Дина рубина из школьного сочинения

Обновлено: 02.07.2024

Баба Лиза преподавала нам литературу. Это была пожилая гипертоничка, тянущая, как запряженный вол, две ставки и общественную нагрузку — школьный драмкружок. Думаю, она мечтала о пенсии, но боялась, что дети повесят на нее гроздь внуков. Из-за страшной занятости Баба Лиза уже лет двадцать не могла выкроить минутку, чтобы взглянуть на себя в зеркало и убедиться, что время, увы, не стоит на месте. Только этим можно было объяснить пунцовый маникюр на ее дутых старческих пальчиках и глубокие вырезы на платьях. Ее пухлая шея перетекала в мощно отлитый бюст, который, в свою очередь, плавно переходил в колени. В углублении выреза, ущемленное бюстом, неизменно выглядывало поросячье ушко носового платка. Но самым примечательным был ее голос. Баба Лиза булькала, как суп в кастрюле на тихом огне.
— Лизаветсеменна, а почему мне — Самозванец? — канючила я. — Он отрицательный, он из меня не получится.
Баба Лиза вытянула из выреза платок за поросячье ухо, обстоятельно высморкалась.
— Хватит придуриваться, — посоветовала она доброжелательно и затолкнула платок обратно. — Посмотри в свой дневник: алгебра — два, два, три, физика — три, три, два. Нормальный из тебя Самозванец.

. На первой читке, взглянув в столбцы убористых строк, Сенька обезумел от горя.
— На фиг!! — орал он дурным голосом. — Я такого за сто лет не выучу! Здесь все слова непонятные!
— А про детскую комнату милиции тебе все понятно, Плоткин? — холодно осведомилась Баба Лиза. — Или забыл, что ты на вылете?

Репетировал Сенька в этот день совсем по-другому. Правда, на протяжении всей сцены он несколько томился в ожидании заветной реплики, но зато уж ее выдал как следует — кряхтя, с хрипотцой, со вздохом. В нужный момент я подала Сеньке костыль, и он пошел прочь, тяжело наваливаясь на него всем телом.
После репетиции мы побежали относить костыль на третий этаж, в учительскую, где велела хранить его Баба Лиза. Сенька упорно скакал на одной ноге, опираясь на костыль, охая и заваливаясь набок. При этом он чуть не сбил с ног Захара Львовича, нашего завуча.
— Плоткин, что за вид? — устало спросил завуч.
— Захар Львович, я репетирую! — радостно выпалил Сенька. — Я монах! Еще одно, последнее сказанье!
— Плоткин, предупреждаю: еще одно, последнее сказанье, и летопись окончена твоя, — сказал на это Захар Львович. — Ты и так давно на вылете.

Осенний дождь долго приготовлял свои ударные инструменты: вначале, робко запинаясь, шуршали метелки, пробормотал что-то маленький барабан, потом заторопился, зачастил и ухнул наконец ливень, гулко ударившись о крыши, о листья чинар. Грохнули где-то литавры осени, запели водосточные трубы, ветер разом стих, и темные дворы, одетые певучим дождем, вздохнули мокрою землей. Под фарой машины на углу вспыхнула лужа. Мимо нас протрусила болонка, растрепанная, как хризантема.
Сенька метался под деревом, мокрыми ладонями стирая капли с лица, и говорил без умолку. Я слушала.
Не знаю, понимала ли я тогда, что присутствую при пробуждении таланта, но я была подавлена тем, как близко к сердцу Сенька принял вымысел, химеру. Пусть даже и пушкинский вымысел.
Это не Сенька — шпана и неуч, книгу в руки не бравший, — протестовал против исторической несправедливости, это талант его пробудился и требовал правды. Собственно, в этом и была разница между талантом и бесталанностью — Сенька в вымысле жить желал подлинной жизнью, а реальность собственного существования — двойки, замечания, угроза вылететь из школы — волновала его куда меньше. Я же хорошо артикулировала. Вот и все.

. Я поднялась по лестнице и позвонила в нашу квартиру. Дверь рванули, передо мной стоял отец в мокром плаще, в туфлях.
— Папа. мы. насчет Пушкина. насчет Годунова. — бормотала я, пытаясь поймать ногами пол. Трудно оправдываться, когда тебя волокут за шиворот и по пути методично поддают коленом.
Наконец отец устал и на полдороге к маме бросил меня в крутящееся кресло, куда мне обычно не разрешалось садиться и крутиться, считалось, что этим я его ломаю. Тут я шлепнулась в него и вертелась, как космонавт в центрифуге. Отец остановил вращение.
— Где ты была? — спросил он, тяжело дыша. — Только не лги! Я обегал весь квартал.
— Папа. — пробормотала я.
Над отцовским плечом, как бледная луна, всплыло мамино лицо — залитое слезами, словно не отец, а она искала меня под дождем.
— Не смотри на нас чистыми глазами!! — истерически выкрикнула мама и зарыдала. — Мы имеем право знать правду!
— Я правду. Мы о Пушкине. Полчасика.
— О господи! — простонала мама. — Без четверти три!
Что, что я могла им рассказать, когда во мне роилось столько смутных разрозненных слов и я была бессильна перед их полчищем? Я и сейчас порой прихожу в отчаяние, когда туча слов, словно рой пчел, налетает на меня и я должна выбрать несколько, сложить их в порядок, вывести на бумаге — приблизительный подстрочник страстно мычащей души.

Я лежала в постели, смотрела в пепельный сумрак окна и слышала обрывки нервного разговора родителей за стеною:
— Чем она отбрехивалась?
— Не знаю, что-то про Пушкина. Как всегда, неудачно.
Да, горько думала я, да, сейчас там из паники, из домыслов, из перепуганного воображения рождается химера моей порочности. Не так ли возникла легенда об убийстве царевича Димитрия — другие масштабы, конечно, но механизм тот же.
. Пролетела за окном птичка майна — афганский скворец, уселась на ветку ближнего дерева и проговорила что-то бойко и убедительно. Она, как и я, хорошо артикулировала.

Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя.

Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне, грешному. —

задумчиво проговорил он.

Русский язык и литература для всех

Рассказы Дины Рубиной

Дина Рубина – современная русская писательница (родилась в 1953 г.), с конца 90-х годов живёт в Израиле, в городе Маале-Адумим.

Детство и юность Дина Ильинична провела в Ташкенте, выбрала для себя музыку и литературу, хотя отец – художник, а мама – учитель истории. Первые рассказы появились в печати в 70-е годы, настоящая известность пришла в двухтысячные.

Многочисленные премии, опубликованные книги, тонкая, умная, искренняя, лаконичная проза. Её творчество стало предметом исследования в Америке, Канаде, Голландии, Польше, России.

О чём мечтает пятнадцатилетняя девочка? Наверное, о любви, о чём-то интересном, ещё не испытанном, загадочном, что совсем не похоже на мелочную повседневность. А тут уроки физики, четвертные и годовые контрольные, предстоящие экзамены! И, в общем-то, дело даже не в школе, не в учителе, а в ней самой.

«В школе, где-то классе в четвертом, на одном из уроков я отвлеклась от учебного процесса на книгу Конан Дойла, которую не дочитала дома. Я благополучно проглотила её за два урока, держа на коленях и осторожно перелистывая под партой страницы.

С этого дня я поняла, какая бездна свободного для чтения времени пропадает у меня даром. Я прозрела. Так иногда человек поднимает голову от исписанного листа и бросает взгляд в окно, где в акварельно размытом небе видит дрожащую нежную веточку, и замирает, и уже не в силах отвести усталого взора от этой простейшей весенней картинки.

Итак, я отвлеклась от учебного процесса и с того дня как бы отделилась от него. Мы мирно расстались. Учебный процесс существовал сам по себе, я же унеслась в иные пространства и болталась там без призору.

Весь класс натруженным маршем шагал по асфальтированному шоссе школьной программы, я сбежала на обочину, под откос, где в траве белеют кашки и желтеют одуванчики, да так и осталась там навсегда.

Успеваемость моя резко упала, и приблизительно с этого же времени мой хилый интеллект стал крепнуть. Я запоем читала на уроках. Ежедневно, с половины девятого до двух, я жила полнокровной жизнью – странствовала, спасалась от погони, трепетала от любовных объяснений и умирала от ножевой раны в груди.

Словом, школьную программу я запустила настолько, что даже и не пыталась решить что-то самостоятельно. На подсказках и списывании я медленно плыла к десятому классу, судорожно подгребая одной рукой, а другой держась за полупотопленное бревно дружеской помощи моих соучеников.

С таким же бесстрашием современные ученики и ныне постигают школьную программу, на первый взгляд ничего не изменилось: математика, физика даются не каждому, а истинному гуманитарию постичь их, по личному опыту знаю, практически невозможно.

Стоит ли продолжать, чем окончилось оправдание ученицы? Да, если бы оно было обычным, мы и не стали бы говорить о нём. А вы представьте себе, что тут только и начинается самое главное – полёт души. Удивительнейшее состояние, уж поверьте писательнице на слово!

Душа, слава богу, вернулась в то место, где и должна была находиться, но вот больше уже никогда не пыталась взлететь.

Молодая девушка — главарь бандитской шайки — устраивается домработницей к женщиневрачу и спасает ее от многих бед и неприятностей.

Дина Рубина Мальчик любил мать И она любила его страстно Но ничего толкового из этой любви не получалось Впрочем, с матерью вообще было трудно, и мальчик уже притерпелся к выбоинам и ухабам ее характера Ею правило настроение, поэтому раз пять на день менялась генеральная линия их жизни Менялось все,

Нет, всетаки надо любить! Надо влюбляться, сходить с ума, назначать свидания, задыхаться, тряся грудью, бежать к метро! Да – возраст, да – недостаток кальция, фтора, чего там еще… у каждого своя гормональная история Но душето все равно пятнадцать лет!

Дина Рубина1 Да никакой балериной она не была! И не бывает балерин с такой грудью Тоже мне хозяйство – балерина: полфунта жил на трудовых мослах Нет, Эська заколачивала тапершей в синема, и заколачивала крепкими пальчи

21 ноября 2002 года Маша Раевская прилетела в Питер. Маша родилась в городе трех революций и с детства твердо знала, что она – дитя революции; слова эти звучали для нее и подомашнему интимно, и вызывали общие для всех ассоциации – комиссары в пыльных шлемах, родные по детству неуловимые мстители на

Дина Рубина Израильские дети кошмарны То есть они, конечно, милые, красивые и раскованные ребята, но не приведи Бог оказаться вам в автобусе на заднем сиденьи в окружении пятишести этаких симпатяг Полагаю, самым сильным вашим чувством на протяжении всей поездки будет чувство благодарности Судьбе за

Кипучее, неизбывно музыкальное одесское семейство и алмаатинская семья скрытных, молчаливых странников На протяжении столетия их связывает только тоненькая ниточка птичьего рода блистательный маэстро кенарь Желтухин и его потомки. На исходе XX века сумбурная история оседает горькими и сладкими вос

Дина Рубина– Вы верите в прорицателей?– Простите? – Ну, в предсказателей, в гадалок… в тех, кто предсказывает судьбу, – верите? – Она смотрела на меня беспокойным требовательным взглядом – Вы же писатель, вас долж

« Да: свежие морские гребешки, лично привезенные Зайцевым из командировки по Дальнему Востоку (году гдето в 85м) и зажаренные им же на огромной сковороде, водруженной посреди стола – на всю немалую компанию, – несколько десятилетий оставались для меня

Жизни Надежды и Аристарха наконецто страстно и мгновенно срослись в единое целое, запылали огненным швом словно и не было двадцатипятилетней горькой шекспировской разлуки, будто не имелась за спиной у каждого огромная ноша тяжкого и порою страшного опыта. Нет, была, конечно: Надежда в лихие девян

Этой талантливой женщине дано удивительное умение виртуозно владеть словом, не отпуская внимание читателя до последней страницы. Она еще с девяностых годов минувшего века имеет народное признание и уважение за житейскую мудрость, воплощенную в ее художественных произведениях. Ныне известная писательница Дина Рубина проживает в Израиле, пишет на русском языке, продолжая открывать для читателей ценные секреты бытия и постигать глубину человеческих отношений. Каждого творения мастера, имеющего остроумный стиль и яркие образы, поклонники по-прежнему ждут с нетерпением.

IsraLove выбрал интересные факты о жизни и творчестве Дины Рубиной

1. Родилась Дина в сентябре 1953 в столице Узбекистана Ташкенте в семье харьковчанина Ильи Давидовича Рубина и полтавчанки Риты Александровны Жуковской. Отец прибыл к родителям после демобилизации с фронта. Мать в 17 лет эвакуировалась в Ташкент из Полтавы. Встреча родителей произошла в художественном училище, где Илья Рубин был студентом, а Рита Александровна – преподавателем истории. Молоденький лейтенант, мечтавший стать художником, сразу же обратил внимание на свою ровесницу – юную красивую учительницу.

2. Что касается более далеких родственников Дины Рубиной, то сама писательница считает, что они были типичными украинскими евреями, которые занимались торговлей, немного учились и обучали других. Прадед по материнской линии, по воспоминаниям родственников, был уважаемым, глубоко религиозным, остроумным человеком. А вот прародитель отца, варшавский извозчик, отличался необузданной яростью. Дина Ильинична считает, что ее вспыльчивость именно от него.

4. В подростковом возрасте Дину часто посещали видения. Она нередко впадала в прострации, сопровождаемые непрошенными медитациями. Рубиной описан случай, когда на уроке физики она, вылетев из окна, кружилась над спортивной площадкой. Писательница рассказывала о сладостном оцепенении, разглядывании себя изнутри, снопах изумрудно-оранжевых искр перед закрытыми глазами.

12. В 52 года села за руль, когда постаревшим родителям понадобилась постоянная помощь. Быстро в столь солидном возрасте получила права. Дина Ильинична объясняет это тем, что, как у бывшей пианистки, у нее отличная координация между ногами и руками. В стрессовые моменты за рулем она даже ругается, спасаясь от сердечных волнений.

14. Несмотря на благополучную жизнь, в которой есть дети, родители, друзья, любимый муж, писательница считает, что творческий человек обречен на одиночество. Ведь его внутренний мир буквально перенаселяют различные жизни. Главное, по ее мнению, для творца – лист бумаги, где перевариваются и разрешаются все личностные глубинные проблемы.

Дина Рубина, пожалуй, один из немногих писателей, чьи тексты, сюжеты и даже стиль с годами претерпевали бы такие кардинальные изменения. Будучи одним из ведущих современных прозаиков, Рубина не страшится литературных экспериментов. Её рассказы, новеллы, романы полнятся удивительными историями, в которых вымысел переплетается с действительностью, а выдуманные персонажи соседствуют с реальными.

Поэтика простых вещей

Когда-то давно она писала о себе: тоненькая девочка с большими глазами. Еще в школе нас приучили рисовать в своем воображении портрет монументального человека за столом с кипой исписанных страниц, вне половой принадлежности, вне времени — одним словом, писатель. Дело серьезное, и тут она — в белом свитерке взбегает по ступенькам Центрального дома литераторов, со своими нежными повестями и рассказами.

-9% Наполеонов обоз. Книга 1: Рябиновый клин Дина Рубина Твердый переплет 798 ₽ 877 ₽ В корзину В корзину

Образ этот едва различимым призраком скользит по первым рассказам Дины Рубиной — строка летит, торопится вприпрыжку. Вот здесь Нина ждет у больничного окна, когда же пойдет снег, вот Дина спешит прочь от дома за зеленой калиткой, зажимая в руке изящный тюбик губной помады, а юный следователь Сашка смотрит преданными глазами на свою возлюбленную — медсестру Надежду. Поэтика простых вещей.

Такие тексты способна создавать только тоненькая девочка с большими глазами и обязательно — с печальными, как же без этого.

Сколько любви, материнской ласки должно быть к собственным персонажам, чтобы говорить, писать, думать о них вот так, филигранно подбирая эпитеты, сравнения, как будто заколдованной рукой касаясь людей, предметов, превращая их из земных в чудесные, заряженные магической силой литературы.

Переход от светлой печали к настоящей трагедии будет неожиданным. Впрочем, скоро мы привыкнем к резким переменам курса.

Область слепящей тоски

Взрослеет Дина Рубина, взрослеют и ее персонажи. К 2000-м герои рассказов прекращают свои полеты — теперь не до них, как будто предупреждает автор.

Синдром Петрушки Дина Рубина Твердый переплет 821 ₽ В корзину В корзину

И если у предыдущих, трогательных юных героев есть еще шанс на спасение, у Нины, У Сашки, у самой Дины, то Мастер-тарабука так и останется вот здесь, на переднем сиденье автомобиля, покинутая всеми, выплюнутая мирозданием на жаркий израильский асфальт — и одна. За ней следом выстроится длинная череда таких же выброшенных и тем больше, может быть, живых, настоящих, почти осязаемых фигур новой, беспощадной рубинской прозы.

Смерть отныне у Рубиной не трагическая случайность, а обыденность. Будь то угасание поношенной, истрепавшейся жизни бывшей зечки Катерины или взорванный террористами самолет, уносящий в небо чью-нибудь последнюю любовь. Беда одержала победу. Так где же спасение? И Дина Рубина снова разворачивает свой творческий корабль на 360 градусов, держа курс на израильскую землю. Но об этом мы расскажем в следующий раз.

Читайте также: