Тюремная субкультура в среде осужденных кратко

Обновлено: 05.07.2024

Показатели, по которым криминологи обычно судят о степени бесчеловечности системы уголовного правосудия и уголовной политики государств, — это относительное количество (на 100 тыс. населения) смертных казней и заключенных: после лишения жизни лишение свободы — самый жестокий вид наказания. Как видно из рис. I (см. с. 116), Россия и США — мировые лидеры по последнему показателю. США вырвались вперед не так давно (в конце XX века), а до того Россия оставалась тюремным лидером более 70 лет. По оценкам экспертов, каждый четвертый взрослый мужчина в нашей стране — бывший заключенный. В начале XX века обе страны были в этом плане относительно благополучными — не более 100 заключенных на 100 тыс.

Число людей в учреждениях тюремного или лагерного типа — один из основных факторов, который определяет и уровень призонизации[1], т. е. проникновения тюремной субкультуры[2] (тюремных нравов, обычаев, языка и т. п.) в вольную среду.

О российской тюрьме за последние 20 лет написано много. Всякого. Ho при всем разнообразии тем и сюжетов внимание большей части авторов сосредоточено на экзотических сторонах жизни арестантов (жаргон, татуировки, беспредел, секс за решеткой и т. п.).

Постепенно мы пришли к выводу, что наша тюремная субкультура[10] содержит в себе сильнейшие механизмы сохранения личности. В этом смысле она отличается от тюремных субкультур большинства других стран — обстоятельство, которое отмечали еще исследователи российского тюремного мира XIX века[11].

2. Правильная хата

В такой камере пот разъедает кожу, на ней образуются язвы. Чтобы зажечь спичку, надо подойти к окну. Впечатление такое, что выдержать в таких условиях больше дня невозможно. Ho сидят-то люди годами.

Обратите внимание — все сидят спокойно: один доедает баланду, другой читает книжку, третий газету, четвертый с кем-то разговаривает. 140 человек! Почему амбалы, которые наверняка есть среди лежащих под шконками, не возмущаются, не сметают тех, кто устроился за столом? Потому что за столом сидят люди авторитетные. Конечно, положение тех, кто под шконками, ужасно. Ho заключенные, там сидящие, понимают, что лучше так, чем в беспределе.

Новому сидельцу братва — обитатели камеры — должна все показать, обо всех правилах рассказать. Только после этого можно спрашивать за их нарушение. Человек, в первый раз попавший за решетку, согласно тюремному закону чист. На воле он мог быть кем угодно и творить что угодно, здесь он начинает новую жизнь. Он — младенец, и спроса с него нет. Это правило номер раз — нельзя спрашивать с человека за нарушение нормы, о которой он не знает. Как же возник этот порядок, как он установился?

В основе российской тюремной субкультуры лежат базовые (терминальные) ценности традиционной русской культуры. Возможно, именно поэтому она и вольным миром воспринимается как нечто понятное. То есть не народ у нас криминален, а криминал (точнее, арестантское сообщество) народен (культурен).

В коллективных представлениях арестантов ценности выстраиваются примерно в том же порядке, что и в нашей традиционной культуре. Многим это утверждение может показаться странным, необоснованным. Хотя что ж здесь странного? В тюрьмах и лагерях сосредоточено множество людей, по большей части вовсе не криминальных и принадлежащих одной культуре. Te способы устройства жизни, которые предлагает им администрация, находятся в явном противоречии с ценностями, идеалами, нормами, знаками их родной культуры. Вот и вынуждены они для спасения того главного, что составляет природу человека, выстраивать свой, представляющийся им нормальным мир, устанавливать тот порядок, который позволяет им сохранить себя как личность, да и просто жизнь сохранить.

Можно привести и другие примеры, свидетельствующие о том, что нормы тюремной субкультуры очень похожи на те, по которым строится низовая, не связанная с государством, жизнь наших граждан.

3. О тюремных кастах (иерархия заключенных)

Мужики — это самая большая группа в сообществе заключенных. Она состоит, в основном, из случайных для тюрьмы людей, которые собираются вернуться после освобождения к нормальной жизни и которых в цивилизованных странах скорее всего не стали бы лишать свободы.

Основная часть мужиков придерживается правильных понятий. От блатных они отличаются тем, что тюремный закон не только разрешает мужику работать (на простых должностях), но и накладывает на него что-то вроде такой обязанности: работящих мужиков в зоне уважают (и администрация и арестанты). Мужик не должен вмешиваться в дела блатных (кроме случаев блатного беспредела), претендовать на участие в решении важных для тюремного мира вопросов — права голоса на разборках, сходняках и т. п. он не имеет. Тем не менее, к мнению авторитетных мужиков прислушиваются все группы заключенных.

В отличие от козлов, мужики не должны идти на открытое сотрудничество с администрацией, они просто должны работать, деньги зарабатывать, но не прислуживать, не выслуживаться.

Козлы[15] — это заключенные, открыто сотрудничающие с администрацией. Они, как правило, попадают и в категорию положительно настроенных осужденных[16], имеющих реальный шанс освободиться досрочно, перевестись в учреждение с более мягким режимом и т. п.

Для основной массы заключенных козлы — это предатели интересов тюремного сообщества, коллаборационисты.

Опущенные[17] — самая низшая группа в этой неформальной иерархии, каста неприкасаемых.

Заключенный, совершивший серьезный проступок, иногда предпочитает добровольно перейти в касту опущенных (скажем, переносит вещи в угол барака, отведенный опущенным). В этом случае он, как правило, не подвергается никаким ритуальным процедурам или изнасилованию.

4. Закон тюремный и закон воровской

Совершенно определенно можно сказать, что во всех прошлых тюремных субкультурах не было ничего похожего на касту опущенных и связанных с нею ритуалов, табу и пр.

Обращение с опущенными кажется не только неоправданно жестоким, но и совершенно чужеродным для нашей культуры: в России никогда не было касты неприкасаемых, подобной индийской.

Впрочем, какие-то дальние аналогии институту опущенных в нашей традиционной культуре можно найти. Скажем, существовала традиция изгнания из общины за определенные проступки. Ho эти люди не образовывали какой-либо касты, тем более находящейся внутри общины. Правда, в тюремных условиях изгнать человека некуда. Возможно, поэтому и возникло такое наказание: раз нельзя изгнать, откажемся от любой формы общения.

Когда знакомишься с нашими тюрьмами и лагерями по письмам и рассказам заключенных или во время зоопарковых посещений, создается впечатление, что мы имеем дело с прямым наследием сталинского ГУЛАГа. Ho наши исследования показали, что это не так. Тюремное население сталинских лагерей никогда единым сообществом не было, не имело каких-либо коллективных представлений[24], общих моральных принципов и норм.

К концу 40-х годов политика социально близких зашла в тупик, поскольку привела к росту профессиональной преступности на воле, да и в зонах блатные забрали уж слишком большую власть. Существование такого независимого и трудно контролируемого сообщества никак не устраивало политическое руководство страны.

Многие нормы воровского закона (неприятие доносительства, запреты на сотрудничество с тюремщиками, с представителями правоохранительных органов и т. п.) перекочевали и в тюремный закон. Только последний, как мы уже отмечали, распространяется на все тюремное население, все группы заключенных. Он ограждает от произвола любого заключенного, а не только блатных. У арестанта нельзя ничего взять (отнять), без его разрешения или без законного (в рамках тюремного закона) на то основания. Запрещено без веских доказательств предъявлять человеку обвинение. Заключенного нельзя оскорблять[27].

6. Уголовная политика 1953—1967 годов и трансформация тюремной субкультуры

Прокатившиеся после смерти Сталина бунты, амнистии, реабилитации, суды над некоторыми особо отличившимися палачами, расформирование многочисленных лагерей и даже отдельных лагерных управлений — все это радикально смягчило климат ГУЛАГа. Большая часть лагерей по существу становится учреждениями открытого или полуоткрытого типа: заключенным разрешают носить свою одежду, иметь деньги, открываются коммерческие столовые и т. п. Некоторые из тогдашних сидельцев рассказывали, что они работали на воле (кто где мог устроиться), а в зону приходили перед отбоем, спать. Была введена система зачетов: перевыполнившему норму на лагерных работах день мог быть засчитан за два, даже за три, т. е. срок наказания сокращался не в каком-то неопределенном будущем, а в течение всего времени, пока человек отбывал наказание[28]. Тюрьма тогда снова, как в дореволюционные времена, стала жить общиной, в которой людям есть друг до друга дело и человека в беде не бросают. Отношения с тюремщиками тоже сделались человечнее, появлялось что-то вроде взаимного интереса. Интерес этот был и материальный — ничего удивительного, администрация и раньше кормилась за счет арестантов, но теперь отношения стали взаимовыгодными (естественно, теневыми).

7. Система карательного самоуправления

8. Уголовная политика в позднесоветский и постсоветский периоды[33]

Экономические причины определяли и сроки наказания. Наиболее удобными для лагерных производств были люди, которые успевали до выхода на свободу обучиться какой-нибудь нужной профессии и потом проработать несколько лет. Более 70% заключенных получали срок свыше трех лет и около половины более пяти лет. В 70-е годы XX века была проведена реформа исправительно-трудовых учреждений: лагерные производства стали работать в кооперации с крупными государственными предприятиями. Это потребовало создания колоний с большой (I 500—3 ООО) численностью заключенных. Значительная часть ИТУ превратилась в огромные производственные комплексы, к которым примыкала жилая зона с бараками.

Эту армию полурабов надо было пополнять — всего с начала 60-х и до конца 80-х годов советскими судами было вынесено 35 млн приговоров к лишению свободы. Бывшие заключенные среди взрослого мужского населения нашей страны составляют по разным оценкам от 15 до 25%.

Смягчение уголовной политики в годы перестройки привело к сокращению численности тюремного населения на 30—40%, заметно изменилась судебная практика[35].

Однако новая уголовная политика не базировалась на сколько-нибудь серьезной концепции или программе. Подход к проблеме преступности по-прежнему оставался волюнтаристским[36]. Одной рукой смягчая уголовную политику, другой — власти ее фактически ужесточали и по-прежнему увязывали с эффективностью использования труда заключенных. Были, например, расширены права МВД по перемещению заключенных в регионы, в соответствии с потребностями производства.

Перемещение огромных масс заключенных привело к дестабилизации ситуации в советских тюрьмах и лагерях[37]. Этому способствовала и пришедшая с перестройкой гласность. СМИ, получившие возможность освещать ЧП, происходящие в зонах, сами того не подозревая, способствовали распространению протестных настроений в среде заключенных, положение которых было действительно ужасным.

Массовые выступления заключенных осенью 1991 -го впервые (после лагерных бунтов начала 50-х годов) носили ярко выраженный политический характер. В ряде регионов требования заключенных встретили понимание и даже поддержку у сотрудников пенитенциарных служб.

По призыву Московской Хельсинкской группы и нашего Центра 13 ноября 1991 года была проведена всероссийская забастовка заключенных, после которой федеральной власти пришлось пойти на законодательное оформление основных требований заключенных, правозащитников и пенитенциарных сотрудников. Соответствующие поправки, внесенные в июне 1992 года в уголовно-исполнительное законодательство, значительно приблизили его к международным стандартам. Это закономерно привело к снижению социальной напряженности в местах лишения свободы. Улучшились также отношения между заключенными и администрацией. Одно из объяснений этого феномена: общее ухудшение экономического положения как заключенных, так и сотрудников лагерей. В этих условиях обе группы вынуждены были искать способы совместного выживания.

9. Дурная бесконечность

К 2005 году число заключенных сократилось до 760 тыс., что позволило несколько улучшить условия их содержания (о чем можно судить по такому интегральному показателю, как число больных туберкулезом — см. рис. 2 на с. 121). Ho в последние годы тюремное население вновь стало расти и к 1997 году достигло почти 900 тысяч человек. Увеличился и средний срок пребывания в местах лишения свободы.

Другое тревожное явление — пенитециарная политика последних пяти лет привела к новому росту напряженности в исправительных учреждениях. Начиная с 2004 года массовые беспорядки в колониях стали чуть ли не обычным явлением. Причем протесты заключенных связаны, как правило, не с условиями содержания (расходы из федерального бюджета в пересчете на одного заключенного выросли за последние десять лет в восемь раз), а с возросшей активностью властей, направленной на подавление тюремной субкультуры. Как и в 60-х годах, наступление ведется под лозунгом борьбы с воровскими традициями и криминальными авторитетами. Снова тех, кто отказывается становиться членом секции, стали всячески притеснять.

Противостояние заключенных и администрации становится все более ожесточенным. Традиционная культура имеет ту особенность, что, когда ее ставят на грань выживания, она неожиданно обретает новые силы. Носители ее будут бросаться под танки, подрывать себя, но не сдадутся.

Смягчить нравы тюремного мира можно лишь методами, учитывающими особенности сложившейся в местах лишения свободы субкультуры, — и никак иначе!

[1] Призонизация — внедрение тюремной субкультуры в жизнь вольного населения. Хотя сам термин происходит от английского prison (тюрьма), он вполне внятен и русскому уху, хорошо знакомому со словом зона.

[4] Руководитель исследовательской группы Центра В. Ф. Чеснокова, труды которой публиковались под псевдонимом Ксения Касьянова (см. напр.: Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Институт национальной модели экономики, 1994).

[11] Ядринцев Н. М. Русская община в тюрьме и ссылке. СПб., 1872.

[13] Чаще всего, блатные себя так не называют, используя различные эвфемизмы: авторитет, правильный арестант, босяк, бродяга, жулик и др. Старые синонимы (жиганы, люди, паханы и др.), известные по литературе о ГУЛАГе, используются редко.

[17] Часто используемые эвфемизмы: обиженные, петухи, пидеры.

[18] Человек, бывший на воле пассивным гомосексуалистом и не сумевший скрыть этого, также попадает в разряд опущенных.

[19] Кража чего-либо у других арестантов.

[20] Заключенные, согласившиеся выполнять по заданию сотрудника СИЗО или следователя функцию палача, истязателя других заключенных в пресс-камере. Обычно в личном или оперативном деле прессовщика имеется отметка, которая служит указанием для опера

о возможности соответствующего использования этого заключенного. Разоблачение прессовщика чревато для него жестокой расправой.

[21] Заключенные, которые выдают себя за авторитетных, блатных, но на самом деле беспредельничают, действуя в собственных интересах или по указанию администрации.

[23] На приведенной выше фотографии мы опущенных не увидим. Их место на полу, не обязательно под нарами, возможно, они лежат около параши.

[24] в отличие от нынешнего тюремного сообщества или сообщества дореволюционного.

[25] Ситуация, как отмечает А. И. Солженицын, изменилась после того, как в лагеря пошел поток бывших фронтовиков, узников фашистских лагерей и т. п., а влияние блатных в зоне несколько ослабло.

[28] По действующему сейчас порядку, рассмотрение вопроса об условно-досрочном освобождении (УДО) возможно только после отбытия осужденным от одной трети до трех четвертей срока (в зависимости от категории осужденного). Решение о применении УДО принимается судом, однако в значительной степени оно зависит от характеристики, которую представляет администрация исправительного учреждения.

[29] Женщинам, например, выдавали солдатские рубашки и кальсоны, запретив свое нижнее белье и ночные рубашки.

[30] Пониженная норма питания была отменена только во время перестройки (в 1988 году).

[35] В 1987—1989 годах в 2—2,5 раза уменьшилось (по сравнению с 1983—1985 годами) количество подозреваемых и обвиняемых, к которым применялась такая мера пресечения, как заключение под стражу; на 12—15% снизилось относительное число судебных приговоров к лишению свободы.

[36] Рассказывают, что решение о сокращении заключенных было принято на заседании ЦК КПСС в связи с рассекречиванием тюремной статистики. Прежде чем ее публиковать, власти сочли за лучшее уменьшить число заключенных хотя бы до уровня США. Соответствующая директива были направлена следственным органам и судам.

Читайте также: