Выделите главные потоки третьей волны демократизации в мире в период новейшей истории кратко

Обновлено: 07.07.2024

Понятие, объединяющее многообразные по форме процессы перехода от одного общественного и политического состояния (та или иная разновидность недемократии) к другому, причем в качестве конечного пункта перехода вовсе не обязательно (и даже редко) выступает именно консолидированная демократия

Волны демократизации (периоды, особенности).

Первая, длинная, волна 1820—1926. На её поднятие повлияли американская и французская революции, появление национальных государств и демократизация британских доминионов. Характерными чертами являются: 50 % взрослого мужского населения должны иметь право голоса; ответственный глава исполнительной власти должен либо сохранять за собой поддержку большинства в выборном парламенте, либо избираться в ходе периодических всенародных выборов.

Первый откат 1922—1942. В этот период на политической арене появились такие персоны, как Муссолини и Гитлер; были установлены тоталитарные, фашистские и милитаристские режимы.

Второй откат 1958—1975. Почти на всем континенте Латинской Америки установился авторитарный режим. Многие ранее демократические страны восстанавливают или переходят в авторитарный режим. Деколонизированной Африкой управляют авторитарные правительства.

3. Посткоммунистическая Россия как демократический транзит.

России перемен в категориях демократического транзита предполагает, как мы уже говорили, выявление общих и специфических элементов, необходимое для последующих теоретических обобщений. При всех отличиях российской посткоммунистической трансформации от южноевропейских и латиноамериканских переходов от правого авторитаризма к демократии она по крайней мере на начальных этапах подчинялась некоторым аналогичным последовательностям, которые можно проследить на примере различных фаз горбачевской перестройки.

Нередко, говоря о том, что в данном случае аналогии не работают, обращают внимание на то, что приход М. Горбачева к власти не был результатом раскола в советской элите на реформаторов и консерваторов и что он начал реформы чисто советским аппаратным способом (сверху-вниз). В действительности, даже если свой путь к власти М. Горбачев и проделал традиционным номенклатурным способом, именно его реформаторские действия вызвали последующий раскол в советской элите на консерваторов и реформаторов.

В самом деле, инициатива вначале либерализации, а затем и частичной демократизации режима пришла, как и в большинстве других демократических транзитов, сверху - от лидера-реформатоpa. Реформатор-центрист Горбачев, склонный к постепенным и эволюционным методам в рамках системы, для укрепления своих позиций в противоборстве с консерваторами и фундаменталистами, как и многие другие лидеры-реформаторы, обратился за поддержкой к радикальным демократическим силам вне режима, одновременно стараясь не потерять контроль над ситуацией. Легализация, а затем и институциализация радикальной демократической и реформаторской оппозиции (прежде всего в виде движения "Демократическая Россия" и Межрегиональной группы депутатов Верховного Совета СССР) вызвали ответную реакцию консерваторов, которые сомкнули свои ряды и тоже институциализировались в виде депутатской фракции (а затем всесоюзного политического движения) "Союз" и Компартии РСФСР.

В течение определенного времени Горбачеву удавалось балансировать между теми и другими, проводя политику зигзагов. Однако разрыв между двумя политическими полюсами, приобретающими собственную инерцию и логику развития, постоянно увеличивался. В результате политический центризм как метод реформирования системы потерпел полный обвал. На неудачную попытку консервативного переворота ради спасения системы радикальные демократы ответили своим успешным контрпереворотом.

Вместе с тем, несмотря на целый ряд аналогий, во многих смыслах российский демократический транзит стоит все же особняком в отношении не только классических южноевропейских и латиноамериканских переходов от авторитаризма, но и переходов к демократии в странах Центральной и Восточной Европы. Если суммировать эти специфические особенности, их можно условно сгруппировать в две категории: первая относится к общему контексту и условиям, в которых сначала в СССР, а затем в России начинались и протекали процессы реформ и преобразований; вторая - к внутренним особенностям самих этих процессов.

К первой категории можно отнести следующие:

1 Взаимообусловленность политических и экономических преобразований.

Стало уже едва ли не тривиальным говорить о беспрецедентной задаче одновременного осуществления в посткоммунистической России демократических преобразований политической системы и проведения рыночных реформ, предполагающих слом командной системы управления экономикой и формирование основ рыночных отношений. Считается, что в идеале обе задачи не только взаимообусловлены, но и в конечном счете взаимно подкрепляют друг друга - демократизация способствует продвижению к рынку, а рынок создает экономическую и социальную базу демократии. При этом в классических поставторитарных транзитах проблема одновременности политических и экономических реформ, строго говоря, не возникает, поскольку рыночная экономика в тех или иных формах уже существует. Однако в Советском Союзе, а затем в России эти две задачи во многом стали взаимными препятствиями друг для друга.

Не следует при этом думать, что экономические - и весьма болезненные - структурные преобразования, включая разгосударствление собственности, вообще не стояли в повестке дня других демократических транзитов. Другое дело, что успешные политические и экономические реформы, в том числе в странах Центральной и Восточной Европы, осуществлялись как раз не одновременно. Причем, и не так, как в Китае, где экономические реформы не только предшествуют, но фактически заменяют политические.

2 Отсутствие адекватной социальной базы демократии.

Строго говоря, с точки зрения задач политической демократизации, переход к рыночной экономике - не самоцель, а средство для создания среднего класса в качестве массовой социальной базы демократии. Подспудно шедшие в советском обществе процессы модернизации, по крайней мере, с 60-х гг., создавали некий эмбриональный аналог среднего класса, который, в конечном счете, и стал могильщиком коммунизма21. Однако в отличие от среднего класса на Западе образующей основой советского "старого среднего класса" стала не собственность, а профессиональная и институциональная позиция в государственной системе.

С распадом советского государства, углублением экономического кризиса и началом рыночных реформ этот эмбриональный советский "старый средний класс" подвергся фактическому вымыванию при расколе общества на два (типичных для стран "третьего мира") полюса - зону массовой нищеты и узкую прослойку богатства с социально аморфной стихией между ними. Что же касается "нового среднего класса", то он в России пока что так и не появился. Тем самым, проблема формирования адекватной и достаточно массовой, основанной не на отношении к государству, а на отношениях частной собственности, социальной базы демократии остается в посткоммунистической России нерешенной.

3 Центробежные силы национализма и кризис национальной идентичности.

Другой специфической особенностью российского демократического транзита явился политэтнический состав СССР и России и подъем под лозунгами демократии центробежных сил национализма, в конечном счете, приведших к распаду СССР и остающихся угрозой для России. В условиях прогрессирующего распада советского общества национальные идеи стали попыткой придать некую позитивную и содержательную форму антикоммунизму. Однако в посткоммунистическом контексте объяснимое стремление к национальному возрождению стало приобретать формы, трудно совместимые с демократией, а то и прямо противоречащие ей - от откровенно этнократических до имперско-государственнических.

Ко второй группе особенностей самих процессов преобразований в посткоммунистической России можно отнести следующие:

1. Особенности формирования демократической оппозиции в СССР и России, в конечном счете повлиявшие на характер ее взаимоотношений с новой российской властью.

2. Отсутствие пакта, предварительной договоренности между радикалами и консерваторами.

3. Отсутствие первых "учредительных" выборов, легитимизирующих новый баланс общественных и политических сил.

4. Сохранение основных элементов старой номенклатуры на властных позициях в составе нового правящего класса.

5. Традиционный административный способ осуществления политических и экономических реформ, сохраняющий и углубляющий раскол между властью и обществам.

6. Сохраняющееся влияние авторитарных сил и тенденций.

Тема 3. Право и демократический транзит

Демократический транзит: определение.

Волны демократизации (периоды, особенности).

3. Посткоммунистическая Россия как демократический транзит.

К первой категории можно отнести следующие:

1 Взаимообусловленность политических и экономических преобразований.

2 Отсутствие адекватной социальной базы демократии.

3 Центробежные силы национализма и кризис национальной идентичности.

2. Отсутствие пакта, предварительной договоренности между радикалами и консерваторами.

3. Отсутствие первых "учредительных" выборов, легитимизирующих новый баланс общественных и политических сил.

Демократическим транзитом (демократизацией) называется переход общества или группы обществ от недемократического строя к демократическому. Этот переход в течение довольно долгого времени представлялся западноевропейским и американским мыслителям основным и неизбежным процессом развития человечества.

Философы-просветители XVII— XVIII вв. (Гоббс, Локк, Монтескьё, Вольтер и др.), сформулировавшие основные принципы либеральной демократии, исходили из того, что все люди рождаются равными и от рождения наделены естественными правами. Важнейшими из этих прав они считали жизнь, свободу и обладание собственностью. Декларация независимости Соединённых Штатов Америки (1776) дополнила этот перечень правом на стремление к счастью. Просветители с их культом разума и верой в прогресс полагали, что по мере развития науки, повсеместного распространения рационального мышления, исчезновения предрассудков (под которыми они подразумевали, прежде всего, религиозный взгляд на мир) человечество проникнется либеральными идеями. Тогда установление более справедливого порядка окажется лишь делом времени, Вольтер в середине XVIII в. с восхищением писал о том, что молодое поколение будет жить в мире, устроенном по совершенно иным принципам, имея в виду новый общественный строй.

Провозглашение демократической республики в Соединённых Штатах Америки и начало Великой французской революции сформировали у образованных людей во всех концах Европы убеждение в близости золотого века. Однако якобинский террор, приход к власти Наполеона и многолетние войны, в которые оказалось втянуто большинство европейских стран, породили первые сомнения в том, что установление демократического строя произойдёт повсеместно, быстро и безболезненно.

С тех пор прошло уже два столетия, но далеко не все страны стали демократическими. Мало того, в мире регулярно появляются политики и мыслители, пытающиеся отрицать превосходство демократии над другими формами политического устройства, применимость демократических институтов ко всем культурам и цивилизациям, а также неизбежность процесса демократизации.

Волны демократизации

Речь идёт о периодах, в которые происходило установление демократических режимов во многих странах. Через некоторое время этот процесс сменялся откатом — периодом, когда многие из установившихся демократий рушились и уступали место авторитарным, а иногда и тоталитарным режимам.

Хронология волн демократизации, по Хантингтону, такова:

первая, длинная волна — 1828— 1926 гг.;
первый откат — 1922—1942 гг.;
вторая, короткая волна — 1943— 1962 гг.;
второй откат — 1958—1975 гг.;
третья волна — с 1974 г. до сегодняшнего дня.

Первая волна демократизации

Демократические перемены в Англии, Франции и Соединённых Штатах в XVII - XVIII вв. стали основой для первой волны демократизации. Но демократические институты той поры ещё не набрали настоящей силы. Отправной точкой процесса демократизации можно считать 1828 г., так как именно тогда произошёл качественный скачок в политическом развитии США: был отменён имущественный ценз для избирателей во всех штатах, изначально составлявших федерацию, к их союзу присоединились новые штаты, где имущественных ограничений уже не существовало. В результате более 50% белых мужчин воспользовались своим правом голоса на выборах 1828 г. После Гражданской войны избирательные права (по крайней мере, формально) получило цветное население, к концу XIX в. женщины тоже могли голосовать. В других странах, как и в США, количество людей, имеющих право голоса, росло.

В Европе в течение всего XIX в. также происходило углубление и расширение демократии. Борьба за избирательные реформы в Великобритании, революции во Франции, национально-освободительные движения в Италии и Австрийской империи, стремление к объединению Германии — все эти события, где в большей, где в меньшей степени были связаны с демократическими преобразованиями.

Вехой в развитии демократии в Европе стал 1848 г., когда революционные выступления произошли во Франции, Сардинии, Австрии, Венгрии, Чехии, различных германских княжествах. В большинстве случаев эти волнения закончились поражением, однако они показали силу либерального движения и вынудили правительства провести преобразования разной степени.

На рубеже XIX—XX вв. в большинстве западноевропейских стран произошло резкое расширение избирательного права, а затем утвердилось всеобщее избирательное право, распространявшееся на все слои населения, в том числе бедняков, не имевших собственности, и женщин. Кроме того, практически повсюду был введён институт тайного голосования. Во многих странах премьер-министры, а также правительства в целом стали ответственны перед выборными представительными органами — парламентами.

После Первой мировой войны, когда распались Российская, Австро-Венгерская, Германская, Османская империи, во многих государствах, возникших на их обломках, установился демократический или близкий к демократическому строй.

Первый откат

Уже в 1920-х гг. становится видна противоположная тенденция, которая будет усиливаться в 1930-х и начале 1940-х гг. Во многих государствах — особенно тех, где демократия установилась совсем недавно, — этот строй рухнул, а ему на смену пришли более или менее мягкие диктатуры.

Началом этого этапа Хантингтон выбрал 1922 г. — момент прихода к власти в Италии Муссолини и установления фашистского режима. В то же время ослабли и постепенно сошли на нет демократические институты во многих Балканских странах, в Испании, Латинской Америке.

Наиболее яркими событиями этого этапа стали утверждение тоталитарных режимов в СССР и нацистской Германии, победа франкистов в Гражданской войне в Испании, усиление милитаризации и авторитарности в Японии.

Важно отметить, что перемены коснулись не только этих стран. Во многих государствах, где сохранился демократический строй, после Первой мировой войны либеральные институты подвергались резкой критике. Правительства, втянувшие свои народы в кровавую бойню беспрецедентных размеров, больше не вызывали доверия, так же, как и парламенты, покорно проголосовавшие за вступление в войну.

В 1920— 1930-х гг. Советский Союз становится популярным не только у левой интеллигенции на Западе, но и у многих простых людей. Все они обращали внимание, прежде всего, на социальную политику коммунистического правительства (бесплатное здравоохранение, образование и т. д.), а не на произошедшее здесь уничтожение демократических институтов. В то же время во многих странах Европы распространяются фашистские идеи — может быть, в более мягкой форме, чем та, которая существовала в нацистской Германии.

Учёные заметили, что рост национализма, антисемитизма, культа силы, уважения к авторитарным лидерам характерен для многих стран Западной Европы в 1920— 1930-с гг.

Вторая волна демократизации

Конец Второй мировой войны, крушение нацистского режима привели ко второй волне демократизации. Были освобождены страны, оккупированные нацистами, во многих из них возродился демократический строй.

В этот же период — во второй половине 1940-х — 1950-е гг. — резко усилилась борьба колоний за освобождение. Идеологическую основу для своей борьбы они во многом черпали в тех лозунгах, которые выдвигались странами антигитлеровской коалиции во время войны. Государства, воевавшие за мир, свободу и демократию, не могли дольше удерживать в подчинении азиатские или африканские страны, К началу 1960-х гг. практически все колониальные империи рухнули, оставив на карте мира лишь небольшое количество колоний. Исчезли и многие авторитарные режимы Латинской Америки.

Второй откат

Вторая волна демократизации оказалась куда менее продолжительной и менее последовательной, чем первая. В целом ряде стран Центральной, Восточной и Южной Европы, освобождённых от фашистского ига, установились коммунистические режимы. Демократических строй многих молодых государств Африки и Азии оказался неустойчивым — здесь происходили бесконечные перевороты, сменяли друг друга военные режимы. Похожий процесс охватил и Латинскую Америку, где большая часть и без того слабых демократий уступила место авторитарным формам правления. В этот период даже у защитников либеральных ценностей возникали сомнения в применимости и устойчивости демократических режимов в тех частях света, где демократическая традиция слаба или вовсе отсутствует.

Третья волна демократизации

В 1974 г. почти без сопротивления рухнул диктаторский режим в Португалии, существовавший много десятилетий. В том же году пал военный режим в Греции и к власти пришло демократическое правительство Караманлиса. В 1975 г. после смерти генерала Франко начались демократические перемены в Испании. Во многих латиноамериканских странах военные были отстранены от власти и состоялись демократические выборы. В начале 1980-х гг. смягчились политические режимы в Индии, Турции, Пакистане, Южной Корее, Тайване. Далеко не все эти страны можно назвать демократическими, но происходившие здесь изменения говорят о попытках движения в сторону демократии.

Третья волна демократизации оказалась куда более мощной и широкой, чем обе предыдущие. Если первая волна охватила только США, часть европейских государств (прежде всего Великобританию, Францию, Швейцарию, несколько небольших государств) и совсем небольшое количество других стран за пределами Европы (заморские британские доминионы), а вторая хотя и прокатилась по всему миру, но оказалась кратковременной, то демократизация 1970—1990-х гг. стала действительно всемирным процессом.

Легитимация демократии

Учёные видят несколько причин, обусловивших огромный размах третьей волны демократизации. Одна из них заключается в том, что была потеряна основа для легитимации (признания законности и правоты) тоталитарных и авторитарных режимов. В XVIII—XIX вв. неограниченная монархия опиралась на многовековую традицию, на представления о божественном происхождении власти правителя. Государствам, переходившим в это время к демократии, нужно было формировать новый взгляд на мир и на исторический процесс, исходя из светского учения просветителей о естественных правах и общественном договоре.

В XX в. уже авторитарным и тоталитарным диктаторам приходилось искать обоснования для своей власти. Гитлер и Муссолини не могли ссылаться на традицию и преемственность, к тому же им надо было уничтожить уже существовавшие и пользовавшиеся достаточным уважением демократические институты. Харизматические лидеры XX столетия, стремившиеся к установлению тирании, обычно насаждали культ вождя, апеллировали к самым архаическим слоям человеческого сознания и даже подсознания. Они всячески подпитывали дурные инстинкты людей, опирались на самые примитивные представления и чувства, создавали образ врага, для борьбы с которым требовалось всеобщее объединение, играли на потаённых страхах и предрассудках обывателей.

В своём исследовании он рассматривает глобальный политический процесс - демократизацию. Не так давно – в конце XX века - почти тридцать стран перешли от недемократических к демократическим политическим режимам.

Корни первой волны он видит в американской и французской революциях. Вторая мировая война дала начало второй волне демократизации. Третья волна в течение пятнадцать лет после падения португальской диктатуры приобрела глобальный характер - прокатилась по Южной Европе, затопила Латинскую Америку, дошла до Азии и уничтожила диктатуру в Советском блоке.

С. Хантингтон рассказывает, чем объясняются волны (например, таким эффектом как снежный ком - важной причиной, вызывающей событие х в одной стране, может стать наступление события х в другой.), какие экономические и социальные показатели способствуют демократизации, какие изменения благоприятствуют демократизирующей смене режима.

В третьей волне было пять таких изменений: проблема легитимности авторитарных систем в мире, глобальный экономический рост 1960-х, перемены в доктрине и деятельности католической церкви, перемены в политике внешних факторов, эффект снежного кома или демонстрационный эффект.

В третьей главе описываются процессы демократизации. Хантингтон выделяет четыре вида процессов:

· транзит, где существуют разные группировки, борющиеся за власть;

· трансформация – власть берет на себя инициативу превратить авторитарный режим в демократический;

· замена – демократизация происходит, когда оппозиция набирает силу, а правительство теряет;

· замещение, где демократизация осуществляется в ходе совместных действий правительства и оппозиции.

Также автор рассуждает, надолго ли задержится третья волна демократизации, что произойдёт с её причинами: останутся ли они, потеряют силу или изменятся.

Политика 07.07.2014 // 7 548

© Mike Hiatt

В статье мы воспользуемся типологией, недавно представленной нами на страницах данного издания [Journal of Democracy], чтобы переосмыслить эти споры, посмотрев на тенденции политических режимов в мире между 1972-м и 2012 годом [5]. Наша типология различает четыре типа демократии:

— минималистскую демократию,
— электоральную демократию,
— полиархию
— и либеральную демократию.

Однако представление в новом свете развития политических режимов во время третьей волны требует большего, чем просто проведение различий между разными видами демократии и автократии; мы также обязаны определить, повторяются ли мировые тенденции на региональном уровне. Есть причины полагать, что региональные модели смены режимов отличаются друг от друга вследствие таких факторов, как внутрирегиональное рассеивание. Для лучшего понимания этого мы вначале представим обзор мировых тенденций, а затем, используя вариант регионального деления мира, предлагаемый Freedom House, проведем переосмысление событий в регионах Южной и Северной Америки и Азиатско-Тихоокеанском регионе; в Восточной Европе (термин, который мы используем вместо Центральной и Восточной Европы / бывших стран СССР, предлагаемого Freedom House) и Центральной Африке; и на Ближнем Востоке и в Северной Африке [9].

Рисунок 1. Распределение политических режимов в мире, 1972–2012

Мировые тенденции

Еще в 1978 году лишь 49 из 158 стран в мире (31%) были демократиями; к 2012 году демократиями были уже 117 из 195 стран (60%). Рисунок 1 показывает это значительное изменение пропорции демократии и автократии, что подтверждает идею о третьей волне демократизации. Однако на рисунке также видно, что плавный рост до 1989 года бледнеет по сравнению с резким всплеском, который произошел в 1990–93 годах и завершился около 1995 года. Мы не хотим этим сказать, что после середины 90-х дальнейшие демократические достижения совершенно отсутствовали. В начале 2000-х произошло важное изменение внутри самой системы демократий, когда число либеральных демократий значительно выросло, в то время как число демократий в целом осталось неизменным.

Рисунок 2. Распределение политических режимов в Северной и Южной Америке, 1972–2012

Эти перемены, несомненно, свидетельствуют о росте серой зоны. Стоит отметить, однако, что не минималистская демократия и многопартийная автократия беспокоили демократических пессимистов 1990-х. Ученых скорее волновало появление политических режимов, которые сочетали свободные и честные выборы с нелиберальными характеристиками — например, нарушением свободы слова, проблемами в отношении власти закона или отсутствием горизонтальной подотчетности — другими словами, по нашей типологии мы назвали бы их электоральными демократиями [11]. За исключением нескольких случаев в 1990-е, мы находим очень мало примеров этого типа, а в последние годы эта категория практически совсем исчезла.

Рисунок 3. Распределение политических режимов в Азиатско-Тихоокеанском регионе, 1972–2012

Северная и Южная Америка и Азиатско-Тихоокеанский регион. Мировая динамика, представленная выше, включает в себя разнообразные варианты региональных изменений. Два региона, где изменения наиболее близко повторяют мировые тенденции, — это страны американских континентов и Азиатско-Тихоокеанского региона. Начиная с конца 1970-х число демократий постепенно росло в обоих регионах, выходя на постоянный уровень в Америках к середине 2000-х, и в Азиатско-Тихоокеанском регионе — к середине 1990-х (см. рисунки 2 и 3).

Южная и Северная Америки являют собой отличный пример региона третьей волны. Нет необходимости говорить, что двигателем изменений была Латинская Америка. В этом регионе постепенное увеличение числа демократий характеризовало весь период с конца 1970-х — начиная с демократических преобразований в Эквадоре в 1979 году, Перу в 1980-м и Аргентине в 1983-м — вплоть до 2005 года. К середине 1990-х постоянный приток новых демократий практически иссяк, но этот период общей стагнации ознаменовался одним очень важным изменением: движением стран от слабых к более сильным типам демократии — в частности, к увеличению числа либеральных демократий, включая Чили и Уругвай. Наконец, после 2005 года наблюдался общий спад числа демократий. Этот спад обусловлен исключительно снижением числа более слабых типов демократии вследствие негативных событий в странах вроде Венесуэлы, Гондураса и Никарагуа, которые начали двигаться в сторону многопартийной автократии.

Изменения в Азиатско-Тихоокеанском регионе были очень похожи на картину в Латинской Америке: постепенный рост числа либеральных демократий (несколько небольших островных государств в Тихоокеанском регионе), относительно стабильное число полиархий (включая Южную Корею и Тайвань) и заметный рост числа минималистских демократий (таких как Бангладеш, Филиппины и Таиланд), которые то входили, то выходили из группы демократий в течение изучаемого периода. И все же Азиатско-Тихоокеанский регион отличается от Латинской Америки в ключевых моментах. В частности, в Азиатско-Тихоокеанском регионе демократический прогресс начался с несколько более низкого уровня; рост после 1989 года был более кратковременным, а многопартийные автократии и закрытые автократии в данный момент более многочисленны, чем в Латинской Америке. Наконец, в Азиатско-Тихоокеанском регионе мы не находим свидетельств снижения общего числа демократий после 2005 года.

Рисунок 4. Распределение политических режимов в Восточной Европе, 1972–2012

Рисунок 5. Распределение политических режимов в Центральной Африке, 1972–2012

Этот критический момент означает, что в плане политических режимов регион превратился из одного из самых однородных в один самых разнородных, представляя собой такое многообразие типов режима, что оно сравнимо с распределением режимов в мире. Один из аспектов этого развития заключается в том, что общее число демократий и автократий оставалось примечательно стабильным с середины 1990-х. И все же внутри каждой из этих основных категорий происходили важные изменения. Во-первых, наше исследование типов режимов показывает рост числа многопартийных автократий. Вторая, еще более очевидная тенденция — демократическое углубление, характеризовавшее как 1990-е, так и 2000-е, когда ряд стран вначале стал полиархиями, а затем либеральными демократиями.

Рисунок 6. Распределение политических режимов на Ближнем Востоке и в Северной Африке, 1972–2012

Разные методы исследований, одинаковые результаты?

Специалистам, занимающимся изучением демократии, хорошо известно, что различные методы исследований зачастую приводят к разным выводам. Поэтому мы пересмотрели карту политических режимов. Во-первых, мы применили другой критерий для проведения различия между электоральной автократией и закрытой автократией — а именно, индикатор предвыборной конкурентности (Законодательные и исполнительные индексы электоральной конкурентности, или LEIEC) из базы данных политический учреждений Всемирного банка [13]. Данный индикатор определяет случаи, когда самая крупная партия официально получает менее 75% голосов: это более строгий индикатор электоральной конкурентности, чем тот, который мы использовали выше и который отражает только, заняты ли места в национальном законодательном органе несколькими партиями. Поэтому неудивительно, что, применяя индикатор LEIEC, мы обнаруживаем меньше электоральных автократий на протяжении изучаемого периода. Вместе с тем тенденции практически идентичны, отличаясь лишь порядком цифр. Мы считаем это дополнительным подтверждением правильности наших выводов.

Во-вторых, мы применили оценку Freedom in the World за период 2005–2012 годов, которая различает четыре типа демократии. Именно эта процедура применялась, когда мы представляли нашу типологию на страницах этого издания в январе 2013 года, и она гарантирует более высокое соответствие нашего определения типов демократических режимов эмпирическим измерениям. Единственная причина, по которой мы не используем ее здесь постоянно, — отсутствие разукрупненной оценки для периода ранее 2005 года. Обнадеживает то, что результаты, полученные при помощи этого метода, не изменяют общую картину, представленную выше.

Что все это означает?

Одни только эти исторические модели дают основания сомневаться в вероятности новой обратной волны демократии. За демократией просто не наблюдалось такого стабильного нарастания и убывания. Период после 1989 года был исторически уникален в плане скорости и частоты переходов к демократии. Похожие изменения в более ранние периоды были намного более беспорядочными, со значительными колебаниями вокруг долгосрочных обычно положительных трендов. Так какой же вывод мы можем извлечь из этого примера? Мы предположим, что новый период вызовов в адрес демократии скорее приведет к общему застою с большим количеством мелких движений к и от либеральной демократии, чем вызовет значимый откат от нее.

Вспомните обстоятельства единственной настоящей обратной волны — смутное время между двумя мировыми войнами. Этот период в европейском коллективном сознании был изначально отмечен тайными политическими действиями Великой войны. В то же время сформировавшиеся после него новые демократии, многие из которых не имели до этого никакого демократического опыта, вскоре попали под тяжелый удар сначала послевоенного кризиса начала 1920-х, а затем Великой депрессии. Наконец, в то время демократическая идея имела идеологически сильных противников — в частности, коммунизм, фашизм и нацизм. Именно на этом фоне демократия подверглась настоящей критике.

В-третьих, период между серединой 1990-х и серединой 2000-х характеризовался двумя противоречащими друг другу тенденциями: отсутствием роста общего числа демократий и одновременным углублением демократии, о чем свидетельствует растущее число либеральных демократий.

Что же можно сказать по поводу перспектив новой обратной волны? Является ли спад демократизации в период после 2005 года первыми признаками поворота вспять? Любое волнообразное движение для аналитика — все равно что движущаяся мишень, но наш анализ показывает, что до настоящего момента спад был незначительным и, более того, он не затрагивал все регионы [19]. На самом деле спад был зафиксирован только в обеих Америках и Центральной Африке. В двух других регионах, Азиатско-Тихоокеанском и Восточной Европе, не было похожей тенденции с 2005 года. А на Ближнем Востоке и в Северной Африке очень ограниченные и недавние изменения на самом деле свидетельствуют об обратном.

Не стоит и говорить, что отсутствие на данный момент заметного движения в противоположном направлении не доказывает того, что в один прекрасный день это не случится. Но историческое сравнение с единственной настоящей обратной волной — волной в период между войнами — заставляет нас несколько сомневаться в том, что реальный откат может произойти сегодня. Кроме того, некоторые из авторов, которые после финансового кризиса 2008 года предупреждали о возможном откате или изменении направления волны, кажется, тоже пришли к выводу, что третья волна в общем и целом довольно сильна [20]. Один из способов интерпретации этих фактов — отметить, что умеренный спад с 2005 года показывает лишь, насколько устойчива приверженность демократии, несмотря на все те удары, которые ей пришлось перенести. Если мы свяжем эти наблюдения с историческими примерами, большая часть фактов будет показывать, что мы сейчас вошли в период общего затишья, который характеризуется частыми колебаниями в обоих направлениях.

Примечания

1. Huntington S.P. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. Norman: University of Oklahoma Press, 1991.

2. Carothers T. How Democracies Emerge: The ‘Sequencing’ Fallacy // Journal of Democracy. No. 18. January 2007. P. 12–27.

3. Например, Diamond L. Is the Third Wave Over? // Journal of Democracy. No. 7. July 1996. P. 20–37; Idem. Is Pakistan the (Reverse) Wave of the Future? // Journal of Democracy. No. 11. July 2000. P. 91–106; Zakaria F. The Rise of Illiberal Democracy // Foreign Affairs. No. 76. November–December 1997. P. 22–43.

4. Puddington A. The 2007 Freedom House Survey: Is the Tide Turning? // Journal of Democracy. No. 19. April 2008. P. 61–73; Diamond L. The Democratic Rollback: The Resurgence of the Predatory State // Foreign Affairs. No. 87. March–April 2008. P. 36–48; Krugman P. Depression and Democracy // New York Times. 2011. 12 December.

6. Møller J. and Skaaning S.-E. Regime Types and Democratic Sequencing // Journal of Democracy. No. 24. January 2013. P. 142–155; Idem. Requisites of Democracy: Conceptualization, Measurement, and Explanation. L.: Routledge, 2011.

8. Schumpeter J.A. Capitalism, Socialism and Democracy. L.: Unwin University Books, 1974 [1942]. P. 269. См. также: Møller and Skaaning. Regime Types and Democratic Sequencing.

9. Наши данные основаны на абсолютном числе стран в каждой форме режима. Альтернативой было бы использование процентного соотношения, но это могло бы несколько дезориентировать: рост общего числа стран выглядел бы как обратная волна, поскольку большая часть новых стран начинает свое существование в форме автократии.

10. Diamond L. The Coming Wave // Journal of Democracy. No. 23. January 2012. P. 5.

12. В соответствии с классификацией Freedom House Турция является частью Восточной Европы, а не относится к Ближнему Востоку и Северной Африке.

14. См.: Doorenspleet R. Reassessing the Three Waves of Democratization // World Politics. No. 52. April 2000. P. 384–406; Møller J. and Skaaning S.-E. Democracy and Democratization in Comparative Perspective: Conceptions, Conjunctures, Causes, and Consequences. L.: Routledge, 2013. Ch. 5.

15. Doorenspleet. Reassessing the Three Waves of Democratization. P. 400–401.

16. Частичным исключением может быть политический исламизм, который по меньшей мере сформулировал законченную идеологическую альтернативу демократии.

17. Yun-han Chu et al. Public Opinion and Democratic Legitimacy // Journal of Democracy. No. 19. April 2008. P. 74–87; Norris P. Democratic Deficit: Critical Citizens Revisited. N.Y.: Cambridge University Press, 2011.

18. Например, Doorenspleet R. Democratic Transitions: Exploring the Structural Sources of the Fourth Wave. Boulder, Colo.: Lynne Rienner, 2005; McFaul M. The Fourth Wave of Democracy and Dictatorship: Noncooperative Transitions in the Postcommunist World // World Politics. No. 54. January 2002. P. 212–244.

19. Если мы применим данные Polity IV (еще один широко используемый метод изучения демократии), мы вообще не увидим падения. Согласно этим данным, число демократий в 2000-е выше, чем в 1990-е, и сегодня демократий в мире больше, чем когда-либо. См.: Møller and Skaaning. Democracy and Democratization in Comparative Perspective. P. 87.

20. Как уже отмечалось ранее, общая стабильность скрывает под собой большое число колебаний. Большая доля демократий третьей волны регрессировала или даже потерпела крах. При этом многие прошли повторный процесс демократизации, некоторые автократии уступили дорогу настоящим новым демократиям, таким образом, сохраняя общую картину прежней. Предупреждения об отступлении демократии можно найти здесь: Puddington A. The Freedom House Survey for 2009: The Erosion Accelerates // Journal of Democracy. No. 21. April 2010. P. 136–150; Diamond L. The Impact of the Economic Crisis: Why Democracies Survive // Journal of Democracy. No. 22. January 2011. P. 17–30.

Источник: Journal of Democracy, October 2013, Volume 24, Number 4. P. 97–109

Читайте также: