценили трагедии Софокла за виртуозное разрешение известных им конфликтов и за поэтическое воплощение знакомых образов.
Рок и Человек. Проблема, вставшая на самой заре человечества и не решённая до сих пор. Проблема соотношения человеческого сознания и того высшего, таинственного, непознанного, что властвует миром…
Проблему соотношения Человека и Рока – а в сущности, Человека и Бога (разные имена не меняют сути явления) – пытались решить все мировые религии. Вся система верований, обрядов, суеверий – лишь побочный продукт от взаимодействия человеческого сознания с Непознанным. Религия возводит Непознанное в ранг Непознаваемого, и, в сущности, проблема уходит в подсознание, в область человеческой интуиции; но таким образом она не решается. Попытка объяснить иррациональное с помощью иррационального – уравнение со многими неизвестными.
Человеческое сознание развивалось и пыталось найти конкретное олицетворение Непознанного. И так как основой мышления человека всегда был антропоцентризм (ведь совершеннее себя он ничего в природе не видел), то Непознанное стало пониматься как организованное сообщество человекоподобных богов. Иерархия богов во всех религиях выстроена по подобию человеческой иерархии власти.
Уникальной является древнегреческая система мировоззрения. С одной стороны, она типично языческая, с разветвлённой системой богов; с другой стороны, она гораздо ближе к единобожию, чем христианство или мусульманство.
Во-первых, древнегреческая концепция происхождения мира больше всех остальных напоминает научную гипотезу – она не указывает имена Творца, даже божественного. Идея происхождения Геи-Земли из Хаоса силой Эроса (притяжение) удивительно напоминает научную гипотезу В. Г. Фесенкова, объясняющую образование планет взаимным притяжением частиц пылевого облака. Во-вторых, Непознанное не имеет контрастных полюсов – оно едино. Хотя внешняя структура языческих религий сохранена: есть Зевс, верховный бог, победивший змея Тифона и правящий людьми и богами; есть второстепенные боги, специализирующиеся по разным проблемам людей и явлениям природы; есть и Аид, бог тёмного подземного царства умерших – царства, противоположного солнечному миру живых. Именно Аид должен был быть аналогом Сета, Беса, Шайтана, Сатаны и других, подобных им, во всех земных религиях. Но все оценки сняты. Аид не несёт в себе негативного начала, так же, как Зевс – позитивного. Возможно, первоначально пантеон богов был воплощением Непознанного, но затем акценты сместились. Не грань столкновения добра и зла и даже не смерть есть граница Непознанного, а объективный закон – Рок, неолицетворённый, безэмоциолнальный и непреодолимый. Греки чувствовали, что Непознанное не может быть подобно людям: оно не подвержено ни жалости, чтобы прощать, ни гневу, чтобы карать, ни чувству справедливости, чтобы воздать по заслугам. Ему не нужны ни молитвы, ни жертвы; оно движется независимо от людей и от богов, и увлекает их за собой. Непознанное нельзя передать в конкретике – и Высшим, а по сути, единственным божеством и управителем мира стал абстрактный Рок. Древнегреческий Рок не был ни слепым, ни капризным, ни двуликим, как позже римская Фортуна. В Риме Непознанное утратило абстрактность и утратило тот смысл, который придавали ему греки. Для греков слепым был не Рок, а человек, ибо ему недоступно знание будущего.
Эдипу же «бог ответил…чтобы он не возвращался на Родину, ибо он убьёт своего отца и женится на своей матери [3].
Была ли ситуация цугцванга в судьбах Лая, Иокасты и Эдипа – или у них было право выбора, и они сами, собственными действиями сотворили свой Рок?
Никто не предсказывал и не мог предсказать Орфею, вернётся Эвридика на землю или нет. Аид поставил условие, и Орфей мог реагировать так или иначе. Один неосторожный шаг разбил всё его будущее; момент жизненных развилок и выбора – самые мучительные моменты для человека. Если Рок ведёт его и его близких к гибели – это беда; если же человек совершает ошибку и собственной рукой рушит свой мир – это его вина. Разбить свои святыни самому психологически гораздо тяжелее, чем потерять их по воле судьбы.
Иокаста родила мальчика, и Лай был поставлен перед совершившимся фактом: вот он, тот самый сын, от чьей руки ему предстояло погибнуть. Почему-то все отцы в древнегреческих мифах, начиная от Крона, в подобных ситуациях поступали одинаково: пытались избавиться от ребёнка, подчас самым жестоким способом. Это свидетельствует о преобладании инстинкта самосохранения над инстинктом продолжения рода.
Этот поступок Лая парадоксален. Если он верил в неизбежность исполнения пророчества – была бессмысленной попытка избежать его; если не верил – чудовищно бессмысленной была жестокость в отношении сына. Рок предоставлял Лаю возможность выбора – и человек сделал выбор во вред себе, жене, сыну и всему городу: себя и жену он обрёк на бездетность, сына – на смерть, лишив город законного наследника власти. Это была первая развилка.
В отличие от Лая, не хотевшего, но имевшего ребёнка, бездетный коринфский царь Полиб хотел иметь сына, но судьба не даровала ему такой радости. По доброй воле двух пастухов Эдип выжил и составил счастье Полиба и Меропы, став их сыном и наследником. Это были счастливые годы в жизни Эдипа; кто знает, мог ли он вырасти таким умным, сильным и справедливым, если бы он жил у Лая, а не у Полиба? Полиб и Меропа вырастили и воспитали будущего победителя Сфинкса и мудрого правителя Фив, но не уберегли его от ударов Рока именно благодаря своей заботе о нём. Когда завистливые сверстники назвали юношу найдёнышем, и он пришёл к приёмным родителям с вопросом, кто же он на самом деле, - они не сказали ему правды, видимо, боясь за него. Но этим они пробудили в душе Эдипа ещё более сильные сомнения; жизнь задала Эдипу первую загадку. Это был второй момент, когда люди – в данном случае Полиб и Мерона – могли изменить и не изменили предназначение Рока. Они сделали выбор, желая Эдипу добра, но не обладая всей полнотой информации, необходимой для верного прогнозирования последствий.
Закономерным после двух пройденных развилок было предсказание Дельфийского оракула. Эдип спрашивал, кто его родители. У Софокла Пифия не отвечает на поставленный вопрос:
Это подтверждает первое предсказание, данное когда-то Лаю. Далее выбор действия вновь предоставлен человеку – на сей раз самому Эдипу. Почему он не вернулся в Коринф и не рассказал Полибу об этом предсказании, чтобы принять совместное решение? Почему забыл сразу о своём вопросе, на который никто не ответил? Поведение Эдипа психологически достоверно, но алогично: вопрос, с которым он пришёл в Дельфы, свидетельствует о его сомнениях в отношении родства с Полибом и Меропой. Он уже допускал мысль, что они не родные его родители; предсказание оракула должно было ещё больше озадачить его и привести к новым поискам разгадки тайны своего происхождения. Эдип же, напротив, забывает свои сомнения, хотя именно они могли дать ему ниточку правды. Так ещё раз человек помог своему Рок.
Путешествие Эдипа и убийство им Лая – в жизни Эдипа эпизод незначительный, почти не оставшийся в его памяти. В то же время, он несёт на себе функции полуразвязки: исполняется первое пророчество и первая половина второго пророчества. Затем жизнь приводит Эдипа ко второй загадке – загадке Сфинкса, олицетворённого Рока. Этот эпизод из жизни Эдипа напоминает даже структуру волшебной сказки (по Проппу): путешествие героя – герой вступает в непосредственное столкновение с вредителем – побеждает – вступает в брак и воцаряется. После долгих счастливых лет мудрого правления и безоблачного брака наступает новый перелом: мор в Фивах. Дальнейшие события – всего лишь цепь развязок и осознания свершившегося. Здесь, получив третье пророчество и третью загадку, Эдип уже не имеет возможности выбора. Он узнаёт факты один за другим, развилок уже нет; дорога осталась одна, и она ведёт к катастрофе.
1 – начало жизни – боль, страдания (в лесу, с проколотыми ножками)
1(1) – страдания – катарсис – смерть Эдипа
2 – счастливые годы в Коринфе
2(1) – счастливые годы в Фифах
3 – перелом: пророчество, тайна происхождения
3(1) - перелом: мор, пророчество, тайна убийства Лая; катастрофа
о – центр симметрии: решение загадки Сфинкса
4 – путешествие из Коринфа – в Дельфы – в Фивы
4(1) – путешествие – скитание изгнанника по свету и приход в Колон
2-2(1), 3-3(1), 4-4(1) – соответствия подобных событий в жизни Эдипа
1-1(1) – его жизненный путь от рождения до смерти.
К сожалению, в формате этого сайта невозможно размещать графики, таблицы и картинки. С полной версией этой статьи можно ознакомиться на главном сайте автора, ссылка на который имеется в конце авторской страницы.
Как человеческая жизнь, так и процесс развития и упадка стран, идей, культур – строится по одному принципу. Зародившись в одной точке, всё живое постепенно растёт, достигает апогея в своём развитии – и так же постепенно, уступая позицию за позицией, схлопывается снова в точку. Почти все процессы жизни выражаются этой схемой. Мы всегда мыслим процесс развития линейным, развёртывающимся на плоскости последовательно и постепенно. Необъяснённые закономерности этого развёртывания мы называем Высшими силами, Роком, Непознанным, периодически ощущая их вторжение в нашу жизнь. Но наша жизнь невозможна без взаимодействия с Непознанным. Представим себе динамический процесс: прохождения сферы через плоскость.
Что будет происходить на плоскости? Вначале появится точка, которая начнёт постепенно расширяться в окружность; достигнув максимального диаметра, окружность начнёт постепенно сжиматься, пока вновь не сойдётся в точку. Вот он – уже знакомый нам процесс развития от возникновения до исчезновения! Это всего лишь пересечение сферы с плоскостью.
Представим теперь наш мир – огромный, сложный, многообразный – и Непознанное, относящееся к нашему миру примерно так же, как объёмная сфера к плоскости. И вот оно начинает проходить через наш мир – и повсюду образуются подобные процессы: Зарождается жизнь, растёт, достигает апогея – и исчезает, медленно сходя на нет. Можем ли мы бороться с ним, избегать его, если только не пересечении Реального, то есть Познанного и Непознанного может возникнуть жизнь? Рождение – это первая точка соприкосновения сферы с плоскостью; Расцвет – ровно половина пути, когда проекция достигает наибольшего диаметра; смерть – последняя точка касания… Не странно ли говорить о борьбе с Непознанным, если каждый из нас, так же, кА любые явления мира – его проекция.
Гибель! Сказка, фантазия детская…
Если сфера сквозь плоскость прошла -
То не сфера, а только проекция
Родилась, прожила, умерла…
Люди в царство загробное верили;
Вот истоки той веры смешной…
Мы проходим объёмными сферами
Через плоскости жизни земной;
И, не зная пространств мироздания,
Мы со страхом предвидим тот час,
Как последняя точка касания
Перестанет с ней связывать нас…
Это трагедия о роке и свободе: не в том свобода человека, чтобы делать то, что он хочет, а в том, чтобы принимать на себя ответственность даже за то, чего он не хотел.
В городе Фивах правили царь Лаий и царица Иокаста. От дельфийского оракула царь Лаий получил страшное предсказание: “Если ты родишь сына, то погибнешь от его руки”. Поэтому, когда у него родился сын, он отнял его у матери, отдал пастуху и велел отнести на горные пастбища Киферона, а там бросить
На Кифероне он встретил пастуха со стадом из соседнего царства – Коринфского и отдал младенца ему, не сказавши, кто это такой. Тот отнес младенца к своему царю. У коринфского царя не было детей; он усыновил младенца и воспитал как своего наследника.
Назвали мальчика – Эдип.
Эдип вырос сильным и умным. Он считал себя сыном коринфского царя, но до него стали доходить слухи, будто он приемыш. Он пошел к дельфийскому оракулу спросить: чей он сын?
Оракул ответил: “Чей бы ты ни был, тебе суждено убить родного отца и жениться на родной матери”.
На распутье он встретил колесницу, на ней ехал старик с гордой осанкой, вокруг – несколько слуг. Эдип не вовремя посторонился, старик сверху ударил его стрекалом, Эдип в ответ ударил его посохом, старик упал мертвый, началась драка, слуги были перебиты, только один убежал. Такие дорожные случаи были не редкостью; Эдип пошел дальше.
Он дошел до города Фив. Там было смятение: на скале перед городом поселилось чудовище Сфинкс, женщина с львиным телом, она задавала прохожим загадки, и кто не мог отгадать, тех растерзывала. Царь Лаий поехал искать помощи у оракула, но в дороге был кем-то убит.
Эдипу Сфинкс загадала загадку: “Кто ходит утром на четырех, днем на двух, а вечером на трех?” Эдип ответил: “Это человек: младенец на четвереньках, взрослый на своих двоих и старик с посохом”. Побежденная верным ответом, Сфинкс бросилась со скалы в пропасть; Фивы были освобождены. Народ, ликуя, объявил мудрого Эдипа царем и дал ему в жены Лаиеву вдову Иокасту, а в помощники – брата Иокасты, Креонта.
Прошло много лет, и вдруг на Фивы обрушилось божье наказание: от моровой болезни гибли люди, падал скот, сохли хлеба. Народ обращается к Эдипу: “Ты мудр, ты спас нас однажды, спаси и теперь”. Этой мольбой начинается действие трагедии Софокла: народ стоит перед дворцом, к нему выходит Эдип. “Я уже послал Креонта спросить совета у оракула; и вот он уже спешит обратно с вестью”.
Оракул сказал: “Эта божья кара – за убийство Лаия; найдите и накажите убийцу!” – “А почему его не искали до сих пор?” – “Все думали о Сфинкс, а не о нем”. – “Хорошо, теперь об этом подумаю я”. Хор народа поет молитву богам: отвратите ваш гнев от Фив, пощадите гибнущих!
Эдип объявляет свой царский указ: найти убийцу Лаия, отлучить его от огня и воды, от молений и жертв, изгнать его на чужбину, и да падет на него проклятие богов! Он не знает, что этим он проклинает самого себя, но сейчас ему об этом скажут, В Фивах живет слепой старец, прорицатель Тиресий: не укажет ли он, кто убийца? “Не заставляй меня говорить, – просит Тиресий, – не к добру это будет!” Эдип гневается: “уж не сам ли ты замешан в этом убийстве?” Тиресий вспыхивает: “Нет, коли так: убийца – ты, себя и казни!” – “уж не Креонт ли рвется к власти, уж не он ли тебя подговорил?” – “Не Креонту я служу и не тебе, а вещему богу; я слеп, ты зряч, но не видишь, в каком живешь грехе и кто твои отец и мать”. – “Что это значит?” – “Разгадывай сам: ты на это мастер”. И Тиресий уходит.
Хор поет испуганную песню: кто злодей? кто убийца? неужели Эдип? Нет, нельзя этому поверить!
И у меня была такая встреча; не я ли был тот путник? Остался ли свидетель?” – “Да, один спасся; это старый пастух, за ним уже послано”. Эдип в волнении; хор поет встревоженную песню: “Ненадежно людское величие; боги, спасите нас от гордыни!”
И тут в действии происходит поворот. На сцене появляется неожиданный человек: вестник из соседнего Коринфа. Умер коринфский царь, и коринфяне зовут Эдипа принять царство.
Эдип омрачается: “Да, лживы все пророчества! Было мне предсказано убить отца, но вот – он умер своею смертью. Но еще мне было предсказано жениться на матери; и пока жива царица-мать, нет мне пути в Коринф”. “Если только это тебя удерживает, – говорит вестник, – успокойся: ты им не родной сын, а приемный, я сам принес им тебя младенцем с Киферона, а мне тебя там отдал какой-то пастух”. “Жена! – обращается Эдип к Иокасте, – не тот ли это пастух, который был при Лаие? Скорее!
Чей я сын на самом деле, я хочу это знать!” Иокаста уже все поняла. “Не дознавайся, – молит она, – тебе же будет хуже!” Эдип ее не слышит, она уходит во дворец, мы ее уже не увидим. Хор поет песню: может быть, Эдип – сын какого-нибудь бога или нимфы, рожденный на Кифероне и подброшенный людям? так ведь бывало!
Но нет. Приводят старого пастуха. “Вот тот, кого ты мне передал во младенчестве”, – говорит ему коринфский вестник. “Вот тот, кто на моих глазах убил Лаия”, – думает пастух. Он сопротивляется, он не хочет говорить, но Эдип неумолим. “Чей был ребенок?” – спрашивает он. “Царя Лаия, – отвечает пастух. – И если это вправду ты, то на горе ты родился и на горе мы спасли тебя!” Теперь наконец все понял и Эдип. “Проклято мое рождение, проклят мой грех, проклят мой брак!” – восклицает он и бросается во дворец. Хор опять поет: “Ненадежно людское величие!
Нет на свете счастливых! Был Эдип мудр; был Эдип царь; а кто он теперь? Отцеубийца и кровосмеситель!”
Из дворца выбегает вестник. За невольный грех – добровольная казнь: царица Иокаста, мать и жена Эдипа, повесилась в петле, а Эдип в отчаянии, охватив ее труп, сорвал с нее золотую застежку и вонзил иглу себе в глаза, чтоб не видели они чудовищных его дел. Дворец распахивается, хор видит Эдипа с окровавленным лицом. “Как ты решился. ” – “Судьба решила!” – “Кто тебе внушил. ” – “Я сам себе судья!” Убийце Лаия – изгнание, осквернителю матери – ослепление; “о Киферон, о смертное распутье, о двубрачное ложе!”.
Верный Креонт, забыв обиду, просит Эдипа остаться во дворце: “Лишь ближний вправе видеть муки ближних”. Эдип молит отпустить его в изгнание и прощается с детьми: “Я вас не вижу, но о вас я плачу…” Хор поет последние слова трагедии:
“О сограждане фиванцы! Вот смотрите: вот Эдип!
Он, загадок разрешитель, он, могущественный царь,
Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел.
Значит, каждый должен помнить о последнем нашем дне,
И назвать счастливым можно человека лишь того,
Кто до самой до кончины не изведал в жизни бед”.
Драматургия Древней Греции положила начало истории развития этого жанра. Все то, чем мы располагаем сейчас, зародилось в этой колыбели европейской культуры. Поэтому для осознания многих современных театральных тенденций и находок весьма полезно оглянуться назад и вспомнить, с чего начиналось драматическое искусство?
История Царя Эдипа
Царь города Фивы, Лай узнает от оракула, что его сын, который должен родиться, убьет его и женится на своей матери – царице Иокастре. Чтобы предотвратить это, Лай приказывает пастуху отнести новорожденного в горы на погибель, в последний момент ему становится жалко младенца и тот передает его местному пастуху, который отдает мальчика бездетному коринфийскому царю Полибу.
Эдип дошел до города Фивы, у которого сидел Сфинкс и загадывал всем проходящим мимо загадку, кто не отгадывал — был убит. Эдип с легкостью отгадал загадку и спас Фивы от Сфинкса. Фиванцы сделали его королем и женили на царице Иокастре.
Через некоторое время на город обрушилась чума. Оракул предсказывает, что спасти город можно, найдя убийцу царя Лая. Эдип в итоге находит убийцу, то есть себя самого. В финале трагедии его мать вешается, а сам герой выкалывает себе глаза.
Жанр произведения
В античной трагедии часто показывается контраст счастья и несчастья. Счастливая жизнь наполняется преступлениями, расплатами и наказаниями, таким образом, переходя в несчастную.
Особенность трагедий Софокла в том, что не только главного героя постигают жестокие участи, но и судьбы всех причастных к нему становятся трагичными.
Злой рок героя: почему Эдипу не повезло?
Царь города Фивы Лай украл и надругался над учеником оракула, который передавал ему знания о мире. Вследствие своего поступка он узнает пророчество, в котором говорится, что он погибнет от руки собственного сына, а его жена выйдет за него замуж. Он принимает решение убить ребенка. Напоминает миф о боге Кроносе, который опасался, что дети могут убить его – и пожирал их, чтобы этого не случилось. Однако Лаю не хватило божественной воли: он не сумел съесть наследника. Так распорядилась судьба, чтобы наказать обидчика предсказателя. Поэтому вся жизнь Эдипа – пример того, как остроумно пошутил злой рок.
Младенец попадает в руки бездетному царю. Бездетность считалась волей богов, и если детей нет, то это наказание и так надо. Получается, сановник страдал бесплодием лишь потому, что должен был приютить игрушку судьбы.
Эдип встречает Сфинкса. Сфинкс появилась задолго до Кроноса. Все божества, существовавшие до Кроноса, соединяют в себе черты разных животных и человека. Она истребляет город, постоянно пожирая горожан за недостаток эрудиции. И когда Эдип разгадывает ее загадку – она погибает, как и было предначертано, а герой уже приписал это на свой счет.
Начало чумы в Фивах – тоже является божественной карой за то, что, по сути, соорудил злой рок, разгулявшись в мире людей.
Никто не страдает понапрасну. Каждому воздается по его поступкам или же по поступкам его предков. Но никто не может миновать своего жребия, бунтовщиков сурово карает десница судьбы. Самое интересное, что это восстание – плод фантазий самих богов. Злой рок изначально управляет тем, кто думает, что обманывает его. Эдип не виноват в своей непокорности, просто на его примере людям решили преподать урок послушания: не перечьте воле вышестоящих, они мудрее и сильнее вас.
Образ Эдипа: характеристика героя
В трагедии Софокла главным героем является правитель Фив – царь Эдип. Он проникается проблемами каждого жителя своего города, искренне переживает за их судьбы и старается во всем им помочь. Он однажды спас город от Сфинкса, и когда граждане страдают от навалившейся на них чумы, народ снова просит спасения у мудрого правителя.
В произведении судьба его оказывается невероятно трагичной, но, несмотря на это, его образ не представляется жалким, а напротив, величественным и монументальным.
Всю жизнь он поступал по морали. Ушел из родного дома, отправившись неизвестно куда, чтобы не исполнять предначертанное злодейство. И в финале он утверждает свое достоинство самонаказанием. Эдип поступает невероятно смело, наказывая себя за преступления, которые совершил неосознанно. Его кара жестока, но символична. Он выкалывает брошью свои глаза и отправляет себя в изгнание, чтобы не находиться рядом с теми, кого он осквернил своими поступками.
Таким образом, герой Софокла – человек соответствующий нравственным законам, стремящийся поступить по морали. Царь, признающий собственные ошибки и готовый нести за них наказание. Его ослепление – метафора автора. Так он хотел показать, что персонаж является слепой игрушкой в руках судьбы, и каждый из нас так же слеп, даже если почитает себя зрячим. Мы не видим будущего, не способны узнать свою судьбу и вмешаться в нее, поэтому все наши действия – жалкие метания слепца, не более. Такова философия того времени.
Однако когда герой слепнет физически, он прозревает духовно. Ему уже нечего терять, все самое страшное произошло, и судьба преподала ему урок: пытаясь узреть незримое, можно и вовсе потерять зрение. После таких испытаний Эдип освобождается от властолюбия, самонадеянности, богоборческих устремлений и уходит из города, жертвуя всем во благо горожан, пытаясь спасти их от чумы. В изгнании его добродетель лишь укрепилась, а мировоззрение обогатилось: теперь он лишен иллюзий, миража, который создавало услужливое зрение под влиянием ослепительных лучей власти. Изгнание в данном случае – путь к свободе, предоставленный судьбой в качестве компенсации за то, что Эдип покрыл долг своего отца.
Автор пишет свое произведение, основой которому послужил миф о Царе Эдипе. Но он пронизывает его тончайшей психологией, и смысл пьесы заключается даже не в роке, а в противостоянии человека судьбе, в самой попытке бунта, обреченной на поражение, но от этого не менее героической. Это настоящая драма, наполненная внутренними конфликтами и конфликтами между людьми. Софокл показывает глубокие чувства персонажей, в его творении ощущается психологизм.
Софокл не строил свое произведение только по мифу об Эдипе, чтобы основной темой не стала исключительно роковая невезучесть главного героя. Вместе с ней он ставит на первый план проблемы общественно-политического характера и внутренние переживания человека. Таким образом, обращая мифологический сюжет в глубокую социальную и философскую драму.
Главной идеей в трагедии Софокла является то, что человек при любых обстоятельствах должен сам отвечать за содеянное. Царь Эдип, после того как узнает правду, не ждет наказания свыше, а сам наказывает себя. Кроме того, автор учит читателя, что любая попытка отклониться от намеченного свыше курса – мираж. Людям не дано свободы воли, за них уже все продумано.
Эдип не колеблется и не сомневается перед принятием решений, поступает сразу и четко по морали. Однако эта принципиальность – тоже дар судьбы, которая уже все рассчитала. Ее не обмануть и не обойти. Можно сказать, что она наградила героя добродетельными качествами. В этом и проявляется некая справедливость рока по отношению к людям.
Душевное равновесие человека в трагедии Софокла полностью соответствует жанру, в котором исполнено произведение: оно колеблется на острие конфликта и, в конце концов, рушится.
Эдип и Прометей Эсхила – что общего?
Взойдя на Олимп, Боги боялись быть свергнутыми (как в своё время они свергли титанов), а Прометей является мудрым провидцем. И когда он сказал, что Зевса свергнет его сын, слуги повелителя Олимпа начали угрожать ему, выпытывая тайну, а Прометей гордо молчал. Кроме того, он украл огонь и дал его людям, вооружив их. То есть, пророчество получило наглядное воплощение. За это главный из богов приковывает его к скале на востоке земли и насылает орла выклёвывать его печень.
Прометей, так же как и Эдип, зная судьбу, идёт наперекор ей, он также горд и имеет свою позицию. Им обоим не суждено ее преодолеть, однако сам бунт выглядит смело и внушительно. Также оба героя жертвуют собой ради людей: Прометей крадет огонь, зная об ожидающей его за это каре, а Эсхил выкалывает себе глаза и уходит в изгнание, бросая власть и богатства ради своего города.
Судьба героев Эсхила и Софокла одинаково трагична. Однако Прометей знает свою судьбу и идет к ней навстречу, а Эсхил, напротив, пытается убежать от нее, но в финале осознает тщетность попыток и принимает свой крест, сохраняя достоинство.
Структура и композиция трагедии
Композиционно трагедия состоит из нескольких частей. Открывается произведение прологов – на город обрушивается мор, гибнут люди, скот, посевы. Аполлон приказывает найти убийцу предыдущего царя, и действующий царь Эдип клянется найти его во что бы то ни стало. Пророк Тиресий отказывается говорить имя убийцы, и когда Эдип обвиняет во всем его, то оракул вынужден открыть истину. В этот момент чувствуется напряжение и гнев правителя.
Приход Иокастры и рассказ об убийстве царя Лая от руки неизвестного, вносят смятение в душу Эдипа.
В свою очередь он сам рассказывает свою историю до его прихода к власти. Он не забыл об убийстве на перекрестке и сейчас вспоминает это с еще большей тревогой. Тут же герой узнает, что он не является родным сыном коринфийского царя.
Высшей точки напряжение достигает с приходом пастуха, который говорит о том, что он не убивал младенца, и тогда все становится ясно.
Композицию трагедии заключают три больших монолога Эдипа, в которых нет того прежнего человека, считавшего себя спасителем города, он предстает несчастным человеком, искупающим свою вину тяжелыми страданиями. Внутренне он перерождается и становится мудрее.
эдип софокл трагедия судьба
Над всей трагедией царит, как символическая статуя над храмом, образ чудовища с лицом женщины, с крыльями, с острыми когтями, с львиным туловищем, с опасной загадочной речью - Сфинкс, воплощение Судьбы, того Непознаваемого, что язычники называли Роком.
Рок и Человек. Проблема, вставшая на самой заре человечества и не решенная до сих пор. Проблема соотношения человеческого сознания и того высшего, таинственного, непознанного, что властвует миром…
Проблему соотношения Человека и Рока - а в сущности, Человека и Судьбы (разные имена не меняют сути явления) - пытались решить все мировые религии. Вся система верований, обрядов, суеверий - лишь побочный продукт от взаимодействия человеческого сознания с Непознанным. Религия возводит Непознанное в ранг Непознаваемого, и, в сущности, проблема уходит в подсознание, в область человеческой интуиции; но таким образом она не решается. Попытка объяснить иррациональное с помощью иррационального - уравнение со многими неизвестными.
Эдип, пришелец из Коринфа, юный герой, сразу победил Сфинкса. Эдип спас людей от его страшного и смертоносного очарования, разрешил его загадку. Таким он является в начале трагедии, отцом и спасителем народа, освободителем человечества от темных сил Рока, героем разума и воли. Народ в него верит, и сам он верит в себя, народ считает его чистым и мудрым, как божество, и сам он считает себя если не божеством, то равным ему.
Пусть он узнает кто его мать, его отец, в чем смысл жизни - в победе его духа над Судьбой или в победе Судьбы над его духом. Пусть человек разгадает загадку своего собственного происхождения, - и окажется, что смысл жизни - преступление, отчаяние и ужас, что воля ничтожна перед вечным законом необходимости. Древний, коварный Сфинкс победил своего победителя, перехитрил разум человеческий, вовлек его в преступные соблазны и погубил.
Трагический образ победоносного героя, спасителя народа, Эдипа, борющегося против Сфинкса - загадки собственного происхождения, против Судьбы - чудовища, лютого, как зверь, окрыленного, как дух, обольстительного, как женщина - этот образ вечен, подобно всем трагическим образам из века в век, от поколения к поколению преследующим человечество. Герой и Судьба, воля и необходимость, разум и тайна мира - таков смысл этой религиозно-философской и, как все великое в искусстве, символической трагедии. В самом деле, отнимите у нее символизм - и что останется? Трагическая случайность. С нашей, современной точки зрения, Эдип ни в чем не виноват. Он ведь не знал, что убивает отца и женится на матери. Ни сознание, ни воля его не участвовали в отцеубийстве, а кровосмешении. Это в сущности - не преступление, а только несчастие, только осквернение невинного человека, обманутого пророчествами богов.
Кроме религиозно-фолософского значения, эта трагедия обладает неисчерпаемым художественным обаянием. По силе и тонкости психологического анализа среди всех других греческих трагедий она стоит особняком и приближается к новой европейской драме.
Поэт с изумительным искусством, уже никогда с тех пор неповторенным, сжимая действия, сосредотачивая целую жизнь героя в несколько страшных часов, не изменяя ни разу места действия, показывает нам последовательно все ступени человеческого бытия, начиная от высочайшего блаженства, кончая таким несчастием, какое только доступно людям на земле. Герой становится отверженным, всеми проклятым злодеем; богоравный царь - бездомным бродягой, мудрец, прозревавший в тайны Сфинкса - жалким слепцом.
Для меня, по крайне мере, ужас и очарование этой трагедии, главным образом, заключается в неотвратимой и медленной постепенности, с которой надвигается разгадка тайны. Это страшное, как смерть, приближается, шаг за шагом, вырастает из крошечного зерна незаметно и неумолимо, и наконец охватывает и поглощает жертву. В начале трагедии Эдип на вершине славы и могущества; народ его боготворит. Хотя город и поражен несчастием, моровой язвою, но никто не сомневается, что Эдип умилостивит богов, что он, спасший людей от чудовищного Сфинкса, спасет их от новой беды.
Первая тень, первый намек на подозрение мелькает в словах Тиресия. Эдипа раздражают боязливые недомолвки прорицателя. Между ними разгорается спор, царь оскорбляет пророка, и тот называет его убийцей старого царя Лайоса.
Страшный узел завязан, и никакие человеческие силы его не распутают.
Эдип не чувствует ни малейшей тревоги. Он возмущен оскорблением, подозревает Тиресия Креона в заговоре против его власти, и с величайшей ревностью сам перед лицом народа начинает отыскивать истинного злодея, убийцу Лайоса.
И вдруг, в случайном намеке Иокасты, жены его, мелькает что-то забытое и зловещее. Но все опять путается, и нить исчезает. Он продолжает искать с жадностью, со злобой на преграды, но без всякого страха. Что-то неуловимое, напоминающее загадки Сфинкса, то приближается, то отступает, то заглядывает ему прямо в глаза, то совсем исчезает. Судьба смеется над ним, чудовище играет с ним, как кошка с мышью. Сфинкс расставляет свои хитрые сети; Эдип хочет разорвать их, борется и еще более запутывает. А между тем сила улик и очевидность преступления все растут и растут с медленной, неотвратимой постепенностью. Эта игра Судьбы, эти недомолвки, намеки, засады, насмешки, предчувствия, отвратительные подозрения доводят его до бешенства, он теряет самообладание, сам призывает окончательную развязку. Лучше упасть, чем висеть, зная, что все равно упадешь в бездну. В самой горечи страдания есть опьянение, есть сладкий и мучительный восторг, которые увлекают Эдипа вперед и вперед, не дают ему опомниться. На самом краю бездны он имеет еще силу бросить судьбе вызов. И в это мгновение обнажается тайна. Он - отцеубийца, он осквернил ложе матери. Тогда только Эдип останавливается, но уже поздно. Теперь несчастный уже не ищет разгадки, она сама идет ему навстречу.
И отвага, и гордость ему изменяют.
Он хватается за каждый сучок на краю бездны, жаждет ослепить себя, хоть призраком защитить от ужаса, обмануть свое сердце и совесть.
Но спасенья нет. Когда он говорит, что верит надежде, он уже ей не верит.
Еще один последний удар, последнее слово разгадки, и все кончено. Тогда раздается трагический плач Хора над всякою жизнью человеческой, над всяким стремлением к благу, к истине, к счастью. Быть может, во всемирной поэзии, даже не исключая современной, не высказывалось никогда более безнадежного и странного пессимизма. И эти глубокие думы выражены с детской наивностью, которая делает их еще более неотразимее.
Последняя сцена отчаяния Эдипа, его ослепления, позора, проклятий богам, написана с такой силою и беспощадностью реализма, что жалость и ужас, которые мы испытываем, граничат с отвращение, по крайней мере, для наших слабых и болезненно утонченных нервов.
Но гармония не нарушается, красота побеждает ужас, и последние сцены трагедии озарены примиряющей нежностью. Он забывает себя, свое горе и свою гордость, думает только о своих бедных, отверженных и покинутых детях. Любовь дает истинное бессмертие человеческой воле, любовь побеждает слепую силу Рока.
Судьба хлестает плетью больше тех,
Кто собственной страшится же судьбы…
1. Софокл, Еврипид, Эсхил. Трагедии в переводе Д. Мережковского. - М.: Ломоносов, 2011.
. Яхно В. Драматургия Эсхила (гл. VIII, стр. 181-221). - М.: Крафт, 1996.
Читайте также: