Полотенце с петухом сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Если человек не ездил на лошадях по глухим проселочным дорогам, то рассказывать мне ему об этом нечего: все равно он не поймет. А тому, кто ездил, и напоминать не хочу.

Скажу коротко: сорок верст, отделяющих уездный город Грачевку от Мурьевской больницы, ехали мы с возницей моим ровно сутки. В два часа пять минут 17 сентября того же 17-го незабываемого года я стоял на битой, умирающей и смякшей от сентябрьского дождика траве во дворе Мурьевской больницы.

Я оглянулся тоскливо на белый облупленный двухэтажный корпус, на небеленые бревенчатые стены фельдшерского домика, на свою будущую резиденцию – двухэтажный, очень чистенький дом с гробовыми загадочными окнами, протяжно вздохнул. Прощай, прощай надолго, золото-красный Большой театр, Москва, витрины… ах, прощай!

Направляясь в мурьевскую глушь, я, помнится, еще в Москве давал себе слово держать себя солидно. Мой юный вид отравлял мне существование на первых шагах. Каждому приходилось представляться:

И каждый обязательно поднимал брови и спрашивал:

– Неужели? А я-то думал, что вы еще студент.

Я со всеми перезнакомился. Фельдшера звали Демьян Лукич, акушерок – Пелагея Ивановна и Анна Николаевна. Я успел обойти больницу и с совершеннейшей ясностью убедился в том, что инструментарий в ней богатейший. При этом с тою же ясностью я вынужден был признать (про себя, конечно), что очень многих блестящих девственно инструментов назначение мне вовсе неизвестно. Я их не только не держал в руках, но даже, откровенно признаюсь, и не видел.

– Гм, – очень многозначительно промычал я, – однако у вас инструментарий прелестный. Гм…

– Как же-с, – сладко заметил Демьян Лукич, – это все стараниями вашего предшественника Леопольда Леопольдовича. Он ведь с утра до вечера оперировал.

Тут я облился прохладным потом и тоскливо поглядел на зеркальные сияющие шкафчики.

Засим мы обошли пустые палаты, и я убедился, что в них свободно можно разместить сорок человек.

– У Леопольда Леопольдовича иногда и пятьдесят лежало, – утешал меня Демьян Лукич, а Анна Николаевна, женщина в короне поседевших волос, к чему-то сказала:

– Вы, доктор, так моложавы, так моложавы… Прямо удивительно. Вы на студента похожи.

И проворчал сквозь зубы, сухо:

– Гм… нет, я… то есть я… да, моложав…

Затем мы спустились в аптеку, и сразу я увидел, что в ней не было только птичьего молока. В темноватых двух комнатах крепко пахло травами, и на полках стояло все что угодно. Были даже патентованные заграничные средства, и нужно ли добавлять, что я никогда не слыхал о них ничего.

– Леопольд Леопольдович выписал, – с гордостью доложила Пелагея Ивановна.

Я сидел и, как зачарованный, глядел на третье достижение легендарного Леопольда: шкаф был битком набит книгами. Одних руководств по хирургии на русском и немецком языках я насчитал бегло около тридцати томов. А терапия! Накожные чудные атласы!

Надвигался вечер, и я осваивался.

«Я ни в чем не виноват, – думал я упорно и мучительно, – у меня есть дом, я имею пятнадцать пятерок. Я же предупреждал еще в том большом городе, что хочу идти вторым врачом. Нет. Они улыбались и говорили: „освоитесь“. Вот тебе и освоитесь. А если грыжу привезут? Объясните, как я с ней освоюсь? И в особенности, каково будет себя чувствовать больной с грыжей у меня под руками? Освоится он на том свете (тут у меня холод по позвоночнику)…

В тоске я прошелся по кабинету. Когда поравнялся с лампой, увидал, как в безграничной тьме полей мелькнул мой бледный лик рядом с огоньками лампы в окне.

Часа два в одиночестве я мучил себя и домучил до тех пор, что уж больше мои нервы не выдерживали созданных мною страхов. Тут я начал успокаиваться и даже создавать некоторые планы.

Голос был неглуп, не правда ли? Я вздрогнул.

Так-с… со справочником я расставаться не буду… Если что выписать, можно, пока руки моешь, обдумать. Справочник будет раскрытым лежать прямо на книге для записей больных. Буду выписывать полезные, но нетрудные рецепты. Ну, например, natrii salicilici 0,5 по одному порошку три раза в день…

При чем тут сода? Я и ипекакуанку выпишу инфузум… на 180. Или на двести. Позвольте.

Тут я сдался и чуть не заплакал. И моление тьме за окном послал: все, что угодно, только не ущемленную грыжу.

А усталость напевала:

Как он влетел, я даже не сообразил. Помнится, болт на двери загремел, Аксинья что-то пискнула. Да еще за окнами проскрипела телега.

Он без шапки, в расстегнутом полушубке, со свалявшейся бородкой, с безумными глазами.

Он перекрестился, и повалился на колени, и бухнул лбом в пол. Это мне.

– Что вы, что вы, что вы! – забормотал я и потянул за серый рукав.

Лицо его перекосило, и он, захлебываясь, стал бормотать в ответ прыгающие слова:

– Господин доктор… господин… единственная, единственная… единственная! – выкрикнул он вдруг по-юношески звонко, так что дрогнул ламповый абажур.

– Ах ты, господи… Ах… – Он в тоске заломил руки и опять забухал лбом в половицы, как будто хотел разбить его. – За что? За что наказанье. Чем прогневали?

– Что? Что случилось?! – выкрикнул я, чувствуя, что у меня холодеет лицо.

Он вскочил на ноги, метнулся и прошептал так:

– Господин доктор… что хотите… денег дам… денег берите, какие хотите. Какие хотите. Продукты будем доставлять… только чтоб не померла. Только чтоб не померла. Калекой останется – пущай. Пущай, – кричал он в потолок. - Хватит прокормить, хватит.

– Что. Что? говорите! – выкрикнул я болезненно.

Он стих и шепотом, как будто по секрету, сказал мне, и глаза его стали бездонны:

– В мялку… в мялку. – переспросил я – что это такое?

– Лен, лен мяли… господин доктор… – шепотом объяснила Аксинья, – мялка-то… лен мнут…

– Дочка моя, – ответил он шепотом, а потом крикнул: – Помогите! – и вновь повалился.

На белом лице у неё, как гипсовая, неподвижная, потухала действительно редкостная красота. Не всегда, не часто встретишь такое лицо.

В операционной секунд десять было полное молчание, но за закрытыми дверями слышно было, как глухо выкрикивал кто-то и бухал, все бухал головой.

– Он вдовец? – машинально шепнул я.

– Вдовец, – тихо ответа Пелагея Ивановна.

Тут Демьян Лукич резким, как бы злобным движением от края до верху разорвал юбку и сразу ее обнажил. Я глянул, и то, что я увидал, превысило мои ожидания. Левой ноги, собственно, не было. Начиная от раздробленного колена, лежала кровавая рвань, красные мятые мышцы и остро во все стороны торчали белые раздавленные кости. Правая была переломлена в голени так, что обе кости концами выскочили наружу, пробив кожу. От этого ступня её безжизненно, как бы отдельно, лежала, повернувшись набок.

– Да, – тихо молвил фельдшер и ничего больше не прибавил.

Тут я вышел из оцепенения и взялся за ее пульс. В холодной руке его не было. Лишь после нескольких секунд нашел я чуть заметную редкую волну. Она прошла… потом была пауза, во время которой я успел глянуть на синеющие крылья носа и белые губы… Хотел уже сказать: конец… по счастью, удержался… Опять прошла ниточкой волна.

Но вдруг сурово сказал, не узнавая своего голоса:

Тут Анна Николаевна склонилась к моему уху и шепнула:

– Зачем, доктор. Не мучайте. Зачем еще колоть. Сейчас отойдет… Не спасёте.

Я злобно и мрачно оглянулся на неё и сказал:

Так, что Анна Николаевна с вспыхнувшим, обиженным лицом сейчас же бросилась к столику и сломала ампулу.

Фельдшер тоже, видимо, не одобрял камфары. Тем не менее он ловко и быстро взялся за шприц, и желтое масло ушло под кожу плеча.

– Сейчас помрет, – как бы угадав мою мысль, шепнул фельдшер. Он покосился на простыню, но, видимо, раздумал: жаль было кровавить простыню. Однако через несколько секунд ее пришлось прикрыть. Она лежала, как труп, но она не умерла. В голове моей вдруг стало светло, как под стеклянным потолком нашего далекого анатомического театра.

– Камфары еще, – хрипло сказал я.

И опять покорно фельдшер впрыснул масло.

Все светлело в мозгу, и вдруг без всяких учебников, без советов, без помощи, я соображал, – уверенность, что сообразил, была железной, – что сейчас мне придется в первый раз в жизни на угасшем человеке делать ампутацию. И человек этот умрет под ножом. Ах, под ножом умрет. Ведь у нее же нет крови! За десять верст вытекло все через раздробленные ноги, и неизвестно даже, чувствует ли она что-нибудь сейчас, слышит ли. Она молчит. Ах, почему она не умирает? Что скажет мне безумный отец?

– Готовьте ампутацию, – сказал я фельдшеру чужим голосом.

Акушерка посмотрела на меня дико, но у фельдшера мелькнула искра сочувствия в глазах, и он заметался у инструментов. Под руками у него взревел примус.

Прошло четверть часа. С суеверным ужасом я вглядывался в угасший глаз, подымая холодное веко. Ничего не постиг. Как может жить полутруп? Капли пота неудержимо бежали у меня по лбу из-под белого колпака, и марлей Пелагея Ивановна вытирала солёный пот. В остатках крови в жилах у девушки теперь плавал и кофеин. Нужно было его впрыскивать или нет? На бедрах Анна Николаевна, чуть-чуть касаясь, гладила бугры, набухшие от физиологического раствора. А девушка жила.

Потом вязали лигатурами, потом, щелкая колленом, я стал редкими швами зашивать кожу… но остановился, осененный, сообразил… оставил сток… вложил марлевый тампон… Пот застилал мне глаза, и мне казалось, будто я в бане…

Отдулся. Тяжело посмотрел на культю, на восковое лицо. Спросил:

– Жива… – как беззвучное эхо, отозвались сразу и фельдшер, и Анна Николаевна.

– Еще минуточку проживет, – одними губами, без звука в ухо сказал мне фельдшер. Потом запнулся и деликатно посоветовал:

– Вторую ногу, может, и не трогать, доктор. Марлей, знаете ли, замотаем… а то не дотянет до палаты… А? Всё лучше, если не в операционной скончается.

– Гипс давайте, – сипло отозвался я, толкаемый неизвестной силой.

Весь пол был заляпан белыми пятнами, все мы были в поту. Полутруп лежал неподвижно. Правая нога была забинтована гипсом, и зияло на голени вдохновенно оставленное мною окно на месте перелома.

– Живёт… – удивленно хрипнул фельдшер.

Затем её стали подымать, и под простыней бы виден гигантский провал – треть её тела мы оставили в операционной.

В операционной я мыл окровавленные по локоть руки.

– Вы, доктор, вероятно, много делали ампутаций? – вдруг спросила Анна Николаевна. – Очень, очень хорошо… Не хуже Леопольда…

Я исподлобья взглянул на лица. И у всех – и у Демьяна Лукича, и у Пелагеи Ивановны – заметил в глазах уважение и удивление.

– Кхм… я… Я только два раза делал, видите ли…

Зачем я солгал? Теперь мне это непонятно.

В больнице стихло. Совсем.

Через несколько минут я был у зелёной лампы в кабинете докторской квартиры. Дом молчал.

Бледное лицо отражалось в чернейшем стекле.

Да, пойду я и погляжу в последний раз… Сейчас раздастся стук…

В дверь постучали. Это было через два с половиной месяца. В окне сиял один из первых зимних дней.

Вошел он; я его разглядел только тогда. Да, действительно черты лица правильные. Лет сорока пяти. Глаза искрятся.

Затем шелест… на двух костылях впрыгнула очаровательной красоты одноногая девушка в широчайшей юбке, обшитой по подолу красной каймой.

Она поглядела на меня, и щеки ее замело розовой краской.

– В Москве… в Москве… – И я стал писать адрес, – там устроят протез, искусственную ногу.

– Руку поцелуй, – вдруг неожиданно сказал отец.

Я до того растерялся, что вместо губ поцеловал её в нос.

Тогда она, обвисая на костылях, развернула сверток, и выпало длинное снежно-белое полотенце с безыскусственным красным вышитым петухом. Так вот что она прятала под подушку на осмотрах. То-то, я помню, нитки лежали на столике.

– Не возьму, – сурово сказал я и даже головой замотал. Но у нее стало такое лицо, такие глаза, что я взял…

И много лет оно висело у меня в спальне в Мурьеве, потом странствовало со мной. Наконец обветшало, стёрлось, продырявилось и исчезло, как стираются и исчезают воспоминания.

ПРАКТИКУМ

Задание 1.Прочитайтекомментарий к тексту.

Возница – лицо, управляющее упряжными лошадьми; кучер;

засим – наречие (книжн., устар.). Затем, после этого. Засим мы обошли пустые палаты;

Дуайен, Евгений (1859-1916), знаменитый французский хирург;

торзионный (торсионный) пинцет. Torsion – вращательный, скручивающий;

ипекуанка – растение, рвотный корень, применяемый в медицине.

1. От чьего имени ведётся повествование в рассказе? Что, по мнению юного врача, могло придать ему солидности и значимости?

2. В какой больнице и кем предстоит работать начинающему врачу? Кто ещё работает в больнице?

4. Какие страхи перед будущей врачебной практикой мучают вчерашнего студента? Каких врачебных случаев он особенно боится?

А. Подберите к выделенным словам медицинские термины.

Я глянул, и то, что я увидал, превысило мои ожидания. Левой ноги, собственно, не было. Начиная от раздробленногоколена, лежала кровавая рвань, красные мятые мышцы и остро во все стороны торчали белые раздавленные кости. Правая была переломлена в голени так, что обе кости концами выскочили наружу, пробив кожу. От этого ступня ее безжизненно, как бы отдельно, лежала, повернувшись набок.

Слова для справок: открытый перелом костей правой голени, рваная рана в области нижних конечностей, перелом кости и поражение мышц в области коленного сустава, раздробление костей коленного сустава.

Б. Расскажите о характере травмы больной, используя язык медицины.

Задание 4. Прочитайте отрывок из текста, описывающий состояние, в котором была доставлена в больницу пострадавшая.

А.Объясните значение выделенных слов, подобрав к ним медицинские термины.

Слова для справок: нитевидный пульс, пульс слабого наполнения, бледность кожных покровов, заостренный нос, большая кровопотеря, цианоз лица, понижение температуры кожных покровов.

Б. Расскажите о состоянии больной, используя язык медицины.

Задание 5. Найдите в тексте отрывок, повествующий о подготовке к ампутации, об операции ампутации и о наложении гипсовой повязки. Ответьте на вопросы и выполните задания.

1. Что и почему советовали доктору акушерка и фельдшер перед ампутацией и перед наложением гипса на правую ногу?

3.Как бы вы оценили действия врача: как уверенные или неуверенные, профессиональные или беспомощные? Докажите свою точку зрения, используя текст рассказа.

Задание 6.Найдите словосочетания, употреблённые в переносном значении. Подберите к ним близкие по значению словосочетания.

1. Бумажная салфетка, бумажное лицо. 2. Потухающий огонь, потухшие надежды, потухшие глаза, потухающий человек. 3. Изорванная душа, изорванная одежда, изорванный человек. 4. Ослепительный металл, ослепительный свет, ослепительная красота. 5. Вспыхнувшее чувство, вспыхнувшая спичка, вспыхнувшее лицо. 6. Не дотянет до палаты, не дотянет руку по полки.

Они улыбались и говорили: „освоитесь“. Вот тебе и освоитесь. А если грыжу привезут? Объясните, как я с ней освоюсь? И в особенности, каково будет себя чувствовать больной с грыжей у меня под руками? Освоится он на том свете (тут у меня холод по позвоночнику).

Задание 8. С помощью каких пословици поговорок можно охарактеризовать состояние молодого доктора до и во время операции?

Задание 10.Перепишите текст. Вставьте пропущенные буквы, раскройте скобки, расставьте знаки препинания.

Героиня ра(с/сс)каза в знак пр…знательности за спасе(н/нн)ую жизнь дарит врачу белое полотенце с вышитым красным петухом. Почему име(н/нн)о эта птица украша…т полотенце? (Во)первых с образом петуха связа(н/нн)а символика воскресения из мёртвых и возр…ждения жизни перехода из одного состояния в другое. Так молодой врач сделав ампутацию спасает ум…рающую девушку. Кроме того с пр…одоления внутре(н/нн)его страха и (не)увере(н/нн)ости в себе начинает…ся пр…обретение профессионального опыта и становление врача.

(Во)вторых в полотенце соедине(н,нн)ы белый и красный цвета. Белый смерть болезнь страдания. Красный кровь в ней сила без неё человек ум…рает. Можно сказать что это дом…нирующие цвета медицины. Колор медицинской символики проявляется во многих деталях белое полотенце с красным петухом окровавле(н/нн)ые марлевые т…мпоны белые перевязочные материалы белый гипс "кровь с молоком" как формула здоровья.

  • Для учеников 1-11 классов и дошкольников
  • Бесплатные сертификаты учителям и участникам

Сегеда Галина Николаевна, учитель МБОУ СОШ №7 г. Минеральные Воды Ставропольского края

Тема целения и целителя

Материалы к уроку литературы в 11 классе

Тема целения и целителя у Булгакова значительно шире профессионального аспекта и относится скорее к философским проблемам, нежели к медицинским.

1.2.Особенности жанра записок. Документальность и лирическое начало.

Произведение необычно и непривычно по своей форме. Здесь воедино сплетаются публицистика, художественная проза, рассуждения, черновые наброски, жанровые бытовые картинки, диалоги и драматические сцены. И все вместе дает представление, полное гармонии и логической завершенности.

Итак, в цикле, состоящем из семи рассказов, автор размышляет о врачебном долге - вот что прежде всего определяет отношение его героя к больным. Он относится к ним с подлинно человеческим чувством, глубоко жалеет страдающего человека и горячо хочет ему помочь, чего бы это ни стоило лично ему. Пишет он об этом без излишней декламации, без пышных фраз о долге врача, без ненужных поучений.
Не боится он сказать и о том, как трудно ему приходится.

2.1. Мотивы поведения юного врача в ответственной ситуации. Внутренний монолог и портрет как средства раскрытия характера героя.

2.2.Возможности человека и тема судьбы.

2.4. Жизнеутверждающий финал рассказа. Связь целителя и исцелённого.

Обратим внимание на то, что действие рассказа происходит в 1917-1918 годах, но не слышно даже отголосков революционных событий. Почему? Трудно предположить, что автор и его герой не знали о происходящем в стране, но в данном случае это не так важно. Ведь речь идет о человеческой жизни, о тех вечных ценностях, которые важны в любые времена.

Но, думается, в рассказе так и остался нерешённым один очень важный философский вопрос: что же движет нами в жизни – судьба, случайность, воля людей или различные сочетания этих начал? Как говорится, сколько людей – столько и мнений. Потому Булгаков даёт читателю возможность, поставив себя на место героя рассказа, ощутить важность глубинных вопросов жизни, задуматься над ними, начать путь к постижению истины, путь, который, наверное, никому ещё не удалось пройти до конца.

Использованная литература

1.Булгаков М.А. Сочинения в трёх томах. Том 1.- С-Петербург: Кристалл, 1998 – 688 стр.

2. Как воспитать талантливого читателя: сб. статей: в 2-х ч. Ч. 1.Чтение как творчество.

Ч. 2. Растим читателя-творца / авт.-сост. И.И. Тихомирова; предисл., коммент., прилож. И.И. Тихомировой. — М.: Русская школьная библиотечная ассоциация , 2009

3. Княжицкий А. Уроки Михаила Булгакова // Учительская газета. – 1992.- 21 июля

Сюжет[ | ]

Сентябрь 1917 года. В Мурьинскую сельскую больницу приезжает новый 23-летний доктор, только что окончивший университет. Он растерян, боится не освоиться, пугается авторитета Леопольда Леопольдовича, его предшественника. Немного освоившись, он решает лечь спать.

В дом врывается человек. Выясняется, что его единственная дочь (редкостная красавица) попала в мялку, и он молит спасти её.

Левая нога у девушки почти оторвана, правая — серьёзно раздроблена. Акушерки и фельдшер считают, что она вот-вот умрёт от кровопотери. Преодолев растерянность и ужас первых минут, доктор распоряжается вколоть девушке камфоры и начинает ампутацию остатков левой ноги. На правую кладёт гипс.

— Не возьму, — сурово сказал я и даже головой замотал. Но у неё стало такое лицо, такие глаза, что я взял…

И много лет оно висело у меня в спальне в Мурьине, потом странствовало со мной. Наконец обветшало, стерлось, продырявилось и исчезло, как стираются и исчезают воспоминания.

Сегеда Галина Николаевна, учитель МБОУ СОШ №7 г. Минеральные Воды Ставропольского края

Тема целения и целителя

Материалы к уроку литературы в 11 классе

Тема целения и целителя у Булгакова значительно шире профессионального аспекта и относится скорее к философским проблемам, нежели к медицинским.

1.2.Особенности жанра записок. Документальность и лирическое начало.

Произведение необычно и непривычно по своей форме. Здесь воедино сплетаются публицистика, художественная проза, рассуждения, черновые наброски, жанровые бытовые картинки, диалоги и драматические сцены. И все вместе дает представление, полное гармонии и логической завершенности.

Итак, в цикле, состоящем из семи рассказов, автор размышляет о врачебном долге — вот что прежде всего определяет отношение его героя к больным. Он относится к ним с подлинно человеческим чувством, глубоко жалеет страдающего человека и горячо хочет ему помочь, чего бы это ни стоило лично ему. Пишет он об этом без излишней декламации, без пышных фраз о долге врача, без ненужных поучений. Не боится он сказать и о том, как трудно ему приходится.

2.1. Мотивы поведения юного врача в ответственной ситуации. Внутренний монолог и портрет как средства раскрытия характера героя.

2.2.Возможности человека и тема судьбы.

2.4. Жизнеутверждающий финал рассказа. Связь целителя и исцелённого.

Обратим внимание на то, что действие рассказа происходит в 1917-1918 годах, но не слышно даже отголосков революционных событий. Почему? Трудно предположить, что автор и его герой не знали о происходящем в стране, но в данном случае это не так важно. Ведь речь идет о человеческой жизни, о тех вечных ценностях, которые важны в любые времена.

Но, думается, в рассказе так и остался нерешённым один очень важный философский вопрос: что же движет нами в жизни – судьба, случайность, воля людей или различные сочетания этих начал? Как говорится, сколько людей – столько и мнений. Потому Булгаков даёт читателю возможность, поставив себя на место героя рассказа, ощутить важность глубинных вопросов жизни, задуматься над ними, начать путь к постижению истины, путь, который, наверное, никому ещё не удалось пройти до конца.

Использованная литература

1.Булгаков М.А. Сочинения в трёх томах. Том 1.- С-Петербург: Кристалл, 1998 – 688 стр.

2. Как воспитать талантливого читателя: сб. статей: в 2-х ч. Ч. 1.Чтение как творчество.

Ч. 2. Растим читателя-творца / авт.-сост. И.И. Тихомирова; предисл., коммент., прилож. И.И. Тихомировой. — М.: Русская школьная библиотечная ассоциация, 2009

3. Княжицкий А. Уроки Михаила Булгакова // Учительская газета. – 1992.- 21 июля

Аллюзии[ | ]

1. О логике и пространственно-временной структуре
Дантова Ада

Введение

Грех и наказание в "Божественной Комедии"

    • Несдержанность, или злоупотребление естественными наслаждениями, телесными и душевными: сладострастие, чревоугодие, скупость и расточительство, гнев - караются в кругах II - V.
    • Буйное скотство, приводящее к насилию, казнится в круге VII.
    • Злоба, приводящая к обману, наказуется в восьмом и девятом кругах.
    • Еретики (категория, неизвестная Аристотелю) расположены в шестом круге Ада, на границе между верхним и нижним Адом внутри стен города Дита.

    Критский Старец и алхимический метод

    Ад как часы мира

    Что близится, что есть, мы этим трудим
    Наш ум напрасно; по чужим вестям
    О вашем смертном бытии мы судим.

    2. Ключевые мотивы рассказа М.А.Булгакова
    "Полотенце с петухом"

      1. "ноги": сюда относятся ноги персонажей; в рассказе важны ноги не сами по себе, а в связи со всевозможными их повреждениями, (п. 3).
      2. "петух": это петухи, настоящий и фигурирующий на вышивке - петухи в рассказе нерасторжимо связаны с кровью и красным цветом (п. 3, 5);
      3. "кровь, расчлененка, патология": все, так или иначе связанное с членовредительством и, напротив, врачеванием; с ними взаимодействует более отвлеченный мотив страданий и смерти (п. 6)
      4. "лен": предметы и ситуации, связанные с его производством, и изделия из него.
      5. "красное и белое": красный петух на белом льняном (п.4) полотенце, кровь и кость во второй части, огонь в разных вариантах, неизбежные окровавленные марлевые тампоны, перевязочные материалы, гипс; красно-белая медицинская символика, "кровь с молоком" как формула здоровья; отнесем сюда же пассаж о птичьем молоке (связь через "птицу" - с точки зрения фонетики слова "птах" и "петух" почти совпадают - с п.2) и некоторые другие. Этот мотив является как бы двойной внешней оболочкой - он отражен, во-первых, в заглавии рассказа и в его финале, и, во-вторых, прослеживается в связи с названием цикла как колор медицинской символики и доминирующие цвета медицины.
      6. "страдание и смерть" (в более общем понимании, чем п. 3) - мотив, который, как аура, витает надо всем текстом рассказа.

      3. Структурный анализ стихотворения В.Ходасевича "Баллада"

      Баллада

      Мне невозможно быть собой,
      Мне хочется сойти с ума,
      Когда с беременной женой
      Идет безрукий в синема.

      Мне лиру ангел подает,
      Мне мир прозрачен, как стекло, -
      А он сейчас разинет рот
      Над идиотствами Шарло.

      За что свой незаметный век
      Влачит в неравенстве таком
      Беззлобный смирный человек
      С опустошенным рукавом?

      Мне хочется сойти с ума,
      Когда с беременной женой
      Безрукий прочь из синема
      Идет по улице домой.

      Ремянный бич я достаю
      С протяжным окриком тогда
      И ангелов наотмашь бью,
      И ангелы сквозь провода

      Взлетают в городскую высь.
      Так с венетийских площадей
      Пугливо голуби неслись
      От ног возлюбленной моей.

      Тогда, прилично шляпу сняв,
      К безрукому я подхожу,
      Тихонько трогаю рукав
      И речь такую завожу:

      "Pardon, monsieur, когда в аду
      За жизнь надменную мою
      Я казнь достойную найду,
      А вы с супругою в раю

      Спокойно будете витать,
      Юдоль земную созерцать,
      Напевы дивные внимать,
      Крылами белыми сиять, -

      Тогда с прохладнейших высот
      Мне сбросьте перышко одно:
      Пускай снежинкой упадет
      На грудь спаленную оно."

      Стоит безрукий предо мной
      И улыбается слегка,
      И удаляется с женой,
      Не приподнявши котелка.

      "Pardon, monsieur, когда в аду
      За жизнь надменную мою
      Я казнь достойную найду,
      А вы с супругою в раю

      Спокойно будете витать,
      Юдоль земную созерцать,
      Напевы дивные внимать,
      Крылами белыми сиять, -

      Читайте также: