Анна ахматова репрессии кратко
Обновлено: 05.07.2024
Март 1921 — Кронштадтское восстание. За симпатию к восставшим в ночь на 26 августа 1921 расстреляны Николай Гумилёв и его 56 однодельцев.
7 марта 1957 — допрос Анны Ахматовой в Военной прокуратуре в качестве свидетеля.
5 марта 1966 — Анна Ахматова ушла из жизни.
10 марта 1966 — отпевание Анны Ахматовой в Никольском соборе и похороны в Комарове.
31 марта 2017 — 135 лет со дня рождения Корнея Чуковского, друга Анны Ахматовой и Александра Солженицына. День рождения Чуковского по традиции отмечается 1 апреля.
Мне очень важна эта работа. Она сложилась по вечерам в Москве, в офисе Русского общественного фонда Александра Солженицына. В квартире, из которой Солженицына как изменника Родине выставили с семьёй за границу. Писал и говорил что думал — получай клеймо изменника.
Полная тишина в комнатах, книги, библиотека, все материалы с собой. Ещё и к Елене Цезаревне Чуковской можно заглянуть, если прогуляться минут десять по Тверской. Наверное, потому и смог написать. Трудно было.
А теперь нам надо вернуться к некогда запретной памяти и жить с ней. Тогда третья, после 50-х и 80-х, оттепель, возможно, начнётся снизу. Помещаю давнюю статью в виде текста (фрагмент) и — в полном виде — как страницы Сборника.
Анатолий Разумов
ДЕЛА И ДОПРОСЫ
Теперь арестанты вернутся,
и две России глянут друг другу в глаза:
та, что сажала, и та, которую посадили.
Анна Ахматова
(Л. К. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой.
Т. 2: 1952–1962. М.: Согласие, 1997. С. 41, 190.)
Известны три разновременные и дополняющие друг друга в деталях записи впечатлений Анны Ахматовой о ее вызове в военную прокуратуру для дачи свидетельских показаний в 1957 году. Записи, сделанные Л. Чуковской и Н. Струве непосредственно после бесед с Ахматовой, опубликованы:
Третья запись принадлежит Л. В. Шапориной, вспомнившей о давней беседе с Ахматовой 16 февраля 1967 года:
Анна Андреевна мне рассказала: ее пригласили однажды явиться в НКВД (кажется это было вскоре после реабилитации Е. М. Тагер). Ей дали список писателей — (их было 79) и сказали, что обращаются к ней как к уважаемой писательнице и лояльной советской гражданке с просьбой прочесть этот список оговоренных и оклеветанных писателей и высказать о них свое мнение.
79 имен. Среди них и Федин и Тихонов и многие другие — (очевидно, 80-я была я сама [сказала мне] догадалась Ахматова).
Никого там не было такого, кого она могла бы заподозрить в предательстве и вредительстве. Так она им и сказала.
Из этого списка, продиктованного чекистами людям, измученным пытками и побоями… брали по собственному вкусу: так был арестован и сослан поэт Спасский, он после освобождения недолго прожил, сердце устало.
Многие пострадали, — не помню имен. А список, по-видимому, был составлен, вернее написан — под диктовку Б. Лифшицем и Юркуном, которых тоже нет на белом свете. Людей, домученных до предательства, уничтожают как нежелательных свидетелей.
(Отдел рукописей ИРЛИ (Пушкинский Дом). Здесь и далее документы приводятся с сохранением особенностей орфографии и пунктуации.)
По установившейся в то время практике расследование уголовных дел о контрреволюционных преступлениях проводилось следующим порядком: арестом лиц, на которых имелись материалы о совершении ими контрреволюционных преступлений занималась специальная группа работников отдела, они же готовили материалы для ареста. После ареста материалы, состоящие из документов, по которым оформлялся арест и копий протоколов допроса лиц, давших показания на арестованного передавались работнику, которому поручалось проведение следствия, причем копии этих протоколов заверялись, как правило, работниками отдела, а копии протоколов, отпечатанные на ротаторе также работниками отдела, причем до печатания на ротаторе.
Получив эти материалы мы приступали к допросу арестованного. Первый протокол допроса всегда составлялся допрашивавшим от руки. Когда арестованный отрицал свою антисоветскую деятельность мы уличали его имевшимися в нашем распоряжении материалами, т. е. показаниями лиц, копии протоколов допроса которых у нас были. Перерывы в допросах арестованных были в ряде случаев потому, что допросы арестованных, во время которых они не признавали себя виновными, протоколами не оформлялись. Когда арестованный после определенного времени начинал давать показания о своей контрреволюционной деятельности ему предоставлялась возможность собственноручно написать о проведенной им антисоветской деятельности. Впоследствии на основании собственноручных записей арестованного и других черновых записей составлялся обобщенный протокол допроса. Этот протокол после составления лицом, ведущим следствие передавался для корректирования начальнику отделения, а в некоторых случаях и более старшим начальникам. Они производили, так называемую, литературную обработку протоколов допроса, но в основном содержание протокола оставалось таким, как составлял его работник, проводящий следствие. После отработки протокол допроса печатался на машинке и давался на подпись подследственному. Когда подследственный по тем или иным мотивам отказывался подписывать обобщенный протокол, он уличался его же собственноручно написанными показаниями, тогда он протокол подписывал. После этого черновые материалы уничтожались. В тот период существовал такой порядок, что если протокол подписывался двумя лицами, равными по занимаемой должности, то первая подпись была того работника, который проводил допрос и составлял протокол допроса, а второй работник, подписавший протокол только присутствовал. При подписании протокола допроса арестованных в тех случаях, когда в допросах принимали участие старшие начальники, их подписи ставились первыми, а подпись работника, проводившего допрос последней. В то время в Управлении НКВД ЛО знали, что работники нашего отдела КУЗНЕЦОВ Петр и ПАВЛОВ Иван били арестованных, их и звали молотобойцами. Я физических методов воздействия к арестованным не применял. Что касается длительных ночных допросов арестованных, то такие случаи имели место, имели место и допросы со стойками.
23 июня исполнилось 130 лет со дня рождения великой русской поэтессы Анны Андреевны Ахматовой. Кажется, что она и ее поэзия вышли из прошлого, имперского, дореволюционного века и никак не связаны с советским строем. Однако поэтесса прожила большую часть своей жизни именно при Советской власти и с нею у Ахматовой были личные и весьма неоднозначные отношения, о которых мы расскажем.
Она родилась, росла и воспитывалась в дворянской, сугубо аристократической среде. Она впитывала дух Царского Села, Мариинской гимназии и Севастополя. Она училась по азбуке Льва Толстого и писала стихи в духе акмеизма. Короче говоря, Анна Ахматова вся была из той, старой России, которая рухнула в одночасье в 1917 году. Первая же ее встреча с новой Советской властью произошла уже в 1921 году: ее бывшего мужа, отца ее ребенка, великого русского поэта и дорогого ее сердцу человека Николая Гумилева арестовали петроградские власти, обвинили в явно надуманном контрреволюционном заговоре и через три недели расстреляли.
Уже со следующего года произведения Анны Ахматовой начали жестко цензурировать, а в период с 1925 по 1939 гг. поэтессу не печатали вообще, предав забвению. В 1935 году новый удар: под арест попали ее новый муж Николай Пунин и 23-летний сын Лев, правда, через неделю их отпустили. Однако спустя три года горнило сталинских репрессий вновь поглотило ее сына, которого на пять лет отправили в лагерь. Ахматова, носившая сыну передачки в ленинградские "Кресты", написала в эти годы одно из самых своих знаменитых стихотворений - "Реквием".
Удивительная по своей последовательности Советская власть в следующем, 1939 году приняла мать репрессированного Анну Ахматову в Союз писателей СССР и вновь начала печатать ее стихи, правда, не забыв поставить надзор за поэтессой. В 1941 году ее заботливо эвакуируют из Ленинграда, а в эвакуации регулярно публикуют ее стихи и организуют выступления. Так происходило и после окончания войны, когда на встрече в Москве Ахматовой устроили громовую и продолжительную овацию. Это не понравилось партийному начальнику Жданову, который в 1946 году выступил со знаменитой разгромной речью против Ахматовой и Зощенко и сказал о поэтессе: "До убожества ограничен диапазон ее поэзии, — поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной. Не то монахиня, не то блудница, а вернее, блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой".
Как и должно, дальше последовало новое гонение: Ахматову изгнали из Союза писателей. Через три года были вновь арестованы ее бывший муж Николай Пунин и сын Лев. Пунин сгинул в лагерях, а Гумилев-младший сумел-таки выйти на свободу. Анна Андреевна после ареста сына написала письмо Сталину с просьбой помиловать сына, но оно так и осталось без ответа. Правда, через два года поэтессу восстановили в Союзе писателей и дали небольшой домик.
После кончины вождя и начала "оттепели" вышел на свободу сын Лев, а саму Ахматову вновь стали печатать, приглашать на мероприятия и одаривать премиями. Пришло позднее признание: ее дважды номинировали на Нобелевскую премию, вручили литературную премию "Этна-Таормина" в Италии, а Оксфордский университет присвоил Ахматовой степень почетного доктора литературы. За год до ее кончины в свет вышел новый, уже последний сборник "Бег времени".
Она скончалась 5 марта 1966-го - ровно через тринадцать лет после смерти Сталина - человека, от режима которого Ахматова и ее близкие серьезно настрадались и который так и не ответил на письмо поэтессы, присланное ему в 1949 году.
Татарское иго пало давно, советское ещё продолжалось…
В 1918 году , когда Петроград охватил голод, Ахматова пришла к Максиму Горькому с просьбой подыскать ей работу, которая позволила бы получать паёк. Но Горький, помогавший в те дни многим деятелям культуры, отделался от просительницы, послав её в Коминтерн к Григорию Зиновьеву — там всегда дадут на перевод коммунистические прокламации.
Слава возвращалась спустя два десятилетия. Но именно эти десятилетия научили Ахматову пониманию того, что теперь надо ждать нового, ещё более сильного удара.
Многие не понимали, почему после такой Победы (!) вновь начались репрессии против интеллигенции и почему именно против Ахматовой и Зощенко. Власть навязывала единомыслие, а вместе с ним — сервильное, отлакированное искусство, которое сама, впрочем, называла социалистическим реализмом. А поэт Ахматова не вписывалась в эти рамки, отстаива я всечеловече ский гуманизм русской классики.
Объективно силы были явно неравными: с одной стороны — вся мощь государственной тоталитарной махины, с другой — одинокая, больная, стареющая женщина , живущая в крайней нужде . Её близких арестовали, оставшихся друзей можно было пересчитать по пальцам. У Анны Андреевны развились фобии: она боялась переходить улицу, ей казалось, что за ней постоянно шпионят. И фобии эти были небеспочвенны.
А, кроме того, Ахматова всегда ощущала — пусть незримую — поддержку множества почитателей. Однажды на улице Декабристов к Анне Андреевне кинулась женщина:
— Какая радость, наконец-то мне довелось вас увидеть! Знайте: я готова всё для вас сделать!
В многочисленных мемуарах об Ахматовой трудно найти упоминания о том, чтобы она когда-либо плакала. Но в такие минуты, наверное, невозможно было удержаться от слёз.
Не Горенко, но Ахматова
Ни для кого не секрет, что творчество Анны Ахматовой зачастую подвергалось цензуре, и, прежде всего, это было связано с непростыми отношениями между поэтессой и советскими властями. Первым цензором и критиком Анны, однако, были отнюдь не чиновники, а ее собственный отец. Андрей Горенко, отставной капитан военно-морского флота, известный в узких кругах ловелас и дамский угодник, без зазрения совести пользовался всеми финансовыми благами своего второго брака — потомственная дворянка и наследница огромного состояния Инна Строгова до беспамятства влюбилась в статного мужчину, вышла за него замуж и кротко позволила супругу как угодно распоряжаться внушительными семейными накоплениями (поговаривали даже, что часть денег уходила на революционную деятельность).
Счастье женщины, впрочем, оказалось недолговечным: прогуляв большую часть средств, Андрей окончательно разочаровался в суженной, которая родила ему шестерых детей, и оставил семью ради новой пассии.
Удивительно, но все это не мешало Горенко искренне переживать за репутацию фамилии, и одной из главных угроз чести своего рода он считал дочь Анну, а именно — ее поэтические начинания.
Ахматова и власть
Считается, что при коммунистах против автора было издано три (реальность одного из них под вопросом) постановления, непосредственным образом повлиявших на ее карьеру, — в 1924, 1940 и 1946 годах.
Очевидно, что свою роль советская власть сыграла и в личной жизни поэтессы, которая и без того сложилась крайне непросто. Ее первый муж Николай Гумилев долго и упорно добивался Ахматову, влюбившись в обаятельную и талантливую девушку с первого взгляда (чувства к ней едва не привели поэта к ранней погибели), но в итоге покорил ее, после чего взял в жены.
Знакомые пары изначально относились к браку с нескрываемым скепсисом, предсказывая его скорый распад, однако вместе они прожили без малого восемь лет и родили сына Льва. Согласно легенде, еще до развода с Гумилевым Ахматова полюбила Владимира Шилейко (справедливости ради, были отношения на стороне и у Николая), ученого-востоковеда и переводчика, работы которого она считала значимыми, а самим мужчиной восхищалась.
Окончательно расставшись с первым мужем, поэтесса вступила во второй брак, однако счастливым не стал и он: Владимир оказался невероятным ревнивцем, запрещал ей писать стихи, общаться с мужчинами и даже — временами — выходить на улицу. Подобной жизни поэтесса естественно не выдержала — уже в 1921-м они развелись.
У всех этих мужчин, безусловно любивших Ахматову, как оказалось, была страшная судьба.
В результате — уже после выхода мужчины на свободу — у Ахматовой и Гумилева-младшего сложились едва ли не враждебные отношения: даже когда поэтесса тяжело заболела, сын до последнего момента не хотел ее навещать, а когда-таки решился, было уже поздно.
Читайте также: