Дружба тютчева и гейне кратко
Обновлено: 02.07.2024
Пророк в своем Отечестве. Ф.И.Тютчев и история России.
Народы, племена, их гений, их судьбы'(ударение на "ы")
Стоят перед тобой, своей идеи полны,
Как вдруг застывшие в разбеге бурном волны.
Ты видишь их насквозь, их тайну ты постиг,
И ясен для тебя и настоящий миг,
И тайные грядущего обеты.
Аполлон Майков. "Ф.И.Тютчев" (1873).
В издательстве "Алгоритм" в 1999 году вышли в свет мои книги "История Руси и русского слова (конец IX начало XVI века)" и "Россия. Век ХХ-й. Опыт беспристрастного исследования" (в двух томах). Таким образом, за пределами моего внимания остались почти четыре столетия (XVI XIX) отечественной истории, и эта книга призвана в определенной мере дополнить предшествующие.
Несмотря на то, что в 1812 году Тютчев был еще в отроческом возрасте, он всем существом пережил, а впоследствии глубоко осмыслил события того времени. Согласно ряду свидетельств знавших его людей становление его души и его разума совершилось необычайно рано чему способствовала сама драматическая и героическая эпопея 1812 1814 годов.
Наполеоновская армада вторглась в Россию 12 июня 1812 года, а 13 июня 1843 года Тютчев написал о Москве как о городе, "который тридцать один год назад был свидетелем похождений Наполеона и моих". Фраза, конечно, имеет шутливый характер, но вместе с тем она ясно говорит о том, что Тютчев действительно пережил и навсегда сохранил в памяти 1812 год, когда, в частности, его семья вынуждена была уехать из Москвы в Ярославль. Но он, конечно, помнил и о том, что в марте 1814 года победоносные русские войска вошли в Париж.
А почти шесть десятилетий спустя, в июле сентябре 1871 года, Тютчев присутствовал на заседаниях "Процесса нечаевцев" этих "ультрареволюционеров", в которых он видел симптом неотвратимости надвигающегося на Россию великого потрясения (так же воспринял нечаевцев и Достоевский, создавший в конце 1869 1870 гг. пророческий роман "Бесы"). Тютчев писал 17 июля 1871 года, почти ровно за два года до своей кончины:
"Что касается самой сути процесса, то она возбуждает целый мир тяжелых мыслей и чувств. Зло пока еще не распространилось, но где против него средства? Что может противопоставить этим заблуждающимся, но пылким убеждениям власть, лишенная всякого убеждения. " Этот тютчевский приговор власти может кое-кому показаться несправедливым; однако не прошло и полвека, и Российская власть в сущности рухнула как бы сама собой, без хоть сколько-нибудь заметного сопротивления.
О Тютчеве можно с полным правом сказать, что он жил историей и Историей с большой буквы, то есть тысячелетней, которую он постоянно изучал, и сегодняшними ее событиями, в которых он умел видеть естественное продолжение многовекового развития России и мира. Любое современное ему событие он стремился и смог понять как новое звено Истории в целом.
Большинство людей знает и ценит Тютчева главным образом или даже исключительно как поэта. Но достаточно более или менее пристально вглядеться в его полувековую деятельность, и становится ясно, что поэтическое творчество занимало в ней не столь уж существенное место. Многозначителен и тот факт, что Тютчев не стремился обнародовать свои творения: почти все их публикации в журналах, альманахах и газетах, а также два изданных при жизни поэта поэтических сборника (первый из них вышел, когда ему уже шел шестой десяток!) появились только благодаря усилиям его почитателей или родственников.
Исключение составляли чисто "политические" стихи, которые Тютчев называл "рифмованными лозунгами" или "статьями", и сам отправлял их в печать, но ради воздействия на политику, а не как собственно поэтические творения.
Характерно, что в книгах и статьях о Тютчеве нередко содержатся "упреки": зачем, мол, он отдавал свои основные силы не поэзии, а познанию истории и различного рода "акциям", призванным воздействовать на ее дальнейший ход? Но есть достаточные основания утверждать, что роль Тютчева и в осмыслении истории, и в прямом воздействии на нее (главным образом на историю российской внешней политики) была по-своему не менее значительной, чем его роль в русской поэзии, хотя и сегодня об этом знают немногие люди.
Правда, в последнее время более или менее утвердилось представление о Тютчеве как об одном из наиболее проникновенных творцов русской философии истории, или, иначе, историософии, что выразилось, например, в издании в 1999 году собрания его соответствующих сочинений в стихах и прозе: Ф.И.Тютчев. Россия и Запад: книга пророчеств. Но дело не только в глубине и всеобъемлемости тютчевского мышления об истории, но и в его реальном воздействии на ее ход, особенно в последний период его жизни (1857 1873), когда он был главным советником министра иностранных дел князя А.М.Горчакова.
Все вышеизложенное дает основания для нижеследующего сочинения, в котором я стремлюсь увидеть нашу историю XIX века (да и не только XIX-го) как бы глазами Тютчева. Речь идет, понятно, не просто об его в(дении истории, но о воплотившихся в этом видении духовной высоте, проникновенном разуме и политической воле.
Как уже сказано, глубокий исторический смысл присутствует не только в тех или иных высказываниях Тютчева, но во всей полноте его жизни и деятельности, и мое сочинение имеет своей целью так или иначе воссоздать именно эту полноту, а не только тютчевские мысли об истории. Ибо, повторю, Тютчев в прямом смысле слова жил историей от отроческих лет, пришедшихся на Отечественную войну, до почти семидесятилетнего возраста, когда он убедился на процессе нечаевцев в неизбежности близящейся Российской революции.
Считаю уместным рассказать о том, что мое особенное внимание именно к Тютчеву (только о нем одном я написал книгу*) было как бы предопределено, ибо мой дед по материнской линии в молодости, в 1880-х годах, стал домашним учителем внуков Тютчева Федора и Николая.
Кто-либо может подумать в связи с этим определенной "привилегированности" моего деда, но дело обстояло как раз противоположным образом. Отец моей матери Василий Андреевич Пузицкий (1863 1926) был сыном беднейшего ремесленника, жившего в захолустном городке Белый Смоленской губернии, но, как явствует из его сохранившейся юношеской записной книжки, он с отроческих лет горячо стремился получить образование и сумел правда, только в 22-х летнем возрасте, в 1885 году, окончить Смоленскую гимназию и поступить на историко-филологический факультет Московского университета.
Уже в старших классах гимназии и тем более в университете он давал множество уроков детям из состоятельных семей, тем самым обеспечивая материально не только себя, но и оставшуюся в Белом семью. И вот в его записной книжке появляется следующая "информация":
"С 22 августа 1887 года до 1 октября в селе Мураново Московской губернии и уезда у действительного статского советника Ивана Феодоровича Тютчева 60 рублей в месяц. Ольга Николаевна, София Ивановна, Федя, Коля, Катя" (то есть супруга И.Ф.Тютчева, урожденная Путята племянница супруги Евгения Боратынского и четверо внуков поэта).
Дед мой проводил лето в Муранове и в последующие годы (вот еще одна его запись: "Лето 1888 г. С 15 мая по 1 сентября. 210 рублей. Федя, Коля Тютчевы 60 рублей (в месяц.") Как известно, И.Ф.Тютчев (1846 1909) был очень близок со своим отцом (в частности, подготовил к изданию его сочинения), во многом унаследовал его убеждения, а после его кончины перевез из Петербурга в принадлежавшую его жене усадьбу в подмосковном селе Мураново все вещи, книги, рукописи отца, заложив тем самым основу знаменитого Мурановского музея. И мой дед не только учил внуков поэта, но и "учился" в беседах с И.Ф.Тютчевым и до самой своей кончины посещал Мураново.
Пантеизм — это философское учение, которое объединяет, а часто и отождествляет божество и мир.
Жизнь Тютчева в Мюнхене
Ф.И. Тютчев родился в ноябре 1803 года в дворянской семье. Юность поэта прошла в Москве. Тютчев рано начал интересоваться литературой, стал следить за русской поэзией. А знание современных иностранных языков и латыни открыло будущему поэту доступ к европейской литературе и литературе древнего мира.
В 1819 году Тютчев поступил в Московский университет на словесное отделение. В 1822 году поэт поступил на службу в министерство иностранных дел. Благодаря родственным связям Тютчев в том же году получил место при дипломатической миссии в Мюнхене. Но место это было очень скромным, поэт долгое время работал сверх штата. В 1828 году Тютчев получил повышение и стал младшим секретарем. Поэт никогда не стремился к служебной карьере, несмотря на то, что не был богат.
В Мюнхене Тютчев повел двадцать лет. Поэт был дважды женат. Обиходным языком Тютчева за границей, и по возвращении на родину был французский – язык международной дипломатии. Переписку Тютчев вел тоже на французском языке. По-французски же он писал публицистические статьи. Однако это не говорит о том, что поэт потерял духовную связь с родной страной. Для него русская речь стала чем-то заветным, и он не тратил ее на мелкое бытовое общение, берег для своей поэзии.
Мюнхен в тот период был одним из духовных центров Европы. Город отличался богатством художественной и умственной жизни, несмотря на то, что находился под влиянием баварского клерикализма. Главенство в академическом Мюнхене принадлежало пожилому Шеллингу и натурфилософам. Поэт встречался с Шеллингом, и именно эти встречи приобщили его к немецкой философии.
С Мюнхена началась дружба поэта с Генрихом Гейне. Гейне считался самым свободомыслящим и смелым писателем Германии того времени. На поэзию друга Тютчев откликался до конца своей жизни – переводами, свободными вариациями, полуцитатами и цитатами немецкого поэта в своих произведениях, например:
Готовые работы на аналогичную тему
Часто связи Тютчева с западной культурой изображают одностороннее, сводя их только к немецким связям, в то время как для поэта большое значение имели и другие авторы. Тютчев разбирался в поэзии Байрона, обращался неоднократно к Шекспиру, знал французский романтизм, французскую историческую науку, французский реалистический роман.
В 1844 году поэт переехал в Россию. В Петербурге он снова стал служить в министерстве иностранных дел. В 1858 году Тютчев возглавил Комитет иностранной цензуры.
Однако служба и в этот период мало занимала поэта. Прежде всего Тютчев оставался светским человеком. Его знали как мастера салонной беседы, острослова, автора ярких афоризмов.
Знакомство с Гейне
Генрих Гейне родился в Дюссельдорфе, в семье торговца текстилем. На рейнские земли распространялся вердикт о равноправии всех граждан независимо от вероисповедания и национальности. Поэтому Гейне после окончания гимназии мог поступить в любой немецкий университет. Он учился в Боннском, Берлинском, Геттингенском университетах. Из одних поэта исключали за неблаговидные поступки, из других он уходил сам. Учеба для Гейне была далеко не на первом месте. Он писал стихи.
Гейне поселился в старом городе. Русская миссия в это время тоже размещалась в старом городе. Неподалеку жил и Ф.И.Тютчев. На момент знакомства с Тютчевым Гейне уже был известным писателем.
Тютчева и Гейне сближали любовь к поэзии, тяга к философским размышлениям. Гейне и Тютчев были непохожими личностями, но оба прекрасно понимали, с кем имеют дело. Спустя много лет Ф.И.Тютчев отзывался о Г.Гейне как о поэте, сумевшем пошатнуть основания заграничного общества.
В сове письме в Берлин от 1 апреля 1828 года Г.Гейне пишет о своих отношениях с женщинами и о лучшем друге, молодом русском дипломате Ф.Тютчеве.
Немецкий поэт не скрывал, что ему симпатична жена Тютчева, мюнхенская красавица Эмилия фон Ботмер. Тютчев часто рассказывал о России, и делал это так убежденно, что Гейне поверил в симпатию русских царей к либерализму Европы. И такие же разговоры вели поэты во время прогулок по городу.
Мюнхен сначала нравился Гейне. Но ему не подходил этот климат. Гейне написал прошение Людвигу I о помощи в назначении его на должность профессора Мюнхенского университета. В этом деле ему активно помогал Тютчев – ректор университета был вхож в до русского дипломата. Однако король не посчитал возможным предоставить кафедру университета выходцу с Рейна. В середине июля 1828 года Гейне уезжает из Мюнхена и отправляется в путешествие по Италии.
Осенью умирает отец Гейне, и поэт возвращается из Италии. Весной 1830 года Гейне, усталый от литературных дрязг, вызванных полемикой с Платеном, больной, уезжает в Вансбек. В сельской местности он снова начинает литературную деятельность. Однажды Гейне неожиданно посетили Тютчевы. Поэт с женой и свояченицей по пути в Россию нарочно завернул в Вансбек, чтобы повидаться с другом. Однако что-то испортило радость от этой встречи, между близкими людьми возникла какая-то неловкость. Гейне об этой встрече вспоминает с чувством досады на самого себя и тайно жалостью к своему другу.
Больше Гейне не встречался с Ф.И.Тютчевым. Однако он никогда не забывал о своем мюнхенском друге. В конце 1832 года Гейне просит своего друга Гиллера спросить у Линднера, в Мюнхене ли еще Тютчев.
Личное общение Гейне и Тютчева длилось недолго – весной и в начале лета 1828 года, затем возобновилось на короткое время летом 1830 года. Однако, несмотря на это Гейне был привязан к семье Тютчева прочными нитями.
В истории литературы еще недостаточно разграничены две области исследования: исследование генезиса и исследование традиций литературных явлений; эти области, одновременно касающиеся вопроса о связи явлений, противоположны как по критериям, так и по ценности их относительно друг друга.
Генезис литературного явления лежит в случайной области переходов из языка в язык, из литературы в литературу, тогда как область традиций закономерна и сомкнута крýгом национальной литературы. Таким образом, если генетически стих Ломоносова, например, восходит к немецким образцам, то он одновременно продолжает известные метрические тенденции русского стиха, что и доказывается в данном случае самою жизненностью явления. Построение генетической истории литературы невозможно; но установка генезиса имеет свою, негативную, ценность: при ней лишний раз выясняется своеобразие словесного искусства, основанное на необычайной сложности и неэлементарности его материала — слова.
Слово в стихе — это прежде всего определенное звучанием (внешним знаком) значение; но это значение определяется еще в значительной степени и подержанностью материала: слово берется не само по себе, а как член знакомого ряда, известным образом окрашенного, как лексический элемент; с этой точки зрения между словами изнуренный и изнурённый, как стиховыми элементами, нет ничего общего.
При этих традициях Тютчева становится особенно интересным столкновение его искусства с искусством Гейне 20-х годов — канонизатора художественной немецкой песни.
* Об этом см. письма Гейне от 1 апреля 1828 г. Фарнгагену (Heinrich Heines Briefwechsel. Hrsg. von Fridrich Hirth. Bd. I. München und Berlin. 1914, S. 507—509); от l октября 1828 г. к Тютчеву (ib., S, 529—531); от 11 июня 1830 г. к Фарнгагену (ib., S. 627); от конца 1832 г. к Гиллеру (Heines Briefe. Hrsg. von H. Daffis, Bd. II. Berlin, 1906, S. 16) и Ad. Stahr. Zwei Monate in Paris. Oldenburg, 1851, S. 338. Также: G. Karpeles. H. Heine. Aus seinem Leben und seiner Zeit. Leipzig, 1899, S. 114—115.
** H. Heines sämtliche Werke. Hrsg. von Prof. E. Elster, Bd. VII. Leipzig und Wien, 1890, S. 256; Г. Гейне. Полн. собр. соч., т. IV. СПб., изд. А.Ф.Маркса, 1904, стр. 462 3 .
**** Ф.И.Тютчев. Полн. собр. соч. СПб., [1912], стр. 601.
В этом, приводящем в удивление Штродтмана, Гирта и др., построении Гейне, по-видимому, претворил тютчевскую схему России по закону своего творчества в поэтически оправданное слияние противоречий 4 .
Два демона ему служили,
Две силы чудно в нем слились:
В его главе — орлы парили,
В его груди — змии вились.
Ширококрылых вдохновений
Орлиный, дерзостный полет,
И в самом буйстве дерзновений
Змииной ** мудрости расчет и т.д.
* H. Heines sämtliche Werke, Bd. III, S. 277—280; Г. Гейне. Полн. собр. соч., т. I, стр. 319, 321 8 .
*** H. Heines samtliche Werke, Bd. V, S. 40; Г. Гейне. Полн. собр. соч., т. IV, стр. 37.
Дракон, иль демон змиевидный ------- Змей — исполин -------
И Бог сорвал с него свой луч ------- Упала демонская сила.
На фоне Державина тютчевский образ приобретает архаический одический тон; у Гейне он восходит к частому приему (обычно комическому) словесного развертывания образа, которое служит, главным образом, для насыщения периода.
Es treibt dich fort von Ort zu Ort,
Du weiβt nicht mal warum;
Im Winde klingt ein sanftes Wort,
Schaust dich verwundert um.
Doch weiter, weiter, sonder Rast,
Du darfst nicht stillestehn;
Was du so sehr geliebet hast
Sollst du nicht wiedersehn.
Знакомый звук нам ветр принес:
Любви последнее прости.
За нами много, много слез,
Туман, безвестность впереди.
«О, оглянися, о, постой,
Куда бежать, зачем бежать.
Любовь осталась за тобой,
Где ж в мире лучшего сыскать?
Любовь осталась за тобой,
В слезах, с отчаяньем в груди.
О, сжалься над своей тоской,
Свое блаженство пощади!
Не время выкликать теней:
И так уж мрачен этот час.
Усопших образ тем страшней,
Чем в жизни был милей для нас.
Здесь совпадают не только темы, но и метрические и даже звуковые особенности: 1) особое выделение первой строки через рассечение цезурой, оттененной звуковыми повторами *:
Die Leibe, die dahinten blieb
Все милое душе твоей
Im Winde klingt ein sanftes Wort
Знакомый звук нам ветр принес
Daβ ich bequem verbluten kann,
Gebt mir ein edles, weites Feld!
Oh, laβt mich nicht ersticken hier
In dieser engen Krämerwelt!
В особенности интересна предпоследняя строфа этого стихотворения, метрически аналогичная первой (и последней) строфе тютчевского стихотворения:
Ihr Wolken droben, nehmt mich mit,
Gleichviel nach welchem fernen Ort!
Nach Lappland oder Afrika,
Und sei's nach Pommern — fort! nur fort!
Таким образом, генезис тютчевского стихотворения восходит к стихотворению Гейне.
О komm zurück, ich hab dich lieb,
Du bist mein einz'ges Glück
О, оглянися, о, постой.
Куда бежать, зачем бежать?
Любовь осталась за тобой,
Где ж в мире лучшего сыскать?
Ср. также рассудочный синтаксис Тютчева:
Тот же вопрос о генезисе и традициях с равным правом приложим и по отношению к тютчевским переводам.
Вместо этого Тютчев дает подобие монолога классической драмы:
Молчите, птицы, не шумите, волны,
Все, все погибло — счастье и надежда,
Надежда и любовь. Я здесь один, —
На дикий брег заброшенный грозою,
Лежу простерт — и рдеющим лицом
Сырой песок морской пучины рою.
В переводе этого стихотворения уже полная победа традиции над генезисом; Тютчев не только тщательно переводит все сложные эпитеты Гейне, но еще и увеличивает их число; поступая так, он, однако, передает их в архаическом плане:
В первом Тютчев передает юмористическую манеру Гейне юмором XVIII века, вводя старинный разговорный стиль в высокий словарь:
Василиски и вампиры,
Конь крылат и змий зубаст —
Вот мечты его кумиры, —
Их творить поэт горазд.
Но тебя, твой стан эфирный,
Сих ланит волшебный цвет.
Этот взор лукаво-смирный —
Не создаст сего поэт.
Во втором переводе Тютчев столкнулся со столь же чуждой ему традицией — немецкой художественной песни. Он делает попытку передать песенный тон, но привычный рассудочный синтаксис и здесь совершенно преображает весь строй стихотворения:
Так чужое искусство являлось для Тютчева предлогом, поводом к созданию произведений, традиция которых на русской почве восходила к XVIII веку 10 .
Тютчев — романтик; это положение казалось незыблемым, несмотря на путаницу, которая существует в вопросе о русском романтизме. Это положение должно быть пересмотрено 11 .
Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат,
И жизни нет в морских волнах.
Подобно тому как во Франции романтик Гюго возобновил старую традицию Ронсара, Тютчев, генетически восходя к немецкому романтизму, стилизует старые державинские формы и дает им новую жизнь — на фоне Пушкина.
На обороте последней страницы рукописи 1-й главы монографии набросан следующий план:
ЦЕЛИ: Выявить значение немецкой литературы в развитии русской. Доказать влияние Генриха Гейне на творчество Федора Ивановича Тютчева. ЗАДАЧИ: Провести сравнительный анализ произведений Г.Гейне и Ф.И.Тютчева. Изучить жизненный и творческий путь обоих поэтов. Прививать любовь к поэзии.
Генрих Гейне 1797 – 1856
Федор Иванович Тютчев 1803 – 1873
Ein Fichtenbaum steht einsam Im Norden auf kahler Höh`. Ihn schläfert, mit weißer Decke Umhüllen ihn Eis und Schnee. Er träumt von einer Palme, Die fern im Morgenland Einsam und schweigend trauert Auf brennender Felsenwand.
На севере мрачном, на дикой скале Кедр одинокий под снегом белеет, И сладко заснул он в инистой мгле, И сон его вьюга лелеет. Про юную пальму всё снится ему, Что в дальних пределах Востока, Под пламенным небом, на знойном холму Стоит и цветёт, одинока. Перевод Ф.И.Тютчева (1823)
На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой, она. И снится ей всё, что в пустыне далекой, В том крае, где солнца восход, Одна и грустна на утесе горючем Прекрасная пальма растет. Перевод М.Лермонтова, 1841
Кыргый кыя, салкын т өн ь як төне. Ялгыз нарат тора, төренеп ап – ак карга. Тыныч йоклый нарат, көрткә чумып, Буран көйли бишек җырын аңа. Татлы бер төш күреп йоклый нарат, Еракларда, имеш, кайнар чүлдә Сылу пал ь ма, горур башын иеп, Моңсу гына һаман аны көтә. (2008)
Русская литература 19 века развивалась под влиянием расширения русско – немецких культурных и литературных связей. Переводы произведений Г.Гейне Ф.Тютчевым и другими русскими поэтами имели большое значение в развитии, совершенствовании русской литературы, в ознакомлении русских читателей с немецкой поэзией.
Читайте также: