Гоголевский период в русской литературе кратко

Обновлено: 05.07.2024

В “Очерках гоголевского периода” Чернышевский пытался разгадать внутренний смысл противоречий Гоголя. В чем источник его художественной силы, какова степень сознательности творчества, в чем сущность духовного кризиса? Его интересует вопрос: была ли какая-то метаморфоза во взглядах Гоголя в конце жизни или же он всегда был самим собой, но его не понимали?

Как квалифицировать в привычных понятиях особенности мировоззрения Гоголя, в чем психологическая загадка его характера?

Новые, публиковавшиеся тогда материалы впервые раскрывали

поразительную картину внутренних процессов, противоречий в душе писателя. Чернышевский решительно возражал против попыток представить Гоголя писателем, бессознательно нападавшим на пороки общества. Гоголь понимал необходимость быть сатириком.

Итак, суть дела в посылках и целях Гоголя. Ясно, что обличение было средством для этих целей. Лихоимство обличали уже Кантемир, Державин, Капнист, Грибоедов, Крылов.

В чем особенность сатиры Гоголя?

Основа сатиры у Гоголя была “благодарная и прекрасная”. Это утверждение Чернышевский распространяет даже на второй том “Мертвых душ”. Более

того, хотя “Выбранные места из переписки с друзьями” легли пятном на имя Гоголя, он и здесь не мог “ни при каких теоретических убеждениях окаменеть сердцем для страданий своих ближних”.

Он был человеком “великого ума и высокой натуры”. По характеру своего творчества Гоголь – общественный деятель, поэт идеи; и в “Выбранных местах” энтузиазм его несомненен.

Может показаться, что в рассуждениях Чернышевского есть некоторая непоследовательность. С одной стороны, он подбирает из писем Гоголя, например к С. Т. Аксакову, такие заявления, как: “Внутренне я не изменялся никогда в главных моих положениях”, и утверждает, что путь Гоголя – нечто единое, писатель не изменялся, он только постепенно раскрывался. А с другой стороны, Чернышевский доказывает, что в образе. мыслей Гоголя, приведших к “Выбранным местам”, сделалась разительная перемена где-то в 1840-1841 годах.

Этому содействовал “какой-то особенный случай”, вероятно, в связи с “жестокою болезнью”.

Видимо, Чернышевского надо понимать так: перелом произошел только в смысле откровенности и полноты раскрытия взглядов, но с субъективной стороны нового в концепции Гоголя ничего не появилось. Объективно “Выбранные места”, конечно,- реакционная книга. Но в субъективном плане проповедническая идея входила в общую концепцию жизни у Гоголя и тогда, когда он создавал “Ревизора” и “Мертвые души” и когда писал “Выбранные места”.

В чем же тогда беда Гоголя как внутренне противоречивого мыслителя? Если продолжить рассуждения Чернышевского, то основа трагедии Гоголя в том, что, правильно почувствовав пророческое “назначение писателя на Руси” и необходимость иметь самому всеохватывающую концепцию жизни с ее обличительными и позитивно-утверждающими тенденциями, он оказался неподготовленным, чтобы занять такое положение. Он был плохим теоретиком не вообще (об этом свидетельствуют его дельные критические статьи), но именно теоретиком того “учительского” и всеохватывающего масштаба, каким хотел быть.

Для этого надо было решительно идти на сближение с лагерем Белинского, что критик и предлагал ему еще в письмах 1842 года.

В развитии Гоголя-писателя был свой предел. Чернышевский указывал: “Мы не считаем сочинения Гоголя безусловно удовлетворяющими всем современным потребностям русской публики, даже в “Мертвых душах” мы находим стороны слабые или по крайней мере недостаточно развитые, наконец, в некоторых произведениях последующих писателей мы видим залоги более полного и удовлетворительного развития идей, которые Гоголь обнимал только с одной стороны, не сознавая вполне их сцепления, их причин и следствий”1. Чернышевский нашел единственно верный ответ: нельзя сказать, что Гоголь не понимал того, что писал, он все понимал, и довольно широко, но не с той степенью теоретической и социально-политической последовательности, какой требовали подымаемый им острый жизненный материал и претензии быть “учителем жизни”.

Понятие “гоголевского периода” органически включало в себя и другую колоссальную фигуру, в которой как раз идеально выразились сознательные теоретические начала реалистического направления, это – Белинский. Он был для Чернышевского идеальным критиком и общественным деятелем. Для восстановления памяти о нем Чернышевский сделал больше, чем кто-либо.

Надо было снять запрет с имени Белинского, опровергнуть клевету врагов, возродить его концепцию и оценки, его критический метод.

Чернышевский подчеркивал, что он “не любит” расходиться с мнениями Белинского, он любит ссылаться на них, так как нет более справедливого авторитета, чем Белинский, “истинный учитель всего нынешнего молодого поколения”.

Критик нарисовал трогательную картину своего посещения могилы Белинского на Волковом кладбище, на которой даже не было тогда памятника (“Заметки о журналах”, июль 1856 года). А между тем везде “его мысли”, “повсюду он”, “им до сих пор живет наша литература!”

Чернышевский считал 1840-1847 годы периодом расцвета деятельности Белинского, когда его взгляды вполне сформировались и имели наибольшее влияние на русское общество. После смерти Белинского русская критика заметно ослабла. До сих пор только одна критика Белинского сохраняет свою жизненность.

Все остальные направления, либо ей противостоявшие, либо уклонявшиеся от нее в сторону, за последние годы были “пустоцветами” или “тунеядными растениями”.

Чернышевский назвал Белинского человеком “гениальным”, произведшим “решительную эпоху” в нашей умственной жизни. Он имел “стройную систему воззрений”, в которой одно понятие вытекало из другого. И нелишне было подчеркнуть, что вся его деятельность имела глубоко патриотический характер.

Система Белинского сложилась на основе важных исканий предшествующей русской критики в борьбе с враждебными реализму течениями. Чернышевский разбирал критическое наследие И. Киреевского, Шевырева, Сенковского, Н. Полевого, Надеж-дина и других предшественников и противников Белинского уже не только с точки зрения того, как они оценивали Гоголя, а с точки зрения их критической, философско-теоретической методологии, подхода к литературным явлениям вообще. Именно должной системности мышления и понимания реальности он у них и не находил.

Любопытны ракурсы, в которых Чернышевский рассматривал Белинского. Для Чернышевского всего важнее было показать целостность личности Белинского, подлинно творческий и концептуальный характер его теории реалистического искусства. Эволюция взглядов Белинского полна исканий, зигзагов, но в целом совершалась медленно, перемены в суждениях происходили незаметно.

Величайшим достоинством критики Белинского Чернышевский считал ее теоретичность, обращенность к действительности, ее общественно-социальный пафос.

Чернышевский подробно выяснял, в каких отношениях к Гегелю находился Белинский, что было благоприобретением и что уступкой идеализму с его стороны. Белинский “отбросил все, что в учении Гегеля могло стеснять его мысль”1, и сделался критиком совершенно самостоятельным. “Тут в первый раз русский ум показал свою способность быть участником в развитии общечеловеческой науки”.

С большой осторожностью, веской аргументацией Чернышевский раскрывал основные особенности эволюции Белинского, до самой смерти шедшего вперед, все более “проникавшегося живыми интересами русской действительности”3. Требования его были “очень умеренными”, но “последовательными”, высказывавшимися с “энергией”. Что касается учености Белинского, то какое может быть в ней сомнение: он, “будучи значительнейшим из всех наших критиков, был и одним из замечательнейших наших ученых”.

Опираясь на “гоголевское” направление и наследие Белинского, Чернышевский смело оценивал современную ему литературу. Ее проблематика начинала выходить за рамки прежнего опыта, обусловливаться требованиями новой эпохи.

Гоголевское творчество можно разделить на несколько периодов. Жизнь и творчество Николая Васильевича Гоголя тесно связаны друг с другом.

Здесь Н. В. Гоголь поднимает проблемы, связанные с человеческими пороками: стремление к богатству и чинам, коррупция, пошлость, чинопочинание, низость и тупость. Смех над этими качествами стал орудием борьбы с человеческими пороками.

Третий этап, продлившийся с 1842 по 1852 годы, связан с внутренним миром писателя, его желанием размышлять на философские, религиозные и нравственные темы. Находясь за пределами Родины в полнейшем одиночестве, Н. В. Гоголь обращается к религии, переосмысливая при этом все свое творчество.

Гоголь в 40-е – 50-е гг. – один из самых ярких представителей критического реализма в русской литературе, использующий в своих произведениях многообразные языковые средства устной и письменной речи.

Он шире, чем Пушкин и Лермонтов, раздвинул границы языка художественной литературы для принятия различных средств живой народной речи, и особенно ее лексических средств: диалектизмов, слов бытовой крестьянской речи, городского просторечия, профессионализмов, жаргонизмов. Пушкину, как известно, не были свойственны резкие приемы типизации на основе социальных и территориальных диалектизмов, профессионализмов и арготизмов. Возможность этого пути только намечалась в творчестве Пушкина. Гоголь же по сравнению с Пушкиным значительно раздвигает круг использования разнообразных пластов разговорной народной речи, вводит в свои произведения и украинизмы, и элементы социальных и профессиональных жаргонов, и черты речевого областничества.

В плане раздвижения границ русского литературного языка и привлечения новых источников, обогащающих литературный язык, он в ряде случаев пошел дальше Пушкина. В качестве этих источников сам Гоголь называет две речевые стихии: церковно-библейский язык и бесчисленные народные наречия русского языка.

В основном Гоголь черпал новые средства выражения из бесчисленных наречий русского народа, под которыми он подразумевал не столько местные диалекты, сколько различные социально-речевые стили, характерные для запорожцев, крестьян, духовных лиц, для чиновничества, старосветских помещиков, для городского просторечия.

Широко представлено в творчестве Гоголя городское просторечие – язык необразованных слоев городского населения.

; из речи Ноздрева:
эмпирей
.

(= 25 рублей);
по рукам
.

Гоголь, записывая характерные для русской народной речи слова и выражения, связанные с различными сторонами хозяйственной и общественной жизни народа, обогащал свою художественную палитру словами, непосредственно отражающими действительность.

Использование различных социально-речевых жаргонов у Гоголя становится оружием социальной сатиры.

С наибольшей полнотой и с наибольшим сатирическим блеском использует Гоголь чиновничий жаргон как в его официальном, так и в бытовом вариантах. Примером может служить рассказанная поч.

Писатель остроумно пародировал канцелярско-чиновничий жаргон, который служил средством маскировки мысли, запутывания ее. Канцелярско-деловые элементы Гоголь использовал в речи персонажей как средство их характеристики и как средство юмора и сатиры, например, в речи городничего, в речи Ивана Ивановича.

Гоголь прекрасно изучил быт чиновничества. Элементы чиновничье-канцелярского стиля выполняли у Гоголя различные функции: служили материалом для создания речи персонажей и употреблялись пародийно-иронически, выступая как речевые средства сатиры.

Гоголь талантливо пародирует канцеляризмы, которые отличались особой структурой предложений, которая культивировалась в документально-канцелярских стилях, множеством придаточных с устаревшими архаичными союзами, с отглагольными существительными, а также пунктуальностью и точностью, принятой в официальных документах.

Наряду с пародированием канцеляризмов Гоголь использовал многие атрибуты разговорно-бытовой речи чиновничества для речевой характеристики персонажей. Городничий, начиная официальную беседу с подчиненными, употребляет ряд выражений документально-делового характера.

Пародирование жаргонной речи и приемы использования характерных жаргонизмов позднее будут встречаться в языке Островского, Салтыкова-Щедрина, Чехова и др.

Еще один источник пополнения языка Гоголя – украинизмы.

В числе украинизмов, употребляемых Гоголем, выделяются:

(арбуз),
покут
(красный угол),
тендитный
(нежный);

(посиделки),
дрибушки
(мелко заплетенные косы),
смутный
(печальный);

Украинизмы, использованные Гоголем, представляют следующие тематические группы лексики:

В 1830-е гг. украинский язык еще не сформировался в национальный литературный, поэтому Гоголь рассматривал украинские слова как диалектизмы русского языка, используя их для передачи местного колорита, в качестве этнографической лексики.

Судьба слов, толкуемых Гоголем, неодинакова:

(стопка);
порхлица
(часть мельницы);
пришипился
(притаился, присмирел);
заклекнуть
(завянуть, засохнуть).

Гоголь, продолжая пушкинское стремление синтезировать художественно ценные элементы письменной и устной речи, широко ориентировался на живой эмоциональный синтаксис русского бытового языка.

Экспрессивность разговорных структур превращает многие произведения Гоголя в задушевную, пронизанную теплым юмором, беседу с читателем.

Разговорность языка создается и употреблением последовательных отрицаний с противопоставлениями, приводящих к констатации приблизительности какого-либо качества.

Разговорные частицы, вводные слова и предложения, свободный порядок слов – все это придает произведениям Гоголя тональность живого устного общения с читателем.

Проза Гоголя, как и прозаические произведения Лермонтова, оказала большое влияние на дальнейшее развитие синтаксиса осложненного простого предложения, сложного предложения и сложного синтаксического целого. В отличие от Пушкина Гоголь широко употребляет предложения с обособленными распространенными второстепенными членами, с однородными членами.

Сложные предложения имеют в прозе Гоголя такой же удельный вес, как и простые; сложноподчиненные предложения употребляются так же часто, как и сложносочиненные; конструкции с союзной связью используются наряду с бессоюзными сложными предложениями. Часто в авторском повествовании встречаются периоды.

Для прозы Гоголя характерно строение предложений, содержащих образные сравнения, которые перерастают в самостоятельные поэтические красочные картины – объемные, подробные, развернутые. Сравнения строятся обычно как сложное синтаксическое целое, как ритмически организованный период, занимающий иногда свыше 15 печатных строк.

Часто тексты прозаических произведений Гоголя представляют собой сложное синтаксическое целое с подчинительной и сочинительной связью отдельных частей этого целого, с присоединением нескольких зависимых частей к главным по способу соподчинения и последовательного подчинения с помощью союзов или без них.

В этом отношении проза Гоголя отличается от прозы Пушкина и напоминает произведения Тургенева, Толстого, Салтыкова-Щедрина, Горького, дающие материал для изучения сложных синтаксических единств русского языка.

В.Г. Белинский указывал на другое качество гоголевских произведений – на их стилистическое совершенство. Он писал: «… у Гоголя есть нечто такое, что заставляет не замечать небрежности его языка, – есть слог

и
доспехи
,
доехал
и
отделал
,
жмурил
и
хлопал
). Это т.н. контекстные (индивидуально-авторские) синонимы. Автор сближает и употребляет как синонимы такие слова, которые в общепринятом словоупотреблении не являются эквивалентными.

Сатирическая расшифровка понятий, появление добавочных смысловых моментов, идущих вразрез с общепринятым значением слова, – также распространенное у Гоголя средство комического.

Комизм создается Гоголем и путем сочетания стилистических контрастов, резкой смены далеких, иногда прямо противоположных стилевых систем. Так, лирическое отступление о Руси и ее просторах, написанное в духе книжно-романтического, приподнято-торжественного слога, неожиданно прерывается диалогом весьма прозаического характера, с типичными для разговорной речи словами и выражениями.

В творчестве Гоголя происходит органичное соединение сатирического и лирического начал. Описание мелочей сочетается с лирическими отступлениями. Сплав различных стилевых пластов – поэтической речи и бытового просторечия, граничащего с бранной лексикой, является проявлением единства противоположных начал и служит для выражения контраста мечты и действительности, недостижимости идеала писателя.

Особенности творчества

Несмотря на разнообразие жанров, в центре произведений Н. В. Гоголя всегда стоял человек. Описание человеческой жизни происходило с помощью обращения к фольклорным традициям. Народные сказания, предания, легенды являлись основами сюжетов произведений Н. В. Гоголя.

Часто в произведениях Н. В. Гоголя реальный мир воедино соединяется с фантастическим миром. Мистические персонажи сочетаются с реальными личностями. Это указание на двоемирие говорит о романтическом направлении, характерном для раннего творчества писателя.

Н. В. Гоголю с мастерством удавалось описывать реальную действительность, для которой свойственны коррупция и чинопочитание, разделение людей на бедных и богатых. Проблемы, поднятые писателем, до сего дня остаются актуальными, что и является причиной бессмертности произведений Н. В. Гоголя.

Значение Н. В. Гоголя в истории русской литературы

Гоголь оказал сильное влияние на развитие сатирического творчества Герцена, Некрасова, Чернышевского и особенно — Салтыкова-Щедрина.

Место и значение Гоголя в истории мировой литературы определяется ролью, которую он сыграл в развитии русской литературы, занявшей в XIX веке ведущее место в художественном творчестве всего человечества.

Продолжая традиции Пушкина, Гоголь внес в историю русской и миро­вой литературы особый реализм. Он усилил остроту критического изобра­жения действительности, он верил в русский народ, в его великое будущее.

Наконец, значительный вклад Гоголя в литературу — тот особый юмор, в основе которого лежит высокое чувство гуманности: горький смех сквозь слезы.

Творчество Гоголя и развитие русской литературы

Манн Ю. В. (Москва), д.ф.н., заслуженный проф. РГГУ, академик РАЕН

Воропаев В. А. (Москва), д.ф.н., проф. МГУ им. М. В. Ломоносова

Виноградов И. А. (Москва), д.ф.н., проф. МГУ им. М. В. Ломоносова

Гуминский В. М. (Москва), д.ф.н., проф., гл. науч. сотр. ИМЛИ им. А. М. Горького РАН

Гольденберг А. Х. (Волгоград), д.ф.н., проф. ВСПУ

Анненкова Е. И. (Санкт-Петербург), д.ф.н., проф. РГПУ им. А. И. Герцена

Лиляна Байич (Белград, Сербия), д.ф.н., проф. Белградского университета

Кораблёв А. А. (Донецк, Украина), д.ф.н., проф. ДНУ

Александра Вранеш, Лиляна Маркович (Белград, Сербия), д.ф.н., проф. Белградского университета

Сартаков Е. В. (Москва), к.ф.н., ст. препод. МГУ им. М. В. Ломоносова

Джафарова К. К. (Махачкала), к.ф.н., доцент ДГУ

В статье рассматривается научная и общественная деятельность юриста и историка П. В. Хавского, жившего по соседству с Н. В. Гоголем и знакомого с писателем. В статье приводятся сведения о его научной и хронологической работе, о его взаимоотношениях с компанией Гоголя и с самим Гоголем. Автор статьи выдвигает гипотезу о возможном косвенном участии Гоголя в научной дискуссии, в которой один из друзей писателя М. П. Погодин был одним из главных противников идей Хавского в области хронологических исследований.

Гоголь и Тургенев

Сапченко Л. А. (Ульяновск), д.ф.н., проф. УГПУ им. И. Н. Ульянова

Савинков С. В. (Воронеж), д.ф.н., проф. ВорГУ и ВорГПУ

Иваницкий А. И. (Москва), д.ф.н., вед. науч. сотр. ИВГИ им. Е. М. Мелетинского РГГУ

Сугай Л. А. (Банска Быстрица, Словакия), д.ф.н., проф. Университета им. Матея Бела

Рипинская Е. В. (Санкт-Петербург), независимый исследователь (СПбГУ, ИРЛИ РАН)

Шульц С. А. (Ростов-на-Дону), д.ф.н.

Рясов Д. Л. (Саратов), к.ф.н., ст. препод. СГУ им. Н. Г. Чернышевского

В статье подробное сравнение эпизодов из произведения Н. В. Гоголя и И. С. Тургенева, в которых появляются персонажи немецкого происхождения. Символика двойственности в художественном тексте (на материале произведения Гоголя и Тургенева)

Высоцкая В. В. (Москва), ст. препод. Университета РАО

Влияние Гоголя на формирование реализма и модернизма

Капустин Н. В. (Иваново), д.ф.н., проф. ИвГУ

Таня М. Попович (Белград, Сербия), д.ф.н., проф. Белградского университета

Есаулов И. А. (Москва), д.ф.н., проф. Литературного института им. А. М. Горького

Балакшина Ю. В. (Санкт-Петербург), д.ф.н., учёный секретарь Свято-Филаретовского православно-христианского института

Кривонос В. Ш. (Самара), д.ф.н., проф. СГСПУ

Яблоков Е. А. (Москва), д.ф.н., вед. науч. сотр. Института славяноведения РАН

Иваньшина Е. А. (Воронеж), д.ф.н., проф. ВорГПУ

Швецова Т. С. (Воронеж), студентка ВорГПУ

Гоголь и современная русская литература

Волоконская Т. А. (Саратов), к.ф.н., ст. препод. СГУ им. Н. Г. Чернышевского

Плешкова О. И. (Барнаул), к.ф.н., доц. АлтГПУ

Захаров К. М., Волоконская Т. А., Рясов Д. Л. (Саратов), д.ф.н., доцент СГУ им. Н. Г. Чернышевского / (Саратов), к.ф.н., ст. препод. СГУ им. Н. Г. Чернышевского / (Саратов), к.ф.н., ст. препод. СГУ им. Н. Г. Чернышевского

Во второй половине жизни своей Гоголь вдруг почувствовал себя одиноким. Ему показалось, что современники плохо его понимают. И хотя при жизни его высоко ценил Белинский и другие русские критики, этими оценками писатель был не удовлетворен: они скользили по поверхности его дарования и не касались глубины. В Гоголе все предпочитали видеть писателя-сатирика, обличителя пороков современного общественного строя. Но скрытые духовные корни, которые питали его дарование, современники склонны были не замечать.

Читайте также: