Старик на мосту хемингуэй кратко

Обновлено: 05.05.2024

Свидетельство и скидка на обучение каждому участнику

Зарегистрироваться 15–17 марта 2022 г.

Ляшенко И.А., СШГ№12

Информация, которую несет читателю каждое значительное произведение литературы, - его идейное содержание, отнюдь не сводится к сумме выраженных в тексте суждений, но имеет конкретно-образную и эмоциональную сущность, неотделимую от особенностей структуры текста, и воздействует на читателя, вызывая и развивая в нем одни эмоции и суждения и вытесняя и преодолевая другие.

Таким образом, идейное содержание произведения воплощено в сложном комплексе всех его элементов, в системе этих элементов.

Концентрируя внимание на особенностях и взаимодействии выбора образов, выбора слов, морфологических форм, синтаксических конструкций, ритма и т.д., т.е. изучая коннотативные значения и их роль в осуществлении различных функций языка, мы можем глубже проникнуть в суть произведения и составить себе понятие о мировоззрении и настроении писателя.

Содержательно-подтекстовая информация (СПИ) – скрытая информация, извлекаемая из СФИ благодаря способности единиц языка порождать ассоциативные и коннотативные значения, а также благодаря особенности предложений внутри сверхфразового единства приращивать смыслы.

В произведениях Э.Хемингуэя содержательно-подтекстовая информация (СПИ) играет решающую роль в передаче СКИ, т.е. авторского замысла, его художественного видения изображаемых событий.

Гражданская война в Испании. Для Испанской республики настали тяжелые дни. На дорогах и переправах Каталонии Хемингуэй увидел поток беженцев. По свежему впечатлению Э.Хемингуэй пишет очерк “ Old man at the bridge ”. В нем показана трагедия мирного населения Испании, согнанного с насиженных мест.

Сюжет рассказа прост: старый человек, согнанный с места войной, сидит у переправы через реку. Он устал и не может идти дальше. Но никому нет до этого дела, никто не обращает на него внимания. Только военный, который следит за переправой, вскользь расспрашивает старика о его жизни. Но, закончив свое дело, военный уходит, а старик остается.

Это поверхностное течение сюжета, а теперь заглянем в глубину рассказа.

В первом абзаце изображена картина военной дороги. Пыль, люди, бредущие в ней по щиколотку, усталые крестьяне. Тяжелые повозки, запряженные мулами, грузовики не едут, а как бы перемалывают эту пыль. Общее впечатление от этой картины - усталость. Устали не только люди, но и мулы, запряженные в повозки, и повозки, и грузовики.

Рассмотрим формальные приёмы, призванные остановить внимание читателя. В начале абзаца отмечается, что у старика была очень пыльная одежда ( very dusty clothes ) и почти в самом конце этого же абзаца – что крестьяне бредут, утопая по щиколотку в пыли. Это прием обрамления. И дальше, на протяжении всего рассказа, встречается это ключевое слово dust , dusty . Пыль придает всему мрачный и серый цвет. Впечатление усталости и нервного напряжения передается и перечислением всего, что движется через реку по мосту ( carts , truck and men , women and children were crossing it [5, с. 95]). Это впечатление усиливается квалитативными глаголами, т.е. глаголами, которые не только показывают действие, но и указывают его признак: carts staggered ; the ground up ; the peasants plodded .

Э.Хемингуэй старался показать весь ужас, всю безжалостность и несправедливость войны, взяв для этого не образ фронтового борца, не какого-нибудь партийного или государственного деятеля, не фашиста, не республиканца и вообще, не человека, так или иначе причастного к войне. Он изобразил самого безобидного, семидесятишестилетнего старика, у которого не было ни семьи, ни друзей, а только животные, за которыми он ухаживал, и которых вынужден был покинуть из-за обстрела. Он ухаживал за ними, чтобы не быть одиноким. И все-таки был одиноким. Он повторяет много раз, что ухаживал за животными. А ведь за ним никто не ухаживал. В его словах звучит только усталость и смертельная тоска.

Военный, с которым он поделился своей бедой, слушает его невнимательно, как бы между делом.

Все люди вокруг были заняты своим делом. И этот военный, следивший за переправой, тоже. Ни ему, ни другим не было до старика никакого дела. Мало ли тогда было брошенных на произвол судьбы. Военный, закончив переправу, уходит, так ничего не сделав для старика. Да и помочь-то старику было нечем, как нечем было помочь тысячам таких же мирных испанцев, согнанных со своих родных мест всеобщим горем – войной.

Произведения Э.Хемингуэя – это не трактаты о порочности войн и о людях, чьи судьбы ими исковерканы, а художественные произведения огромной эстетической ценности. И именно потому, что герои его произведений – это люди, в реальность которых читатель безоговорочно верит, люди, которые дышат, движутся, любят и страдают, антивоенное звучание его книг оказывается особенно мощным.

Эстетическая специфика его произведений о войне определяется как общими особенностями дарования Э.Хемингуэя, так и теми чертами его мастерства, которые были порождены творческими задачами, вставшими перед художником именно в связи с данной тематикой.

Стиль Э.Хемингуэя отличается удивительной точностью и скрупулезностью – а одновременно и лаконичностью – в показе явлений жизни во всей их конкретной сущности.

Его произведения, в которых выверена каждая деталь, на первый взгляд могут показаться как бы сжатыми, деловитыми, безукоризненно правдивыми отчетами о фактически происходивших событиях.

Совершенно очевидно, однако, что писателю (хотя он и прошел большую школу репортерской работы) была чужда присущая газетчикам неизбежная зависимость от истинных фактов бытия. Э.Хемингуэй строит свои произведения на основе не только подлинного, но и воображаемого, придуманного, сохраняя при этом верность правде жизни, требованиям реалистического искусства.

Важнейшим принципом передачи отношения автора к изображаемому является принцип выдвижения, который в анализируемом произведении наблюда е тся на лексическом и синтаксическом уровнях .

Эрнест Хемингуэй - Старик у моста

Эрнест Хемингуэй - Старик у моста краткое содержание

Старик у моста - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Старик в очках с железной оправой сидел у края дороги; его одежда была покрыта пылью. На реке был понтонный мост, и по нему переправлялись повозки, грузовики, мужчины, женщины и дети. Запряженные мулами повозки ползли с моста на крутой берег, солдаты подталкивали их, упираясь в спицы колес. Грузовики с грохотом взбирались наверх и исчезали, вырываясь из толчеи, крестьяне тащились, утопая в пыли по щиколотку. Но старик сидел неподвижно. Он слишком устал, чтобы идти дальше.

Я должен был перейти мост, обследовать предмостное укрепление на той стороне и выяснить, как далеко продвинулся неприятель. Я сделал это и вернулся через мост. Теперь повозок было меньше, пешеходов совсем мало, но старик все еще сидел там.

— Откуда вы идете? — спросил я его.

— Из Сан-Карлоса, — сказал он и улыбнулся.

Это был его родной город, ему было приятно говорить о нем, и он улыбнулся.

— Я смотрел за животными, — пояснил он.

— Вот как, — сказал я, не вполне понимая.

— Да, — сказал он, — я там оставался, потому что мне надо было смотреть за животными. Я ушел из Сан-Карлоса последним.

Он не был похож ни на пастуха, ни на свинопаса; я посмотрел на его черную запыленную одежду, на серое, запыленное лицо и очки в железной оправе и спросил:

— За какими животными?

— Разными, — сказал он и покачал головой. — Пришлось их оставить.

Я смотрел на мост и на местность вокруг устья Эбро, напоминавшую мне Африку, и соображал, как скоро может показаться неприятель, и все время прислушивался, поджидая тех первых звуков, которые возвещают о вечно таинственном явлении, именуемом соприкосновением фронтов, а старик все еще сидел там.

— За какими животными? — повторил я.

— Их всего трое, — объяснил он. — Два козла и кошка, да еще четыре пары голубей.

— И вам пришлось их оставить?

— Да. Начался обстрел. Капитан велел мне уходить, потому что начался обстрел.

— У вас нет семьи? — спросил я, глядя на противоположный конец моста, где одинокие повозки торопливо спускались по склону.

— Нет, — сказал он. — Только эти животные. Ну, кошка-то, конечно, не пропадет. Кошка может сама о себе позаботиться, а вот что станется с остальными — подумать страшно.

— Вы за кого? — спросил я.

— Ни за кого, — сказал он. — Мне семьдесят шесть лет. Я прошел уже двенадцать километров, а дальше идти сил нету.

— Здесь опасно, нельзя здесь оставаться, — сказал я. — Постарайтесь добраться до разветвления дороги на Тортосу, там проходят грузовики.

— Я посижу еще немного, — сказал он, — и потом пойду. Куда идут эти грузовики?

— В Барселону, — сказал я.

— Я там никого не знаю, — сказал он, — но я вам очень благодарен. Очень благодарен.

Он взглянул на меня устало и безучастно и потом сказал, чувствуя потребность поделиться с кем-нибудь своей тревогой:

— Кошка-то, я знаю, не пропадет. О ней нечего беспокоиться. А вот остальные. Как вы думаете, что с ними будет?

— Что ж, они, вероятно, тоже уцелеют.

— А почему бы нет? — сказал я, всматриваясь в противоположный берег, где уже не видно было повозок.

— А что они будут делать, если обстрел? Мне и то велели уходить, как начался обстрел.

— Вы оставили голубятню открытой? — спросил я.

— Тогда они улетят.

— Да, правда, они улетят. А вот остальные. Нет, лучше не думать, — сказал он.

— Если вы уже отдохнули, уходите, — настаивал я. — Встаньте и попробуйте идти.

— Благодарю вас, — сказал он, поднялся на ноги, покачнулся и снова сел в пыль.

— Я смотрел за животными, — повторил он тупо, уже не обращаясь ко мне, — я только смотрел за животными.

Помочь ему было нечем. Был первый день пасхи, и фашисты подступали к Эбро. День был серый, пасмурный, и низкая облачность не позволяла подняться их самолетам. Это, да еще то, что кошки сами могут о себе позаботиться, — вот все, в чем напоследок повезло старику.

  • ЖАНРЫ 360
  • АВТОРЫ 282 525
  • КНИГИ 670 967
  • СЕРИИ 25 838
  • ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 624

Старик в очках с железной оправой сидел у края дороги; его одежда была покрыта пылью. На реке был понтонный мост, и по нему переправлялись повозки, грузовики, мужчины, женщины и дети. Запряженные мулами повозки ползли с моста на крутой берег, солдаты подталкивали их, упираясь в спицы колес. Грузовики с грохотом взбирались наверх и исчезали, вырываясь из толчеи, крестьяне тащились, утопая в пыли по щиколотку. Но старик сидел неподвижно. Он слишком устал, чтобы идти дальше.

Я должен был перейти мост, обследовать предмостное укрепление на той стороне и выяснить, как далеко продвинулся неприятель. Я сделал это и вернулся через мост. Теперь повозок было меньше, пешеходов совсем мало, но старик все еще сидел там.

— Откуда вы идете? — спросил я его.

— Из Сан-Карлоса, — сказал он и улыбнулся.

Это был его родной город, ему было приятно говорить о нем, и он улыбнулся.

— Я смотрел за животными, — пояснил он.

— Вот как, — сказал я, не вполне понимая.

— Да, — сказал он, — я там оставался, потому что мне надо было смотреть за животными. Я ушел из Сан-Карлоса последним.

Он не был похож ни на пастуха, ни на свинопаса; я посмотрел на его черную запыленную одежду, на серое, запыленное лицо и очки в железной оправе и спросил:

— За какими животными?

— Разными, — сказал он и покачал головой. — Пришлось их оставить.

Я смотрел на мост и на местность вокруг устья Эбро, напоминавшую мне Африку, и соображал, как скоро может показаться неприятель, и все время прислушивался, поджидая тех первых звуков, которые возвещают о вечно таинственном явлении, именуемом соприкосновением фронтов, а старик все еще сидел там.

— За какими животными? — повторил я.

— Их всего трое, — объяснил он. — Два козла и кошка, да еще четыре пары голубей.

— И вам пришлось их оставить?

— Да. Начался обстрел. Капитан велел мне уходить, потому что начался обстрел.

— У вас нет семьи? — спросил я, глядя на противоположный конец моста, где одинокие повозки торопливо спускались по склону.

— Нет, — сказал он. — Только эти животные. Ну, кошка-то, конечно, не пропадет. Кошка может сама о себе позаботиться, а вот что станется с остальными — подумать страшно.

— Вы за кого? — спросил я.

— Ни за кого, — сказал он. — Мне семьдесят шесть лет. Я прошел уже двенадцать километров, а дальше идти сил нету.

— Здесь опасно, нельзя здесь оставаться, — сказал я. — Постарайтесь добраться до разветвления дороги на Тортосу, там проходят грузовики.

— Я посижу еще немного, — сказал он, — и потом пойду. Куда идут эти грузовики?

— В Барселону, — сказал я.

— Я там никого не знаю, — сказал он, — но я вам очень благодарен. Очень благодарен.

Он взглянул на меня устало и безучастно и потом сказал, чувствуя потребность поделиться с кем-нибудь своей тревогой:

— Кошка-то, я знаю, не пропадет. О ней нечего беспокоиться. А вот остальные. Как вы думаете, что с ними будет?

— Что ж, они, вероятно, тоже уцелеют.

— А почему бы нет? — сказал я, всматриваясь в противоположный берег, где уже не видно было повозок.

— А что они будут делать, если обстрел? Мне и то велели уходить, как начался обстрел.

— Вы оставили голубятню открытой? — спросил я.

— Тогда они улетят.

— Да, правда, они улетят. А вот остальные. Нет, лучше не думать, — сказал он.

— Если вы уже отдохнули, уходите, — настаивал я. — Встаньте и попробуйте идти.

— Благодарю вас, — сказал он, поднялся на ноги, покачнулся и снова сел в пыль.

— Я смотрел за животными, — повторил он тупо, уже не обращаясь ко мне, — я только смотрел за животными.

Помочь ему было нечем. Был первый день пасхи, и фашисты подступали к Эбро. День был серый, пасмурный, и низкая облачность не позволяла подняться их самолетам. Это, да еще то, что кошки сами могут о себе позаботиться, — вот все, в чем напоследок повезло старику.

Эрнст Хемингуэй
Старик на мосту

(Ernst Hemingway
Old Man at the Bridge)

Старик в очках со стальными ободками и очень грязных одеждах сидел на обочине дороги. Это был понтонный мост через реку и его пересекали телеги, тележки носильщика вверх , и мужчины, женщины и дети. Телеги, которые тащили мулы, пошатывались по крутому берегу вверх от моста с солдатами, помогающими толкать спицы колес. Телеги скрежетали вверх и прочь ото всего этого, и крестьяне брели, лодыжками глубоко в пыли. Но старик сидел здесь без движения. Он был слишком уставшим, чтобы идти куда-нибудь дальше.
Это был мой бизнес пересекать мост, исследовать предмостное укрепление по ту сторону и выяснить, какую точку достиг противник. Я делал это и возвращался на мост. Теперь было не так много телег и очень немного людей в движении, но старик еще сидел там.
"Откуда вы пришли?", - спросил я его.
"Из Сан Карлоса (San Carlos), - сказал он и улыбнулся.
Это бы его родной город, и поэтому это доставляло ему удовольствие упоминуть его, и он улыбался.
"Я заботился о животных", - объяснил он.
"О", - сказал я, не вполне понимая.
"Да", - сказал он. "Я оставался, вы видите, заботиться о животных. Я был последним, кто покинул город Сан Карлос (San Carlos)".
Он не выглядел как stepherd или пастух и я посмотрел на его грязные одежды и его грязное лицо и его очки со стальным ободком и сказал: "Какие там были животные?"
"Разные животные", - сказал он и покачал головой. "Я должен был оставить их".
Я смотрел на мост и Африканского вида местность Этро Делта (Ebro Delta) и думал, какой долгой теперь она была бы перед тем, как мы могли бы увидеть врага, и слушая все время первые шумы, которые будут подавать сигнал о том, что таинственное событие устанавливает контакт, и старик будет сидеть здесь.
"Какие животные там были?", - спросил я.
"Там было трое животных вместе", - объяснил я. "Два козла и кошка, и потом было еще две пары голубей".
"И вам пришлось их оставить?", - спросил я.
"Да. Из-за артиллерии. Капитан сказал мне идти из-за артиллерии".
"И вы не имеете семьи?", - спросил я, наблюдая за дальним концом моста, где несколько последних телег торопились вниз по откосу берега.
"Нет", - сказал он, - "только животные, я сказал. С кошкой, конечно, будет все в порядке. Кошка может быть сама о себе заботиться (look out for itself), но я не могу думать, что будет с остальными".
"Какую политику (принципы) вы имеете (What politics have you?)", - спросил я.
"Я без политики", - сказал он. "Мне семьдесят шесть лет. Я прошел двадцать километров сейчас и я думаю, сейчас я не могу идти дальше."
"Это хорошее место для остановки", - сказал я. "Если вы можете сделать ее, есть тележки носильщиков наверху на дороге, где она разветвляется на Tortosa".
"Я немного пожожду", - сказал он, "и потом пойду. Где ходят тележки?"
"На Барселону (Toward Barcelona)", - сказал я ему.
"Я не знаю никого в этом направлении", - сказал он, - "но большое вам спасибо. Спасибо большое еще раз".
Он посмотрел на меня бессмысленно и утомленно, потом сказал, не разделяя свое беспокойство с кем-либо, "С кошкой будет все в порядке, я уверен. Нет необходимости быть неспокойным по поводу кошки. Но остальные. Теперь что вы думаете об остальных?"
"Почему они, возможно, тоже успешно пройдут через это".
"Вы так думаете?"
"Почему нет", - сказал я, наблюдая за берегом реки, где сейчас не было телег.
"Но что они будут делать под артиллерией, когда мне сказали уйти из-за артиллерии?"
"Вы оставили клетку с голубями незапертой?", - спросил я.
"Да".
"Тогда они улетят".
"Да, они, определенно, улетят. Но остальные. Лучше не думать об остальных.", - сказал он.
"Если вы отдохнули, я пойду", - настаивал я. "Вставайте и попробуйте теперь пойти пешком".
"Спасибо вам", - ответил он и встал на ноги, покачиваясь из стороны в сторону и затем сел обратно в пыль.
"Я заботился о животных", - сказал он вяло, но больше нет (but no longer to me). "Я только заботился о животных".
"Нечего было делать по поводу него (There was nothing to do about him). Было пасхальное воскресенье (Easter Sundy), и Фашисты прорывались к Эбро (Ebro). Был серый, покрытый облаками день с низкими потолком, так, что их самолеты не летали. Этот и тот факт, что кошки знают, как заботиться самим о себе, был всей той хорошей удачей, которую мог когда-либо иметь старик.

----------------
Телеграфирован по подводному кабелю, Мадрид, апрель 1938
Cabled from Barcelona, April of 1938

Читайте также: