Теория поршнева о происхождении человека кратко
Обновлено: 07.07.2024
Первая состоит в утверждении, что наши предки питались падалью и поедали своих собратьев, а вторая – в том, что современное человечество произошло от четырех видов, два из которых были хищными, а два других – нехищными.
Людей отличает от животных, таким образом, два признака – каннибализм и абсурдизм. При этом по обоим этим признакам выходит, что люди стоят на более низкой ступени своего развития, чем животные, поскольку животные не убивают себе подобных в таких чудовищных масштабах, как люди, и поскольку нервная система у животных с самого начала их появления на Земле оказалась не способной к неадекватным рефлексам (дипластии, абсурду), тогда как люди только тем и занимаются с незапамятных времён, что освобождаются от своей неспособности реагировать на мир адекватно. Мы видим здесь уже неприкрытый анимализм, поскольку автор этих слов низводит человека до существ, стоящих на эволюционной ступеньке ниже каких-нибудь тараканов, которые не поедают других тараканов и реагируют на окружающий мир вполне адекватно.
Спору нет, много кровинушки испили наши предки, много душ загубили своей чудовищною жестокостью, да и по сей час они продолжают это делать. Но разве можно свести всё многообразие причин, лежащих в основе человеческой жестокости, к дурному, адельфофагическому, наследству, даже если его и признать за аксиому? За выведением человеческой жестокости из наследственной адельфофагии у авторов анализируемой гипотезы антропогенеза стоит явная, бросающаяся в глаза анимализация человеческой истории и чуть ли не полное игнорирование социокультурной природы человека.
Гипертрофия биологической природы предков человека и его потомков за счет очевидного игнорирования социокультурной подоплёки, лежащей в основе перехода наших животных предков в людей, – вот методологическая основа гипотезы антропогенеза Б.Ф.Поршнева-Б.А.Диденко. Исходя из неё, её авторы и приписали нашим предкам мифическую адельфофагию. Столь же квазинаучно выглядят и те страшные картины, которые нам рисуют авторы анализируемой теории, связанные с добыванием мозга их костей животной падали. Если уж считать, что биофизическая природа человекообразных обезьян была такой неподготовленной для самостоятельной охоты на животных и для добывания растительной пищи, то как объяснить тот всем известный факт, что до нашего времени дожили другие наши эволюционные собратья – обезьяны? Отчего же именно нашим предкам авторы анализируемой теории отвели такую незавидную роль – роль паразитов? До какой же степени надо гипертрофировать человеческую жестокость, чтобы подвести под неё адельфофагию наших предков, с одной стороны, и питание мозгами падали (трупоядение), с другой!
Б.А.Диденко – автор учения о четырех человеческих видах. Два из них являются хищными. Это суперанималы (сверхживотные) – прямые потомки адельфофагов (первоубийц) и суггесторы (псевдолюди) – агрессивные и коварные приспособленцы. Два других вида людей являются нехищными. Это диффузные люди и неоантропы. Главный отличительный признак первых – лёгкая внушаемость, а других – самокритичность. Но как же случилось, что некогда единый вид наших предков породил эти четыре разных человеческих вида? Чтобы было яснее, о чём идет речь, надо сравнить разные виды людей с разными видами животных. Есть, например, львы, тигры, пантеры и леопарды, так вот и среди людей есть разные их виды – суперанималы, суггесторы, диффузионалы и неоантропы.
Я не буду здесь выступать с речами, осуждающими нашего теоретика человеческого видообразования. Всё дело в том, что его книги написаны, что называется, кровью сердца. Они родилась не от хорошей жизни. Более того, в отрыве от генетической подоплёки – типология Б.А.Диденко, на примере, увы, достаточно большого числа людей находит свое действительное подтверждение.
1. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. – М., 1974.
2. Диденко Б. Цивилизация каннибалов. Человечество как оно есть. – М., 1999.
Беспредельная жестокость, столь ярко и щедро демонстрируемая человечеством, не имеет аналогий в мире высших животных. Более 14,5 тысяч войн при четырех миллиардах убитых. За все историческое время в общей сложности насчитывается всего лишь несколько "безвоенных" лет. Люди практикуют 9 видов насилия при 45 их разновидностях - и эти цифры, судя по всему, устаревают, точно так же, как и "набранное" количество войн. Всю эту чудовищность существования и "сосуществования" человеческих популяций невозможно понять без выяснения причин ее возникновения.
Общеизвестно, что время от времени климат на Земле значительно изменялся. Соответственно, изменялся растительный мир. Это не могло не сказаться на видовом многообразии травоядных животных - частично они приспосабливались к новой кормовой базе, частично уходили в поисках привычной среды обитания, ну а частично, естественно, вымирали.
После очередного климатического катаклизма, подобная проблема встала перед нашими предками - пралюдьми или гоминидами. В результате очередного изменения кормовой базы им попросту нечего стало есть. По сути, наши пращуры оказались обреченными на вымирание - существование нынешнего человечества оказалось под вопросом. Однако выход был найден.
Природа подсказала узкую тропу, которая, однако, в дальнейшем вывела эволюцию на небывалую дорогу. Решение биологического парадокса состояло в том, что инстинкт не запрещал им убивать представителей своего собственного вида. Экологическая щель, которая оставалась для самоспасения у обреченного на гибель вида двуногих приматов, всеядных по натуре, но трупоядных по основному биологическому профилю, состояла в том, чтобы использовать часть своей популяции как самовоспроизводящийся кормовой источник. Нечто подобное небезызвестно в зоологии. Оно называется адельфофагией ("поедание собратьев"), подчас достигающей у некоторых видов более или менее заметного характера, но все же не становящейся основным способом питания.
Таким образом, этот кризис и выход из него охарактеризовался двумя экстраординарными явлениями. Во-первых, редчайшим среди высших животных видов феноменом - адельфофагией (другими словами, произошел переход к хищному поведению по отношению к представителям своего же собственного вида). И во-вторых, совершенно новое явление - зачаточное расщепление самого вида на почве специализации особой пассивной, поедаемой части популяции, которая, однако, затем очень активно отпочковывается в особый вид, с тем, чтобы стать в конце концов и особым семейством. Эта дивергенция двух видов "кормимых" и "кормильцев" - протекала необычайно быстро, и ее характер является самой острой и актуальной проблемой во всем комплексе вопросов о начале человеческой истории, стоящих перед современной наукой.
Как видим, наши предки раньше всего приспособились убивать себе подобных. А к умерщвлению животных перешли много спустя после того, как научились и привыкли умерщвлять своих. Так что охота на другие крупные виды стала уже первой субституцией убийства себе подобных.
Теория Поршнева-Диденко предполагает, что человечество не является единым биологическим видом, а внутри него латентно существует несколько видов, слабо способных к скрещиванию и сформировавшихся на стадии проявления современного человечества. Различие данных видов было заложено коллизиями, связанными с практиковавшимся в первобытные времена каннибализмом, что привело к появлению
1) каннибалов- "суперанималов",
2) "суггесторов", имитирующих каннибальское поведение,
3) "диффузников", являющихся обычной жертвой каннибализма и составляющих большинство человечества, 4)"неоантропов", способных противостоять суггестивному воздействию "хищных" видов благодаря развитым интеллектуальным способностям. Представители разных видов играют разные роли в социуме, господствующим видом в настоящее время являются суггесторы, которых отличает коварство и умение манипулировать сознанием других.
Суперанимал - внутривидовой агрессор - биологический палеоантроп, первоубийца. Совершив патологический переход к хищному поведению по отношению к своему же виду, палеоантропагрессор принес в мир гоминид страх перед "ближним своим", убивая и пожирая себе подобных, опираясь на мощный и неодолимый нейрофизиологический аппарат интердикции.
Интердикция - это побуждение, но не допускающее определенных действий, запрет нежелательных видов деятельсти, это вызов состояния парализованности возможности каких-либо действий за исключением вызванного имитационной провокацией. Различаются следующие уровни интердикции:
1. Этот механизм – всего лишь "отвлечение внимания", т.е. пресечение какого-либо начатого или готовящегося действия стимулом описанного рода – особо сильным, хотя для организма биологически бесполезным или даже вредным. В этом случае интердикция еще мало отличается от простой имитации, разве что своей экстренностью, чрезвычайностью; но она может быть полезной для другого организма – источника сигнала, т. е. источника неадекватной реакции, если прерывает чье-то агрессивное или иное вредное действие, принудительно переключающееся на имитацию.
2. Собственно интердикцией следует назвать такое воздействие неадекватного рефлекса, когда он имитатогенным путем провоцирует в другом организме активное выражение тормозной доминанты какого-то действия (какого-то вида деятельности или поведения) и тем самым временно "запрещает" это действие. В таком случае исходное звено – – неадекватный рефлекс первого из двух организмов – отрывается от обязательной зависимости от ультрапарадоксального состояния, т.е. перестает быть собственно неадекватным рефлексом, а может биологически закрепиться просто как полезный акт самообороны, шире – как активное воздействие на поведение другого индивида.
3. Высшим уровнем интердикции является такая же активизация тормозной доминанты чужого организма, но в более обширной сфере деятельности, в пределе – торможение таким способом всякой его деятельности одним интердиктивным сигналом. Парализуя посредством интердиктивного сигнала волю выбранной жертвы, каннибал - суперанимал без помех убивал и съедал её. У суперанималов видовое самосознание имеет формы являющиеся производными от чувств доминирования и агрессивности. Для них окружающие, в том числе и женщины, представляют собой нечто наподобие непослушного, постоянно разбредающегося стада, которое необходимо держать "в узде", "в струне", но лучше всего - "в ежовых рукавицах".
Суггестор. В процессе видообразования суггесторы выделились на втором этапе антропоморфоза, уже после образования диффузной группы "кормильцев". Суггесторы "благополучно" отпочковались от этой - уж очень явно "неблагополучной" - группы, пойдя по пути имитации интердиктивных действий палеоантропов - внутривидовых агрессоров, но сами все же не способные противостоять психическому давлению последних. Палеоантроп, подражая голосам животных других видов, в немалой части представлявшим собой неадекватные рефлексы, он вызывал их имитативноинтердиктивную реакцию.
В своем еще нечеловеческом горле он собрал голоса всех животных раньше, чем обрел свой специфический членораздельный голос ("и всех зверей язык узнал он"). Он как бы отразил в себе этот многоликий и многоголосый мир; и потому смог в какой-то мере управлять поведением его представителей благодаря опоре на механизмы высшей нервной деятельности. Тем самым палеоантроп оказался вооруженным грозным и небывалым оружием и занял совсем особое место в мире животных.
Суггесторы смогли успешно подражать их агрессивности и смелости, оттесняя при этом свой собственный страх, удачно маскируя его своей противоположностью - видимым бесстрашием, как бы воплотив принцип "лучшая защита - нападение". Это, скорее, то, что ныне именуется "наглостью", "нахальством". Так на свет божий вслед за "злом" выступило "коварство". С одной стороны, у них присутствует стремление к доминированию, с другой, идет неустанный поиск достаточно безопасного окружения, не способного к серьезному отпору. "Пра-речь" первоначально состояла лишь из приказов, требований и повелений. Наконец, в речевой функции вычленяется самая глубокая основа - прямое влияние на действия адресата (реципиента) речи в форме внушения, или суггестии.
В принципе, слово властно над почти всеми реакциями организма, пусть мы еще не всегда умеем это проследить. Так, в гипнозе слово может воздействовать на изменения состава крови и другие биохимические сдвиги в организме, а посредством установления условнорефлекторных связей словом можно воздействовать чуть ли не на любые физиологические процессы - не только на те, которые прямо могут быть вербализованы (обозначены словом), но и все, с которыми можно к словесному воздействию подключить цепную косвенную связь, хоть они прямо и не осознаны, не обозначены своим именем.
Диффузник. Основным отличительным признаком диффузного вида является внушаемость, или в осовремененном расхожем звучании - конформность. В силу своей предельно выраженной конформности, диффузные люди на протяжении всей человеческой истории всегда и везде пребывали в полном распоряжении хищных видов - сверхживотных и псевдолюдей. И это безумное распоряжение "человеком разумным" было действительно полным буквально: диффузный вид у них шел в ход полностью - "с потрохами"!
Термин "диффузный" охватывает и дополняет понятие конформности - с внешней, поведенческой стороны. Если конформизм - это способность легко верить власть имущим лгунам и другим "авторитетам", то диффузность - это уже "претворение этой веры в жизнь": всегдашняя готовность (после небольшого раскачивания) маршировать в нужную хищным гоминидам сторону. Отсюда и необычайная адаптируемость этого вида практически к любым условиям - по большей части жутковатым; их способность проникать, "диффундировать" в любые социальные щели и приспосабливаться к ним, влачить существование в самых невероятных, предельно дискомфортных - и психологически и физиологически - социальных средах, безо всякого желания изменить их или вырваться оттуда.
Неоантроп. Неоантропы это люди в истинном, насколько это возможно, смысле этого слова, и с учетом, конечно же, конкретных жизненных условий и выбранного личностью пути. Основным видовым отличием неоантропа является его способность - генетически закрепленная предрасположенность - к самокритичному мышлению (а в идеале - и к поведению), которое является не только совершенно самостоятельной формой мышления, но и кроме того необходимым условием ЧЕЛОВЕЧНОСТИ, как таковой, прихода к ней без внешнего научения, и даже, наперекор хищному воздействию. Неоантропы способны - уже осознанно - не поддаваться магнетизирующему психологическому воздействию интердикции.
«Человечество, таким образом, представляет собой поэтому не единый вид, но уже – семейство, состоящее из четырех видов, два из которых необходимо признать хищными, причем с противоестественной ориентацией этой хищности (предельной агрессивности) на других людей. Хищность определяется здесь, как врожденное стремление к предельной или же чудовищно сублимированной агрессивности по отношению к другим человеческим существам.
Первый вид (хищный!) – это палеоантропы (или неотроглодиты), предельно близкие к своему дорассудочному предшественнику, "биологическому прототипу" – подавлявшему с помощью интердикции волю сородичей и убивавшему их. Это мрачные злобные существа, зафиксированные в людской памяти с самых ранних времен, в частности, в дошедших до нас преданиях о злых колдунах-людоедах.
Второй вид (также хищный) – это суггесторы, успешно имитирующие интердиктивные действия "палеоантропов", но сами все же не способные противостоять психическому давлению последних.
Третий вид (уже нехищный) – диффузный. Это те самые суггеренды, не имеющие средств психологической защиты от воздействия жутких для них, парализующих волю к сопротивлению импульсов интердикции. Это – "человек разумный".
Не очень веселую картинку нарисовал перед нами Б.А.Диденко. Даже и неоантропы у него выглядят здесь не самым лучшим образом, поскольку и они не всегда оказываются на высоте. Что уж говорить о трёх предшествующих человеческих видах? Вот на каком примере он показывает их представителей: «Главарь ("пахан") (т.е. сверхживотное – В.Д.), "свита приближенных" (несколько прихлебателей: "шестерок") (т.е. псевдолюди – В.Д.) и, наконец, более-менее многочисленная послушная "исполнительная группа" (т.е. диффузионалы, к которым могут примкнуть и неоантропы – В.Д.).
Бори́с Фёдорович По́ршнев — советский историк и социолог. Доктор исторических (1941) и философских (1966) наук. Почётный доктор Клермон-Ферранского университета во Франции (1956).
Диденко Борис Андреевич - российский прозаик и эссеист. Член союза писателей России (1998). Почётный член Славянской Общины Санкт-Петербурга (2004). Профессор Международной Славянской Академии (МСА) наук, образования, искусств и культуры (2008). На основе оригинального прочтения идей Б.Ф. Поршнева разработал собственную антропологическую теорию (т.н. "видизм").
Считая себя эволюционистами, антропологи часто не осознают, что антропогенез – это единый процесс, включающий в себя морфогенез, психогенез, глоттогенез и считают себя вправе ограничиваться проблемами формирования человеческой телесности, оставляя сферу духа кому угодно вплоть до эзотериков.
С другой стороны, учёные, занимающиеся проблемами психоглоттогенеза, в основном гуманитарии, не считают нужным опускаться ниже зон Вернике и Брока даже в тех случаях, когда допускают в свои абстрагированные от человеческой телесности суждения немножко анатомии в виде отдельных отделов мозга.
Гносеологическая пропасть между рефлексологией и психологией сознания, обозначенная В.Бехтеревым, не является выражением бессилия учёных, она является обнаружением онтологической пропасти, реально имевшей место быть в прошлом человечества.
Остаётся строить предположения, почему Б.Поршнев не ссылался на Леви-Брюля, как на концептуального предшественника.
Причина, почему Б. Поршнев не привлёк в обоснование своего тезиса о первобытной шизофрении труды Э. Кречмера может быть следующей: в послевоенные годы ссылки на этого великого психолога исчезли в СССР, потому что он подозревался в коллаборационизме.
Справедливость требует, чтобы вклад этнолога Л.Леви-Брюля и психолога Э.Кречмера в формирование взглядов Б.Поршнева не оставался незамеченным, ибо не знать об их смелых, эпохальных открытиях такой эрудит не мог.
Далее необходимо оценить содержательную сторону новой исторической ретроспективы психоглоттогенеза, которую обосновывал Б.Поршнев. Насколько новая парадигма сапиентации была подкреплена логикой и фактологией ?
Возникает вопрос: насколько все эти реакции можно считать неадекватными, то есть, — переходными к реакциям, не являющимся чисто физиологическими, то есть, — путём к сознанию?
Литература
1. Бехтерев В.М. Объективная психология. – М. Наука, 1991
2. Бехтерева Н.П. Здоровый и больной мозг человека. – Л.: Наука, 1988
3. Кречмер Э. Медицинская психология. – СПб.: Союз, 1998
4. Леви-Брюль Л., Первобытное мышление. – М.: Атеист, 1930
5. Марков Б.В. Проблема человека в постантропологическую эпоху // Философская мысль в Санкт-Петербурге. Идеи и развитие. – СПб.: издательство СПбГУ, 2005
6. Павлов И.П. Рефлекс свободы. – СПб.: Питер, 2001
7. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии). – М.: Мысль, 1974
8. Секацкий А.К. Выбор вампира // Секацкий А.К. Прикладная метафизика. – СПб.: Пальмира, 2016
9. Ухтомский А.А. Учение о доминанте // Собр. Соч. в 5тт., Л.: Наука, 1950. Т.1
10. Levy-Bruhl L. La mentalite primitive. – Paris, 1922
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
| [ | Tags | | | концепция, хищные гоминиды | ] |
| [ | music | | | Максим Леонидов - Волки | ] |
Итак.
Я хотел уйти в сторону и поговорить о концепции антропогенеза советского историка Бориса Фёдоровича Поршнева.
В чём её суть?
Согласно Поршневу, главная загадка и противоречие антропогенеза состоит в том, что люди произошли не от животного, а от антиживотного - и античеловека.
Дальними предками людей были всеядные падальщики-трупоеды, которые подчищали добычу за крупными хищниками. Не имея настоящих когтей и клыков, эти доразумные приматы использовали каменные ножи для разделки туш и раскалывания костей. Обработка камня была рефлексом, а не сознательной деятельностью.
Инстинкт подражания, весьма заметный у обезьян, у австролопитеков развился ещё больше, вплоть до масштабов, угрожающих выживанию вида. Соответственно, развивалось умение блокировать как инстинктивное подражание, так и любое другое действие, вызывая парадоксальную реакцию (вместо естественной реакции на внешние раздражители). Поршнев назвал это явление "интердикцией". Он посвящает данной концепции немало страниц, считая, что именно эти способности стали первой предпосылкой развития разума. Я не буду пытаться пересказать всю цепочку его рассуждений, но выводы он делает тоже достаточно. парадоксальные.
Прямоходящий примат должен был научиться жить среди хищников и крупных травоядных, чтобы всегда иметь источник относительно свежего мяса. Необходимо было слиться со средой, не вызывая у животных ни страха, ни агрессии. И тут на помощь пришла природа.
Благодаря стремлению подражать окружающему миру, предок человека превратился в великого пересмешника. По мысли Поршнева, речевой аппарат развился раньше речи, для имитации звуков, издаваемых животными. Естественный отбор усовершенствовал эту способность. В нужный момент подавая определённые сигналы голосом, жестами или даже взглядом, прачеловек научился - пока ещё бессознательно! - вызывать у животных парадоксальную реакцию, парализуя или даже навязывая им нужное поведение. На заре своего существования, человек действительно знал язык зверей и птиц, что позволило вступить с ними в своеобразный симбиоз, расселиться по самым разным ареалам.
Именно поэтому, пишет Поршнев, многие животные до сих пор инстинктивно обходят человека стороной и не могут выдержать его взгляд, а заодно легко приручаются и подвергаются дрессировке. Поршнев далее намекает на особую связь прачеловека с дельфинами, но не раскрывает эту тему.
Григорий стал читать вслух: "В пользу самой возможности такого "сожительства" говорят разные данные полевых зоологов. Установление контактности исследователя с тем или иным хищным животным, даже на простом условнорефлекторном уровне, оказывается возможным. Так, в южнотаежном сибирском заповеднике "Столбы" сотрудница метеостанции настолько приручила одну из страшных хищниц рысь, что та на зов своей "хозяйки" выбегает из чащи и сопровождает в экскурсиях по лесу не только ее, но и ее гостей".
"И?" - заметил Ивил, - "Женщина выбрала себе один из тотемов Светлой. Что здесь особенного?".
Григорий продолжил: "Опубликованы данные натуралистов о безопасном длительном проживании их и относительном контакте среди медведей, среди волков. "
"Медведи и волки - это распространённые тотемы", - уверенно кивнул Ивил. "Особенно волки. Хотя и людей-медведей у вас в Росии немало".
". Этот результат достигается только длительным и осторожным общением, однако высшая нервная деятельность человека неизменно берет верх. Кажется, особенно легко устанавливаются отношения полуприрученности с ирбисом (снежным барсом), который, впрочем, и вообще никогда не нападает на человека".
"И тотемическим родством с крупными кошачьими никого не удивишь. Нет, не знаю как ты, или там этот Поршнев, но я предпочитаю простые и реалистичные объяснения".
Ладно. Казалось бы, прачеловек решил проблему выживания и пищевых ресурсов. Сложились все предпосылки для превращения его в сверх-хищника, которым, де факто, и является современный хомо сапиенс. Но у Поршнева, и это одна из главных его мыслей, предок человека не был и не мог быть охотником! Он был падальщиком, которому инстинкт запрещал проявлять какую-либо агрессию по отношению к другим животным, иначе бы они не позволили ему находиться рядом.
В итоге, во время очередного кризиса и вызванной им хронической нехватки продовольствия, пралюди стали нападать на себе подобных - просто потому, что иные живые существа были для них абсолютным и инстинктивным табу. Интердикция превратилась в оружие против себе подобных, каннибализм стал фактором эволюции. Тут бы несчастные существа, созданные фантазией Поршнева, и вымерли, ибо вид не может сущестовать, пожирая сам себя.
Но автор сделал хитрый ход. Популяция быстро разделилась на пожирателей и пожираемых, и противоречие было снято. Хм. Специализированные падальщики выжили в условиях нехватки продовольствия, потому что часть их стала высокоспециализированными хищниками, которые охотились только на этих падальщиков? Честно скажу, я не вижу в этом особой логики. Ничего удивительного; теория Поршнева была попыткой истолковать антропогенез в марксистском, диалектическом духе.
Предоставим слово самому Поршневу:
"Судя по многим данным, природа подсказала [палеоантропам] узкую тропу (которая, однако, в дальнейшем вывела эволюцию на небывалую дорогу). Решение биологического парадокса состояло в том, что инстинкт не запрещал им убивать представителей своего собственного вида. Экологическая щель, какая оставалась для самоспасения у обреченного природой на гибель специализированного вида двуногих приматов, всеядных по натуре, но трупоядных по основному биологическому профилю, состояла в том, чтобы использовать часть своей популяции как самовоспроизводящийся кормовой источник.
Выходом из противоречий оказалось лишь расщепление самого вида палеоантропов на два вида. От прежнего вида сравнительно быстро и бурно откололся новый, становившийся экологической противоположностью. Если палеоантропы не убивали никого кроме подобных себе, то неоантропы представили собой инверсию: по мере превращения в охотников они не убивали именно палеоантропов.
Вполне "бессознательным" и стихийным интенсивным отбором палеоантропы и выделили из своих рядов особые популяции, ставшие затем особым видом. Обособляемая от скрещивания форма, видимо, отвечала прежде всего требованию податливости на интердикцию. Это были "большелобые". У них вполне удавалось подавлять импульс убивать палеоантропов. Но последние могли поедать часть их приплода. "Большелобых" можно было побудить также пересилить инстинкт "не убивать", то есть побудить убивать для палеоантропов как"выкуп" разных животных, поначалу хотя бы больных и ослабевших, вдобавок к прежним источникам мясной пищи. Одним из симптомов для стихийного отбора служила, вероятно, безволосость их тела, вследствие чего весь окрестный животный мир мог зримо дифференцировать их от волосатых - безвредных и безопасных - палеоантропов.
Суть [обрядов инициации] состоит в том, что подростков, достигших половой зрелости (преимущественно мальчиков и в меньшей степени - девочек), выращенных в значительной изоляции от взрослого состава племени, подвергают довольно мучительным процедурам и даже частичному калечению, символизирующим умерщвление. Этот обряд совершается где-нибудь в лесу и выражает как бы принесение этих подростков в жертву и на съедение лесным чудовищам. Последние являются фантастическими замещениями некогда совсем не фантастических, а реальных пожирателей - палеоантропов, как и само действие являлось не спектаклем, а подлинным умерщвлением.
Самки-производительницы, вероятно, давали и вскармливали немалое потомство. Что касается особей мужского пола, их количество могло быть много меньше для обеспечения производства обильной молоди. Но вырастала ли последняя до взрослого состояния? Надо думать, что этот молодняк, вскормленный или, вернее, кормившийся близ стойбищ на подножном растительном корму до порога возраста размножения, умерщвлялся и служил пищей для палеоантропов. Лишь очень немногие могли уцелеть и попасть в число тех взрослых, которые теперь отпочковывались от палеоантропов, образуя мало-помалу изолированные популяции кормильцев этих палеоантропов".
Итак, современных люди действительно представляют собой одомашненный вид, который разводили их древние родичи, неразумные палеоантропы. Отбор был как естественным - не вписавшихся в поворот съедали - так и искусственным, палеоантропы позволяли размножаться только хилым безволосым "умникам", так как "умники" были самыми внушаемыми. Но "умники" же научились противостоять интердикции, используя зачатки воображения, чтобы отдавать приказы самим себе, что, в свою очередь, отменяло любое внешнее принуждение. Развитый мозг оказался палкой о двух концах. "Слабовольных" съедали первыми (впрочем, как и "буйных"), поэтому "внутренний голос" закрепился. В свою очередь, вымирали с голода и палоантропы, не способные адаптироваться к запрету на интердикцию. Выжившие освоили суггестию ("внушение"), "интердикцию третьего уровня", отменявшую критику. (Поршнев сравнивает это с последовательностью "нельзя"-"можно"-должно"; "внешний приказ", "внутренняя отмена приказа", "внешний запрет сомневаться в приказах".) "Умникам" пришлось изобрести контр-суггестию, из которой эволюционным путём развилась речь, рефлексия и разум. Так "умники" вступили на путь, ведущий к неоантропу, человеку истинно разумному. Они могли подавлять свои инстинкты, что позволило им стать охотниками (а позже - и убийцами), но стоило способности непосредственно общаться с животными и птицами.
Не все "умники" выбрали этот путь. Небольшая группа так и не смогла развить в себе контр-суггестию, но научилась копировать запретительные и повелительные команды палеоантропов, в чём-то даже превзойдя их в искусстве суггестии. Об этих суггесторах Поршнев упоминает кратко, буквально парой строк. Суггесторы не охотились, но заставляли других кормить себя. Уязвимые со стороны палеоантропов, они защищали себя, скармливая им более развитых "умников", а заодно питались крохами с каннибальского стола. Короче, это были прихлебатели, манипуляторы и паразиты.
Люди, начавшие осознавать себя людьми, заселили большую часть земного шара, пытаясь уйти от власти палеоантропов и суггесторов. Точно по анекдоту: "Куда смотрите?" - "Пытаюсь понять, что лучше" - "Ну, знаете, как говорится, хорошо там, где нас нет." - "Вот я ищу, где вас нет!" Изолированные группы людей изобретали собственный язык, чтобы перестать понимать соседей - непонимание защищало от суггестии. Чужаки, вызывали инстинктивное опасение. Любой незнакомец мог оказаться нечеловеком, суггестором или кем-то похуже.
А потом, дойдя до краёв своего мира, люди двинулись обратно. И палеоантропы попали в собственную ловушку - мощные, покрытые шерстью, они слишком напоминали животных, и почти ни в чём не походили на людей. А зверей люди убивать научились, их ведь выводили в том числе и по этому признаку. Контрсуггестия, способность к самовнушению, стала главным оружием неоантропов.
Это существо не похоже на нас, это нелюдь - копьём его!
Это существо похоже на нас, наверняка это оборотень, похититель душ - копьём его!
Этот человек совсем похож на нас, он ничем не отличается, но его язык - не наш язык, его племя - чужое племя. А значит, он тоже нелюдь - копьём его!
. С тех пор, человеку на войне было достаточно представить, что враги не люди, а нелюди. Впрочем, Поршнев вроде намекает на то, что первые смертельные поединки проходили между мужскими особями дочеловеческих стай по принуждению палеоантропов, которые подъедали образовавшиеся трупы, заодно уменьшая численность самцов в популяции (самцов всегда сложнее контролировать).
"Если от современных войн с их сложнейшими классовыми, политическим, экономическими причинами спуститься как можно глубже в познаваемое для исторической науки прошлое в эпоху варварства, мы обнаруживаем увеличивающееся там значение не завоевания, а самого сражения, самой битвы. В предфеодальные времена результат войны - это убитые люди, оставшиеся на поле брани. А в глубинах первобытности и подавно не было ни покорения туземцев завоевателями, ни обращения их в данников, ни захвата у них территорий. На взаимное истребление выходили только мужчины. "
Читайте также: