Двунадесять языков это кратко

Обновлено: 17.05.2024

Казалось бы, зачем писать в неспециальном журнале о языках и языковедении, об этом и так рассказывают многие книжки, популяризирующие достижения лингвистики и теории культуры, читают лекции на филфаках и журфаках. Во-первых, затем, что это интересно, а языки учат не только журналисты и филологи. А во-вторых, потому, что где популяризация, там, извините, и профанация. Прочтешь в интернете, что "язык - самый совершенный и универсальный знак в истории человечества", и "руки тянутся к перу".

О лингвистах и "лингвистах"

Несколько лет назад этот фрагмент просто не был бы нужен. "Лингвист, - уверенно сказал бы читатель, - это ученый, который анализирует устройство и историю одного или многих языков". Но словам свойственно с годами менять значение, добавим: "Хочешь не хочешь". Называющие себя учеными-языковедами, предпочли бы, как и прежде, эксклюзивно именоваться по совместительству лингвистами, да вот беда: молодежь не желает высокой теории, ей подавай практику, то есть выучить как можно больше живых языков, чтобы на них говорить, с них переводить, на них читать и прочее в том же роде. И появились "лингвистические" факультеты и университеты, которые раньше назывались "иностранных языков". А тамошние студенты стали гордо звать себя лингвистами буквально с первого курса, хотя большинство из них никаким лингвистами никогда не станет, так и будет переводчиками. А если не соизволит ходить на лекции по теоретической грамматике и общему языкознанию, то даже не узнает, что такое лингвистика, хотя, возможно, говорить и читать на чужих языках будет здорово. Так что есть лингвисты и "лингвисты". "Лингвисты", кстати сказать, считают, что они "изучают" на первом курсе английский, а на втором - английский и испанский. В то время как оба они всего-навсего "учат", а "изучали" английский с испанским те старички и старушки профессора, которые читают нудные лекции по английской лексикологии и испанскому синтаксису, вылезая вон из кожи, чтобы студенты эти языки тоже хоть немножко "изучили". Так вот, это лингвисты без кавычек разбираются в устройстве языка, подобно часовщику, разбирающемуся в механизме хронометра.

Зачем же их так много?

Семейные хроники и типичные представители

Те языковые семейства, с которыми имеет дело средний студент, учащий языки, как правило, обитатели европейских просторов. Романские - те, что пошли от вульгарной латыни ("опростившейся", превращавшейся в язык межнационального общения): испанский, французский, итальянский, португальский и др. Германские (те, что формировались у германских племен): английский, немецкий, нидерландский, шведский, датский и др. Никто не учит кельтские языки (ирландцев, шотландцев, валлийцев, бретонцев), потому что их фактически вытеснил английский. Мало кому интересны угро-финские языки (венгерский, финский, эстонский и др.) - разве что тем, кто решил учиться или работать именно в тех странах, где они государственные. Но не все из языков Европы хотя бы дальние родственники. Те же угро-финские как будто ничего общего не имеют ни с германскими, ни с кельтскими, ни со славянскими и балтийскими (латышский, литовский), ни с иными семействами, входящими в большую семью индоевропейских языков. Однако они хотя бы не сироты. А ведь имеются и исключительно одинокие. Ну вот нет родственников у албанского и все тут. И неясно даже, индоевропейский он или нет. Вроде бы, да. Может быть, очень дальний родственник греческого. И романской лексики в нем много. Но лексика, как известно, не показатель родства. А так один и один, сам по себе. И как таким стал, непонятно. Еще загадочнее баскский. Этот вообще с кем только генетически не объединяли, даже с языками Кавказа (хотя кавказцы - они вон где, а баски - вон где). Так что баски настолько не испанцы, что понять их сепаратизм (не терроризм) можно. В общем, история хранит свои тайны. Смешиваясь с неродственными, некоторые языки так далеко отходят от первоначального состояния, что их физиономии начинают резко отличаться от прочих насельников семейного фотоальбома. Мальтийский, скажем, троюродный племянник арабского (семито-хамитского). И мальтийцы арабов даже понимают. А вот арабы мальтийцев ни в коем разе. Потому что мальтийская грамматика так видоизменилась под влиянием индоевропейских языков (итальянского, английского), что появились всякие окончания и суффиксы (каких в арабском сроду не бывало). Так что родственничек тот еще. Случается, что неродственники от долгой жизни бок о бок становятся как бы побратимами. И такое побратимство называется "союзом". Греческий, турецкий и славянские языки Балкан образовали такой союз лет за пятьсот. Лексика, конечно, разная. А вот в грамматике обнаруживаются общие для всех побратимов приемы: артикли, послелоги и всякие другие штуки. Говоря о родстве языков, нельзя не упомянуть о некоем парадоксе. Языки объединяют в большие (иногда очень - по несколько десятков) "макрогруппы" (лучший пример - индоевропейская, представленная на всех континентах, объединяющая народы Европы, Индии, Ирана). А вот между макрогруппами родства не обнаруживают: алтайцы сами по себе, угро-финны сами по себе, индоевропейцы, кавказцы и т.д. Так что же, эти народы никогда не были "одной крови", даже в глубочайшей древности? Что-то тут не так, ведь они часто проживали в пределах общих естественных географических границ. И появилась великая "ностратическая гипотеза" о древнем родстве многих неродственных, как прежде считали лингвисты, семейств. Не будем вдаваться в подробности. Тем более что А.Гордон успел побеседовать в полвторого ночи и на эту непростую тему, причем с известными лингвистами. Скажем только, что общий "ностратический словарь", начало которому положил выдающийся, безвременно погибший лингвист Владислав Маркович Иллич-Свитыч, убеждает в происхождении японского, корейского, индоевропейских алтайских, уральских, тюркских, дравидических и некоторых других языков от общего предка. Предполагается, что лет эдак тысяч тринадцать тому назад существовал общий язык одного народа - "наших" (название "ностратический" произвел от латинского noster один из создателей этой гипотезы Х. Педерсен). Вот так-то. А мы все друг на друга наезжаем. Родства, выходит, не помним. Семейки семейками, а есть еще и сходные черты, которые от родственных связей не зависят. Как, например, у негроида и европеоида (разные расы!) слезная железа глаза не прикрыта (в отличие от монголоида). Как у всякого языка звуки разделяются на два класса: согласные и гласные. Как то, что есть языки, в которых имеется слово (образуемое из корня путем каких-то добавок), и языки, где одни голые корни, то есть, собственно говоря, слов нет, потому что каждый корень одновременно слово (китайский). Все это типичные черты (поскольку не уникальные). Оказывается, что сходные типичные свойства наблюдаются у языков с очень дальним родством, а то и вообще не родственных. В китайском голые корни соединяются в предложение в строго определенном порядке. Только на основе порядка можно понять, "кто на ком стоит". Но в английском разве не так. Не всегда, конечно. Но часто. Вот три слова (или корня): book, post, pocket. Не будем в них ничего менять, изменим только расположение и получим: Post pocket book! Book pocket post! Pocket post book! - и ни одного бессмысленного высказывания. Не верите? Проверьте. Чем не китайский. Конечно, современному английскому до китайской корнеизоляции далеко. Но это пока. А типологическое сходство наблюдается - техника подачи информации сходная. Может быть, дело в том, что и тот и другой долгие годы формировался как язык-посредник, позволяющий общаться разноязыким народам, волею судеб оказавшимся на одной территории?

Живые, мертвые и мертворожденные

Когда-то языки сравнивали с живыми организмами: родятся, развиваются. умирают. Про рождение уже сказали. А что со смертью? Есть же такое выражение - мертвый язык. Как они, полнокровные, бойкие, выразительные, становятся покойниками. Самый печальный случай - вместе с народом. Бывают ведь языки, на которых говорит очень небольшое число людей (у некоторых дагестанских "аульных" языков не больше сотни носителей). Случилось что-нибудь с людьми - нет языка. Или народ утрачивает самостоятельность. Не в том смысле, что попадает в рабство, хотя насчет рабства, это как посмотреть. Но оказывается в границах другого большого государства, а там язык госслужбы - другой, язык обучения - другой. И собственный, знакомый с детства становится чем-то вроде коммуникативного довеска - с соплеменниками в узком кругу пообщаться. Чем интенсивнее народ втягивается в жизнь метрополии, тем меньше нуждается в родном наречии. Вот и зазвучал марш Шопена. Еще один вариант: в языке пошли быстрые изменения. Ну, например, захватили норманны англосаксонское королевство. Сами завоеватели говорят на испорченном французском. На местную речь переходить не хотят - зазорно им пользоваться языком побежденных. Побежденные тоже подлизываться к новой власти не желают. Но общаться-то им надо, хотя бы на рынке. И начинает формироваться новый язык, специально для базара: "моя твоя не понимай", "за один свин три монета мала-мала много". И вот он новоанглийский. А староанглийский быстро забывается, никто на нем не говорит, не пишет. Марш Шопена. А то еще разбежится язык на диалекты. Каждый станет отдельным новым языком, а древний исток сохраняется только в книжках - мертвый, потому что никто на нем не говорит, хотя некоторые чудаки читают (древнегреческий, латинский, древнерусский и т.д.). Есть большая группа граждан, склонная в этом месте нашего повествования произнести: "Таскать вам не перетаскать! Пусть они все перемрут. Единому человечеству - единый язык! Как здорово будет, когда все заговорят по-английски". Нет, не здорово. Как не здорово будет жить на Земле, где пасутся коровы, бараны, кормятся свиньи, а все остальные, негодные в пищу животные истреблены за ненадобностью. Потому что случись что с копытными (а непременно случится, раз их так много одинаковых, грибок, например, начнет корежить копыта) - спасти животный мир уже не удастся. Зубр возродился только потому, что был жив бизон. И с языками происходит что-то подобное. Каждый из них - еще одна возможная форма введения коммуникации с помощью звуковых сигналов, позволяющая какой-то аспект информации подавать особенно хорошо. Если все прочие вымрут, а единственный язык начнет хиреть, обратиться за помощью будет некуда. И еще одну вещь надо иметь в виду. Естественный язык всегда предусмотрительнее, приспособленнее к своей коммуникативной задаче, чем искусственный. Сколько было попыток волевым усилием решить проблему языковых барьеров между народами с помощью искусственного общего языка. И мертвый уже волапюк (вот названьице-то, а ведь Лев Толстой учил всерьез), и живой, но, прости Господи, мертворожденный эсперанто (хотя и академии есть, и литература, и тысячи энтузиастов). Детище Л.Заменгофа было задумано как дополнительный язык, специально предназначенный для международного общения, в эсперанто "всякой твари по паре" - и род, и падеж, и личное спряжение глагола. И вышло, что язык устроен логично, но для своей задачи - быть костылем, lingua franca, подспорьем в переговорах норвежца с зулусом - перегружен коммуникативной техникой. Английский бесспорно бьет эсперанто на его поле. Современный English никто не задумывал с благой целью соединить народы телеграфной речью. Просто этот язык в силу специфики эволюции приобретал все больше телеграфных признаков и даже модификаций (пиджин). И как международный язык не имеет в настоящее время конкурентов. А как национальный оказывается теснимым даже из США (испанским), поскольку то, что от него осталось в процессе интернационализации, конкурентоспособно разве что в повседневном общении с компьютером. Что было ясно уже тогда, когда изобретали первые компьютерные языки и термины-операторы брали непосредственно из многострадального интернационального. Правда, англисты пока беды не видят, престарелый Д.Кристал восхищается планетарной ролью своего любимого наречия, а оно уже давно превращается из языка Диккенса в международный эквивалент. Лучший прогноз: наряду с English будет параллельно существовать Interlish. Худший. Но нет, жаль англичан.

Царство семиотики

Прекраснейшее растение, выросшее на грядке лингвистики - семиотика. К середине XX века усилиями языковедов и логиков слово "язык" распространилось и на многие другие явления в области коммуникации, которые до этого языком называли только для красоты. Язык музыки, язык живописи, язык одежды, язык архитектуры, ландшафта, жестов, телодвижений и т.д. Оказалось, что все эти объекты устроены одинаково. Есть некий носитель значения - знак. Неважно, это комплекс звуков или рисунок, или движение руки, или строительная деталь. Важно, что этот предмет передает некоторое содержание, не тождественное себе самому. Стол не указывает на то, что "перед вами стол", а сообщает, например, о месте трапезы. Такие предметы - знаки, что-то вроде слов. А раз так, значит, их объединение - что-то вроде предложения. А у предложения есть законы построения, их можно моделировать. А знаки образуют систему языка, то есть друг относительно друга расположены (с учетом значений) в определенном порядке. И пожалуйста, описывайте, исследуйте, приводите свои наблюдения в порядок. А поскольку все, чем пользуется человек, это сплошные знаки, информирующие о чем-нибудь, то вся человеческая культура - семиотическая система. Для занимающихся историей, культурой эти соображения - клад. Не стало больше "непонятных, загадочных орнаментов", появились "культурные коды, нуждающиеся в дешифровке". Этносемиотика и психология занялись неосознанными формами человеческого поведения: как предпочитает сидеть русский, как немец, почему скрещенные на груди собеседника руки у европейца вызывают настороженность. Почему красный цвет провоцирует, почему лиловый разочаровывает. А все началось с языков, на которых говорили и говорят.

Дванадесять (двунадесять) язык Устар. Экспрес. О многонациональной по составу армии Наполеона во время его войны с Россией в 1812 г. По изгнании двухнадесяти языков, хотели меня снова везти в Москву посмотреть, не возвратился ли Карл Иванович на прежнее пепелище, или, в противном случае, отдать меня в другое училище (Пушкин. История села Горюхина). Он подавал просьбу о денежном вспоможении для поправления дома, сожжённого богопротивным врагом во время нашествия галлов и с ними дванадесяти язык (Герцен. Долг прежде всего).

Фразеологический словарь русского литературного языка. — М.: Астрель, АСТ . А. И. Фёдоров . 2008 .

Смотреть что такое "Дванадесять (двунадесять) язык" в других словарях:

язык — язык, род. языка; мн. языки, род. языков и устарелое языки, род. язык и языков, языцы, род. языцев. В некоторых устойчивых выражениях сохраняются устарелые формы: притча во языцех, дванадесять (двунадесять) язык (языков) … Словарь трудностей произношения и ударения в современном русском языке

двенадцать — дюжина, двунадесять Словарь русских синонимов. двенадцать / людей, предметов: дюжина ) Словарь синонимов русского языка. Практический справочник. М.: Русский язык. З. Е. Александрова. 2011 … Словарь синонимов

Да представят себе собрание с двадцати царств и народов, под единое знамя соединенные, с какими властолюбивый, надменный победами, свирепый неприятель вошел в Нашу землю [курсив здесь и далее мой. – К.Д.].

Цифра 14 применительно к Гражданской войне получила то же значение числового символа, что и цифра 12 по отношению к войне 1812 года. В речи на открытии IX съезда РКП(б) 29 марта 1920 года Ленин заявил:

– …Несмотря на двукратный, трехкратный и четырнадцатикратный поход империалистов Антанты, (…) мы оказались в состоянии победить.

Ленин и пожилой рабочий с трудом несут на плечах тяжелое бревно. У пьедестала Царь-колокола свалили его на груду таких же бревен; с трудом переводят дыхание. (…)

– Я уверен, что этой весной Антанта опять начнет натиск. Уж распространяются слухи о походе четырнадцати держав.

– Это каких же четырнадцати, Владимир Ильич?

– Четырнадцати? Гм… подсчитаем. Англия – раз, США, Франция, Италия, Япония, Греция, Югославия, Польша, Чехословакия, Финляндия, Эстония, Латвия и прибавьте Колчака и Деникина. Да, подсчет точный.

Рабочий даже привстает от волнения.

Двести лет назад началась Отечественная война 1812 года. 22 июня Наполеон обратился с воззванием к войскам, в котором назвал нападение на Россию второй польской войной. На следующий день началась переправа французских войск через пограничный Неман. Представляем вашему вниманию первую статью историка Арсения Замостьянова из цикла о войне 1812 года.

Дороги 1812 года…

Это было ровно двести лет тому назад. Значит, с тех пор прошло три жизни продолжительностью в 66-67 лет. Рукой подать!

22 июня император Наполеон нашёл слова для политического обоснования нового похода за славой, хлебом, золотом и мировым господством. О, это было воинственное воззвание:

«Солдаты! Вторая польская война началась. Первая окончилась в Фридланде и в Тильзите. В Тильзите Россия поклялась быть в вечном союзе с Францией и в войне с Англией; ныне она нарушает свои клятвы! Она не желает дать никакого объяснения в странных своих поступках, покуда французские орлы не отойдут за Рейн и тем не покинут своих союзников на ее произвол.

Россия увлечена роком. Судьба ее должна свершиться. Не думает ли она, что мы переродились? Или мы более уже не солдаты Аустерлица? Она постановляет нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнителен. Идем же вперед, перейдем Неман, внесем войну в ее пределы.

Наполеон Бонапарт делит Европу между своими родственниками. Английская карикатура. Раскрашенная гравюра

Наполеон Бонапарт делит Европу между своими родственниками. Английская карикатура. Раскрашенная гравюра

Бывший генерал Бонапарт умел разговаривать с армией. Умел вдохновлять на подвиги воинство, воодушевлённое революционными идеями свободы и жаждой наживы. Как и принято в подобных случаях, он нашёл благообразный политический повод для вторжения. Нарушение тильзитских соглашений, нарушение (неизбежное для России!) континентальной блокады, вечный польский вопрос…

Отбросив лукавую риторику, мы увидим, что Наполеон не мог смириться с существованием в Европе неподконтрольной ему сильной армии. Он намеревался сделать с русской армией то, что он триумфально проделал с австрийской и прусской. Перед ним лежала огромная крестьянская империя – не столь густонаселённая, как знакомые ему страны Европы.

Целых сто лет, начиная с Петра Великого, Россия не знала серьёзных поражений. Первое ощутимое поражение нанёс русским он, Наполеон, при Аустерлице. Значит, нужно подчинить эту страну!

Великая армия перешла через Неман. Триумфальным маршем топтала русскую землю.

Переправа через Неман. Литография А.Адама

Переправа через Неман. Литография А.Адама

Победно шли его полки,
Знамена весело шумели,
На солнце искрились штыки,
Мосты под пушками гремели – напишет Тютчев.

Так, Наполеону покорились все, кроме испанцев, португальцев, англичан и русских. Гитлеру – все, кроме англичан, русских и, пожалуй, сербов. Англичанам по географическим причинам было чуть проще… В остальных государствах с завоевателями с горем пополам (а вовсе не до последней капли крови!) сражались регулярные армии, а народные очаги сопротивления были, как говорят физики, пренебрежимо малы.

Б.Зворыкин. Незваные гости

Б.Зворыкин. Незваные гости

План Наполеона был во многом авантюристическим, но не сумасбродным. По прежним кампаниям – по Прейсиш-Эйлау, по Фридланду, даже по Аустерлицу – он знал упорство русского солдата. Но держался невысокого мнения о полководцах, да и императора Александра не считал твёрдым правителем. Плацдармом для нашествия была вся Европа кроме британских островов.

Полумиллионная Великая армия с блистательной репутацией при реализации смелого блицкрига казалась несокрушимой силой. А в русской армии даже единоначалия не было! Не было лада между Барклаем и Багратионом, не было полководца, сравнимого по авторитету с Румянцевым, Потёмкиным, Суворовым…

Для французов вырисовывалась вполне достижимая перспектива: разгромить в генеральном сражении основные силы русских, принудить Александра (или его преемника, если гвардия с горя устроит в Петербурге очередной переворот) к капитуляции. Россия превратилась бы в очередного сателлита могущественной Франции. В поставщика пушечного мяса и хлеба для новых походов – против Британской империи.

В армии Наполеона природных галлов, французов, было меньше половины. Поляки, баварцы, итальянцы, датчане, голландцы… Надменный Евросоюз, сыны воинской интеграции.

Презрение к России, к её святыням, к её героям было идеологической основой нашествия 1812 года. Заставить полумиллионное войско сражаться в тысячах километров от родных мест – технически непростая задача для первой половины ХIХ века, когда главным транспортным средством оставалась лошадь.

Вот Наполеон и попытался возродить дух крестовых походов, когда религиозная ярость помогала превозмогать лишения походов. Наполеон – дитя Французской революции, он не был религиозен. Значит, требовалось доказать собственной армии, что Россия – мировой агрессор, коварное и жестокое государство, а уничтожение России – великое благо для нынешних и будущих поколений цивилизованных европейцев.

Французы намеревались приструнить и подчинить варваров, таково было кредо той войны– и потому неизбежно впадали в недооценку противника. И потому не могли наладить деловые отношения с жителями оккупированных территорий.

Антикрепостническая пропаганда мало кого убедила, а вот бесчинства оккупантов народ оценил по заслугам и без промедления. Для мужика Наполеон был антихристом, воплощением зла – и это не только результат умелой агитации Ростопчина и подобных ему проницательных вельмож.

Это шло от души, от сердца: идти на басурмана. Как будто ветры Куликова поля задули над страной, всколыхнули историческую память, заставили встать за землю русскую.

Проводы ополченца. Гравюра А.Ухтомского по рисунку И.Лучанинова

Проводы ополченца. Гравюра А.Ухтомского по рисунку И.Лучанинова

С двухсотлетней исторической дистанции воспринимаем ту Россию в духе героической идиллии. А в XIX веке судьбы Отечественной войны были предметом острых споров. В наше время то и дело подвергается сомнениям официальная патриотическая версия Великой Отечественной 1941 – 45-го, продолжается дипломатическое противостояние по результатам Второй Мировой.

Всё это было и в XIX веке… Говорили и о воровстве интендантов, которые довели русскую армию до голода. И о том, что за патриотическими словесами дворяне и купцы прятали корыстный интерес.

Случайных побед не бывает. А очернить можно любую страну – как и любую семью.

Александр Семенович Шишков

Александр Семенович Шишков

Потому в годину великих испытаний государственным секретарём, правой рукой государя стал Александр Семёнович Шишков – адмирал, учёный, будущий министр Просвещения, патриот, яростный борец с иностранщиной в русском языке и в русской жизни.

Кто, если не Шишков, написал приказ по русской армии, подписанный императором 25 июня:

«Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные.

Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах нашей империи, не нарушая мира, а быв токмо готовыми к обороне.

Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого нами спокойствия. Французский император нападением на войска наши при Ковно открыл первый войну.

И так, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается нам ничего иного, как призвав на помощь свидетеля и защитника правды, Всемогущего Творца небес, поставить силы наши противу сил неприятельских.

А.Г.Орловский. Наполеон в изгнании

А.Г.Орловский. Наполеон в изгнании

Шишков был автором и царского Манифеста о вторжении Наполеона:

«Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России, надеясь силою и соблазнами потрясть спокойствие Великой сей Державы. Он положил в уме своем злобное намерение разрушить славу ее и благоденствие.

Да найдет он на каждом шагу верных сыновей России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам.

Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина.

Читайте также: