Конструктивизм в международных отношениях кратко
Обновлено: 05.05.2024
Конструктивизм в международных отношениях является адаптация авторов , как Александр Вендт , Николас Онуф , Питер Дж Катценштайн, Майкл Барнетт, Кэтрин Сиккинк Джон Рагги и Марты Finnemore , из социального конструктивизма , школа , рожденного в социологии в 1960 году в области международного отношения, из которых она стала третьей по значимости школой мысли.
Основные черты конструктивизма
Три элемента делают конструктивизм самостоятельной теорией теорий международных отношений.
Во-первых, мировая политика определяется как основанная на общих идеях, нормах и ценностях, присущих различным участникам. Конструктивизм уделяет особое внимание интерсубъективности знания, потому что он хочет подчеркнуть социальный аспект человеческого существования, влияние окружающей среды и взаимодействия на конституцию нашего поведения. Ничего общего с причинной силой неореализма , структурой системы, которая вневременна и навязана агентам (мы говорим об акторах в конструктивизме, чтобы показать свободную волю единиц и агентов в реалистических теориях, где одна единица принудительно действовать по системе).
В-третьих, идеальная структура и действующие лица постоянно конституируют и определяют друг друга. Если структура определяет поведение и интересы акторов, они изменяют структуру своими действиями. Это потому, что актеру трудно, но возможно действовать вне структуры или оригинальным образом. Этот тип поведения трансформирует диалоги и, таким образом, способствует изменению структуры. Таким образом, отдельные лица или государства могут бросить вызов структуре и, например, выйти из определенных дисфункциональных ситуаций, которые увековечивают практику конфронтации.
Таким образом, для конструктивистов важно признать, что действительность актера всегда исторически конструируется. Это продукт человеческой деятельности, и, по крайней мере теоретически, его можно преодолеть путем введения новых социальных практик. Этот процесс трансформации может быть медленным, и актерам иногда приходится сталкиваться с тысячами лет социализации. Только даже самые укоренившиеся структуры могут быть поставлены под сомнение по чистой воле. Утверждение неореалистов о том, что существуют универсальные модели международной политики, ограниченные неизменной структурой анархии мировой системы, очень жестко критикуются конструктивистами.
Вендт и конструктивизм
Конструктивизм (в международных отношениях) – (от англ. constructivism) направление в теории международных отношений, которое в качестве основных участников рассматривает государства, обладающие собственной идентичностью, и социальное пространство, которое формируют государства.
Основные положения:
А. Вендт выделяет 4 уровня идентичности:
1) корпоративная идентичность: государство как организационный актор, связанный с обществом, которым он управляет посредством структуры политической власти.
2) типовая идентичность: политический режим и экономическая система, а также частично социальные особенности.
Понятие международных отношений: феминизм
Феминизм в науке о международных отношениях появился в качестве критического подхода к изучению международных процессов в 1960-х гг. с возражениями против классических теорий МО.
Сегодня феминистский подход к МО — это бурно развивающаяся область, по-новому подходящая к сферам международных отношений и делающая в них свой вклад, помимо тех, которым посвящены традиционные дискуссии. Этот подход становится общепризнанной подобластью, которой посвящаются экспертные заседания на крупнейших научно-теоретических конференциях, отделы в профессиональных, составляются книги и сборники, а также выходят журнальные статьи.
Английские ученые М. Лайт и Ф. Хэллидей выделяют четыре основных причины невнимания теории международных отношений к вопросам пола:
сфера взаимоотношений между полами традиционно рассматривалась как чисто внутриполитическая проблема;
сильная уверенность в том, что наука о международных отношениях нейтральна по отношению к проблемам пола;
Конструктивизм, громко заявивший о себе в 90-е годы прошлого столетия и ставший основной методологической рамкой изучения международных отношений всего десятилетия, когда господствующие рационалистские теории неореализма и неолиберализма не смогли предсказать и объяснить конец Холодной войны и распад Советского Союза, с наступлением века XXI начал претерпевать значительный кризис. В данном эссе будут кратко рассмотрены основные методологические особенности конструктивисткой теории, а также выявлены основные проблемы применения данного подхода к изучению международных отношений.
Одной из важнейших методологических особенностей конструктивизма является его значительное внимание вопросам теории познания. Конструктивизм, а его следует определить как одну из постпозитивистских теорий наряду с феминизмом, постколониализмом и другими, во многом развивался из спора с неолиберализмом и неореализмов, которые основываются на позитивистском подходе, разработанным в начале XIX века Огюстом Контом. В основу позитивизма Конта лег эмпиризм — опора на проверяемы опытом суждения. Однако представители конструктивизма считают, что общественные явления, как и взаимоотношения акторов на международной арене слишком сложны, чтобы объяснять их исключительно при помощи эмпирических конструкций. Впрочем, стоит отметить, что приписывать современной науке о международных отношениях слабостей позитивизма времен Конта некорректно ввиду значительного развития общественных наук за более, чем полтора века.
Второй яркой особенностью методологии конструктивизма является включение в нее дискурсивного анализа, появившегося в другой науке — лингвистической. Основной идеей дискус-анализа, разработанного теоретиками Э. Лакно и Ш. Муффом, служит то, что дискурс, как социально воспроизводимые группы идей и значений, закрепившиеся в определенном сообществе, формирует мир вокруг нас. Применение методологии дискус-анализа гармонично сочетается с вполне позитивистским, но переосмысленным Александром Вендтом, структурным подходом. Структура, которая в парадигме неореализма и неолиберализма, является явлением материальным, у Вендта становится социальной структурой, основанной на взаимодействии между идентичностями [4]. Смена идентичностей и смена дискурса представляет собой основу развития мировой политики, а также истории теории международных отношений.
Отсутствие стремления к познанию абсолютной истины в значительной степени ограничивает возможности для исследований, а также использования в их количественных методов, которые традиционно опираются на эмпирическую базу. Как уже было сказано, эмпирический подход, свойственный рационалистическим теориям, основанных на предложенной позитивизмом О. Конта методологии, отрицается конструктивистами. Традиционно на этот факт уделяют большое внимание критики конструктивизма, ведь именно количественные исследования считаются образцовыми в современной академии: она подтверждены статистикой, верифицируемы и фальсифицируемы. Более того, они позволяют отойти от локализации процессов, которая свойственна конструктивистским качественным исследованиям.
В последнем тезисе затрагивается еще одна проблема, связанная с применением конструктивизма в политической практике и науке о международных отношениях. Кратко ее можно охарактеризовать как проблему выстраивания коммуникативного акта. Концептуальные разработки конструктивистов 90-х годов хотя и были ярким дуновением в теории международных отношений, но оказались слишком сложны для понимания не только в среде профессиональных политиков, но и в академической среде. В то же время в отличии от конструктивизма реализм предлагает понятный и доступный обширному кругу людей набор терминов, призванных описать политические реалии, среди которых национальный суверенитет, национальное государство, суверенитет. Кроме того, вопреки укорененным среди политических элит представлениям конструктивизм отрицает государство как данность, указывается на принципиальное значение социальных норм, содержание которых может трактоваться по-разному, а также отрицает прогрессивную природу исторического развития, принятую в либеральном подходе и часто затрагиваемую в речах крупных политиков.
Многие исследователи сходятся во мнении, что кризис конструктивистской модели в рамках науки о международных отношениях говорит в том числе о кризисе самой науки в целом. Оторванность классических подходов неореализма и неолиберализма от реальной политической практики и сложности применения конструктивизма приводят к своеобразной эклектике теорий и методологий: исследователи применяют то классические методы и концепты реализма и либерализма, то прибегают к более сложным конструктивистским моделям, что не может не говорить об упадке в сфере изучения международных отношений.
Основные термины (генерируются автоматически): отношение, абсолютная истина, конструктивизм, мировая политика, наука, локализация процессов, мнение политолога, политическая практика, теория неореализма, теория познания.
Политика 14.12.2016 // 15 021
© Фото: piotr mamnaimie [CC BY 2.0]
Влад Кравцов
Неоконченная историография политического конструктивизма
В первой половине 1990-х годов первопроходцы конструктивизма в международных отношениях нарушили спокойствие забронзовевших теоретиков-рационалистов. Казалось, надвигается подлинная революция в политических науках. Но за последний десяток лет реализм, основной интеллектуальный соперник конструктивизма, успел возродиться (в обновленной неоклассической и неоструктурной форме, несгибаемый Джон Миршаймер обрел новую актуальность), а конструктивизм так и остался интригующим, но дополнительным и в общем-то вторичным подходом. В чем же тут проблема?
Основные положения подхода
В этом смысле, конструктивизм несомненно подкупает своей новизной и позволяет объяснять аномалии в поведении акторов, непонятные для рационалистов. Ведь для чистых рационалистов любое непонятное поведение стало принято объяснять с помощью нехитрого приема: когнитивный сбой не позволяет верно интерпретировать внешние стимулы и, соответственно, эффективно достигать свои интересы. Ничего порочного в такой трактовке исследователей-рационалистов нет, но она остается замкнутой на жесткое структурное объяснение, то есть сфокусированной на распознание различий в давлении внешних обстоятельств (объективного распределения могущества в международной структуре) на акторов как основного объяснительного фактора. А интересные и неинтуитивные проблемы, возникающие в связи с тем, что одна и та же структура для разных игроков в похожей структурной ситуации несет или угрозы, или выгоды, остаются неопознанными.
Уход в сторону
Поверхностный оптимизм не отменил того факта, что последовавшие разработки размывали концептуальные достижения конструктивизма. С одной стороны, огромное количество представленных на конференциях работ начало оперировать понятиями, которые изначально разработал конструктивизм. Еще лет 15 назад о нормах (стандартах надлежащего поведения для акторов со сходной идентичностью) мало кто писал, а теперь уже все говорят о нормах. Но произошла деформация этого понятия, подмена новаторского концепта упрощенным понятием policу. И, кроме того, широко распространилось убеждение, что изучение норм не соотносится с исследованием могущества, интересов и стратегического поведения, и эти важнейшие темы были отданы на откуп реалистам. Необходимо помнить, что надлежащие стандарты поведения, несмотря на их этическую и нормативную составляющую (делать то, что правильно), никоим образом не внеположны стратегическим интересам (делать то, что выгодно).
Получилось, что использование конструктивистского жаргона начало дискредитировать привлекательность конструктивизма как новаторского подхода. Для многих читателей все скатилось в какую-то банальность без прироста знания. Но это отнюдь не главная проблема, ведь ее можно списать на недобросовестность или творческие неудачи отдельных исследователей.
После научности — политизация
В результате, постпозитивист или непозитивист, который выбрасывает в мусорную корзину базовые процедуры социальных наук, отказывается от критериев научности, отрицает возможности научного роста, кумуляции знаний. Для меня здесь проблема в том, что у постпозитивистских штудий нет никакой дополнительной и самостоятельной ценности. Четверть века тому назад критические упражнения, деконструкция всего и вся были глотком свежего воздуха, но сегодня за этими процедурами не просматривается ничего, кроме авторского честолюбия. Пафос деконструкторов направлен на разоблачение потаенных механизмов принуждения в самых различных сферах политической активности. Но такая акцентировка тавтологична, ведь понятно, что политика и есть борьба за власть, а отношения принуждения и подчинения пронизывают разнообразные институциональные и общественные конфигурации. Для постпозитивистов, и особенно постмодернистов, контекстуализация поведения, исключительная локализация процессов, поиск идеографических факторов превратились в самоцель.
Ирония коммуникативного акта
Более того, те, кто применяли их идеи, начали придавать слишком большое значение второстепенным факторам и в итоге не особенно убедили неконструктивистов в плодотворности своего подхода. Даниэл Томас, например, подводил к мысли, что подписание Хельсинкских соглашений в 1975 году усилило диссидентское движение в СССР, что и привело к его распаду. Но причины, связанные с реальными проблемами функционирования политического режима как в СССР, так и в Восточной Европе, были проигнорированы.
С другой стороны, политика издательских домов в Америке, конечно, консервативна, но и плюралистична. Ни один редактор не против того, чтобы подводить итоги и/или выходить на новый уровень, но ни у кого не получается. Не решена и проблема критической массы плодотворных исследований. Мичиганское издательство задумывало под Патрика Джексона скомпоновать полностью конструктивистскую и прорывную серию по международным отношениям, но начало издавать довольно качественный мейнстрим. На другой же стороне океана издают очень много. Но и очень грязно, научные редакторы и корректоры оставляют тексты в необработанном или полуобработанном виде. Яркий пример — недавно поглощенное издательство Ashgate. Журнал EJIR (European Journal of International Relations) — флагман и надежда конструктивизма — в последнее время публикует какие-то вымученные тексты. Создается впечатление, что многочисленные модели и теории создаются ради них самих, а не ради обработки информации и движения вперед.
Политические неудобства
И, наконец, последнее соображение — о том, насколько конструктивизм пригоден для общения политических лидеров и экспертных сообществ разных стран. На языке реализма (Миршаймера) готовы говорить и политики, и комментаторы самых разных стран и самых разных политических убеждений. Материалы СВОП хорошо иллюстрируют, что реализм представляет собой понятный и комфортный общий язык. С неолибералами (они тоже рационалисты и материалисты) немного сложней. И их подход заточен на продвижение идеи, что международные институты и организации во главе с Америкой делают мир более стабильным, предсказуемым и выгодным для всех игроков. Понятно, что в любой институциональной конфигурации есть и проигравшие; для них ценность неолиберализма неочевидна. Но в целом язык, на котором говорят и реалисты, и неолиберальные институционалисты, пригоден для международного диалога.
Площадки, на которых происходят взаимодействия акторов, не стерильны и нагружены интерсубъективными нормами, стандартами надлежащего поведения, которые и регулируют поведение. Они интерсубъективны в том смысле, что существуют не сами по себе (хотя и могут быть кодифицированы в систему законов), а в пространстве между акторами. Естественно, для акторов, не разделяющих это стандарты, или даже для отстраненного наблюдателя ухватить эти нормы очень сложно, зачастую невозможно. Конфликты возникают как раз по поводу по-разному понятых норм. Нормативного конфликта можно избежать, если переформатировать интересы одной из сторон. Но эта задача не тривиальна.
© Thomas Hawk [CC BY-NC 2.0]
Андрей Казанцев
Кризис современного конструктивизма как проявление общего кризиса теории международных отношений
Статья Влада Кравцова о конструктивизме очень интересна в том плане, что она позволяет познакомиться с теоретическими дискуссиями в современной теории международных отношений, быстро и качественно вводя читателя в американский интеллектуальный контекст. При этом польза от данного чтения для российских исследователей в сфере международных отношений, да и просто для всех интересующихся данной тематикой, будет огромной в силу того, что этот теоретический пласт современных социальных наук в России, к сожалению, очень малоизвестен. Он не преподается даже в элитных вузах, и соответствующую литературу на русский никто не переводит.
С большинством тезисов автора, описывающего плачевное положение современного конструктивизма, нельзя не согласиться. Однако, на мой взгляд, печально не только положение конструктивизма. Огромные проблемы существуют во всей современной теории международных отношений (или, точнее, со всей теоретико-методологической основой изучения международных отношений). Конструктивизм, скорее, является той сферой, где эти проблемы просто виднее всего.
Я сам не являюсь конструктивистом. Скорее, я эксперт-прагматик, занимающийся частными аспектами международных отношений. Иногда мне приходится использовать для решения частных задач подходы реализма, иногда либерализма, иногда конструктивизма. Методологический эклектизм — это вообще типичная ситуация для современных экспертов в сфере международных отношений, занятых не теоретическими, а чисто практическими и прикладными задачами. И это одно из характерных проявлений общего плачевного состояния современной теории международных отношений. Тем не менее, имея возможность учиться в течение одного года у одного из основателей современного конструктивизма Фридриха Кратохвила, я не могу не задумываться периодически о проблематике современного конструктивизма. Разбирать же я ее буду именно с позиций практика, сознающего то, что теоретики не дали ему приемлемого инструментария.
Реализм и либерализм имеют одинаковую теорию познания, т.е. представления о том, какие знания являются желательными и достоверными. Именно из ее особенностей и вытекает рационалистическая картина международных отношений. Обе характеризуются позитивистским подходом. Структуры, детерминирующие действия международных акторов, объективно познаваемы. Они существуют независимо от системы ценностей и теоретических презумпций того, кто осуществляет процесс познания. Независимы они и от применяемых методов познания. Эти структуры обычно стараются представить в количественном виде.
И неореализм, и неолиберализм представляют собой объясняющие теории, в отличие от теорий понимающих. Эта оппозиция между объяснением и пониманием была введена неокантианцами для объяснения различия законов природы и человеческого мира. Следовательно, ориентация на объяснение означает, что закономерности, стоящие за международными отношениями, можно познавать подобно законам природы. Это момент существенный, и на нем я еще остановлюсь позже.
Все акторы международных отношений представляются в качестве аналога homo economicus, эгоистичных максимизаторов краткосрочных выгод. При этом роль идентичностей, систем ценностей, специфических представлений о мире, исторического опыта совершенно не учитывается.
Рефлективисты выступают против применения позитивистской методологии к исследованию международных отношений. Ученый практически включен в реальность. Поэтому система его взглядов, ценностей и жизненного опыта неотделима от тех закономерностей, которые он открывает. Скажем, если исследователь является белым, богатым и образованным мужчиной — носителем западноевропейской культуры, то и все открытые им закономерности являются лишь генерализованными представлениями о мире соответствующих категорий населения. Применяемые методы исследований также в существенной мере предопределяют результаты. Например, приоритет количественных исследований в рамках рационализма заставляет ученых постулировать качественную однородность изучаемых процессов. А это, в свою очередь, является маскировкой существующих систем господства при помощи манипуляций с цифрами и статистикой (недаром говорят, что есть малая ложь, большая ложь и статистика).
Все идет от Канта, или Почему конструктивизм утвердился в Европе
В области философии такие подходы традиционно обосновывались преимущественно в англосаксонской традиции, в противоположность континентально-европейской, что будет немаловажно для моих последующих размышлений.
Проблема заключается в том, что такие подходы игнорируют в принципе наличие человеческой свободы. В частности, это проявляется в природной недетерминированности действий человека и социальных общностей, вроде государств. Международная политика — вообще абсолютно искусственная, а не природная сфера, сотканная не из природных феноменов, а из смыслов, символов, норм и интерпретаций. Поэтому степеней интерпретативной свободы в ней очень много, и именно они часто играют ключевую роль на практике. Достаточно поприсутствовать на любых международных переговорах, где встречаются представители разных культур, чтобы это прочувствовать в реальности.
То же самое относится и к либерализму. Ранний либерализм, господствовавший в межвоенный период, также, по мнению Кратохвила, был конструктивистским. В частности, ключевым для него был вопрос о нормах и идеалах, являющийся проблемой современного конструктивизма.
Проблемы конструктивизма
В статье Влада Кравцова справедливо перечисляются многие проблемы современного конструктивизма.
Одна из них связана с социологией изучения международных отношений. В рамках рационализма объяснение реальности исследователем равно самой реальности. В результате реальность подменяется ее картиной, которую задает, как правило, господствующая социальная группа. Естественно, это может служить в том числе и механизмом международного господства. В рамках международных отношений это преимущественно механизм господства мировоззрения американской элиты. Именно США стали почти полностью определять моду в мировой науке о международных отношениях после Второй мировой войны.
Нельзя не согласиться с тезисом Кравцова о сложности текстов современных конструктивистов, в частности Кратохвила, для американских студентов. Проблема в том, что тексты, ориентирующиеся на классические образцы социальных наук XIX — первой половины XX века, требуют хорошего гуманитарного образования. Прежде всего, речь идет о знании истории, культуры разных народов и философии. Обо всем этом обычные студенты даже очень хороших американских вузов, идущие изучать международные отношения, часто просто не имеют понятия. Во многих случаях они не будут знать этих вещей и тогда, когда защитят PhD и сами будут учить студентов. Поэтому книги авторов типа Кратохвила, построенные на хорошем знании историко-культурного материала и классических философских текстов, действительно тяжелы для понимания молодежи. Ситуацию осложняет еще и то, что конструктивистские авторы апеллируют к европейской, континентальной философской традиции (например, к феноменологии или неокантианству). А эту традицию в США знают очень слабо (если не брать отдельные места типа филологических факультетов — именно там конструктивистские построения в области теории могли бы найти полное понимание). При этом даже на американских философских факультетах эту традицию, в силу господства аналитической философии, часто просто не принимают.
Наши представления о мире, системы ценностей и опыт играют решающую роль в конструировании реальности. В этом плане не существует какой-либо объективной реальности, отличной от нашего способа ее понимания. Социально-политический мир постоянно воссоздается человеческой активностью. Различные способы понимания мира являются столь же важными для реальной международной жизни, как и материальные факторы. Наиболее очевидным примером здесь является идентичность международных акторов.
Однако, говоря о проблемах конструктивизма, нельзя не упомянуть и об общей тяжелой ситуации в американской академической науке о международных отношениях. Собственно, я начал с того, что буду говорить с позиций практика, не находящего для себя в этой науке хорошего теоретико-методологического инструментария. Проблема заключается в том, что неореализм и неолиберализм в США в их современной форме, завоевав академический мир и вытеснив из него конструктивистов, утратили связь с практической политикой. В США практически одновременно с установлением господства объясняющих методов в академической науке произошла автономизация от университетской науки think tanks, где исследователи работают над реальными международными проблемами. Именно этот аргумент был важным для Кратохвила, когда он инициировал дискуссию о прагматизме в международных отношениях. Количественные исследования, фиксирующиеся на очень узком диапазоне факторов, — это академически очень элегантно, верифицируемо, фальсифицируемо и т.п. Но это часто совершенно не применимо на практике, так как из этого может не вытекать никаких рекомендаций. Для того чтобы что-то рекомендовать, надо понимать ситуацию комплексно, а не редуцировать ее. В результате практикам в think tanks приходится заимствовать то теоретико-методологические элементы реализма, то элементы либерализма, то элементы конструктивизма. И это показатель явного упадка теории и методологии международных отношений в США вообще, а отнюдь не только конструктивизма.
Читайте также: