О смертности смертных секацкий кратко
Обновлено: 05.07.2024
Преображение Ветхого Адама (часть 2)
Как же, собственно, мы можем опознать человеческое в человеке с помощью зондирования психики в условиях, когда визуальный осмотр ничего не дает? В конце ХХ столетия стало ясно, что хотя телесное и не фигурировало в решающих философских выводах и рассматривалось как второстепенное и подчиненное по отношению к душе, оно, тем не менее, подразумевалось в качестве абсолютно надежного свидетельства. Пограничные проблемы, которыми занимались сначала экзорцизм, а затем и психиатрия[12], вплоть до Фрейда не вызывали общетеоретического интереса — до тех пор, пока та же проблема не обозначилась и на противоположном участке границы, где ее подхватил киберпанк (и научная фантастика в духе Лема и Айзека Азимова обрела статус non-fiction).
Экзорцизм всегда утверждал, что в человеческом теле может размещаться не только человеческий субъект, наука же, как только религия делегировала ей свою регулятивную силу, отреагировала на это, говоря словами Фуко, медикализацией безумия. Но когда футурология в век электронной революции предъявила обоснованные свидетельства того, что человеческий субъект в принципе может размещаться не только в человеческом теле, ситуация изменилась. На повестку дня встала потребность в новых системах слежения и распознавания. И, поскольку философия не подготовила внятных программ для таких систем, опыт экзорцизма и даже симпатической магии вновь обрели неожиданную актуальность.
Впервые за многие столетия экзистенциального торжества христианства утратил безусловную достоверность не единичный факт — поколебалась сама почва фактичности. Ведь определение субъекта как экзистенциальная и психологическая основа удостоверения личности относилась к числу самых важных и наиболее надежных процедур. Поставленная под сомнение презумпция тела опрокидывала вторую посылку аристотелвской силлогистики и первую посылку всей христианской юриспруденции. Вспомним знаменитую фигуру категорического силлогизма, выделенную еще Аристотелем и названную схоластиками основой вывода:
Все люди смертны.
Следовательно, Кай смертен.
Написать на эту тему пост, достойный сообщества, у меня не получается. Поэтому я прилагаю найденные мною по теме немногие ссылки, кое-какие свои размышления, а также хотела бы спросить: может ли кто-то из уважаемых участников сообщества порекомендовать интересные работы по данной проблеме? Спасибо.
Как это нету проблемы нету? Старость есть, раз; стариков становится все больше, потому что люди массово живут дольше – медицина и пр. социальные причины, у стариков свои фишки, в т.ч. и секс. Конечно, я не собираюсь сводить проблему старости к старческому сексу, не совсем еще с дуба рухнула, но и закрывать на нее глаза не желаю, и вам не советую – ни лично, ни общественно.
Итак, как бы мы в нынешней – пока по преимуществу в европейской - цивилизации ни старались не стареть, никуда не денемся: и старость есть, и смерть. Т.е. есть люди, которые отличаются от некоторых массовых канонов, в т.ч. и канонов красоты, которые связаны с молодостью. И с молодыми им не слиться.
Это ж бред какой, чтоб старики вместе с молодежью на дискотеках зажигали! Это же НЕКРАСИВО! Или у нас должны измениться критерии. А мне этого оч. не хочется: не хочу я по телеку видеть целующихся и (или) сношающихся стариков, а на улицах старух с голыми руками-ногами-бюстами. Противно, как и уродов.
Да, многие не виноваты, что они толстые или что у них еще что-то не так с телом (или душой, и это на лице написано), но не может быть эстетического равноправия: надо их учить одеваться, быть незаметными внешне, а, если получится, нравится людям чем-то другим. Но чтобы обвисшее брюхо с пирсингом на людях и танцполах трясти – гадость!
Должна быть мода для стариков, магазины для пожилых, но равнять их под одну гребенку с молодежью нельзя, а тем более умиляться, ах, как сохранились – это оскорбительно для всех. Старческое тело надо научиться элегантно прикрывать. Именно – ключевое слово для старости: элегантность!
Стариков надо воспитывать и учить жизни, а то они у нас как-то разболтались, похуже молодежи. Популярно объяснять им, как прилично себя вести, в том числе и в сексуальном плане.
С сексом в старости получается что-то вроде порнографии наоборот: словесная порнография всяко хуже, чем наглядная, а о нем говорить можно и нужно, но вот показывать – ни в коем случае.
Старость – это, в отличие от гетеросексуальности или гомосексуальности, то, что может случиться с каждым. И в этом смысле – нормальный процесс, который, тем не менее, никогда не станет нормой поведения и каноном красоты для тех, кто не стар. С этим надо как-то жить и радоваться жизни, - как живут некоторые, многие, большинство - которые красивыми никогда не были.
Но… радоваться, не всегда смешиваясь с другими возрастными группами. Одно дело бал, театр, другое – кабачок для старичков, где играют музыку их молодости, а им не стыдно и оторваться, буде такое желание, но вне насмешливых молодых взглядов. Должны быть места, куда не пускают молодежь и куда не пускают стариков, как и те, где поколения тусуются вместе.
Ну, да я против гомогенности культурного и не очень отдыха, я за дискретную перманентность.
Сексуальная грамотность – тоже великое дело, как и стремление к разнообразию в этой сфере, расширение горизонта, что ли, относительно того, что есть секс и твое тело в нем. Ну да, и регулярное пользование игрушками из секс-шопа имею в виду. А то стоит член, нет фригидности – и довольны, а начинаются проблемы с эрекцией – дохнут от виагры. Нет, чтобы приучить себя к миньетам да кунилингусам с детства, ой, сори, с юности, садо-мазо попробовать, научиться пользоваться фаллоиммитаторами, вибраторами всякими, смазки и презервативы при всем при этом не забывать: в старости пригодится и диким не покажется. Диким все это представляется, если в старости начинать – особенно людям без чувства юмора, а у стариков с ним напряженка, что вполне понятно – какой тут юмор, если не стоит.
Особо хотелось бы отметить основополагающую значимость сексуального белья. Ведь старушка в кружевах (накидочке, корсете, панталончиках, чулочках на широкой резиночке, а то и в паричке – и неча тут Пиковую даму вспоминать, для себя стараемся, не на публику!) всяко прикольнее и пристойнее, чем в провисших на коленях трениках или заштопанной ночнушке. И всяко лучше, чем безо всего… Хотя самое замечательное, когда все-таки элегантно-интеллигентно, а сему придется учить не только стариков, но и производителей нижнего белья в первую очередь, а то такой дерибас кругом…
…Ну, жива еще моя старушка, хочется ей – что поделаешь. Не живьем же хоронить.
С людьми среднего возраста тоже регулярно проводить беседы о том, что поезд уже ушел: пора ломать свой характер и с кем-то приятным уживаться, а то скоро останется только платный секс или (и) мастурбация (которой тоже надо учить, чтобы интересно и разнообразно, кстати). Если подобное устраивает, то и замечательно, но большинство-то хочет все-таки чувств. А какие чувства может вызывать стареющий человек у посторонних? Всяко не любовные. В конечном итоге создается ситуация, когда и свое, и чужое несовершенство можно простить только очень близкому человеку.
Вот и должен быть под боком родной – перед которым не стыдно и который аналогично, а самое важное – не скучно. Так что я сторонник семейных ценностей - в старости, ессно.
И еще – задачка для критиков и прочих искусствоведов - научить народ не верить сериалам, в которых старики соблазняют как стариков, так и молодежь вплоть до койки: у человека со средним достатком подобного быть не может.
Думается, всем понятно, что предмет разговора касается большинства наших европейских стариков – не оч. религиозных, не оч. традиционных, не оч. больных, не оч. образованных. Нас, через несколько лет или десятков лет.
Чем старше мы сами и наши поклонники, тем противнее трахаться - все-таки телу присущи определенные стандарты, а чем меньше им соответствие, тем неприятнее. Вот и рождается у вполне себе милой тетеньки– вроде выше описанной моей островной знакомой - несчастное сознание, которое и Другого делает не менее несчастным. Вообще любого, с которым так или иначе соприкасается. С этим надо что-то делать, господа.
…Вот такая общественная программа минимум по обеспечению правильного и достойного старческого секса. Хотя… может, ОНИ и правы частично: проблема есть, но решение у нее не только общественное, но и индивидуальное…
Ни фига я эту тему не проработала, но пообещала себе самой, что до Нового года опубликую - хоть трава не расти! Стыдно мне, смиренно прошу пардону. И подчитала чуть-чуть совсем, о чем прилагаю список, надеясь продолжить эту тему (или другие, смежные) в след. году с вашей помощью, друзья (и недруги):
Про секс в старости:
Про старость вообще:
ЗЫ. По ходу обсуждения у меня возникла весьма конспирологическая мысль, что вполне возможно, общество убивает стариков культом молодости из экономии:
"Убить стариков культом молодости - экономия".
1. Вымогаем из пожилых людей кучу денег на медицину, моду, здоровый образ жизни и прибамбасы к ним. Операции всякие, диеты, спорт, конкурсы красоты и прочий шоу-бизнес(видели конкурсы красоты для стариков? у американцев особенно модно) и т.п..
2. Вводим культ молодости - типа старости нет, кто стареет - чудак на букву м, все на него блюнут.
3. Старики погибают в совревновании с молодыми - от чрезмерного напрягу, виагры и т.п.. В т.ч. и в сексуальном соревновании.
4. Не надо платить пенсии. И всякие страховки.
Секацкий Александр Куприянович доцент кафедры социальной философии и философии истории СПбГУ, кандидат философских наук. Автор более 100 публикаций; кандидатская диссертация "Онтология лжи"; член редколлегии журналов "Ступени" и "Комментарий". Участник международной конференции художников и философов современной Европы (1994) в г. Гамбурге с докладом "Искусство, желания и воля" и в 1998 году в Праге ("Метафизика больших городов") с докладом "Метафизика Петербурга".
Область научных интересов: метафизика лжи, проблема исторического времени, философская шпионология, философия соблазна, история чувственности.
- + - Cмысл вопроса "В чём смысл жизни?"[ недоступно ]
Вопрос, о котором пойдет речь, имеет характер универсального теста; отношение к нему (а отнюдь не ответ) делит потенциальных респондентов на две части своеобразным интеллектуальным барьером: по одну сторону оказываются ответственные мыслители и просто люди обладающие вкусом, которые морщатся, когда им приходится "на полном серьезе" сталкиваться с требованием сказать, в чем же все-таки состоит смысл жизни. Тот факт, что риторический вопрос задается без какого либо издевательства лишь усугубляет досаду и ощущение безнадежности. По другую сторону, соответственно располагаются люди, впадающие в экстаз и в глубокую задумчивость. Ведь они, эти люди, искренне полагают, что "мучительные поиски смысла жизни" составляют саму суть человеческого предназначения. Барьер непреодолим несмотря на то, а может быть именно потому, что каждая из сторон по-своему права.
Двум смертям не бывать? Эта русская пословица может послужить первым звеном в цепочке размышлений о предмете, о котором случалось размышлять каждому. Правда, далеко не каждому удавалось при этом сойти с накатанной колеи, слишком уж притягивает неотвратимость, завлекая в сеть как дежурных шуток, так и дежурных парадоксов. Андрей Демичев, основатель петербургской танатологии, отвечая на вопрос финских корреспондентов о страхе смерти, в шутку заметил: "Страшно умирать только первый раз". Шутка возымела действие и определила дальнейшую тональность беседы. А между тем стоило бы задержаться на этом тезисе несколько подольше.
В самом важном производственном процессе - в процессе производства человеческого - в человеке все еще остается много неясного, и притом в решающих пунктах. Пожалуй, на первом месте по своей непроясненности и одновременно актуальности находится проблема противоположного полюса или своего иного, в терминах гегелевской диалектики. Чтобы стать человеком, разумным вменяемым существом, необходима не только некая норма для подражания- как сейчас принято говорить, "точка сборки",- но и антимодель, которую можно назвать точкой сбоя. Точка сбоя может находиться перед глазами, ее можно "иметь в виду", а можно - и в невидимости, в сокрытости. Но, где бы она ни находилась, она оповещает о себе непрерывно передаваемыми позывными: "только не это". Приближение к ней актуализует ауру смутного страха и чувство неопределенной опасности. Как всегда, предельно кратко и точно суть дела выразил Пушкин: "Не дай мне Бог сойти с ума, Уж лучше посох и сума."
ряд понятий, выступающих в роли синонимов - или почти синонимов: карма, судьба, рок, фатальность, предопределенность, обреченность. Все они так или иначе противопоставляются свободе воли и дискредитируют человеческую суверенность как иллюзию. В первом приближении судьба предстает как аналог физической причинности в человеческом мире, причем речь идет о завершающем уровне целого. В масштабе каждого отдельного поступка "законы явлений" отступают перед максимой суверенной воли и тогда образуются своеобразные окна свободы, куда и высовывает голову трансцендентальный субъект чистого практического разума. Кант во второй критике как раз и описывает панораму, открывающуюся из окна отдельно взятого поступка; однако в более общей панораме, включающей в себя биографическую длительность (в масштабе свершений) плоды усилий свободы воли в упор не видны, а то, что обнаруживается вместо нее как раз и принято именовать судьбой. Таким образом возникает странное противоречие, превышающее разрешимость диалектической оптики. С одной стороны, неодолимость судьбы превосходит по жесткости детерминации любую закономерность природы. Вот физический закон - он кажется образцом установленного порядка вещей.
Правила игры не даются сразу, они усваиваются с возрастом. Самый инфантильный способ игры в прятки известен: закрыть глаза. Раз я тебя не вижу, то я спрятался - детский закон симметрии. В отношении поединка со смертью инфантильная стадия преобладает до сих пор. Событие смерти отодвигается в будущее, в "не сейчас и не-со мной". Я тот, кто живее всех живых и смерти в упор не вижу - по крайней мере сегодня. И сегодня, и до тех пор пока она не берет свою добычу из того, что мне принадлежит - вот тут становится "горяча", ибо она проходит совсем близко. Но все же не я.
// Фигуры Танатоса: Искусство умирания. Издательство СПбГУ, 1998.
"Dasein вступает в мир, отпадая от самого себя как настоящего в смысле чистой возможности, Dasein всегда заброшен в мир, попасть в который означает одновременно и пропасть, заброшенность в мир подразумевает растворение в совместности бытия, которая . " - Хайдеггер, один из самых проницательных философов XX столетия, словно бы воспроизводит уже знакомый нам внутренний монолог шпиона. Любопытно, что хотя текст "Бытия и Времени" непосредственно повествует о многочисленных приключениях Dasein после его "заброшенности в мир", о собственно биографических данных агента нам известно немногое - прежде всего, две вещи: Dasein отвечает на вопрос "кто?" и представляет собой "подлинное-во-мне". Остается лишь выстроить рабочую версию, держась, по возможности, ближе к тексту.
Экзорцизм всегда утверждал, что в человеческом теле может
размещаться не только человеческий субъект, наука же, как только
религия делегировала ей свою регулятивную силу, отреагировала на
это, говоря словами Фуко, медикализацией безумия. Но когда
футурология в век электронной революции предъявила
обоснованные свидетельства того, что человеческий субъект в принципе
может размещаться не только в человеческом теле, ситуация
изменилась. На повестку дня встала потребность в новых системах
слежения и распознавания. И, поскольку философия не
подготовила внятных программ для таких систем, опыт экзорцизма и
даже симпатической магии вновь обрели неожиданную
актуальность.
Впервые за многие столетия экзистенциального торжества христианства
утратил безусловную достоверность не единичный факт –
поколебалась сама почва фактичности. Ведь определение субъекта как
экзистенциальная и психологическая основа удостоверения
личности относилась к числу самых важных и наиболее надежных
процедур. Поставленная под сомнение презумпция тела
опрокидывала вторую посылку аристотелевской силлогистики и первую
посылку всей христианской юриспруденции. Вспомним знаменитую
фигуру категорического силлогизма, выделенную еще Аристотелем и
названную схоластиками основой вывода:
Все люди смертны.
Следовательно, Кай смертен.
Ситуация, таким образом, оказалась крайне необычной, но всё же не
беспрецедентной. С похожими трудностями человечество постоянно
сталкивалось в дохристианские времена, и как-то с ними
справлялось. Другое дело, что вступив однажды на твердую почву
фактов и возведя на ней свои постройки, люди Эона Отложенного
Будущего успели забыть, с какой осторожностью и
бдительностью следует относиться к детекции субъекта.
Или возьмем другой пример из той же разновидности
сказок-головоломок, предлагающих решить задачу распознавания субъекта в
условиях поддельного тела (стандартной упаковки), не имеющего
никаких бросающихся в глаза свидетельств о собственном
содержимом. Скажем, попытку отыскать свою возлюбленную среди
плавающих в озере лебедей. Задача сказочного принца отнюдь не
проста, это балетмейстер может избавить зрителей от трудностей
идентификации, сразу выделяя солистку, дистанцируя её от
кордебалета, от танца маленьких лебедей. Но настоящий принц должен
пройти по лезвию, чтобы опознать царевну-лебедь. Ведь не
исключено, что в самом царственном теле, в коконе самой
убедительной пластики, прячется как раз злая колдунья. Ведь именно
ей очень важно, чтобы её приняли за субъекта, предоставив,
тем самым, возможность похищать веру и любовь.
Зримые проявления полноты человеческого выражены далеко не так
отчетливо как харизма. Но ведь даже харизма вполне очевидна уже
после того, как опознана. После смерти далай-ламы высшее
духовенство Тибета приступает к поиску его преемника,
перерожденца, нового смертного воплощения (бодхисаттвы) великого
Будды. В поисках реальности приходится перебирать немало обманок,
и проходят месяцы, порой даже годы, прежде чем выбор
увенчается успехом. Задача идентификации повсюду относится к
высшему пилотажу магической практики.
Портативный прибор Иисуса избавляет от подобных затруднений,
идентификация производится практически мгновенно по упрощенной
схеме. И многие принципы европейской демократии, в том числе и
священный принцип равенства, несмотря на свою внешнюю
атеистичность (впрочем, не обязательную, если вспомнить преамбулу
конституции США) напрямую выводятся из простоты определения
субъекта.
Сходные противоречия, которые правильнее было бы назвать глубиной
разброса, существуют и в другом отношении. Приведение к общему
знаменателю во Христе исторически осуществляется
посредством жестких, и даже жестоких процедур. Их подробно рассмотрел
Мишель Фуко: репрессивная политика тела, медикализация
безумия и т. д. Однако и принципы либерализма и гуманизма
основываются на том же фундаменте, допускающим равенство первых
встречных.
Наконец, быстрое, при необходимости, сличение с эталоном,
восстанавливающее полноту человеческого в человеке при самой глубокой
заброшенности – и, с другой стороны, протестантская этика,
превратившая процедуру сличения в ежедневную, едва ли не
ежечасную инъекцию трансцендентного…
(Окончание следует)
1. Мамардашвили М. Картезианские размышления. М. 1990, с. 114
2. Декарт. Размышления о первой философии. СПб., 1995, с.
129. Более подробный анализ представлен в статье: Секацкий
А. К, Декарт в системе координат европейской метафизики.
//Метафизические исследования, вып. 14, СПб. 2000.
4. Packard V. Remaking new Body. Boston 1997.
5. Либера А. Средневековое мышление. М. 2004.
6. Егоров А. Экономика здравого смысла. Цит. по рукописи.
8. Сводка сомнений относительно подлинности
(неподдельности) человеческих проявлений представлена в работе: Деннет Д.
Виды психики. На пути к пониманию сознания. М. 2004.
Читайте также: