Паустовский пустынная таврида кратко
Обновлено: 04.07.2024
Повесть о жизни
НЕСКОЛЬКО ОТРЫВОЧНЫХ МЫСЛЕЙ
Обычно писатель знает себя лучше, чем критики и литературоведы. Вот почему я согласился на предложение издательства написать краткое предисловие к своему Собранию сочинений[1].
Но, с другой стороны, возможность говорить о себе у писателя ограниченна. Он связан многими трудностями, в первую очередь – неловкость давать оценку собственным книгам.
Родился я в Москве 31 мая 1892 года в Гранатном переулке, в семье железнодорожного статистика.
Отец мой происходит из запорожских казаков, переселившихся после разгрома Сечи на берега реки Рось, около Белой Церкви. Там жили мой дед – бывший николаевский солдат – и бабка-турчанка.
Несмотря на профессию статистика, требующую трезвого взгляда на вещи, отец был неисправимым мечтателем и протестантом. Из-за этих своих качеств он не засиживался подолгу на одном месте. После Москвы служил в Вильно, Пскове и, наконец, осел, более или менее прочно, в Киеве.
Моя мать – дочь служащего на сахарном заводе – была женщиной властной и суровой.
Семья наша была большая и разнообразная, склонная к занятиям искусством. В семье много пели, играли на рояле, спорили, благоговейно любили театр.
Учился я в 1-й киевской классической гимназии.
Когда я был в шестом классе, семья наша распалась. С тех пор я сам должен был зарабатывать себе на жизнь и учение. Перебивался я довольно тяжелым трудом – так называемым репетиторством.
После окончания гимназии я два года пробыл в Киевском университете, а затем перевелся в Московский университет и переехал в Москву.
В начале мировой войны я работал вожатым и кондуктором на московском трамвае, потом – санитаром на тыловом и полевом санитарных поездах.
Осенью 1915 года я перешел с поезда в полевой санитарный отряд и прошел с ним длинный путь отступления от Люблина в Польше до городка Несвижа в Белоруссии.
В отряде из попавшегося мне обрывка газеты я узнал, что в один и тот же день убиты на разных фронтах оба мои брата. Я вернулся к матери – она в то время жила в Москве, но долго высидеть на месте не смог и снова начал свою скитальческую жизнь: уехал в Екатеринослав и работал там на металлургическом заводе Брянского общества, потом переехал в Юзовку на Новороссийский завод, а оттуда в Таганрог на котельный завод Нев-Вильдэ. Осенью 1916 года ушел с котельного завода в рыбачью артель на Азовском море.
Потом переехал в Москву, где меня застала Февральская революция, и начал работать журналистом.
Мое становление человека и писателя происходило при Советской власти и определило весь мой дальнейший жизненный путь.
В Москве я пережил Октябрьскую революцию, стал свидетелем многих событий 1917—1919 годов, несколько раз слышал Ленина и жил напряженной жизнью газетных редакций.
В 1923 году вернулся в Москву, где несколько лет проработал редактором РОСТА. В то время я уже начал печататься.
Ездил я по-прежнему много, даже больше, чем раньше. За годы своей писательской жизни я был на Кольском полуострове, жил в Мещёре, изъездил Кавказ и Украину, Волгу, Каму, Дон, Днепр, Оку и Десну, Ладожское и Онежское озера, был в Средней Азии, в Крыму, на Алтае, в Сибири, на чудесном нашем северо-западе – в Пскове, Новгороде, Витебске, в пушкинском Михайловском.
Во время Великой Отечественной войны я работал военным корреспондентом на Южном фронте и тоже изъездил множество мест. После окончания войны я опять много путешествовал. В течение 50-х и в начале 60-х годов я посетил Чехословакию, жил в Болгарии в совершенно сказочных рыбачьих городках Несебре (Мессемерия) и Созополе, объехал Польшу от Кракова до Гданьска, плавал вокруг Европы, побывал в Стамбуле, Афинах, Роттердаме, Стокгольме, в Италии (Рим, Турин, Милан, Неаполь, Итальянские Альпы), повидал Францию, в частности Прованс, Англию, где был в Оксфорде и шекспировском Страдфорде. В 1965 году из-за своей упорной астмы я довольно долго прожил на острове Капри – огромной скале, сплошь заросшей душистыми травами, смолистой средиземноморской сосной – пинией и водопадами (вернее, цветопадами) алой тропической бугенвилии, – на Капри, погруженном в теплую и прозрачную воду Средиземного моря.
Написал я за свою жизнь немало, но меня не покидает ощущение, что мне нужно сделать еще очень много и что глубоко постигать некоторые стороны и явления жизни и говорить о них писатель научается только в зрелом возрасте.
В юности я пережил увлечение экзотикой.
Желание необыкновенного преследовало меня с детства.
В скучной киевской квартире, где прошло это детство, вокруг меня постоянно шумел ветер необычайного. Я вызывал его силой собственного мальчишеского воображения.
Ветер этот приносил запах тисовых лесов, пену атлантического прибоя, раскаты тропической грозы, звон эоловой арфы.
Но пестрый мир экзотики существовал только в моей фантазии. Я никогда не видел ни темных тисовых лесов (за исключением нескольких тисовых деревьев в Никитском ботаническом саду), ни Атлантического океана, ни тропиков и ни разу не слышал эоловой арфы. Я даже не знал, как она выглядит. Гораздо позже из записок путешественника Миклухо-Маклая я узнал об этом. Маклай построил из бамбуковых стволов эолову арфу около своей хижины на Новой Гвинее. Ветер свирепо завывал в полых стволах бамбука, отпугивал суеверных туземцев, и они не мешали Маклаю работать.
Моей любимой наукой в гимназии была география. Она бесстрастно подтверждала, что на земле есть необыкновенные страны. Я знал, что тогдашняя наша скудная и неустроенная жизнь не даст мне возможности увидеть их. Моя мечта была явно несбыточна. Но от этого она не умирала.
Июль 17th, 2017 admin
Эта древняя земля помнила греков и русских, помнила апостола Андрея Первозванного, великого князя Владимира, адмирала Ушакова, помнила мастеров русской словесности Александра Пушкина, Льва Толстого, Чехова, Куприна, Короленко, Вересаева, Бунина, Шмелёва, Цветаеву, Горького, Грина, Волошина…
Этот писатель-романтик оказал сильное влияние на формирование духовного мира молодого Паустовского. Именно ему Нина Николаевна с полным доверием передала все архивы мужа.
Дом творчества писателей имени А.П. Чехова в Ялте – одно из любимых мест Паустовского в Крыму. В 1935 – 1936 годах, а затем после Великой Отечественной Константин Георгиевич был здесь частым гостем.
Да и сам этот рассказ Константина Георгиевича – как стихотворение в прозе:
Тогда, в 1947 году, писатель ещё только начинал работать над своим масштабным, как бы сейчас сказали, проектом. И любимая им Крымская земля стала живым свидетелем и участником этого великого труда, который был номинирован даже на Нобелевскую премию.
Премию тогда вручили Шолохову, но в 1963 году Паустовский был признан самым читаемым и почитаемым писателем в Советском Союзе, то есть, по сути – живым классиком.
Автор: Константин Георгиевич Паустовский
Катерина Петровна была умной, образованной, разбиралась в искусстве. Однако в Заборье для нее совсем не нашлось приятелей, с которыми, могла она обсудить живопись, вспомнить свою беззаботную молодость в Петербурге, путешествие в Париж.
Также к Катерине Петровне, периодически захаживал сторож пожарного сарая, мужчина по имени Тихон. Он помнил, как отец Катерины Петровны приехал из Петербурга, строил дом, заводил усадьбу. Тихону на тот момент было еще совсем мало лет, но уважение к художнику сохранил. Он тоже помогал хозяйке дома: поддерживал сад в надлежащем состоянии и топил печь.
У Катерины Петровны была единственная дочка, Настя. Трудилась в Ленинграде и строила карьеру. В течение трех последних лет она не была в Заборье. Мать постоянно думала о том, как обстоят дела у ее дочки, но письма почти не писала – она боялась показаться навязчивой, осознавая, что Настя взрослая, самостоятельная девушка – ей некогда переписываться со старухой.
У Насти действительно было немало работы. Она работала секретарем в союзе художников, и не могла выкроить время, чтобы написать матери. Только оформляла для нее перевод на двести рублей.
Работник почты один раз в пару месяцев доставлял на дом Катерине Петровне деньги от дочери. Когда женщина оставалась одна, читала текст, напечатанный на переводе с деньгами, и фраза всегда повторялась: Настя уверяла маму в том, что очень озабочена делами и совершенно не может приехать, даже письмо написать некогда. Потом Катерина Петровна перебирала деньги в руках и в тот момент ей казалось, что они пахнут духами ее дочери.
Поздней осенью, ночью, к Катерине Петровне в калитку со стороны сада кто-то настойчиво постучал. Старушка долго копошилась и первый раз в этом году решила выйти из дома. Пока она шла, осторожно ступая, у калитки спросила, есть ли кто-нибудь снаружи, но в ответ была тишина. Она решила, что ей послышалось и старушка потихоньку побрела обратно.
Все это встревожило Катерину Петровну, она предчувствовала скорую смерть. В ту же ночь написала Насте письмо, в котором попросила дочку навестить ее в последний раз: старушка боялась, что умрет и не успеет встретиться с дочкой.
Настя тем временем организовывала выставки. Вот и сейчас ей надо было навестить скульптора Тимофеева, узнать о состоянии его рабочего помещения. Перед началом рабочего дня девушке пришло письмо от матери. Времени на прочтение совершенно не было, и Настя убрала его, чтобы распечатать вечером. Письма от мамы вызывали у нее одновременно чувство спокойствия – раз мать пишет, значит жива, и необъяснимой гнетущей тревоги.
Весь день девушка провела у скульптора, общаясь с ним о состоянии помещения, его работах и других мастерах. Одной из скульптур, которую Тимофеев продемонстрировал Насте, был бюст Гоголя. Взгляд у скульптуры был такой проницательный, что девушка будто ощутила его укор за непрочитанное письмо.
Настя добилась согласия на выставку Тимофеева и следующие несколько недель была намерена организовать её. Вечером, добравшись до дома, Настя прочитала письмо матери. Девушка подумала, что сейчас у нее нет ни дня свободного времени и ей совсем не хочется толкаться в поезде, видеть слезы матери и засохший сад, поэтому она убрала письмо в ящик и отложила встречу с матерью, как всегда, на потом.
Настя занималась выставкой Тимофеева и была полностью поглощена этим делом, потратив целых пол месяца. На мероприятии Насте доставила телеграмму молодая курьерша. Девушка прочла ее, она состояла всего из трех слов: “Катя помирает. Тихон.”
Настя долго прокручивала в голове слова из письма матери и приняла решение ехать на вокзал. Она с трудом достала в кассе билеты и села на поезд.
В это время Тихон отправился в почтовое отделение. Он попросил у почтальона телеграфный бланк и написал на нем несколько слов, постаравшись, чтобы все выглядело так, будто это Настя писала для мамы.
В следующий день были похороны, на которые пришли местные старухи и дети. Настя добралась до Заборья через пару дней после того, как состоялись похороны. Она увидела только свежую могилу матери на кладбище и опустевший дом. Настя осталось в комнате Катерины Петровны и прорыдала до рассвета, а утром поспешила покинуть Заборье, надеясь никого не встретить и не слушать вопросы. Настя осознавала, что помимо мамы, никто не сможет освободить ее от этого тяжкого груза.
Книга о жизни
Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Сергей Есенин
НЕСКОЛЬКО СЛОВ
Недавно я перелистывал собрание сочинений Томаса Манна и в одной из его статей о писательском труде прочел такие слова:
Эти слова следовало бы поставить эпиграфом к большинству автобиографических книг.
Писатель, выражая себя, тем самым выражает и свою эпоху. Это — простой и неопровержимый закон.
В книге помещено шесть автобиографических повестей:
Для всех книг, в особенности для книг автобиографических, есть одно святое правило — их следует писать только до тех пор, пока автор может говорить правду.
По существу творчество каждого писателя есть вместе с тем и его автобиография, в той или иной мере преображенная воображением. Так бывает почти всегда.
Я хочу закончить это маленькое введение одной мыслью, которая давно не дает мне покоя.
Кроме подлинной своей биографии, где все послушно действительности, я хочу написать и вторую свою автобиографию, которую можно назвать вымышленной. В этой вымышленной автобиографии я бы изобразил свою жизнь среди тех удивительных событий и людей, о которых я постоянно и безуспешно мечтал.
Эта древняя земля помнила греков и русских, помнила апостола Андрея Первозванного, великого князя Владимира, адмирала Ушакова, помнила мастеров русской словесности Пушкина, Льва Толстого, Чехова, Куприна, Короленко, Вересаева, Бунина, Шмелёва, Цветаеву, Горького, Грина, Волошина…
Этот писатель-романтик оказал сильное влияние на формирование духовного мира молодого Паустовского. Именно ему Нина Николаевна с полным доверием передала все архивы мужа.
Дом творчества писателей имени А.П. Чехова в Ялте – одно из любимых мест Паустовского в Крыму. В 1935 – 1936 годах, а затем после Великой Отечественной Константин Георгиевич здесь – частый гость.
Да и сам этот рассказ Константина Георгиевича – как стихотворение в прозе:
Его суть — зоркость и выдумка. Но выдумка реалистична. Огромное знание и на этой основе выдумка.
— Вот я поймал ту секунду, когда к правде прибавляется выдумка.
— Такая секунда бывает и у Паустовского.
— Да, бывает. — Помолчав. — И если уж сорвёшься, то не остановишься.
… Индюк — одно из выражений Паустовского. Это о тех, кто чванливы и глупы, как индюки.
— Константин Георгиевич, какое качество в человеке вы больше всего цените?
— То же о писателе?
— Верность себе и дерзость.
— Какое качество находите самым отвратительным?
— Подлость. Торговля своим талантом.
— Какой недостаток считаете простительным?
— Напутствие-афоризм молодому писателю?
Тогда, в 1947-м, писатель ещё только начинал работать над своим масштабным, как бы сейчас сказали, проектом. И любимая им Крымская земля стала живым свидетелем и участником этого великого труда, который был номинирован даже на Нобелевскую премию.
Премию тогда вручили Шолохову, но в 1963-м Паустовский был признан самым читаемым и почитаемым писателем в Советском Союзе, то есть, по сути – живым классиком.
Революционные события застали москвича, начинающего журналиста Костю Паустовского в Первопрестольной.
Паустовский искренне объясняет, почему остался в стране, раздираемой Гражданской войной, он:
Эта древняя земля помнила греков и русских, помнила апостола Андрея Первозванного, великого князя Владимира, адмирала Ушакова, помнила мастеров русской словесности Пушкина, Льва Толстого, Чехова, Куприна, Короленко, Вересаева, Бунина, Шмелёва, Цветаеву, Горького, Грина, Волошина.
«. После Ялты с её пышной набережной Алушта показалась мне скучной. Мы поселились на окраине, за Стахеевской набережной.
«. В Крыму Миронов жил около Алушты в пустынной даче на берегу.
. Во время Первой мировой, в 1916-м Паустовскому второй раз довелось побывать в Крыму. Он посещает Бахчисарайский дворец, осматривает Чатыр - Даг, Чуфут-Кале.
Основной мотив этого романа - судьба художника, который стремится преодолеть одиночество, - впоследствии встречался во многих произведениях Константина Георгиевича.
О Севастополе, куда он хотел даже переехать и поработать сторожем в Херсонесе, Константин Георгиевич написал и произнёс великое множество возвышенных и вдохновенных слов.
На несколько лет тихим пристанищем Паустовского стал Старый Крым, где в 2005году открыт музей писателя.
В нынешнем, юбилейном году в Доме-музее Паустовского, как и по всему Крыму (да и по всей России широко празднуется эта дата!), проводится и много других интересных встреч, мероприятий.
. В Старый Крым его привело в 1934 году (впервые!) желание поклониться могиле Александра Грина, увидеть его домик, помочь вдове писателя Нине Николаевне.
Они много лет переписывалась. Вот отрывок одного из писем Константина Георгиевича к Нине Николаевне:
Этот писатель-романтик оказал сильное влияние на формирование духовного мира молодого Паустовского. Именно ему Нина Николаевна с полным доверием передала все архивы мужа.
Однако Н.Н.Грин придерживалась несколько иного мнения. Гарт, по её словам, - это синтез фигур Грина и Паустовского.
Более продолжительным было пребывание Константина Георгиевича в Старом Крыму в 1938 году. Здесь он провёл май-июль. Тогда, в мае 1938 года, он писал:
Однако в 1956 году, усилиями Константина Паустовского и Юрия Олеши, романтик был возвращён в литературу, и сразу его произведения стали издаваться миллионными тиражами, переводиться, с огромной скоростью распространяясь в мире.
Вспоминаются широко известные слова Константина Георгиевича:
Дом творчества писателей имени А.П.Чехова в Ялте - одно из любимых мест Паустовского в Крыму. В 1935 - 1936 годах, а затем после Великой Отечественной Константин Георгиевич здесь частый гость.
Да и сам этот рассказ Константина Георгиевича как стихотворение в прозе:
В 1939 году, находясь в Ялте, писатель записал в дневнике:
Какой же нелицеприятной была бы его реакция ныне!
А вот что вспоминает о ялтинских встречах с Паустовским Александр Бек:
<. >Его суть - зоркость и выдумка. Но выдумка реалистична. Огромное знание и на этой основе выдумка.
- Вот я поймал ту секунду, когда к правде прибавляется выдумка.
- Такая секунда бывает и у Паустовского.
- Да, бывает. - Помолчав. - И если уж сорвёшься, то не остановишься.
. Индюк - одно из выражений Паустовского. Это о тех, кто чванливы и глупы, как индюки.
- Константин Георгиевич, какое качество в человеке вы больше всего цените?
- То же о писателе?
- Верность себе и дерзость.
- Какое качество находите самым отвратительным?
- Подлость. Торговля своим талантом.
- Какой недостаток считаете простительным?
- Напутствие-афоризм молодому писателю?
«. Пошлость обладает могучим свойством проникать под самые крепкие черепные коробки и разрастаться в ядовитые лишаи. Чем дальше, тем больше пошлость затопляет землю мутными волнами.
Пошлость - удел недалёких и самодовольных людей.
На Капри я встретился с явлением, которое было не только пошлостью, но и оскорблением всему расстилавшемуся вокруг прекраснейшему миру. Дело тоже было в названии. Но в каком!
<. >Остров пересекала с востока на запад - от гавани Марина-Гранде до гавани Марина-Пиккола - выбитая в скалах дорога.
Паустовский, который не раз смотрел смерти в лицо, стал свидетелем двух революций 1917 года, участвовал в трёх войнах - Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной (был военным корреспондентом!), смело и открыто заявляет в конце рассказа о своей гуманистической позиции. Он предлагает спутникам, итальянцам и русским, которые тоже в ужасе от названия, вместо имени немца-убийцы дать дороге другое название - имя немца-поэта:
В 1947 году Паустовский неожиданно получил письмо из Парижа:
Тогда, в 1947-м, писатель ещё только начинал работать над своим масштабным, как бы сейчас сказали, проектом. И любимая им Крымская земля стала живым свидетелем и участником этого великого труда, который был номинирован даже на Нобелевскую премию.
Премию тогда вручили Шолохову, но в 1963-м Паустовский был признан самым читаемым и почитаемым писателем в Советском Союзе, то есть по сути - живым классиком.
Сегодня, в эпоху подмен, расчеловечивания человека в человеке литературу и искусство атакует постодернизм.
А терроризм пытается окончательно взорвать хрупкий мир на планете и развязать Третью, а скорее уже Четвёртую мировую.
Николай Головкин
Читайте также: