Критики о блоке кратко
Обновлено: 07.07.2024
МЛ. Волошин: “Поэма “Двенадцать” является одним из прекрасных художественных претворений революционной действительности. Не изменяя ни самому себе, ни своим приемам, ни формам, Блок написал глубоко реальную и – что удивительно – лирически-объективную вещь. Этот Блок, уступивший свой голос болыневикам-красногвардейцам, остается подлинным Блоком “Прекрасной Дамы” и “Снежной маски”. Говорят, что Блок – большевик, вероятно, потому, что последние его произведения печатаются в альманахах левых эсеров “Скифы”, что
разных школ.
Черный вечер,
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек…
Так, через всю поэму проходят, переплетаясь, два внутренних мотива. Черный вечер – кровь, грязь, преступление; белый снег – та новая правда, которая через тех же людей идет в мир. И если бы поэт ограничился только одной темой, или нарисовал бы только одну “черную” оболочку революции, или только ее “белую” сущность – он был бы восторженно принят в одном или в другом из тех двух станов, на которые теперь раскололась Россия.
Но поэт, подлинный поэт, одинаково далек и от светлого славословия, и от темной хулы; он дает одну переплетающуюся истину в одной картине.
Черный вечер, Белый снег.
Вся поэма в этом. И на этом фоне, сквозь белую снежную пелену поэт рисует черными четкими штрихами картину “революционного Петербурга” конца 1917 года.
И вот на этом фоне, под нависшим черным небом, под падающим белым снегом – “идут двенадцать человек”… О, поэт нисколько не “поэтизирует” их! Напротив. “В зубах цигарка, примят картуз, на спину б надо бубновый туз!”…
Но все же впереди них роза и крест “в нежной поступи надвьюжной, в снежной россыпи жемчужной”…”
ПЛ. Флоренский: “Мистика Блока подлинна, но – по терминологии православия – это иногда “прелесть”, иногда же явит бесовидения…
В плане тематики литературной поэма восходит к Пушкину: бесовидения в метель (“Бесы”).
Пародийный характер поэмы непосредственно очевиден: тут борьба с Церковью, символизируемой числом 12. 12 красногвардейцев, предводителем коих становится Иисус Христос, пародируют апостола даже именами: Ванька – “ученика его же любяще”, Андрюха – “первозванного” и Петруха – “первоверховного”. Поставлены под знак отрицания священник (“А вон и долгополый…”) и иконостас (“От чего тебя упас золотой иконостас…”).
В поэме отчетливо и не обинуясь говорят черти:
“Эх, эх, поблуди, / Сердце екнуло в груди. / Эх, эх, согреши, / Легче будет для души…”
Характер прелестного видения, пародийность лика, являющегося в конце поэмы “Иисуса” (отметим разрушение спасительного имени), предельно убедительно доказывают состояние страха, тоски и беспричинной тревоги “удостоившихся” такого видения. Этот Иисус Христос появляется как разрешение чудовищного страха, нарастание которого выражено девятикратным окриком на призрак и выстрелами, встреченными долгим смехом вьюги. Страх тоски и тревога – существенный признак бесовидения…”
В. В. Маяковский: “Творчество Александра Блока – целая поэтическая эпоха, эпоха недавнего прошлого.
Славнейший мастер-символист Блок оказал огромное влияние на всю современную поэзию.
Некоторые до сих пор не могут вырваться из его обвораживающих строк – взяв какое-нибудь блоковское слово, развивают его на целые страницы, строя на нем все свое поэтическое богатство. Другие преодолели его романтику раннего периода, объявили ей поэтическую войну и, очистив души от обломков символизма, прорывают фундаменты новых ритмов, громоздят камни новых образов, скрепляют строки новыми рифмами – кладут героический труд, созидающий поэзию будущего. Но и тем и другим одинаково любовно памятен Блок.
Блок честно и восторженно подошел к нашей великой революции, но тонким, изящным словам символиста не под силу было выдержать и поднять ее тяжелые реальнейшие, грубейшие образы. В своей знаменитой, переведенной на многие языки поэме “Двенадцать” Блок надорвался”.
Г. В. Иванов: “Когда читаешь “Стихи о России”, вспоминаются слова Валерия Брюсова… о книгах, которые нельзя перелистывать, а надо читать, “как роман”. “Стихи о России” не сборник последних стихотворений поэта. Это изборник – где рядом с новыми, впервые появляющимися стихами есть стихи, напечатанные уже несколько лет назад. И читаешь его не как роман, разумеется, но как стройную поэму, где каждое стихотворение – звено или глава.
Этот цикл (“На поле Куликовом”) определяет тон всей книги – просветленную грусть и мудрую ясно-мужественную любовь поэта к России…
В “Стихах о России” – почти все совершенно. Как же, спросят нас, ведь это не сплошь новые стихи? Куда же делись промахи и срывы, несомненно бывшие в ранних стихах Блока?
Да, и более всего безукоризненное мастерство поэта сказалось именно в плане книги. Выбор стихов сделан так, что мы иначе и не решаемся определить его как “провидение вкуса”.
В книге двадцать три стихотворения, и почти каждое – новый этап лирического познания России. От первых смутных и горьких откровений до заключительных строк:
И опять мы к тебе, Россия,
Добрели из чужой земли.
Такой большой и сложный путь, и каким убедительно ясным и гармонически законченным представляется он нам, когда, вслед за стихами о “Куликовом поле”, мы читаем “Русь”, и дальше “Праздник радостный…”, “Последнее напутствие”, и, наконец, “Я не предал белое знамя…”, заканчивающееся так:
И горит звезда Вифлеема
Так светло, как любовь моя.
Подлинно – звезда горит, “как любовь”, а не наоборот. Вынесенная из мрака и смуты, она светлей даже вифлеемской звезды!”
Е. Г. Эткинд: “Сквозь контрастность просвечивает призрачность, космичность незнакомки. Это не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе.
Это стихотворение – о прозе и поэзии, о противоположности и единстве враждебных и трагически родственных друг другу стихий, о преображающей силе поэтической фантазии, в каком-то высокодуховном смысле близкой преображающему влиянию вина, – но, хотя поэт и кончает стихотворение словами “Ты, право, пьяное чудовище. / Я знаю: истина в вине”, его опьянение, его “вино” иное, чем то, которым дурманят себя “пьяницы с глазами кроликов”. Сила этого поэтического, то есть иносказательного, вина в том, что оно сквозь мертвую прозу пошлости позволяет видеть поэтическую сущность мира – в конечном счете мира единого, целостного”.
Таким же противоречивым, но неизменно интересным для окружающих он был и в жизни. Мы собрали воспоминания писателей и поэтов, которые были лично знакомы с Александром Блоком.
Евгений Замятин
В один весенний вечер — заседание на частной квартире. Горький, Батюшков, Браун, Гумилев, Ремизов, Гизетти, Ольденбург, Чуковский, Волынский, Иванов-Разумник, Левинсон, Тихонов и еще кто-то — много. и один Блок. Доклад Блока о кризисе гуманизма.
Я помню отчетливо: Блок на каком-то возвышении, на кафедре — хотя знаю, никакой кафедры там не могло быть — но Блок все же был на возвышении, отдельно от всех. И помню: сразу же — стена между ним и всеми остальными, и за стеною — слышная ему одному и никому больше — варварская музыка пожаров, дымов, стихий.
А потом — в комнате рядом: потухающий огонь в камине; Блок — у огня со сложенными крыльями бровей, упорно что-то ищущий в потухающем огне, и взволнованные за полночь споры, и усталый, равнодушный ответ Блока — издали, из-за стены.
— Оплата? Какая же тут может быть оплата? Вчера за два часа я перевел двенадцать строк. И еще в комнате у меня в тот вечер было тепло, горела печь. Очень трудно, чтобы перевести по-настоящему.
Стихотворения Александр Блок Твердый переплет ₽
Зинаида Гиппиус
«В эти годы Блока я помню почти постоянно. На религиозно-философских собраниях он как будто не бывал или случайно, может быть (там все бывали). Но он был с самого зарождения журнала „Новый путь“. В этом журнале была впервые напечатана целая серия его стихов о Прекрасной Даме. Очень помогал он мне и в критической части журнала. Чуть не в каждую книжку давал какую-нибудь рецензию или статейку: о Вячеславе Иванове, о новом издании Вл. Соловьева. Стоило бы просмотреть старые журналы.
Но и до начала „Нового пути“ мы уже были так дружны, что летом 1902 года, когда он уезжал в свое Шахматово (подмосковное именьице, где он потом жил подолгу и любовно устраивал дом, сам работая), мы все время переписывались. Поздней же осенью он приехал к нам на несколько дней в Лугу.
Дача у нас была пустынная, дни стояли, после дождливого лета, ярко-хрустальные, очень холодные.
Никакие мои разговоры с Блоком невозможно передать. Надо знать Блока, чтобы это стало понятно. Он, во-первых, всегда, будучи с вами, еще был где-то — я думаю, что лишь очень невнимательные люди могли этого не замечать. А во-вторых, каждое из его медленных, скупых слов казалось таким тяжелым, так оно было чем-то перегружено, что слово легкое или даже много легких слов не годились в ответ.
Константин Бальмонт
Стихотворения Александр Блок Твердый переплет 365 ₽ Добавить в корзину В корзину
Андрей Белый
Иван Бунин
Мария Бекетова (детская писательница, тетя Александра Блока)
Максим Горький
Борис Николаевич Бугаев (известный под псевдонимом Андрей Белый) (1880–1934) выступал в качестве пропагандиста и теоретика русского символизма, начиная с самых первых своих работ. В них поэт настаивал на том, что искусство есть самый короткий путь формирования религиозного мышления, которое реализуется в символических образах.
Эти мысли были оформлены в труде
а также в множестве заметок и рецензий, размещённых в газетах и журналах первого десятилетия XX века.
Основные критические работы А. Блока
Поэтические идеи Блока определяют не только его философскую публицистику, но и содержание его статей, рецензий, отзывов и набросков, посвященных литературной критике в прямом смысле слова, а также театру и изобразительному искусству. Однако для характеристики этих статей недостаточно знать их общую философскую направленность. Строящие их философские идеи конкретизируются эстетическими взглядами Блока, его воззрениями на искусство и назначение писателя-художника.
Блок не являлся последовательным сторонником какой-либо литературно-критической и эстетической школы, но следы определенных эстетических ориентаций, притяжений и отталкиваний в его сочинениях, конечно, сохранились. Литературные влияния и традиции сложно переплетаются в статьях Блока, сливаясь в прочное и трудноразложимое единство, которое сопротивляется стремлению вычленить их и определить. Правда, у нас существуют исследования связей Блока с революционно-демократической критикой, но эти работы всецело ориентированы на идеологическую сторону проблемы и не касаются форм сопоставляемых явлений.
Блок-критик проявил себя практически со времени, когда приобрел литературную известность. Интеллигентный, образованный поэт не мог не реагировать на произведения других, не мог игнорировать критику как вид литературного творчества.
Одно из первых произведений критического жанра, принадлежащих А. Блоку, — небольшая рецензия, посвященная творчеству К. Бальмонта,
И, как утверждает Александр Блок, перед современными ему литераторами встал «вопрос пользы. Поставлен он не нами, а русской общественностью, в ряды которой возвращаются постепенно художники всех лагерей. К вечной заботе художника о форме и содержании присоединяется новая забота о долге,
основанная на выступлении Блока в Религиозно-философском обществе. Хотелось бы назвать этот материал не литературной критикой, а этико-художественной. Потому что статья во многом — о том, что представляет собой и что должна представлять русская интеллигенция, о ее роли в жизни всей страны, всего народа, но это произведение касается и непосредственно литературы, ее служения обществу. Доклад вызвал большую полемику, в которой принимал участие и Мережковский.
Здесь поэт дает свое мнение о критике: «Критика, в большинстве случаев, умеет сказать мало соответствующего о произведении: ведь нельзя требовать от людей, чтобы и они побывали в мире художника, прошли вместе с ним трудный путь творчества. «. Это не только отношение к жанру, в этом мнении и оправдание критического вида творчества самого Александра Блока, так как автор подразумевает, что только художник может понять художника, только поэт может ощутить достоинства и недостатки описания того мира, который недоступен другим.
Заключение
Александр Блок как одна из замечательнейших фигур русской литературы, не мог не отразить в своем творчестве перипетии литературной жизни начала XX века, так как этот период — один из наиболее громкоголосых, бурных, многоликих в истории российской культуры.
Принадлежавший к одной из сильнейших групп русской литературы, Блок-символист, несмотря на не слишком активное участие в различных литературных собраниях, был в курсе всех назревающих проблем. Как же ему это удавалось?
Во-вторых, поэт читал произведения других, читал внимательно, вероятно, даже с оцениванием не только как соратников, но и как (в определенном смысле) соперников. Это, конечно, дает пищу для ищущего, пытающегося понять эпоху и свою роль в ней человека. Но это был не просто человек, это — Поэт. Поэтому, как мне кажется, Александр Блок глазами поэта смотрит на стихи, словами лирика описывает и произведение, и эпоху, в которую оно создано.
Это способствует тому, что он очень чутко реагирует на малейшие изменения как в творчестве какого-либо конкретного поэта, так и на новые тенденции в развитии всей русской литературы.
В данной работе доказано, что между поэтическим творчеством А. Блока и его критическими материалами существует прямая взаимосвязь, что наиболее чутко реагирует на высказанное поэтическое мироощущение именно поэт, что поэт в состоянии оценить не только творчество других, но и эпохальные события как в литературе, так и в политической жизни страны. В дипломной работе показано отражение литературной борьбы данного периода развития культуры и поэзии в критических произведениях Александра Блока и осмысление им происходящих в литературе перемен.
Данная работа не раскрыла все стороны критического творчества А. Блока. В дальнейшем могут быть проведены исследования тех статей, которые не были рассмотрены в данной работе, найдена связь между критикой А. Блока и его философско-эстетическими воззрениями.
Литература
2. Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. — М.; Л., 1962.
. Литературное наследство. — Т.27 — 28. — М., 1937.
. Литературное наследство. — Т.89. — М., 1977.
. Переписка Блока с А.В. Гиппиусом (1900 — 1915) // Литературное наследство. — Т.92. — Кн.1. — С.414 — 457.
. Переписка Блока с В.Я. Брюсовым (1903 — 1919) // Литературное наследство. — Т.92. — Кн.1. — С.466 — 525.
. Переписка Блока с С.М. Соловьевым (1896 — 1915) // Литературное наследство. — Т.92. — Кн.1. — С.308 — 413.
. Письма Александра Блока. — Л., 1925.
. Письма Александра Блока к родным. — Л., 1927. — Т.1.
. Письма Александра Блока к родным. — М.; Л., 1932. — Т.2.
. Ашукин А.А. Блок — редактор Ап. Григорьева // Московский понедельник. — 1922. — № 8.
. Бекетова М.А. Александр Блок: Биографический очерк. — Л., 1930.
. Бекетова М.А. Александр Блок и его мать: Воспоминания и заметки. — М. — Л., 1925.
. Благой Д.Д. Александр Блок и Аполлон Григорьев // О блоке: Сб. ст. — М., 1929.
. Блоковский сборник. II / Отв. ред. З.Г. Минц. — Тарту, 1972.
. Брюсов В. Собрание сочинений: В 7 т. — М., 1973. — Т. VI.
. Бунин И. Собрание сочинений. — М., 1956. — Т.5.
. Бураго С.В. Стиль художественно-философского мышления и позиция Александра Блока: Автореф. дис. … канд. филол. наук. — Киев, 1972.
. Венгров Н. Путь Александра Блока. — М., 1963.
. Герасимов Ю.К. Об окружении Александра Блока во время первой русской революции // Блоковский сборник. — № 1.
. Голицына В.Н. К вопросу об эстетических взглядах А. Блока (дооктябрьский период) // Учен. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им.А.И. Герцена. Т.306. — 1966.
. Голицына В.Н. Пушкин и Блок // Пушкинский сборник. — Псков, 1962.
. Гольцев В. Александр Блок как литературный критик // Новый мир. — 1931. — № 1.
. Горелов А.Е. Гроза над соловьиным садом: Александр Блок. — Л., 1970.
. Городецкий С. Мой путь // Советские писатели: Автобиография. — М., 1959. — Т.1.
. Григорьев Ап. Эстетика и критика. — М., 1980.
. Громов А. Блок: Его предшественники и современники. — М. — Л., 1965.
. Гроссман Л.П. Блок и Пушкин // Гроссман Л.П. От Пушкина до Блока: Этюды и портреты. — М., 1926.
. Гуковский Г.А. К вопросу о творческом методе Блока // Литературное наследство. — Т.92. — Кн.1. — С.63 — 84.
. Десницкий В.А. Блок как литературный критик // А. Блок. Собр. соч. — Л., 1935. — Т.10.
. Дикман М.И. Блок-критик // История русской критики. — М.; Л., 1958. — Т.2.
. Долгополов Л.К. Александр Блок: Личность и творчество. — Л., 1978.
. Долгополов Л.К. На рубеже веков. — Л., 1977.
. Долгополов Л.К. Поэмы Блока и русская поэма конца XIX — начала XX веков. — М. — Л., 1964.
. Енишерлов В.П. Александр Блок — литературный критик (1902 — 1918): Автореф. дис. … канд. филол. наук. — М., 1979.
. Книпович Е.Ф. Об Александре Блоке // Литературное наследство. — Т.92. — Кн.1. — С.16 — 46.
. Княжнин В.Н. Александр Александрович Блок. — Пб., 1922.
. Кулешов В.И. История русской критики. — М., 1978.
. Линин А. Блок — критик // На подъеме. — Ростов-на-Дону. — 1932. — № 12.
. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. — М., 1976.
. Максимов Д.Е. Материалы из библиотеки А. Блока // Ученые записки Ленинградского пед. ин-та. — 1958. — Т.184.
. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. — Л., 1975.
. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. — М., 1976.
. Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений. — М., 1914. — Т. XVIII.
. Минц З.Г. Блок и русский символизм // Александр Блок: Новые материалы и исследования: В 2 кн. — М., 1980. — (Литературное наследство; Т.92). — Кн.1. — С.98 — 172.
. Минц З.Г. Поэтический идеал молодого Блока // Блоковский сборник.I. — Тарту, 1964.
. Мирский Д.П. О прозе Александра Блока // А. Блок. Собр. соч.: В 8 т. — Л., 1936. — Т. VIII.
. Михайловский Б.В. Избранные статьи о литературе и искусстве. — М., 1969.
. Наровчатов С.С. Слово о Блоке // Литературное наследство. — Т.92. — Кн.1. — С.9 — 15.
. Озеров Л. Блок-прозаик // Александр Блок. Собр. соч.: В 6 т. — М., 1971. — Т.6.
. Орлов В.Н. Александр Блок: Очерк творчества. — М., 1956.
. Орлов В.Н. Гамаюн: Жизнь Александра Блока. — Л., 1978.
. Орлов В.Н. Пути и судьбы. — М. — Л., 1963.
. Орлов В.Н. Сны и явь // Литературное наследство. — Т.89. — М., 1978.
. Перцов П. Ранний Блок. — М., 1922.
. Поцепня Д.М. Проза А. Блока: Стилистические проблемы. — Л., 1976.
. Пяст Вл. Воспоминания о Блоке. — Пг., 1923.
. Розанов В. В своем углу. Замечательная статья // Новый путь. — 1903. — Май.
. Розанов И. Блок — редактор поэтов // О блоке: Сб. ст. — М., 1929.
. Русская литературная критика конца XIX — начала XX века / Сост.А.Г. Соколов, М.В. Михайлова. — М., 1982.
. Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. — М., 1977.
. Соловьев Б. Поэт и его подвиг. Творческий путь Александра Блока. — М., 1965.
. Соловьев В.С. Собрание сочинений: В 8 т. — СПб., 1903.
. Тимофеев Л.И. Наследие Блока // Литературное наследство. — Т.92. — Кн.1. — С.47 — 62.
. Тимофеев Л.И. Творчество Александра Блока. — М., 1963.
. Турков А.М. Александр Блок. — М., 1969.
. Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. — Л., 1929.
. Тынянов Ю. Блок и Гейне // Об Александре Блоке: Сб. ст. — Пб., 1921.
. Чуковский К. Александр Блок как человек и поэт. — Пг., 1924.
. Чуковский К. Репин. Горький. Маяковский. Брюсов. Воспоминания. — М., 1940.
75. Шувалов С.В. Блок и Лермонтов // О Блоке: Сб. ст. — М., 1929.
. Эренбург И. Портреты современных поэтов // Нева. — 1999. — № 8.
Н. Гумилёв и критика русской поэзии
Гумилёв у истоков акмеизма
Александр Блок как объект литературной критики современников
Между тем, освобожденный от критики во второй половине века (sic!), Блок от своих современников слышал, увы, не только хвалу и рукоплескания. Мне кажется, вспомнить об этом интересно и необходимо по нескольким причинам. Во-первых, конечно, во имя полноты понимания историко-литературного процесса: Блок в этом случае в ретроспективном видении истории литературы представляется своеобразным лакмусовым определителем, позволяя нам понять, кто из его современников умел здраво и спокойно судить о феномене Блока, а значит, вероятно, и о других литературных явлениях современности, а кто, в силу излишней веры в свою непогрешимость, позволял себе неоправданную резкость, категоричность и в итоге явил собой пример исторической и художественной слепоты. Во-вторых, важно учесть тот факт, что Блок, как и всякий художник, был, конечно, неравнодушен к похвале (в дневнике и в письмах близким он не раз в этом признается), но, неизменно строгий в оценке собственного творчества, он и к сторонней критике относился с вниманием и воспринимал ее продуктивно, особенно если она исходила от лиц, чьим мнением он дорожил (В. Брюсов, например), и тогда критика, очевидно, способствовала дальнейшему росту Блока-художника. (Скажем спасибо тем, кто этому споспешествовал). И наконец, в-третьих, особо следует присмотреться к критическим суждениям поэтов – младших современников Блока. Многие из них при своем вступлении на литературную арену пережили сильнейшее воздействие и авторитета Блока, и его поэтической стилистики. Пробуждение критического отношения к творчеству старшего классика означало стремление преодолеть диктат Блока в отношении себя и желание укрепить собственный поэтический голос.
Отдельно в ряду критиков Блока различается фигура В. Брюсова. Впрочем, особенности Брюсова-критика проявились не только в отношении к поэзии Блока; вообще в журналистике символистов слово Брюсова имело особую цену: характеристика и оценка мэтра (а таковым он себя поставил с момента самого зарождения движения) всегда содержала признаки итоговости обсуждения, черты окончательного (на данный момент) приговора, не подлежащего пересмотру. Этому способствовал и подчеркнуто спокойный, сдержанный тон критических заметок Брюсова, своеобразная прямота его суждений, когда слабости и недостатки рецензируемого автора называются без использования фигур умолчания, но и без брани, а похвалы в той же мере скуповаты и не дают повода фигурантам возомнить о себе многое. Брюсов никогда не восторгался Блоком, в определении недостатков был по-своему безжалостным (иногда явно несправедливо), но Блок очень дорожил отзывами Брюсова, называл их даже драгоценными для себя. Есть поэтому резон пристальнее всмотреться и вслушаться в слова Брюсова, чья эрудиция, литературный вкус и глубокое проникновение в текст определили законодательный характер его суждений в среде символистов.
Брюсов наконец почувствовал, не мог не почувствовать самый нерв блоковской поэзии – ее исповедальность, запечатленную непосредственность переживания и, в соответствии с принципом высшей справедливости, называет ее поэтическим дневником. Поэтому столь значительна и выразительна пессимистическая окраска поэзии Блока в настоящее время, как показывает Брюсов, когда над светлыми гимнами возобладали настроения мрачные, порою близкие к безнадежности, – поэзия, отражающая трагическое сознание ее творца, горечь противоречия между настоящим и прошлым. Надо признать, что этот десятистраничный анализ поэзии Блока, предложенный Брюсовым, отразил лучшие качества Брюсова-критика: тонкость и глубину проникновения в поэтический текст, умение уловить связь художника с его эпохой, его зависимость от традиций родной литературы, которым он предан, и прекрасное понимание своеобразия художественного слова. Без преувеличения можно сказать, что в короткой, лапидарной работе Брюсов предвосхитил все важнейшие позиции и ориентиры позднейшего блоковедения.
И уже из рассмотрения этой особенности самого Блока Ю. Тынянов вывел категорию лирического героя именно как своеобразной виртуальной биографической личности, различаемой за пределами литературного текста и тесно связанной со своим временем, хотя и не равной личности автора, – категорию, ставшую одним из краеугольных камней всего литературоведения ХХ века. Нисколько не умаляя заслуги Тынянова, вспомнить о зорком наблюдении Брюсова, полагаю, будет вполне справедливо.
Кафедральные записки.
Вопросы новой и новейшей русской литературы. М., 2002.
. Блок не повторяет чужих тем, но с бесстрашной искренностью черпает содержание своих стихов из глубины своей души. Это придает его поэзии особую свежесть, делает все его стихи жизненными, позволяет поэту постоянно открывать новые и новые источники вдохновения. Блок как-то сразу создал свой стиль, во многом самобытный, но не замкнулся в нем и в каждой своей новой книге ищет новых путей для своего творчества. Большой мастер стиха, хотя и не стремящийся во что бы то ни стало к новым формам, он во всех своих созданиях остается красивым и завлекательным. Его стихи как бы просят музыки, и, действительно, многие его стихотворения были положены композиторами на музыку. Интимная поэзия Блока никого не может оттолкнуть от себя с первого взгляда, но для своего настоящего понимания требует вдумчивости и внимания. Надо войти в круг переживаний поэта, чтобы полно воспринять их; надо вчитаться в его стихи, чтобы вполне оценить их оригинальность и красоту. 1915
Эй, встань, и загорись, и жги!
Эй, подними свой верный молот,
Чтоб молнией живой расколот
Выл мрак, где не видать ни зги!
Никто так не верил в мощь революции, как Блок. Она казалась ему всемогущей. Он предъявлял к ней огромные требования, но он не усомнился ни на миг, что она их исполнит. Только бы она пришла, а уж она не обманет
Раньше всего он хотел, чтобы революция преобразила людей. Чтобы люди сделались людьми. Очищенные великой грозой, люди становятся бессмертно прекрасны
Все не отмеченное революцией казалось ему антихудожественным, но он верил, что, когда придет революция, это уродство превратится в красоту
Сотри случайные черты,
И ты увидишь: мир прекрасен.
Он уже давно, много лет, сам того не подозревая, был певцом революции - фантастической, национальной, русской, потому что, как мы видели, Россия, уже сама по себе, была для него революцией. И нынешнюю нашу революцию он принял лишь постольку, поскольку она воплотила в себе русскую народную бунтующую душу, ту самую, которую воспел, например, Достоевский. Остальные элементы революции остались ему чужды совершенно. Он только потому и поверил в нее, что ему показалось, будто в этой революции - Россия, будто эта революция - народная. Для него, как и для Достоевского, главный вопрос, с Богом ли русская революция или против Бога.
Блок хочет любить революцию даже вопреки ее героям и праведникам, принять ее всю целиком даже в ее хаосе, потому что эта революция - русская.
На то он и Блок, чтобы преображать самое темное в святое. Разве прихорашивал он ту трактирную девку, которая открыла ему
И очарованную даль.
Он преобразил, не приукрашивая. Пусть громилы, но и с ними правда, с ними вера, с ними Христос.
У Блока это не фраза, а пережитое и прочувствованное, потому что это выражено не только в словах, но и в ритмах. Только те, кто глухи к его ритмам, могут говорить, будто превращение этих хулиганов в апостолов и появление во главе их Иисуса Христа - есть ничем не оправданный, случайный эффект, органически не связанный с поэмой, будто Блок внезапно, ни с того, ни с сего на последней странице, просто по капризу, подменил одних персонажей другими и неожиданно поставил во главе их Иисуса Христа.
Те же, кто вслушались в музыку этой поэмы, знают, что такое преображение низменного в святое происходит не на последней странице, а с самого начала, с самого первого звука, потому что эта поэма, при всем своем вульгарном словаре и сюжете, по музыке своей торжественна и величава. Если это и частушка, то сыгранная на грандиозном органе. С самых первых строк начинает звучать широкая оркестровая музыка с нарастающими лейтмотивами вьюги.
Читайте также: