Отроческая клятва герцена и была на воробьевских горах сочинение
Обновлено: 30.06.2024
Удивившие большинство наблюдателей особенности воскресных демонстраций — возраст участников и спонтанность событий.
Сначала о возрасте: подавляющее большинство собравшихся на Марсовом поле и на Тверской — студенты. В протестных движениях это не аномалия, а норма. В свое время я защитил диссертацию о социально–демографическом составе деятелей русского освободительного движения — провел анализ биографий примерно 15 тыс. людей, попавших на заметку жандармам, от ранних декабристов до поздних народовольцев. Во всех без исключения промежутках русской истории между царствованиями Александра I и Александра III средний возраст участников вольнолюбивых кружков и организаций, демонстраций и мятежей — 21–22 года.
На Сенатскую площадь 14 декабря вышли в основном прапорщики и поручики, младшие современники Пушкина, а вовсе не ветераны войны 1812 года, как многие считают. Основную массу нигилистов 1860–х годов, участников "Хождения в народ", "Народной воли" составляли студенты. Александру Герцену и Николаю Огареву в момент "клятвы на Воробьевых горах", когда они решили посвятить свои жизни мщению за декабристов, было по 15 лет. Сергей Нечаев организовал "Народную расправу" в 23 года. Народническое движение создали студенты и курсистки: Софья Перовская отправилась "в народ", когда ей был 21 год. В 1887 году, когда казнили Александра Ульянова (ему тоже исполнилось 21), его младшего брата, 17–летнего Владимира, выгнали за участие в студенческих волнениях из Казанского университета.
Подавляющая часть русского студенчества, словами Василия Розанова, принадлежала своеобразной субкультуре "интеллигентского казачества. В общем укладе русской действительности они жили каким–то островом Хортица, со своим особым бытом, особыми нравами". Слова "студент" и "революционер" считались почти синонимами.
Вспоминал Осип Мандельштам: "Дни студенческих бунтов у Казанского собора всегда заранее были известны. Выходило так, что смотреть на эти бунты, правда, на почтительном расстоянии, сходилась масса публики: дети с няньками, маменьки и тетеньки, не смогшие удержать дома своих бунтарей, старые чиновники и всякие праздношатающиеся. В день назначенного бунта тротуары Невского колыхались густою толпою зрителей от Садовой до Аничкова моста. Вдруг со стороны Казанской площади раздавался протяжный, все возрастающий вой, что–то вроде несмолкавшего "у" или "ы", переходящий в грозное завывание, все ближе и ближе. Тогда зрители шарахались, и толпу мяли лошадьми. "Казаки — казаки", — проносилось молнией, быстрее, чем летели сами казаки. Собственно "бунт" брали в оцепление и уводили в Михайловский манеж, а Невский пустел, будто его метлой вымели". Похоже? Мы не ушли от нормы, а вернулись к истокам, можно сказать, духовным скрепам.
Поколение, вышедшее на просторы городов и переместившееся в глубины автозаков, начинает жизнь, когда все возможности, которые предоставляли молодежи и ревущие девяностые, и тучные двухтысячные, исчерпаны. Все приватизировано, лучшие места заняты, хороший английский и знание IT не обеспечивает теперь даже хипстерское благополучие. Карьеру делают те из молодых, кто принадлежит к новому русскому дворянству — надменные стритрейсеры, дети и внуки олигархов и силовиков. Происходившее в воскресенье и радовало, и пугало. Молодежь вела себя удивительно цивилизованно: Манежкой и не пахло. С другой стороны, хаотическое движение разгоряченной толпы по городу могло привести к худшим последствиям, если бы милицейское начальство решило действовать более жестко.
В этой истории действительно многое рифмуется с февралем 1917–го. И многотысячное скандирование "Долой царя!" на Дворцовой, и полное отсутствие каких–либо заметных лидеров. Такая толпа недоговороспособна и плохо управляема.
У власти (имею в виду прежде всего город), условно говоря, два выхода. Согласовывать митинги и шествия, в которых есть заявители, место сбора и регламент или поступать как при Николае II. Тут есть риски, которые в столетие революции недурно бы вспомнить.
Студенческие революции начиная с 1968 года были по преимуществу ненасильственными. Современные Германия и Франция созданы, по существу, тогдашними студентами Сорбонны и Свободного университета в Берлине. Марш на Вашингтон и борьба против войны во Вьетнаме преобразили Америку.
Иногда взрослым следует прислушаться к детям. Они, как правило, лучше и честнее нас.
Большинство из нас наверняка слышали историю про двух друзей – А. И. Герцена и Н. П. Огарёва, которые, гуляя как-то на Воробьёвых горах, дали друг другу клятву, которая навеки соединила их в одном стремлении к совершенству жизни. Принято говорить, что эти люди, верные своей святой клятве, пожертвовали жизнью ради освобождения России. Но, как выясняется, их связывала не только юношеская клятва, но и весьма запутанные и не самые красивые, с любой точки зрения, отношения.
Умер Александр Иванович в январе 1870 года в Париже, однако впоследствии его прах был перенесен с парижского кладбища Пер-Лашез в Ниццу.
Вот, собственно, и все, что можно прочитать об этом человеке, канонизированном в советское время, в любой энциклопедии. О его бурной жизни в эмиграции известно гораздо меньше. А вот о почти невероятных событиях, произошедших в его личной жизни, знает только узкий круг специалистов – историков и литературоведов.
По всему выходит, что Герцен совершенно искренне считал, что бороться с нечеловеческими условиями русской жизни можно, лишь находясь за границей.
Конечно же, самым удобным местом для борьбы за освобождение России была Ницца, и Герцен в основном жил в этом прекрасном средиземноморском городе, который не был еще тогда французской территорией.
Надо сказать, что Герцен любил Наталью Александровну Захарьину с детства. Она была его кузиной, а точнее – незаконнорожденной дочерью Александра Алексеевича Яковлева (старшего брата отца Герцена). В 1838 году они поженились, а через несколько лет вместе покинули Россию (как потом оказалось, навсегда).
Следует отметить, что Наталья много болела. Связано это было с тем, что практически каждый год, начиная с появления на свет в 1839 году сына Александра, она рожала детей. К несчастью, второй, третий и четвертый ее ребенок умерли сразу после родов, пятый – сын Николай – родился глухим, а седьмой – дочь Лиза – прожил всего одиннадцать месяцев. В 1850 году родилась Ольга.
Георг Гервег был личностью по-своему незаурядной: он был в близких отношениях с молодым Карлом Марксом, в круг его друзей входил Рихард Вагнер…
Впрочем, жить ему оставалось еще 18 лет. Целых восемнадцать лет! Немало для человека, утверждавшего, что у него нет будущего.
Упомянутая Наталья Алексеевна Тучкова родилась в 1829 году в селе Яхонтово и была дочерью предводителя пензенского дворянства и участника событий 1825 года А. А. Тучкова, человека в высшей степени благородного и хранившего заветы декабристской чести. Она получила хорошее домашнее образование, а в 17 лет откликнулась на чувства… Николая Платоновича Огарёва. И в 1849 году она стала его гражданской женой.
Они сблизились во время совместного путешествия их семей по Европе в 1847–1848 годах. Вскоре у 20-летней Тучковой начался роман с Огарёвым. И ее не останавливало, что он старше на 15 лет и на данный момент все еще состоит в законном браке (в 1838 году он обвенчался с Марией Львовной Рославлевой). Не смущала ее и перспектива любовного многоугольника.
Как бы то ни было в этой неприглядной истории, для Огарёва и Тучковой создалось тогда крайне тяжелое положение, которое могло привести к самым непредсказуемым последствиям.
Итак, через несколько лет после смерти жены в Англию, где жил тогда Герцен с детьми, приехал Огарёв со своей женой. И тут произошли события, которых никто предвидеть не мог…
И это написал человек, который много лет дружил с Герценом, который странным образом жил с ним, а заодно и с его женой. Понять подобное трудно, но, в принципе, можно, ведь любовь всегда приходит и уходит помимо нашей воли и нередко делает глупыми даже очень незаурядных людей.
Судьба этих детей сложилась трагически. Близнецы Елена и Алексей умерли от дифтерии: дочь – в ночь с 3 на 4 декабря, а сын – 11 декабря 1864 года. А вот экзальтированная Лиза покончила с собой во Флоренции, семнадцати лет от роду, от несчастной любви к респектабельному (и счастливо женатому) французскому профессору Шарлю Летурно.
Последние годы жизни Герцена прошли преимущественно в Женеве, однако в 1869 году он вновь наведался в любимую Ниццу. В это время Огарёв остался в Женеве, и они продолжили общение друг с другом характерным языком XIX века – посредством писем.
В это трудно поверить, но Николай Платонович проявил в отношении своей изменницы-жены поразительное великодушие. При этом Герцен, похоже, и тут больше думал о мировых проблемах, чем о близких ему людях, спокойно наблюдая, каких огромных усилий стоило это его другу.
Чистой близости? С твоей подругой? Вообще-то говоря, эта подруга была женой Огарёва, и они были венчаны в церкви. А это, особенно в XIX веке, было делом святым, фактически принятием обязательства в верности перед лицом самого Господа. Да и в одной из заповедей говорится: не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его…
Удивительно, но Огарёв был, вроде бы, и не против этого тройственного союза. Правда, через некоторое время он предпочел удалиться.
Вскоре Огарёв подыскал отдельную квартиру, где и поселился вместе с Мэри Сазерлэнд и ее пятилетним сыном, предполагаемый отец которого исчез, нанявшись матросом на торговое судно.
Вплоть до смерти Огарёва Мэри вела хозяйство, ухаживала за ним (он начал сильно пить, участились эпилептические припадки), была его и нянькой, и верной подругой.
Долгие годы именно она была для него одновременно и любовницей, и сестрой милосердия. Именно эта бесхитростная женщина, а не экзальтированная сторонница свободной любви, какой была Наталья Тучкова, оберегала его, как ребенка, предугадывая время его припадков.
К Генри, сыну Мэри Сазерлэнд, Огарёв относился по-отцовски, а еще у них воспитывался… первый внук Герцена по прозвищу Тутс. Мальчик этот был незаконнорожденным сыном Александра Александровича Герцена и Шарлотты Гетсон, которая в начале июня 1867 года покончила с собой, бросившись в воды Женевского озера.
Здоровье Герцена также было совершенно разрушено. Ему хотелось лишь одного – покоя и устроенности. И как же тяжелы были выпавшие на его долю лихорадочные скитания последних лет – Париж, Ницца, Цюрих, Флоренция, Женева, Брюссель…
9 (21) января 1870 года Герцена не стало. Он был похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез, однако позже его прах был перевезен в Ниццу и погребен рядом с могилой детей и его любимой Натальей № 1.
Его друг Огарёв умер 31 мая (12 июня) 1877 года в небольшом английском городке Гринвиче: у него прямо на улице случился очередной припадок, при падении он повредил себе позвоночник и умер через несколько дней, не приходя в сознание. Его похоронили на гринвичском протестантском кладбище, и лишь в 1966 году его останки были перевезены в Москву и похоронены на Новодевичьем кладбище.
Так не стало этих двух очень странных (в том числе и по современным весьма либеральным и раскрепощенным понятиям) и очень неординарных людей, принесших некогда друг другу клятву на Воробьёвых горах.
Что же касается Натальи № 2, то ее дальнейшая судьба сложилась трагически. Умерли Герцен и Огарёв, покончила с собой ее дочь Лиза… Все было в прошлом, и одновременно с этим впереди ее ждало еще почти сорок лет жизни, холодной и полной одиночества.
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Кажется, моё предположение опровергли. Подробности ниже.
В 1999 году я учился в 8 классе. На уроках истории изучали историю России XIX века.
Тогда я впервые узнал об Александре Ивановиче Герцене и Николае Платоновиче Огарёве. В частности — об их клятве. Стоя на Воробьёвых горах и глядя на Москву, они поклялись посвятить всю свою жизнь борьбе с самодержавием.
Девять лет спустя, летом 2008 года, я был на учебной практике на Воробьёвых горах. Стоя на берегу пруда и оглядываясь по сторонам, увидел некий интересный объект, который оказался стелой на месте клятвы Герцена и Огарёва.
Ещё четыре года спустя, летом 2012 года, я снова приехал на это место. На этот раз — с фотоаппаратом.
Памятник расположен в неприметном месте. Там, как правило, малолюдно и тихо. Впрочем, нет-нет, да и пройдут один-два человека.
Памятник представляет собой гранитный настил со стелой и полукруглой невысокой стеной.
Собственно Герцен и Огарёв. Если я не ошибаюсь, Герцен слева, Огарёв справа.
Как писали в учебнике и как пишут везде, где описывается этот памятник, Герцен и Огарёв дали клятву, глядя на Москву.
Но тут возникает очень странное обстоятельство. Став спиной к стеле и лицом к противоположному берегу Москвы-реки, мы видим деревья.
Видите на ней здание, помеченное стилизованным крестиком? Знаете, что это такое? Это храм Христа Спасителя, который изначально планировалось строить именно здесь.
Слово Герцену:
Витбергов храм — и есть храм Христа Спасителя. Повторюсь: первоначально его планировалось строить именно здесь, на Воробьёвых горах. Торжественная закладка храма состоялась осенью 1817 года, за 10 лет до пресловутой клятвы. Вот, если интересно, более подробная информация на официальном сайте храма Христа Спасителя.
А вот фрагмент более поздней карты тех же мест.
Конечно, на этом снимке разглядеть Кремль и Ивана Великого трудно. Но они там, поверьте. Или можете поехать на смотровую площадку и убедиться.
Вот и получается, что на самом деле клятва была дана там, где сейчас находится смотровая площадка. Почти два века спустя там же дадут свою клятву герои одного известного российского сериала. Специально не буду говорить, какого именно. Сами смотрите.
UPD. Впрочем, вполне возможно, что я пытался раздуть сенсацию на пустом месте. Во-первых, растительность в то время была не настолько густой, как сейчас. Во-вторых, не исключено, что храм был заложен именно там, где сейчас стоит стела. А я напутал с картографической привязкой.
Тем не менее, интересно, почему стела стоит в столь неприметном месте.
Говорят, что Ленинские Горы, на которых стоит Главное Здание МГУ, когда-то назывались Воробьевы Горы из-за колоссального количества обитающих здесь воробьев. В 19 веке это была даже не окраина Москвы, а, скорее, Подмосковье. Одажды получилось так, что место, которое мы знаем сейчас главным образом по МГУ и Смотровой Площадке, и которое в те времена было диким и незастроенным, посетили два романтичных подростка первой половины 19-го века, ну, казалось бы, что здесь такого?
Ан нет – по иронии Судьбы, на Воробьевых тем ранним утром одного из дней 19 века произошлое событие, вследствие которого мир всколыхнется на века и изменится ход Мировой Истории.
Внимание, предупреждение: Информация, изложенная в Легенде, базируется на университетском фольклоре и может не соответствовать действительности!
А два двенадцатилетних мальчика, ускользнувших от родительского надзора для встречи на Воробьевых Горах -- это были две культовейшие в будущем фигуры в истории русской мысли и русского революционного движения – выдающийся философ и социальный мыслитель по имени Александр Герцен и знаменитый писатель и пламенный публицист 19-го века, обличающий язвы несправедливого общества тогдашней царистской России по имени Огарев.
А в то раннее утро, повторюсь, оба были желоротыми двенадцатилетними юнцами. И, как это часто случается с подростками, очень уж остро они чувствовали несправедливость оружающего их мира – бесправие русского народа, тотальная нищета и безграмотность, бессмысленная жестокость царистскрй России. Молодые горячие сердца этих чистых душой и чутких к жестокости несправедливости парней бились горячей ненавистью к породившему эту несправедливосить феодально-крепостническому режиму.
Друзья смотрели на Москву через Москва-реку, радовались восходящему солнцу и страдали от осознания того, что Россия такая прекрасная страна, а народ в ней так забит и страдает. И тогда, сцепив руки, они дали Великую Страшную клятву: все свои силы, всю свою жизнь без остатка посвятить борьбе с ненавистной деспотией, за Счастье и Свободу Русского Народа!
Говорят, было это если пойдешь от ГЗ МГУ до Смотровой и затем взять вправо, пройти пару сот метров и двинутся вниз к реке. Вроде бы, это правда, и одно время там даже монумент, посвященный этому событию, может, стоит он и до сих пор?
А Герцен и Огарев остались верны идеалам юности – действительно, свои жизни отдали они борьбе за справедливость, за лучшую долю народу.
Пройдет столетие, отойдут в мир иной и Огарев и Герцен, их титаничекий труд не пройдет даром и приведет к целой цепи революционных событий, в России восторжествует Власть Народа, победа Великой Октябрьской Социалистической Революции изменит ход мировой истории, а на месте Великой Клятвы символом прогресса и свободного творчества раскрепощенного человеа воссияет шпиль Храма Науки и Знания – шпиль Главного Здания Московского Государственного Университета!
Читайте также: