Отмена смертной казни при елизавете петровне кратко

Обновлено: 02.07.2024

Слово императрицы

По многочисленным свидетельствам современников, императрица Елизавета отличалась на редкость мягким характером. Когда в ночь на 25 ноября 1741 года дочь Петра I приехала в гвардейские казармы поднимать солдат-преображенцев на мятеж против малолетнего императора Иоанна VI, она пообещала, что это — последнее событие государственного масштаба, которое будет носить насильственный характер. Будущая императрица приняла решение никого не казнить, пока она носит корону, и выполнила своё обещание.

За 20 лет правления Елизавета Петровна не подписала ни одного смертного приговора. Даже своих врагов, графа Остермана и фельдмаршала Миниха, уже приговорённых к смерти, она помиловала, приказав возвести на эшафот и прямо там объявить, что казнь заменяется ссылкой. Милосердие новой правительницы удивило её современников. Ведь в памяти ещё были свежи суровые нравы времён Анны Иоанновны, при которой палачи никогда не оставались без дела.

Решение императрицы, отражённое в докладе от 9 апреля (29 марта) 1753 года, было подтверждено сенатским указом 29 июня 1753 года — документ вводил альтернативный механизм наказаний для осуждённых на смерть преступников. Благодаря этим двум законодательным актам в России появилась правовая основа для отмены смертной казни, что создало своего рода мировой прецедент: в Европе (и уж тем более в Азии) ежегодно в исполнение приводились сотни смертных приговоров.

Между тем указы императрицы не отменяли смертную казнь полностью, они лишь вводили мораторий на исполнение таких приговоров. Поэтому впоследствии смертная казнь вернулась в правовое поле. Однако благодаря инициативе Елизаветы Петровны со второй половины XVIII века и в течение всего века XIX смертная казнь в Российской империи была делом настолько неординарным, что применялась лишь к самым закоренелым преступникам.

Между плахой и ссылкой

Утро стрелецкой казни (1881)

Высшая мера: сможет ли цивилизация отказаться от смертной казни

Во вторник во всем мире отмечается День борьбы со смертной казнью. В России с 1996 года смертные приговоры не приводятся в исполнение.

Из-за того что в российском законодательстве отсутствовало описание политической казни, выполнять этот указ было затруднительно. Елизавета приказала сенату дать точное описание этому понятию, что было выполнено только спустя 9 лет. Так, политической казнью именовалось наказание, имитирующее смертную казнь, когда преступника приводили к плахе или виселице, но, вместо того чтобы лишить его головы, ему вырезали ноздри, били кнутом или отправляли в вечную ссылку.

Однако и это — якобы более гуманное наказание — Елизавета велела отменить. Сенаторы обращались к императрице с просьбой сохранить политическую казнь, объясняя, что если преступников сурово не наказывать, то порядка в государстве не будет. Но императрица была непреклонна.

Две казни Екатерины II

Екатерина II всячески стремилась создать имидж хранительницы лучших традиций русской государственности. Поэтому указы Елизаветы Петровны она оставила в силе. Однако те, кто обвинялся в государственных преступлениях, всё-таки могли быть казнены. Подпоручика Василия Мировича, организовавшего заговор с целью реставрации отстранённого от власти императора Иоанна VI, судили и обезглавили в 1764 году. На этом же основании в 1775 году был казнён предводитель восставших казаков Емельян Пугачёв.

И за всё долгое время правления Екатерины случаев применения высшей меры наказания больше не было. Императрица всегда заменяла уже назначенную судом казнь иными видами наказания. Даже Пугачёва, приговорённого сенатом к четвертованию, она приказала не подвергать мучениям и вначале отрубить голову, а лишь затем четвертовать.

Казнь в порядке исключения

В XIX столетии смертная казнь вернулась в российское законодательство, но такие приговоры по-прежнему редко приводили в исполнение — по сравнению с Европой. Так, за 24 года правления императора Александра I было казнено всего 24 человека.

Николай I, находившийся на троне три десятилетия, утвердил смертный приговор лишь для 40 человек, пятеро из которых были государственными преступниками, организаторами и участниками восстания декабристов 1825 года.

Когда к высшей мере наказания приговорили вольнодумцев-петрашевцев, строивших планы по распространению в стране революционных идей, Николай I заменил это решение довольно мягким наказанием. Милость императора так впечатлила будущего писателя Фёдора Достоевского, что он разочаровался в революционной идеологии и впоследствии стал одним из столпов русской консервативной мысли.

От Александра II до наших дней


Век воли не видать: выйдут ли на свободу в 2017 году осуждённые на пожизненный срок

По данным ФСИН, в этом году на условно-досрочное освобождение могут претендовать 200 арестантов, которые отбывают пожизненное.

Во время красного террора и в годы Гражданской войны казни широко применялись во внесудебном порядке. В 1922 году был принят Уголовный кодекс РСФСР, предусматривающий смертную казнь как высшую меру наказания.

В 20—30-е годы ХХ века список преступлений, за которые полагалась высшая мера наказания, постоянно расширялся. В 1935 году была введена правовая норма, от которой ещё в XIX веке отказались в большинстве стран, — казнь несовершеннолетних. Во время Великой Отечественной войны смертные приговоры широко применялись как мера воздействия на коллаборационистов — их казнили через повешение.

В 1947 году смертная казнь была отменена. Однако уже через три года — на волне судебных процессов в последние годы сталинской власти — эту меру наказания восстановили. После этого она применялась вплоть до распада СССР, но такого широкого использования уже не было.

Более 700 заключённых, строгий распорядок дня и призрачный шанс на освобождение — так обстоят дела в самой строгой колонии России под.

Конституция РФ, принятая в 1993 году, предусматривает смертную казнь в качестве исключительной меры наказания за ряд особо тяжких преступлений. Основной закон устанавливает норму, согласно которой вынесение смертного приговора возможно лишь при рассмотрении дела судом присяжных.

Однако в первой половине 1990-х высшая мера наказания стала использоваться относительно редко: при рассмотрении прошений о помиловании её всё чаще заменяли на пожизненное заключение. Следующим шагом в этом направлении стал указ президента РФ Бориса Ельцина от 16 мая 1996 года о поэтапном сокращении казней. 16 апреля 1997 года Россия подписала Протокол №6 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод относительно отмены смертной казни. С этого момента в РФ действует мораторий на высшую меру.

За 20 лет правления императрицы Елизаветы Петровны, с 1741 по 1761 год, не было совершено ни одной смертной казни. Французский литератор и дипломат Жозеф де Местр назвал "упразднение" смертной казни при Елизавете Петровне "ложным человеколюбием и признаком неполноценности нации". А итальянский философ Чезаре Беккариа был вдохновлен "знаменитым примером императрицы Московии" и через три года после ее кончины опубликовал свой трактат "О преступлениях и наказаниях".


Указ, которым приостанавливалось исполнение экзекуций по делам колодников, приговоренных к смертной казни, политической смерти, а в отдельных случаях и к вечной ссылке, был опубликован 7 мая 1744 года. Канцеляриям следовало высылать в Сенат описания их дел и ждать дальнейших распоряжений.

С одной стороны, приказывалось "экзекуции не чинить", но с другой — количество смертных приговоров никак не регламентировалось, и они неизменно выносились на основании существующего законодательства. О моратории вообще мало кто был осведомлен даже в среде высшего сословия. Указ был составлен собственноручно императрицей — в качестве заключения по поводу представленного ей доклада Сената, на тех же листах. Подлинник немедленно скрыли в секретной экспедиции, а в публичную экспедицию поступила копия, содержащая лишь высочайшее распоряжение без замедления высылать экстракты дел колодников, приговоренных к высшей мере наказания. Именно эта копия без какого-либо упоминания о существовании спрятанного указа и была направлена в коллегии, канцелярии, губернии и провинции.

Однако престол ревностно относился к принятому закону, действовал на опережение и после присоединения новых земель немедленно направлял туда указы о приостановке или отмене смертной казни. Мораторий относился даже к осужденным по делам Тайной канцелярии и военным преступникам. Менее чем за десять лет с момента издания указа в Сенате скопилось 279 приговоров к смертной казни и еще 3579 дел, связанных с убийствами, воровством и разбоями, были в производстве и ожидали конфирмации императрицы.

Не меньшие проблемы, правда, терминологического плана, возникли и при реализации второй части указа 1744 года — "о неисполнении приговоров к смертной казни и политической смерти". Если суть "натуральной смерти" была более или менее ясна и в Петербурге, и в провинциях, то сам термин "политическая смерть" вызвал глубокое недоумение на всех уровнях власти. Елизавета потребовала от Сената вопрос проработать и представить бумагу, где перечислить законы, регламентирующие ритуал политической смерти и четко фиксирующие преступления, за которые полагалось такое наказание.

Развернутое толкование политической смерти было дано лишь в 1753 году: "Сенат рассуждает: политическою смертью должно именовать то, ежели кто положен будет на плаху или возведен будет на виселицу, а потом наказан будет кнутом с вырезанием ноздрей или хотя и без всякого наказания, только вечной ссылкой". Кажущаяся противоречивость данной трактовки заключалась в том, что приговоры к политической смерти оставались без приведения в исполнение, а кнут, вырезание ноздрей и ссылка за "воровство и разбои" применялись повсеместно без каких-либо докладов в Сенат и политической смертью не считались. Таким образом, под ту или иную форму высочайшего запрета попадала не только смертная казнь, но и ее инсценировка, практически приравненная мораторием к смертной экзекуции по тяжести наказания.

Если вопрос о политической смерти был для сенаторов и императрицы все же вопросом терминологии и судебной теории, то собственно приостановка смертной казни оказалась и общей, мировоззренческой проблемой.

Вынутые из петель тела повешенных и прибитые тут же жестяные листы с перечислением их преступлений в назидание прочим до Елизаветы были обычной картиной социального пейзажа России.

Сенаторы пытались урезонить монархиню и выдвинули сразу несколько аргументов против моратория на смертную казнь. Во-первых, они полагали, что число оставленных в живых воров, разбойников, убийц и фальшивомонетчиков будет неуклонно расти. Казалось, волна бунтов и разбоев накроет страну, если не поселить в сознании подданных "потомственный страх", о котором во время подавления башкирского восстания писал генерал-лейтенант князь Василий Урусов. Во-вторых, сами эти подданные, видя безнаказанность, будут склонны к злодействам, а войска — к непослушанию. В-третьих, пагубное милосердие шло вразрез с традицией русского законодательства и особенно со строгими государственными установлениями родителя государыни, "блаженного и вечно достойного памяти Петра Великого", который "смертные вины" карал жестокими казнями. Сановники робко предложили представлять на высочайшее рассмотрение только дела осужденных на смертную казнь, а политическую смерть вершить, как прежде, на уровне губерний и провинций. Императрица ответила одним распоряжением — "политическую смерть не вершить".

Но мнение правящей элиты в самодержавной России с легкостью игнорировалось, мораторий на смертную казнь и политическую смерть был установлен и неукоснительно исполнялся. Но противоречия, скрытые за верноподданической стилистикой сенатских докладов, отчетливо проявились при составлении так и не завершенного текста нового уложения.

В августе 1754 года по представлению приближенного императрицы графа Петра Шувалова за "сочинение ясных и понятных законов" засела специально созданная при Сенате комиссия. "Законотолкователи и законоискусники" получили в помощь опытных канцеляристов, а также средства из штатс-конторы на бумагу, чернила, сургуч, дрова и свечи. Им предстояло написать проект уложения в четырех частях — "о суде", "о различных состояниях подданных", "о движимом и недвижимом имении", "о казнях, наказаниях и штрафах". Через год были готовы две, наиболее проработанные с точки зрения комиссии части, "судная" и "криминальная". По всей видимости, воск и перья тратились впустую: в статях обнаруживалось полное забвение всех указов правящей монархини, касающихся смертной казни и политической смерти. После десятилетия фактического моратория на исполнение таких приговоров сфера их действия была расширена, а сама процедура казни стала более жестокой.


За 20 лет правления императрицы Елизаветы Петровны, с 1741 по 1761 год, не было совершено ни одной смертной казни

Фото: Павел Смертин, Коммерсантъ

Ситуация с подготовкой уложения и позицией Елизаветы Петровны выглядит еще более невероятной, если учесть, что перед началом работы комиссии над второй редакцией кабинет-министр Адам Олсуфьев объявил, что "Ее Императорское Величество высочайше повелеть соизволила в оном новосочиняемом уложении за подлежащие вины смертной казни не писать". Последовали указы о выборе в городах дворян и купцов для "слушания новосоставленного уложения". Предметом публичного обсуждения мог стать вопрос не просто о моратории на смертную казнь и политическую смерть, а о принципиальном изменении уголовного права. Сейчас становится ясно, что императрица не уступила бы, и лишь ее кончина прервала невиданное в России противостояние самодержца и политической элиты по поводу гуманизации наказаний за тяжкие преступления.

Вероятно, историк князь Михаил Щербатов был недалек от истины, когда писал о дворцовом перевороте 1741 года: "Она при шествии своем принять всероссийский престол, пред образом Спаса Нерукотворенного обещалась, что если взойдет на прародительский престол, то во все царствование свое повелением ее никто смертной казни предан не будет".

В данном случае, во-первых, налицо очевидные коллизии сознания отдельной личности. В отчаянных жизненных ситуациях человеку свойственно обращаться к Богу и надеяться на чудо, когда, кажется, никто не может помочь и ничто не может спасти. В зависимости от индивидуального опыта, религии, глубины собственных духовных переживаний эти иррациональные "договоренности" со Всевышним могут облекаться в самые неожиданные формулировки. По всей видимости, Елизавета действительно взяла на себя определенные обязательства перед своим Богом — при условии, что он обеспечит удачный гвардейский переворот. Переворот удался, и нужно было платить по счетам.

Курьезы религиозного чувства остались бы сокровенным опытом отдельной личности, если бы этой личностью не была императрица. С одной стороны, византийский обряд венчания на царство придавал особую экзальтацию христианской вере любого русского монарха. С другой, сакральная воля государя, помазанника Божьего, сама по себе воспринималась как непреложная. Именно этими далекими от политического прагматизма, можно сказать, экзистенциальными обстоятельствами объясняется контекст законов о невершении смертной экзекуции и "возведения на виселицу или положения на плаху".

Создается впечатление, что решение императрицы о запрещении приводить в исполнение без высочайшей конфирмации смертную казнь и политическую смерть касалось исключительно ее отношений с ее Богом. Подданным, а тем более злодеям, чьи судьбы непосредственно зависели от этого решения, ничего знать не полагалось. Как такового указа о моратории, снабженного расширенными толкованиями и восхвалением монаршего милосердия, не было. Судьба помилованных колодников, спасение их грешных душ и возможное исправление императрицу совсем не занимали. Все они гибли если не под ударами кнута, то от непосильной каторжной работы.

Рефлексия верующей императрицы в абсолютистской России за 20 лет до выхода в свет знаменитого трактата Чезаре Беккарии с легкостью воплотила мечту философа, о которой Европа еще только начинала рассуждать. Однако Елизавету Петровну и итальянского мыслителя разделяли не два десятилетия, а целая эпоха, и в моратории на смертную казнь в Российской Империи воплотились не просветительские идеалы, а средневековая религиозность, с одной стороны, и уверенность самодержца в том, что государственный закон и его воля едины,— с другой. Приостановка экзекуций за тяжкие преступления не имела теоретических обоснований и вообще никак не была связана с развитием юридического знания того времени. Любые рассуждения об ограничении публичности казни, переносе акцента со зрелищности расправы на торжество справедливости в суде, переходе от наказания тела к предотвращению повторного деяния и прочие идеи, волнующие европейских философов и правоведов, мало занимали императрицу. Логика христианских заповедей напрямую привела ее к хорошо известному вопросу: "И кто меня тут судьей поставил, кому жить, кому не жить?". Решив, что лучшей благодарностью Богу будет отказ от смертной экзекуции, русская императрица самодержавной волей не допустила ни одной казни и даже ее имитации в виде политической смерти, а за несколько месяцев до собственной кончины вообще поставила вопрос о принципиальном изменении уголовного законодательства и, видимо, приведении его в соответствии с ее верой.

Поэтому в России сформировалось два поколения людей, не видевших эшафота. Профессия палача постепенно утрачивалась, как утрачивалось и умение соорудить виселицу, что подтвердили трагические события казни декабристов. У правящей элиты возникала привычка, что смертный приговор существует лишь на бумаге и публичные казни не являются главным условием поддержания порядка в обществе.

Всего за два десятилетия правящая и образованная элита сделалась готова к дискуссии о целесообразности казни, и произошло это не благодаря трактату Беккарии, а в результате внутренней установки императрицы Елизаветы Петровны. Проницательный историк Сергей Соловьев писал: "Народ должен был отвыкнуть от ужасного зрелища смертной казни. Закона, уничтожавшего смертную казнь, не было издано: вероятно, Елизавета боялась увеличить число преступлений, отнявши страх последнего наказания; суды приговаривали к смерти, но приговоры эти не были приводимы в исполнение, и в народное воспитание вводилось великое начало".

Елена Марасинова, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН

Ровно 275 лет назад, 18 (7 по старому стилю) мая 1744 года, императрица Елизавета Петровна подписала указ, согласно которому смертные приговоры впредь выносить на местах запрещалось, а дела нужно было пересылать в столицу для высочайшего рассмотрения. А поскольку в дальнейшем ни один приговор так и не был ею подписан, можно сказать, что в этот день дочь Петра Великого ввела мораторий на смертную казнь, который не только продолжался до конца ее правления, но и стал началом принципиально иной правовой культуры в России.

На миру и казнь красна

При Екатерине I, Петре II и Анне ситуация мало изменилась, хотя считается, что именно эпоха Анны Иоанновны и Бирона отмечена особой жестокостью в наказаниях и массовым их применением.

Двадцать лет без эшафота

(ПСЗРИ. Том 12, стр. 114, документ 8944)

Интересно, что в Полном собрании законов Российской империи этот указ опубликован между двумя указами от 17 мая, что дало основание некоторым исследователям предположить, что и он тоже был подписан не седьмого, а 17-го, но единичка где-то потерялась. Впрочем, на дистанции в 275 лет этот спор выглядит не слишком принципиальным.

Императорский обет

Известно, что Елизавета Петровна, несмотря на несколько легкомысленную репутацию и любовь к развлечениям, была человеком чрезвычайно набожным. Она ежедневно стояла долгие службы и регулярно совершала паломничества в различные древние монастыри — Саввино-Сторожевский, Новоиерусалимский, Киево-Печерский и т.д. Императрица опекала Троице-Сергиев монастырь, при ней ставший лаврой, заложила Андреевскую церковь в Киеве и Смольный монастырь в столице. Видимо, данный при перевороте обет был очень важен для Елизаветы.

Павел Петрович не казнил никого, а за 24 года правления его сына Александра было приведено в действие лишь 24 смертных приговора. Почти все были вынесены военно-полевыми судами в отношении предателей, сотрудничавших с врагом во время войны 1812 года. Начало правления Николая было омрачено восстанием декабристов — открытого вооруженного мятежа против правящего режима. К смерти были приговорены 36 человек, но император утвердил казни только пятерых руководителей восстания, причем четвертование было заменено повешением. Тут-то и выяснилось, что в стране нет профессионалов-палачей, способных грамотно организовать процедуру, — трое осужденных сорвались с петель, и их пришлось вешать повторно. Всего же за 30 лет правления Николая I были казнены 40 человек, а при его сыне и внуке — еще 44, в том числе убийцы Александра II. Лишь при Николае II, особенно после событий 1905–1907 годов, число казней существенно увеличилось. Впрочем, это меркнет на фоне того, что началось после 1917 года.


4 апреля 1753 года российская императрица Елизавета Петровна утвердила доклад, который фактически предусматривал отмену смертной казни в Российской империи.

Количество составов преступления, за которое в России назначалась казнь, увеличивалось и достигло пика в царствование Петра Великого. После этого, при Екатерине I, эта волна пошла на спад, однако в царствование Анны Иоанновны жестокость со стороны государства вновь стала нарастать. При этом во многих случаях она была совершенно бессмысленной.

С восшествием на престол Елизаветы, ситуация стала меняться в гуманную сторону — новая императрица отличалась на редкость мягким характером, о чем свидетельствуют многие современники.

Когда в ночь на 25 ноября 1741 года дочь Петра I приехала в гвардейские казармы поднимать солдат-преображенцев на мятеж против малолетнего императора Иоанна VI, она пообещала, что это — последнее событие государственного масштаба, которое будет носить насильственный характер. Будущая императрица приняла решение никого не казнить, пока она носит корону.

Она выполнила свое обещание — за 20 лет правления Елизавета не подписала ни одного смертного приговора. Даже своих врагов, графа Остермана и фельдмаршала Миниха, уже приговорённых к смерти, она помиловала, приказав возвести на эшафот и прямо там объявить, что казнь заменяется ссылкой. Милосердие новой правительницы удивило её современников. Ведь в памяти ещё были свежи суровые нравы времён Анны Иоанновны, при которой палачи никогда не оставались без дела.

Случаев смертной казни не было с самого начала царствования Елизаветы в 1741 году. Но на законодательном уровне решение императрицы было закреплено с утверждением специального доклада от 4 апреля 1753 года. Впоследствии оно было подтверждено Сенатскими указами от 29 июня 1753 года и от 11 октября 1754 года.

При этом указы императрицы не отменяли смертную казнь полностью, они лишь вводили мораторий на исполнение таких приговоров. Поэтому впоследствии смертная казнь вернулась в правовое поле.

И все же благодаря законодательным актам Елизаветы и ее Сената в России появилась правовая основа для отмены казни, что создало для того времени совершенно невиданный мировой прецедент. В те времена в Европе (и уж тем более в Азии) ежегодно в исполнение приводились сотни смертных приговоров.

Сохранялось такое положение и в царствование Екатерины II, однако отказ от применения смертной казни к общеуголовным преступлениям не исключал её применения в отношении деяний, совершённых против государства. Например, в 1775 году, согласно нормам Уложения 1649 года и Уставов Петра I, смертная казнь была применена к руководителям и участникам восстания Пугачёва.

Читайте также: