Битов пушкинский дом сочинение

Обновлено: 05.07.2024

Жизнь Левы Одоевцева, потомка князей Одоевцевых, протекает без особенных потрясений. Нить его жизни мерно струится из чьих-то божественных рук. Он ощущает себя скорее однофамильцем, чем потомком своих славных предков. Дед Левы был арестован и провел свою жизнь в лагерях и ссылках.

В младенчестве Лева, зачатый в роковом 1937 г., тоже переместился вместе с родителями в сторону “глубины сибирских руд”; впрочем, все обошлось благополучно, и после войны семья вернулась в Ленинград.

папа возглавляет в университете кафедру, на которой когда-то блистал дед. Лева растет в академической среде и с детства мечтает стать ученым – “как отец, но покрупнее”. Окончив школу, Лева поступает на филологический факультет.

В квартиру Одоевцевых после десяти лет отсутствия возвращается из заключения прежний сосед Дмитрий Иванович Ювашов, которого все называют дядя Диккенс, человек “ясный, ядовитый, ничего не ждущий и свободный”. Все в нем кажется Леве привлекательным: его брезгливость, суховатость, резкость, блатной аристократизм, трезвость отношения к миру. Лева часто заходит

Вскоре после появления дяди Диккенса семье Одоевцевых позволяют вспомнить о деде. Лева впервые узнает, что дед жив, рассматривает на фотографиях его красивое молодое лицо – из тех, что “уязвляют безусловным отличием от нас и неоспоримой принадлежностью человеку”. Наконец приходит известие, что дед возвращается из ссылки, и отец едет встречать его в Москву.

На следующий день отец возвращается один, бледный и потерянный. От малознакомых людей Лева постепенно узнает, что в юности отец отказался от своего отца, а потом и вовсе критиковал его работы, чтобы получить “тепленькую” кафедру. Вернувшись из ссылки, дед не захотел видеть своего сына.

Лева отрабатывает для себя “гипотезу деда”. Он начинает читать дедовы работы по лингвистике и даже надеется отчасти использовать дедову систему для курсовой работы. Таким образом, он извлекает некоторую пользу из семейной драмы и лелеет в своем воображении красивое словосочетание: дед и внук…

Деду дают квартиру в новом доме на окраине, и Лева идет к нему “с новеньким бьющимся сердцем”. Но вместо того человека, которого он создал в своем воображении, Леву встречает инвалид с красным, задубевшим лицом, которое поражает своей неодухотворенностью. Дед пьет с друзьями, растерянный Лева присоединяется к компании.

Старший Одоевцев не считает, что его посадили незаслуженно. Он всегда был серьезен и не принадлежит к тем ничтожным людям, которых сначала незаслуженно посадили, а теперь заслуженно выпустили. Его оскорбляет реабилитация, он считает, что “все это” началось тогда, когда интеллигент впервые вступил в дверях в разговор с хамом, вместо того чтобы гнать его в шею.

Дед сразу замечает главную черту своего внука: Лева видит из мира лишь то, что подходит его преждевременному объяснению; необъясненный мир приводит его в панику, которую Лева принимает за душевное страдание, свойственное только чувствующему человеку. Когда опьяневший Лева пытается обвинить в чем-то своего отца, дед в ярости выгоняет внука – за “предательство в семени”.

Лева Одоевцев с детства перестал отмечать про себя внешний мир, то есть усвоил единственный способ, позволивший многим русским аристократам выжить в двадцатом веке. Окончив филфак, Лева поступает в аспирантуру, а потом начинает работать в знаменитом Пушкинском доме Академии наук. Еще в аспирантуре он пишет талантливую статью “Три пророка”, которая поражает всех внутренней свободой и летящим, взмывающим слогом. У Левы появляется определенная репутация, ровный огонь которой он незаметно поддерживает.

Он занимается только незапятнанной стариной и таким образом приобретает доверие в либеральной среде, не становясь диссидентом. Только однажды он оказывается в тяжелой ситуации. Левин близкий друг “что-то не то” написал, подписал или сказал, и теперь предстоит разбирательство, во время которого Лева не сможет отмолчаться.

Но тут вмешивается стечение всех мыслимых обстоятельств: Лева заболевает гриппом, уходит в отпуск, срочно отзывается в Москву, выигрывает в лотерею заграничную поездку, у него умирает дед, к нему возвращается старинная любовь… К Левиному возвращению друга уже нет в институте, и это несколько портит Левину репутацию. Впрочем, вскоре Лева обнаруживает, что репутация в незавышенном виде даже более удобна, спокойна и безопасна.

У Левы есть три подруги. Одна из них, Альбина, умная и тонкая женщина Левиного круга и воспитания, любит его, бросает ради него мужа – но остается нелюбимой и нежеланной, несмотря на повторяющиеся встречи. Другая, Любаша, проста и незамысловата, и отношениям с ней Лева не придает значения.

Он любит только Фаину, с которой его в день окончания школы познакомил одноклассник Митишатьев. На следующий день после знакомства Лева приглашает Фаину в ресторан, с трепетом решается взять за руку и неудержимо целует в парадном.

Фаина старше и опытнее Левы. Они продолжают встречаться. Леве постоянно приходится выгадывать деньги на рестораны и многочисленные дамские мелочи, часто занимать у дяди Диккенса, тайно продавать книги. Он ревнует Фаину, уличает в неверности, но не в силах с ней расстаться.

Во время одной вечеринки Лева обнаруживает, что Фаина и Митишатьев незаметно исчезли из комнаты и дверь в ванную заперта. Остолбенев, он ожидает Фаину, машинально щелкая замком ее сумочки. Заглянув наконец в сумочку, Лева обнаруживает там кольцо, которое, по словам Фаины, дорого стоит.

Думая о том, что у него нет денег, Лева кладет кольцо в карман.

Когда Фаина обнаруживает пропажу, Лева не признается в содеянном и обещает купить другое кольцо, надеясь выручить деньги за украденное. Но оказывается, что Фаинино кольцо слишком дешевое. Тогда Лева просто возвращает кольцо, уверяя, что купил его с рук за бесценок.

Фаина не может возразить и вынуждена принять подарок. Лева леденеет от неизвестного ему удовлетворения. После этой истории наступает самый продолжительный и мирный период в их отношениях, после которого они все-таки расстаются.

В ноябрьские праздники 196… года Лева оставлен дежурить в здании института. К нему приходит давний друг-враг и коллега Митишатьев. Лева понимает, что воздействие на нею Митишатьева сродни воздействию Фаины: оба они питаются Левой, получают удовольствие, унижая его.

Митишатьев рассуждает о евреях, которые “портят наших женщин”. Лева легко опровергает заявление Митишатьева о неталантливости евреев, приводя довод о том, что Пушкин был семитом. Митишатьев говорит, что собирается духовно задавить Леву, а потом перевернуть весь мир: “Я ощущаю в себе силы.

Были “Христос – Магомет – Наполеон”, – а теперь я. Все созрело, и мир созрел, нужен только человек, который ощущает в себе силы”.

Митишатьев приводит своего дипломника Готтиха, предупреждая Леву, что тот – стукач. Барон фон Готтих пишет в патриотические газеты стихи о мартенах или матренах, что дает Митишатьеву повод поиздеваться над осколками-аристократами. Чтобы скрасить Леве предполагаемое одиночество, не зная о его гостях, приходит Исайя Борисович Бланк. Это сотрудник института на пенсии, один из благороднейших людей, которых Леве приходилось встречать в жизни.

Бланк не только чрезвычайно опрятен внешне – он не может говорить о людях плохо.

Бланк, Митишатьев, Готтих и Лева пьют вместе. Они говорят о погоде, о свободе, о поэзии, о прогрессе, об евреях, о народе, о пьянстве, о способах очистки водки, о кооперативных квартирах, о Боге, о бабах, о неграх, о валюте, об общественной природе человека и о том, что деться некуда… Спорят о том, любила ли Наталья Николаевна Пушкина.

Приходят какие-то девушки Наташи. Митишатьев излагает Леве свою жизненную философию, в том числе и “Правило правой руки Митишатьева”: “Если человек кажется дерьмом, то он и есть дерьмо”. Время от времени Лева ощущает пьяные провалы памяти.

В один из таких провалов Митишатьев оскорбляет Бланка, а потом уверяет, что Лева при этом улыбался и кивал.

Митишатьев говорит о том, что не может жить на земле, пока есть Лева. Он оскорбляет и Фаину, и этого Лева уже не выдерживает.

Они с Митишатьевым дерутся, и Митишатьев разбивает посмертную маску Пушкина. Это оказывается последней каплей – Лева вызывает его на дуэль на музейных пистолетах. Звучит выстрел – Лева падает.

Митишатьев уходит, прихватив с собой чернильницу Григоровича.

Придя в себя, Лева с ужасом обнаруживает, какой разгром учинен в музейном помещении.

Но оказывается, что с помощью Альбины, работающей в этом же институте, и дяди Диккенса все очень быстро приводится в порядок.

Чернильницу Григоровича находят под окном, еще одну копию маски Пушкина приносят из подвала. На следующий день Лева обнаруживает, что ни один человек в институте не обращает внимания на свежие следы уборки и ремонта. Заместитель директора вызывает его только для того, чтобы поручить сопровождать по Ленинграду американского писателя.

Лева водит американца по Ленинграду, показывает ему памятники и рассказывает о русской литературе. И все это – русская литература, Петербург (Ленинград), Россия – Пушкинский дом без его курчавого постояльца.

Оставшись в одиночестве, Лева стоит над Невой на фоне Медного всадника, и ему кажется, что, описав мертвую петлю опыта, захватив длинным и тяжелым неводом много пустой воды, он вернулся в исходную точку. Вот он и стоит в этой точке и чувствует, что устал.

Андрей Битов - известный писатель Советского Союза и России. Роман "Пушкинский дом" - превосходный образец постмодернизма, вид " промежуточной словесности". Истоки, специфика, эстетические признаки постмодернизма. Теория деконструкции в романе А. Битова.

Рубрика Литература
Вид дипломная работа
Язык русский
Дата добавления 29.08.2015
Размер файла 125,2 K

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

1. Когда раскрываются отражение того или иного фантастического элемента на жизни простых людей.

2. Поясняются, что или какие обстоятельства могло быть причиной проявления этого элемента.

Эти два способа существуют совместно или врознь. После того, как будет доказана неправильность и фантастичность элемента, производится реконструкция. Это обратный процесс. Многие ученные процесс деконструкции считают процессом разрушения, но это скорее процесс разложения на части и переноса. Деконструкции происходят с целью понимания того, как создана целостность текста. В деконструкции прослеживается борьба текста со смыслом. По мнению Дэрриды, это можно сравнить с суетливым полетом птицы, пытающейся защитить своего птенца. [11]. Спецификой деконструкции является неясность, отсутствие решения, интерес ко всему пограничному. Дэррида отрицал мнение о том, что речь-это просто средство общения. Он считал, что письмо важнее речи. В деконструкции нет различии между текстом и контекстом. [11: 93].

Теорией Дэррида стали интересоваться многие зарубежные ученые, которые хотели совместить классический структурализм преобразовать его при помощи других вопросов. Так подход Дэррида был заимствован французским структуралистом Ц. Дэвидом. В США многие ученые Йельской школы ссылались на теорию деконструкций. К разновидностям теории деконструкции в США принадлежат также "левый деконструктивизм", "герменевтический деконструктивизм" и "феминистская критика". Некоторые ученые выступают против деконструкции. Одним из таких является Йелец X. Блум, который призвал вернуться от метаискусства к самому искусству, от метода - к художественному объекту, от контекста - к тексту, возвратить автору права, узурпированные у него художественной критикой. Метод деконструкции очень похож на такой метод мировосприятия как постмодернизм [11: 79].

Существует две ступени осуществления деконструкции:

Первая: "Переворачивается вся иерархия", не изменяя при этом структуру".

Вторая: " В том чтобы усовершенствовать структуру".

В произведении Битова первым шагом стал погром Пушкинского дома и попытка его восстановления. Вторым шагом должен быть выход из тупика симуляции. В связи с этим следует рассмотреть отношения автора с героем. Автор, словно, подглядывает на происходящие в романе события. Используя терминологию известной работы М.М. Бахтина "Автор и герой в эстетической деятельности", можно, несколько схематично, выделить три основных "ценностных контекста" произведения:

1. контекст главного героя;

2 контекст повествователя (Романист);

3, контекст творца (сам автор).

Как показано Бахтиным, последний ценностный контекст объемлет все другие контексты, создавая художественную завершенность, и потому этот контекст обладает свойством, которого лишены все иные ценностные контексты - временной, пространственной и смысловой вненаходимостью. "Вненаходимость - необходимое условие для сведения к единому формальноэстетическому контексту различных контекстов, образующихся вокруг нескольких героев (особенно это имеет место в эпосе)" [5: 83]. Однако в романе Битова это важнейшее условие художественной целостности ощутимо ослаблено: вненаходимость отвергается. Подрывая вненаходимость, Битов добивается вполне определенного художественного эффекта: насколько возможно тесно сближает ценностные контексты безличного Автора и не скрывающего своей субъективности Романиста. Не менее парадоксальны и отношения между Романистом и героем, Левой Одоевцевым.

Бахтин неслучайно предлагает различать "ценностные контексты" героев и автора. В сущности, все процессы, о которых шла у нас речь выше, касаются как раз этих ценностных контекстов: контекст Романиста = "литература" (культура), контекст Левы = "жизнь" (современность). Но, во-первых, как можно было видеть, антитеза литературы и жизни, культурной классики и современности настойчиво проблематизируется в романе, а мотив симуляции жизни окончательно размывает между ними границу. Во-вторых, образ культуры подвергается особого рода деконструкции, не только выявляющей внутреннюю связь культурной традиции с ее разрушением в современности, но и укореняющей в культурной логике и это разрушение, и симуляцию жизни. Это сближение ценностных контекстов и составляет глубинный сюжет "Пушкинского дома", результатом этого процесса становится все более и более ощутимое тождество Романиста и Левы.

Заключение

Итак, мы исследовали произведение А. Битова "Пушкинский дом" с позиции постмодернизма. В работе излагаются основные выводы, сделанные в ходе исследования романа, излагаются самые яркие черты к пониманию постмодернистского произведения, а именно: выявление симулятивной природы сознания, определение необычной системы образов, хаотичного построения произведения, сложной системы авторов, интертекстуальности произведения, деконструкции текста романа. Одним из специфичных и дискуссионных подходов следует признать художественное применение системы авторских масок. Образ повествователя, по-разному проявляющийся в разных частях романа, дает возможность полнее раскрыть текст.

Автор-персонаж, который традиционно присутствует в большинстве произведений не является, тем не менее, его точной копией. Автор, расщепляющийся в тексте на множество масок, создает персонажную систему авторских масок, от выявления смысла которых зависит разрешение всех поднимаемых в романе проблем. Заслуживает особенно внимания авторское отношение к главному герою романа. С этой же целью автор очень смело обращается с героем, его судьбой, мыслями, психологией, меняет их по своему усмотрению, постоянно рефлексирует, обращаясь к написанному, беседует с читателем.

В произведении А. Битов раскрывает не просто внутренние чувства, переживания героя, но его самосознание, которое разупорядочивается. И когда Лев Одоевцев начинает по-настоящему осознавать происходящее, происходит взрыв: " Ибо для чего все отодвигающийся сюжет, если не для того, чтобы взорвать все накопленное изнутри, и тем хотя бы пролить на все яркий, пусть мигом исчезающий свет: свет взрыва!"

Автор более требователен к своему герою, чем к другим людям. Эти требования идейны. С другой стороны, он утверждает, что герой его не более превратный, чем его современники. "Пример мой - общечеловеческий и потому никак не частный". [25: 349-350]. Автор заверяет, что каждый человек может увидеть в себе Леву, если он трезво взглянет на самого себя. "В том-то и дело, что если рассказать с некоторой правдивостью любую жизнь со стороны и хотя бы отчасти изнутри, то картинка наша будет такова, что этот человек дальше жить не имеет ни малейшей возможности. Мыслимое ли дело - продолжение! - а ты живешь. Хоть в литературе-то все сбудется: конец так конец. Литература компенсирует беспринципность и халтурность жизни своей порядочностью.

Что станет с литературой, если автор будет в ней поступать, как в жизни, - уже известно: не станет литературы" [25: 349-350]. Это не значит, что писатель "реабилитирует" Леву Одоевцева, - скорее он и себя самого судит с той же строгостью, с какой судил своего героя. Не отсюда ли признание Битова: "Мы воспитались в этом романе - мы усвоили, что для нас самое большое зло - это жить в готовом и объясненном мире. Это не я, ты, он - жили. Это жить рядом, мимо, еще раз, в энный раз, но не своей жизнью" [8: 349]. Вот почему к концу романа нарастает известное сближение автора с героем: "Наступило утро - его и мое - мы протрезвели. Как быстро мы прожили всю свою жизнь - как пьяные! Не похмелье ли сейчас?." [8: 322].

Библиографический список

1. Аверин, Б. История моего современника А.Г. Битова // Звезда, 1996.

2. Агеносов, В. Анкудинов К. Современные русские поэты. Справочник. - М., 1998.

3. Антоненко, С. Постмодерн. - М., 1998.

4. Артамонов, С.Д. Сорок веков мировой литературы. Литература нового времени. - М., Просвещение, 1997.

5. Бахтин, М.М. Литературно-критические статьи. - М.: Худож. лит. 1986. - С.8.

6. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М., 1994.

7. Битов, А.Г. Статьи из романа. - М.: Сов. писатель, 1986.

8. Битов, А. Пушкинский дом. - М., Известия, 1990

9. Генис, А. Благая весть // Генис А. Иван Петрович умер. - М.: Новое лит. обозрение.

10. Голубков, М.М. Русская литература XX века: После раскола. - М., 2002.

11. Дэррида, Ж. О грамматологии. - М., 2000.

12. Ильин, И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. - М.: Интрада, 1998

13. Кожинов, В. Статья о современной литературе. - М: Советская Россия, 1990.

14 Кривцун, О.А. Эстетика: учебник. - М., Аспект - Пресс, 1998

15. Культурология. Учебное пособие для студентов. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.

16 Курицын, В. Постмодернизм: Новая первобытная культура // Новый мир, 1992.

17. Курицын, В. Время множить приставки: к понятию постмодернизма // Октябрь, 1997.

18 Курицын, В. О некоторых попытках противостояния авангардной парадигме // НЛО, 1996. - С.34-45.

19. К ситуации постмодернизма // НЛО, 1995. - С. - 197-223.

20. Курицын, В. Концептуализм и соц - арт: тела и ностальгии // НЛО, 1998. - С.306-310.

21. Курицын, В. Группа продленного дня // В. Пелевин. Жизнь насекомых. - М.: Вагриус, 1997. - С.7-12.

22. Кутырев, В. Постмодернизм // М., 1998. - №9. - С.6-9.

23. Лавров, В. Три романа А Битова или воспоминания о современнике. // Нева, 1997. - №5. - С.185-196.

24. Лосева, И.Н., Капустин Н.С., Кирсанова О.Т., Тохтамышев В.П. Мифологический словарь. - Ростов-на-Дону.: Феникс, 1997. - 576с.

25. Липовецкий, М. Разгром музея. Поэтика романа А. Битова "Пушкинский дом" // НЛО, 1995. - №11. - С.230 - 244.

26. Липовецкий, М. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 1997.

27. Липовецкий, М. Изживание смерти. Специфика русского постмодернизма // Знамя, 1995. - №8.

28. Липовецкий, М. Патогенез и лечение глухонемоты // Новый мир, 1992. - №7.

29. Липовецкий, М. Апофеоз частиц, или диалоги с хаосом // Знамя, 1992. - №8. С.214-224.

30. Липин, Г.В. "Майкл Муркок - пророк "новой волны" // Литературное обозрение, 1998. - №4.

31. Литературный энциклопедический словарь - М.: НПК "Интелвак", 2001.

32. Литература. Факультативные курсы.2-е издание. - М.: Просвещение, 1997. - 32с.

33. Методика преподавания литературы: Учебник для студентов педагогических институтов по специальности № 2101 "Русский язык и литература" / Под ред.З.Я. Рез. - 2-е изд., дораб. - М.: Просвещение, 1985. - 368с.

34. Нефагина, Г.Л. Русская проза второй половины 80-х - нач.90-х гг. ХХв. Уч. пособие для студентов вузов. - Минск, 1997. - 231с.

35. Новиков, В. Заскок // Знамя, 1995. - №10. - С.189-199.

36. Поиск новых путей: из опыта работы // сост. С.Н. Громцева. - М.: Просвещение, 1990. - 191с.

37. Пелевин, В. Сочинения: в 2 т.: Омон Ра. Бубен нижнего мира: Рассказы. - Т.1. - М.: Терра, 1996. - 368с.

38. Рейнгольд, С. Русская литература и постмодернизм // Знамя, 1998. - №4. - С. 209-220.

39. Русская литература ХХ в. В 11 кл. Учебник в 2-х частях. Ч.2/В.В. Агеносов и др.; Под ред.В. В. Агеносова. - М.: Дрофа, 1996. - 352с.

40. Рыбникова, М.А. Очерки по методике литературного чтения: Пособие для учителя. - 4 изд., испр., - М.: Просвещение, 1985. - 288с.

41. Скоропанова, И.С. Русская постмодернистская литература: учебное пособие. - М.: Флинта: Наука, 1999.

42. Скоропанова, И.С. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык. - Спб.: Невский простор, 2001.

43. Урок литературы: пособие для учителя. / сост. Т.С. Зепанова, Н.А. Мещерякова. - М.: Просвещение, 1983. - 160с.

44. Федотов, Г. Статьи о культуре // Вопросы литературы, 1990. - С.189-238.

45. Философский словарь под ред.И.Т. Фролова. - М.: Изд-во политической литературы, 1991. - 560с.

46. Хейзинга, Й. Homo Ludens. - М., 1992.

47. Эпштейн, М. Метаморфозы // М. Эпштейн Парадоксы новизны. - М., 1988. - С.139-176.

48. Эпштейн, М. Истоки и смысл русского постмодернизма // Звезда, 1996. - №8. - С.166-188.

49. Эпштейн, М. После будущего. О новом сознании в литературе5 // Знамя, 1991. - №1. - С.217-231.

У входа в Пушкинский дом сидит вахтер, а в массивной деревянной двери открывается только одна половина. Дальше – после парадной лестницы и актового зала – узкие полутемные коридоры, внутренние переходы, которые могут завести в тупик. Чужие в здешней топографии разбираются с трудом. Петербургская строгость фасада скрывает причудливость внутреннего строения.

Те же, кто не отправился по указанному адресу (среди них были и люди весьма квалифицированные, включая одного нобелевского лауреата), а остался с автором, обязаны быть внимательны и неторопливы. Дом-роман требует длительного вживания и обживания. В романе-музее никуда не торопятся, почтительно рассматривая каждый экспонат: персонажа, пейзаж в окне, шарик-раскидайчик, фотографию, памятник, любимую книгу.

Разные шрифты и типографские отступы, кавычки и цитаты, эпиграфы и схемы, страница оглавления, на которую постоянно надо заглядывать, потому что заглавия все время переплетаются и повторяются, комментарии, которые по самой своей природе требуют челночного чтения (туда-сюда), даже вклеенный в прологе клочок газеты – служат, как сказал бы матерый (или молодой) формалист, приемами торможения, отвлечения читательского внимания от фабулы, от собственно истории.

Предложим и мы формулу этого романа: один день – три скандала – семь персонажей (Лева, отец, дед, Фаина, Альбина, Митишатьев, дядя Диккенс – остальные входят в молекулу на правах подчинения) в постоянном присутствии автора – на фоне города, времени, Пушкина, разговоров об искусстве.

Объяснение, однако, есть, и оно, как всюду в этом романе, не ограничивается сюжетом, но перерастает в самостоятельное размышление, социологический этюд, построенный на популярной, привычной для социологов XIX века, восходящей к Михайловскому, оппозиции кающихся дворян и разночинцев.

Одоевцевы, однако, не только бывшие аристократы, но и советские интеллигенты-гуманитарии. Профессия героя тоже становится в романе предметом специального этюда-приложения ко второй части с мимолетными, но точными пародийными уколами.

Но даже Чехову не пришло в голову выжать из данной ситуации все возможности: Серебрякова герои читают, но не цитируют.

Семейная история Одоевцевых строится как процесс трансформации, изживания, утраты генов происхождения и профессии.

Дед – идеальной образ той, оставшейся за чертой семнадцатого года культуры, которую привычно называют серебряным веком (в ее гуманитарно-научном преломлении). Придумывая его, автор должен был заново решать вроде бы решенный вопрос о профессии героя.

Сын старается забыть – внук пытается вспомнить.

Но по сути автор прав. Конструктивно битовский роман – сочинение на школьную тему, диалог с тремя-пятью писателями, десятком произведений, известными хотя бы понаслышке (поначитке) каждому просидевшему несколько лет в советской школе или – тем более – гуманитарном вузе.

Пародируя старый текст, мы как бы возвышаемся над ним, цинично или просто снисходительно предполагая: они писали не про нас. Битов – при внешней ироничности – исходит из другой, прямо противоположной установки: они писали как раз про нас и писали лучше, чем мы; их формы, мысли, герои живы, просто их надо проявить, как на фотопленке, увидеть сквозь современный антураж.

Узнать истинное положение вещей, приблизиться к лицу реальности Лева может тогда, когда уже ничего нельзя изменить.

Левиным антагонистом, соперником, бесом-искусителем становится здесь друг-враг Митишатьев. Герой, как и Одоевцев, интересно озаглавлен: тут слышится и Митя (Карамазов) и Шатов (из Достоевского же) и почему-то Ипполит Удушьев (это уже из Грибоедова).

Если Одоевцевы – советские аристократы, то Митишатьев – советский же разночинец, будто бы пришедший им на смену. Сочиняя сочинение на школьную тему, Битов, естественно, не мог обойти этот конфликт, много определивший в русской жизни девятнадцатого века.

Но этот прославленный когда-то Писаревым Базаров тоже полинял, изменился за прошедшее столетие. Те разночинцы ощущали свою силу и мощь, были ироничны и лениво-снисходительны по отношению к уходящим, как им казалось, соперникам. В них были масштаб и человеческая незаурядность.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

КЛАССНОЕ СОЧИНЕНИЕ

ЛАРИОНОВ МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ (род. 22.05.1881 г. – ум. 10.05.1964 г.)

Несколько размышлений на заданную тему[*]

Несколько размышлений на заданную тему[*] Ответ на вопрос о возможности писать историю литературы не может быть однозначным, хотя бы потому, что и сам по себе вопрос распадается на несколько сходных, но далеко не идентичных — возможны ли:1. Курс истории литературы для

Новые размышления на заданную тему[*]

Новые размышления на заданную тему[*] Приходящему в РГАЛИ к полудню очень часто не достается места и приходится ждать, пока кто-нибудь из более ранних посетителей уйдет. В той библиотеке, которую мы по привычке и за неимением удобного слова называем Ленинкой, регулярно

Стихи о Франции (1940–1964)

Историческое сочинение Тита Ливия и Рим его времени

Введение в тему

1971 21 январяВ Бостонском музее искусств имеется ковер 1500 года с изображением Нарцисса, который упорно глазеет на свое собственное изображение. Здесь Нарцисс страдает за грех преклонения перед самим собой. В связи с этим, хочу напомнить, что сказал Рильке об автопортретах

5.2. Музыкальное произведение (сочинение музыки) как объект рецензирования

5.2. Музыкальное произведение (сочинение музыки) как объект рецензирования Для музыкально-критических подходов музыкальное произведение и музыка в сегодняшнем понимании – синонимы: первое является единичным проявлением второго. Оценка отдельного сочинения как бы


01.04.2021


741


1

Валерий ДАНИЛЕНКО

Постмодернизм или нечто иное?

Где же тут постмодернистский хаос? Здравомыслящий пьяница – это вам не шизофреник! Здесь всё на месте! Всё – чистая правда! Всё, как у чистокровного алкоголика и должно быть! Одним словом, всё в порядке! А хаос – это беспорядок. Если Веничку и охватывали иногда алкоголические завихрения, то это не значит, что он воссоздавал постмодернистский хаос.

Природа

Пролог анализируемого романа напечатан на четырёх страницах. Три из них посвящены красочному описанию ветра. По своей мощи этот ветер почти такой же, как у А.С.Пушкина:

Ветер, ветер! Ты могуч,

Ты гоняешь стаи туч,

Ты волнуешь сине море,

Всюду веешь на просторе.

Не боишься никого,

Кроме бога одного.

Психика

Образ отца-одуванчика возник у Лёвы после его попытки выяснить, как случилось, что его отец предал деда. Когда тот был в тюрьме, отец отрёкся от него, критиковал его школу, а через двадцать лет занял его место – стал заведующим кафедрой, которую возглавлял его отец – Модест Платонович Одоевцев.

В изображении психической сумятицы А.Битов достиг подлинного мастерства. Достаточно вспомнить в связи с этим, например, как по-бунински тонко он передал переливы чувств у своего главного героя в его хаотических отношениях с женщинами во второй части романа – Фаиной (в особенности!), Альбиной и Любашей. И.А.Бунин был бы доволен. Только одно бы его, очевидно, озадачило: зачем одно и то же время описывать в двух частях романа – первой и второй?

Культура

Наука

Искусство

Нравственность

Отсюда вовсе не следует, что Лёва – безнравственный тип. Внешне он вполне порядочен. Он позволяет себе только тайную безнравственность. Этим объясняется его радость, связанная с возвращением дешёвого кольца своей возлюбленной Фаине, которое он своровал, предполагая, что оно дорогое.

Политика

Кусок хлеба – вот наш главный властелин. Нет такого сосуда, который вместил бы всю ложь, всё лицемерие, всю лесть, – одним словом, всю гадость, на которую идёт человек ради куска хлеба, ради насыщения своей бездонной утробы. Добрая половина лжи, лицемерия, лести достаётся от жалкого человеческого существа главному источнику его страха – работодателю. Во все времена – при социализме и капитализме, при тоталитаризме и демократии – он лгал, лицемерил, льстил, расточал благодарность своему благодетелю. Отплёвывается в душе, а всё-таки лжёт. Ненавидит в душе, а всё-таки лицемерит. Презирает себя в душе за раболепие, а всё-таки льстит. Даже иногда и без острой необходимости! На всякий случай! Жалкий человек!

Исключение из правил составляют молчальники и бунтари. Участь первых предрешена: до конца своих дней они обречены быть в немилости у начальства. Что же касается других, то о них мы узнаём главным образом из печатных источников. Я, например, за всю свою жизнь ни одного живого бунтаря в глаза не видел. Бунтуем мы по преимуществу в своём богатом воображении. Инстинкт самосохранения, спасибо, милует. Он милует сейчас 99% нашего населения. Что ему делать? Терпеть и искать ветра в поле.

Общественный строй, вне сомнения, накладывает отпечаток на формы человеческой несвободы от ненасытных потребностей его представителей, но суть этой несвободы во все времена была одной и той же. От этой сути несвободны даже йоги. Да, есть бесстрашные люди. И при царе Горохе они жили, и при Сталине, и сейчас они есть.

Гвозди бы делать из этих людей!

Не было б в мире крепче гвоздей!

Но как же таких людей мало!

Вы полагаете, что Модест Платонович Одоевцев не лгал, не лицемерил и не льстил? Согласен: этот гордый человек делал это намного меньше, чем его сын. В разные времена они формировались. Но Лёве-то можно было бы уж поменьше трястись за свою драгоценную шкуру! Во взрослую жизнь он вступил в 60-е, хрущёвско-брежневские, годы. Но, с одной стороны, наследственная инерция, а с другой, универсальная, общечеловеческая зависимость от инстинкта самосохранения. Кто от неё свободен? Мертвец.

Спору нет: каждый человек индивидуален. Но как же мы любим – особенно по молодости – кичиться своей неповторимостью! А посмотришь вокруг и видишь, что общечеловеческое в нас явно преобладает над индивидуальным: и голова у всех одна, и жестикулируем мы одинаково, и инстинкт самосохранения объединяет олигарха с бомжом. Да и аппетит у каждого здорового человека, как правило, неплохой. Не говорю о чревоугодии, трусости, жадности, несдержанности, страхе перед завтрашним днём, пережёвывании обид и т.п. качествах, которыми наградила эволюция весь род человеческий.

Язык

Но лёгкий постмодернизм мы можем обнаружить у А.Битова и в области языковой формы. Выделим здесь наиболее яркую примету постмодернистской литературы, как она представлена у А.Битова, – гиперинтертекстуальность. Она представлена у него двумя основными формами – гиперцитацией и многоликостью автора.

Гиперцитация

Многоликость автора

На стене висит топор

И простынка розовая…

Мы с папашею играли

В Павлика Морозова.

Комментарии


Постмодернизм почил в бозе. Нужно ли его откачивать?! Да и досадно как-то видеть Битова в этом ряду. Он выше многих помянутых.
При всём при этом статья мне глянулась. Ироничная, изящная по стилю. Правда, не во всех частях выдержанная. Ирония, как фехтование, требует постоянного напряжения, а до неё ли порой, когда подмывает "от души приложить".
Михаил Попов
(Архангельск)

Редакция предупреждает, что далеко не всегда и во всём согласна и созвучна в публикациях наших авторов. Но, доверяя и авторам и читателям нашим, предполагаем в них наличие здравого смысла и умения самим разобраться в том, что им нужно, а что - чуждо. Доводим также до сведения, что возрастной ценз наших читателей ограничен 18+.

Читайте также: