Внешняя политика россии 2018 года кратко

Обновлено: 20.05.2024

Министр иностранных дел РФ Сергей Лавров провел в понедельник пресс-конференцию, подведя итоги международной политики в ушедшем году.

Среди приоритетов на 2018 год — сохранение договоренности по иранской ядерной программе, борьба с терроризмом в Сирии, кризис на Украине, урегулирование ситуации вокруг ядерной программы КНДР и палестино-израильское урегулирование.

Сделка по ядерной программе

Одним из приоритетов внешнеполитической деятельности 2018 году, по словам Лаврова, станет сохранение договоренностей по иранской ядерной программе.

Последние заявления США по иранской ядерной сделке в очередной раз дают основания сомневаться в их договороспособности, и не добавляют оптимизма и стабильности.

Однако, Россия, как отметил Лавров, не поддержит попытки США внести изменения в договоренности по иранской ядерной программе и надеется, что европейские страны будут также строго придерживаться условия сделки.

"Я очень надеюсь, что наши европейские партнеры, которых сейчас американцы, конечно же, будут очень сильно завлекать на свою сторону, очень надеюсь, что они будут придерживаться без каких-либо изъятий того, о чем записано во Всеобъемлющем плане действий (по иранской ядерной программе — ред.) и который, напомню, был утвержден резолюцией Совета безопасности ООН, обязательной к исполнению всеми", — подчеркнул Лавров.

Иран и "шестерка" международных посредников 14 июля 2015 года достигли исторического соглашения об урегулировании многолетней проблемы иранского атома. Был принят Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), выполнение которого снимает с Ирана веденные ранее экономические и финансовые санкции со стороны СБ ООН, США и Евросоюза. План вступил в действие 16 января 2016 года.

Президент США Дональд Трамп ранее заявил, что Белый дом будет работать с конгрессом над "серьезными недостатками" заключенного 14 июля 2015 года международного соглашения с Ираном. Он отказался официально подтвердить конгрессу, что Иран соблюдает СВПД, но при этом не стал на международном уровне оспаривать соблюдение Тегераном данных договоренностей. При этом Трамп отметил, что если американские усилия по "улучшению" соглашения провалятся, то США выйдут из него.

США теряют свои доминирующие позиции в мире

За два с половиной часа, в течение которых длилась пресс-конференция тема отношений России с США затрагивалась почти в половине вопросов.

По мнению Лаврова, США и исторический Запад теряют свои доминирующие позиции в мире.

"По мере того, как США и весь исторический Запад теряют свои абсолютно доминирующие позиции, которыми они наслаждались как минимум пять столетий, и по мере того, как появляются в результате естественного хода истории новые центры экономического роста, финансовой мощи, политического влияния, по мере того, как необходимо адаптировать международную систему к вовлечению этих новых центров силы в процессы равноправного диалога, США, к сожалению, срываются на методы, которые нелегитимны и которыми они пытаются остановить сокращение своей относительной роли в мировой политике", — сказал Лавров в ходе большой ежегодной пресс-конференции.

Отношения Москвы и Вашингтона

Лавров отметил, что Москва сожалеет, что Вашингтон и его союзники продолжают руководствоваться в своей внешней политике исключительно языком ультиматумов, и подчеркнул при этом, что хоть Россия "не может не отвечать на враждебные действия" США, она не действует по принципу "око за око".

"Но всегда стараемся делать это аккуратно, мы не бросаемся безоглядно "зуб за зуб, око за око" — нет. Но терпеть все абсолютно незаконные действия, я сейчас не упомянул о беспрецедентном случае — захвате дипломатической собственности — не реагировать на все это нельзя", — отметил министр.

По его словам, администрация президента США Дональда Трампа боится конкуренции на международной арене по целому ряду направлений.

"Мне кажется, в действиях нынешней администрации США (как и в действиях администрации (Барака — ред.) Обамы, это наследие, к сожалению, несмотря на линию президента Трампа в ходе предвыборной кампании, сохранилось, где-то даже стало более насыщенным, более напористым) ощущается боязнь честной конкуренции в целом ряде сфер: энергетика, поставки газа в Европу", — сказал он на пресс-конференции в понедельник.

Ситуация в Сирии

Говоря о ситуации в Сирии Лавров заметил, что планы США помочь созданию зон пограничной безопасности в Сирии говорят о том, что Вашингтон не заинтересован в сохранении целостности сирийского государства.

"(Госсекретарь США) Рекс Тиллерсон, как и (его предшественник) Джон Керри, неоднократно меня заверял, что единственной целью присутствия США в Сирии, включая и спецназ на земле, является уничтожение террористов, уничтожение ИГИЛ (террористическая группировка, запрещена в России). Но сейчас, даже если принять во внимание, что, как говорят американцы, ИГИЛ до конца не уничтожена, сейчас те действия, которые мы наблюдаем, показывают, что США все-таки не хотят сохранить территориальную целостность Сирии", — сказал министр.

"Буквально вчера было объявлено о новой инициативе, о том, что США хотят помочь так называемым Силам демократической Сирии создать некие зоны пограничной безопасности. По большому счету это обозначает обособление огромной территории вдоль границы Турции с Ираком и к востоку от реки Евфрат… И объявления о том, что эта зона будет контролироваться группами под руководством США — это очень серьезный вопрос, который вызывает опасения, что взят курс на раздел Сирии" — добавил глава МИД РФ.

По его словам, США не содействуют разрешению конфликта в Сирии, а пытаются сменить режим в Дамаске.

"Между администрациями (бывшего президента США Барака — ред.) Обамы и (действующего главы государства Дональда — ред.) Трампа, наверное, радикальных отличий нет. К сожалению, в том и другом случае мы наблюдаем стремление не помочь как можно скорее погасить конфликт, а помочь тем, кто хотел бы запустить практические шаги по смене режима в Сирийской Арабской Республике", — сказал он.

При этом министр выразил надежду, что конгресс национального диалога Сирии, который состоится в Сочи 29-30 января, станет стимулом для ООН активизировать работу по политическому урегулированию в Сирии в Женеве.

"Надеюсь, что инициатива сирийского конгресса национального диалога тоже будет играть роль стимула для ООН, чтобы она активизировала свою работу", — сказал он.

Ситуация вокруг КНДР

Отвечая на вопросы по ситуации вокруг ядерной программы КНДР, Лавров заявил о готовности России "сопровождать" диалог США и КНДР по этой теме.

Он напомнил, что Россия и Китай предлагают заморозить любые конфронтационные действия вокруг Корейского полуострова.

"Как вы знаете, у нас с Китайской Народной Республикой есть совместная инициатива, которая касается перехода от конфронтации к политическому урегулированию проблемы, которая возникла на Корейском полуострове. Для начала мы предлагаем всем успокоиться и заморозить любые конфронтационные действия, прежде всего, действия, связанные с проведением военных мероприятий, будь то запуски ракет, испытания ядерного оружия или организация крупномасштабных маневров, которые Соединенные Штаты с Республикой Корея, а затем и Японией проводили и проводят в этом регионе", — сказал Лавров на пресс-конференции.

По его словам, когда такое "замораживание", мораторий на недружественные, конфронтационные шаги вступит в силу, Россия будет активно поддерживать прямые контакты между наиболее заинтересованными сторонами.

"Это, конечно же, если говорить о ядерной проблеме, это, прежде всего, Пхеньян и Вашингтон. Но будем готовы сопровождать и двусторонний диалог и в рамках так называемого шестистороннего процесса с участием также России, Китайской Народной Республики, Японии и Республики Корея", — добавил глава МИД РФ. По его словам, наверное, это самое важное, что сейчас Россия и Китай решают на взаимной повестке дня.

Кризис в Донбассе

Министр иностранных дел России Сергей Лавров считает неверным трактовать кризис на Украине через призму противостояния России и Запада, более того, отказ от такого толкования позволил бы урегулировать ситуацию.

"(Украина) — это тема, которая искусственно становится гораздо более масштабной или делается гораздо более масштабной, чем она того заслуживает, и рассматривается как оселок противостояния между Россией и Западом в целом. Считаю такой подход ошибочным, абсолютно политизированным", — заявил министр.

Он пояснил, что если бы страны Запада "отошли от этой оценки, этой призмы, через которую пытаются рассматривать украинский кризис, призмы противостояния между "авторитарной" Россией и "либеральным" Западом, сконцентрировались бы вместо этого на том, что написано в минских договоренностях, — там все предельно ясно, предельно четко и какому-либо двойному толкованию не подлежит". "Тогда бы, я думаю, украинский кризис был бы давно урегулирован", — сказал он.

Глава МИД Сергей Лавров заверил, что Россия уважает территориальную целостность Украины в границах, сложившихся после референдума в Крыму, и отметил, что состав миссии миротворцев ООН в Донбассе должен быть определен Киевом и самопровозглашенными Донецкой и Луганской народными республиками.

"Национальный состав контингента в соответствии с нашим предложением, в соответствии с практикой ООН определяют стороны конфликта, то бишь его, это состав, нужно будет согласовывать с Киевом, Донецком и Луганском", — заявил министр.

Он напомнил, что предложение РФ о миссии ООН по охране наблюдателей ОБСЕ не ограничивается размещением миротворцев только на линии соприкосновения в Донбассе.

"У наблюдателей ОБСЕ есть мандат, в соответствии с которым они передвигаются, — конечно, по согласованию со сторонами, — по обе стороны от линии соприкосновения и регулярно посещают территорию провозглашенных республик в Донецке и Луганске вплоть до границы с Россией, где они бывают за неделю до 20 раз. Наше предложение предполагает обеспечение охраны ООН для этих наблюдателей ОБСЕ повсюду, куда они передвигаются, где они патрулируют в соответствии со своим мандатом", — заявил министр.

Шансы прямого диалога Израиля и Палестины

Говоря о ситуации в палестино-израильскому урегулировании Лавров указал, что в нынешней ситуации шансы на прямой диалог между Израилем и Палестиной стремятся к нулю.

Министр напомнил, что МИД РФ уже говорил о пагубности и рисках, которые таит тупик в палестино-израильском урегулировании, а также комментировал ситуацию с объявлением президентом США Дональдом Трампом о переводе посольства страны из Тель-Авива в Иерусалим. По его словам, Москва "прекрасно понимает те эмоции", которые сейчас испытывают палестинцы.

"Они действительно на протяжении многих лет, шаг за шагом, делали односторонние уступки, не получая ничего взамен. Причем они были готовы к прямым переговорам с израильтянами, без предварительных условий, мы были готовы принять их с этой целью на территории РФ", — указал министр.

Он также сообщил, что Москва надеется, что в ближайшее время пройдут консультации ближневосточного "квартета" (ЕС, ООН, РФ и США)

"Мы постоянно слышим последние несколько месяцев, что Соединенные Штаты вот-вот опубликуют, обнародуют некую большую сделку, которая все проблемы расставит по своим местам, которая всех удовлетворит. Мы такого документа или даже хотя бы заявления не видели и не слышали", — сказал Лавров на пресс-конференции.

Лавров отметил, что ситуацию с палестино-израильскими отношениями нельзя пускать на самотек, и необходимо в самое ближайшее время проконсультироваться с партнерами по "квартету", помимо США это ООН и Европейский союз, как быть дальше.

Шпиль готического собора в Солсбери, самая высокая постройка средневековой Англии, вдохновившая лауреата Нобелевской премии по литературе Уильяма Голдинга на создание самого значимого его произведения, может послужить внешнеполитическим символом 2018 года.

Мутная история отравления в Солсбери бывшего полковника российской военной разведки и его дочери, история, так и не объясненная никем с позиции здравого смысла (зачем?), наложила отпечаток на отношения России и западного сообщества.

И спровоцировала беспрецедентную акцию политико-дипломатической солидарности. Почти все государства–союзники Лондона, в первую очередь и в наибольшей степени США, выступили с резкими демаршами против Москвы, хотя формально российско-британский конфликт их не затрагивал.

Вывод дискуссии на уровень международных организаций – ОЗХО или структуры ООН – особым успехом для России не увенчался. Москва настаивала на приверженности международно-принятым процедурам.

Однако когда в ОЗХО возобладала нероссийская точка зрения, эту структуру назвали несамостоятельной, действующей под диктовку определенных стран. То же происходило ранее с международными спортивными организациями (допинговый скандал) – Москва, по крайней мере на уровне риторики, ставила под сомнение их объективность и правомочность.

Здесь речь не о том, кто прав, кто виноват в странном отравлении, имела ли место провокация, был ли проявлен вопиющий непрофессионализм либо случилось что-то еще более затейливое. Понять что-либо не представляется возможным. Однако в сухом остатке – России нанесен ущерб, а доступный международный инструментарий сокращается.

Итоги последовавшего периода можно оценивать по-разному, но совершенно точно, что поведение России на международной арене было активным и энергичным. В частности, и это было основным достижением сирийской операции, Москва вырвалась из замкнутого круга постсоветских дел и заявила о себе как об одном из ключевых глобальных игроков, расширила собственные возможности. Это заставило остальных относиться к ней с куда большим вниманием.

Сирия остается зоной российского успеха. Когда начиналась военная операция, даже завзятые оптимисты едва ли могли предположить, что через три года Россия будет признана наиболее влиятельной великой державой на Ближнем Востоке.

Умелое сочетание жесткости и гибкости, применения военной силы, дипломатического мастерства и политической изворотливости при наличии четкой стратегической задачи (сохранение власти в Дамаске) принесло свои плоды. Несмотря на постоянно вспыхивающие стычки, общую взрывоопасную атмосферу и крайне запутанные отношения между многочисленными вовлеченными сторонами, Москва продолжает реализовывать свою программу действий вполне удачно.

Важная слагаемая нашего успеха – невнятная и непоследовательная политика других игроков, прежде всего Соединенных Штатов. Но использование чужих промахов – законная тактика, требующая сноровки. И то, что в уходящем году российская политика справилась с такими вызовами, как применение химоружия, турецкая операция в Африне, коллизия, сложившаяся вокруг Идлиба, и уничтожение российского самолета во время атаки ВВС Израиля, внушает уверенность в том, что на этом направлении и дальше все будет хорошо.

Более того, эти успехи трансформируются в укрепление российских позиций по всему Ближнему Востоку. Не будь сирийских достижений, вряд ли установились бы столь полезные отношения с Саудовской Аравией и ОПЕК, да и растущий спрос на российскую роль в регионе не случился бы.

Однако Сирия – это исключение. На остальных направлениях все не так радужно.

К западу от российских границ распространяется депрессивное настроение. Отчасти оно связано с мучительными внутренними трансформациями ведущих государств региона, где на глазах меняется политический ландшафт. Дееспособных и эффективных правительств сейчас нет практически ни в одной стране как Старого, так и Нового Света. Однако проблемы отношений России с ними этим не исчерпываются.

2018 год подвел черту под попытками выстроить успешную коммуникацию с Дональдом Трампом. Черта получилась кривая и штрихпунктирная. Вашингтон последовательно демонстрировал, что отношения с Москвой для него, мягко говоря, второстепенны. К огорчению последней, которая как будто не хотела в это верить.

Настойчивое стремление российского руководства к прямым контактам с Трампом принесло-таки долгожданный плод летом в Хельсинки. Но он оказался невыносимо кислым. Переговоры закончились беспорядочной пресс-конференцией и последовавшим за ней трескучим скандалом в Америке.

В итоге даже те немногие прикладные вещи, которые обсуждались, были попросту отброшены, а копья ломали исключительно по одному вопросу – продемонстрировал ли Трамп позорную и унизительную зависимость от Путина. Российский президент действительно смотрелся во время публичной части саммита авантажнее.

Но эффект это дало неприятный – оставшуюся часть года Трамп вынужден был доказывать, насколько пренебрежительно он относится к России и ее начальнику. Апофеоз наступил в Буэнос-Айресе, когда американский лидер отменил через Твиттер анонсированные переговоры с Путиным почти день в день и через час после публичного подтверждения, что они состоятся.

Если отложить в сторону вопрос престижа и норм приличий, само по себе отсутствие встреч не наносит особого ущерба отношениям, поскольку обсуждать, как выясняется, все равно нечего. Палочка-выручалочка – тема стратегической стабильности и связанного с ней контроля над вооружениями – выскальзывает из рук. США намерены уйти от обязательств по всем направлениям или как минимум сколь возможно их упростить (двустороннее вместо многостороннего, единоличное вместо двустороннего).

В идеале это должно бы дать стимул новой дискуссии о правилах обращения с ядерными арсеналами (вместо уходящей модели прошлого века), но аппетита к консультациям не наблюдается вовсе, а доверие отсутствует в принципе. Трампу это все вообще неинтересно. Единственное американское высокопоставленное должностное лицо, которое волнует ядерная тема, – Джон Болтон. Но он страстный враг контроля над вооружениями в принципе. А другую модель пока что никто, в том числе и он сам, не предлагает.

Такое состояние само по себе прискорбно. Но еще грустнее становится от того, как Россия к нему относится. Создается впечатление обреченного бессилия, однако с постоянным подчеркиванием: Москва в любой момент готова конструктивно ответить хоть на что, только позови.

Фактическое смирение контрастирует с его внешней оболочкой. Риторическое сопровождение в целом крайне сдержанной, если не сказать безответной внешнеполитической линии на западном направлении – фейерверк лихих публичных реакций, эффектных для внутренней аудитории, но не особенно понимаемых внешней.

Другой разительный контраст – восприятие российской политики вовне и внутри. Внутри доминирует агрессивно-оборонительная риторика, камуфлирующая примирительно-выжидательные действия, снаружи Россию рисуют как гиперактивное государство–разрушитель всего вокруг.

Бурные политические процессы в Евросоюзе не приводят к изменению его позиции выгодным для России образом. Европа перерождается, только процесс получился обратный привычному – из бабочки образуется новая куколка, из которой потом, наверное, вылупится какое-то иное существо. Куколке не до внешних проблем, хотя она по инерции сохраняет некоторую притягательную силу и тем самым воздействует на окружающий мир.

Как бы то ни было, в нынешнем переходном состоянии Европа способна только на самую незатратную в политическом смысле линию в отношении России – поддержание статус-кво. На практике это означает сохранение санкционного консенсуса и экономических связей, ему не противоречащих. Флуктуации внутри ЕС от резко антироссийских Прибалтики и Польши до доброжелательно настроенных Италии и Австрии по сути ничего не меняют ни в ту, ни в другую сторону.

Торговая война не случилась, расходы на оборону со скрипом, но растут, возмущение насчет иранской сделки рассосалось после ее исчезновения, а жесткая политика Трампа в отношении Китая вызывает все большее понимание европейцев. Как и жесткое отношение к России. Да и в вопросе РСМД ни фронды, ни тем более противодействия Соединенным Штатам из Европы не поступает.

Квинтэссенцией безнадежности остается Украина. То, что все попытки стабилизации в тупике, не новость. Однако год завершается на намного более мрачной ноте. Инцидент в Керченском проливе показал универсальный механизм эскалации, ключ от которой не в руках России. Поскольку Москва и остальной мир по-разному видят сухопутные и морские границы в регионе, любая провокация автоматически приносит дивиденды Украине, даже если ее патроны и понимают меркантильные мотивы Киева.

Более обнадеживающая картина открывается при взгляде на восток. Здесь достаточно проблем по всем направлениям, но, в отличие от западного вектора, есть динамика. Медленно и с пробуксовкой, но российское государство начинает формулировать свои приоритеты.

Немало написано о трудности взаимодействия с Китаем (что было неизбежно), о маневрах Индии, о зигзагах взаимодействия с Японией, о неиспользованном потенциале с обеими Кореями, о мучительном поиске Россией своей ниши на Азиатском и Тихоокеанском пространстве, где ее экономическое отставание еще более обременительно, чем в других частях мира. Все это так. Но возникающие трудности – свидетельство не угасания прежней модели отношений, как с Европой или США, а созидания новой.

Хотя даваться это будет с большим скрипом, ведь Россия адаптируется к региону, который одновременно находится в процессе быстрых изменений и обостряющегося соперничества. И здесь необходимы те же навыки, которые Москва применила на Ближнем Востоке (только в кратно большем количестве), – комплексность политики, использование всех имеющихся инструментов, маневренность и избегание слишком жестких партнерств.

Так почему же 2018 год стал той самой цезурой, водоразделом, который отделяет (должен отделить) прежнюю политику от другой? Изменения в мире достигли масштаба и уровня, когда старая система понятий во многом себя изжила. Эрозия институтов и практик стала заметна давно. Сейчас она распространилась на сферу, которая составляла опору миропорядка второй половины ХХ века, – стратегическую стабильность и правила обращения с ядерными арсеналами.

События уходящего года – отказ Трампа от договоренностей с Ираном и решение выйти из Договора об РСМД – с разных сторон подтачивают то, что было главными достижениями предшествующих десятилетий: режим нераспространения и режим контроля над ядерными вооружениями. И вопрос уже не в том, хорошо это или плохо, а в том, что процесс близок к необратимости.

Российская внешняя политика в ХХI веке переживала разные периоды. Но точкой отсчета оставалась система времен холодной войны. Россию на Западе принято обвинять в ревизионизме, то есть желании пересмотреть принципы существующего миропорядка. На самом деле она всегда стремилась к обратному – противодействовать изменению параметров мирового устройства, как они сложились во второй половине прошлого столетия.

Это означало западоцентризм российской политики, который в разные времена мог оборачиваться как про-, так и антизападной стороной. Сейчас и то, и другое уже неактуально. Состояние дел на западном направлении российской внешней политики наглядно демонстрирует его бесперспективность, по крайней мере на обозримый период.

У Москвы сейчас нет ни ресурсов, ни идей, которые могли бы изменить характер ее отношений с Западом. Способность к точной и быстрой реакции, которая до какого-то времени компенсировала асимметрию возможностей, больше эту функцию не исполняет.

Во-первых, накопилось слишком много проблем и неприязни. Во-вторых, точность реакции уже не та – российская политическая система находится в фазе, скажем так, зрелости, когда тестостерона и прочих отвечающих за прыть и агрессивность гормонов поубавилось. Те, кто непосредственно осуществляет внешнюю политику, это, несомненно, чувствуют, что не добавляет драйва. А сокращающаяся экономическая база все более ясно очерчивает контуры реального, отграничивая его от утопического.

Пока перемены в мире только назревали, предупреждая о себе множащимися симптомами, у России была возможность апеллировать к более правильному и справедливому будущему, под которым подразумевалось модифицированное прошлое. Но когда мир начал стремительно меняться, оказалось, что никакие из прошлых ролей и форматов России уже просто невозможны.

Новая система будет устроена совсем не так, как во вторую половину ХХ века, деформированным продолжением которой были и первые полтора десятилетия века нынешнего. России нужна совсем другая политика, намек на которую присутствует на Ближнем Востоке и подходы которой будут максимально востребованы на Дальнем.

Но для того чтобы намеки превратились в полноценную внешнеполитическую модель, нужно преодолеть депрессивное наследие российского западоцентризма, к концу 2010-х выродившегося в совокупность комплексов, атавизмов минувших этапов эволюции, хандры и упреков в адрес всех вокруг, а также пародийного передразнивания в попытках за сарказмом скрыть отсутствие результата.

Если этого не удастся сделать, новая внешняя политика действительно станет напоминать творение настоятеля собора Девы Марии в Солсбери преподобного Джослина из романа Голдинга: величественный шпиль, водруженный на шатающееся здание без фундамента. А мировой порядок соорудят другие архитекторы и без нашего участия.

Резюме: Шпиль готического собора в Солсбери, самая высокая постройка средневековой Англии, вдохновившая лауреата Нобелевской премии по литературе Уильяма Голдинга на создание самого значимого его произведения, может послужить внешнеполитическим символом 2018 года.

Шпиль готического собора в Солсбери, самая высокая постройка средневековой Англии, вдохновившая лауреата Нобелевской премии по литературе Уильяма Голдинга на создание самого значимого его произведения, может послужить внешнеполитическим символом 2018 года. Мутная история отравления в Солсбери бывшего полковника российской военной разведки и его дочери, история, так и не объясненная никем с позиции здравого смысла (зачем?), наложила отпечаток на отношения России и западного сообщества. И спровоцировала беспрецедентную акцию политико-дипломатической солидарности. Почти все государства–союзники Лондона, в первую очередь и в наибольшей степени США, выступили с резкими демаршами против Москвы, хотя формально российско-британский конфликт их не затрагивал.

Вывод дискуссии на уровень международных организаций – ОЗХО или структуры ООН – особым успехом для России не увенчался. Москва настаивала на приверженности международно-принятым процедурам. Однако когда в ОЗХО возобладала нероссийская точка зрения, эту структуру назвали несамостоятельной, действующей под диктовку определенных стран. То же происходило ранее с международными спортивными организациями (допинговый скандал) – Москва, по крайней мере на уровне риторики, ставила под сомнение их объективность и правомочность.

Здесь речь не о том, кто прав, кто виноват в странном отравлении, имела ли место провокация, был ли проявлен вопиющий непрофессионализм либо случилось что-то еще более затейливое. Понять что-либо не представляется возможным. Однако в сухом остатке – России нанесен ущерб, а доступный международный инструментарий сокращается.

Сирия остается зоной российского успеха. Когда начиналась военная операция, даже завзятые оптимисты едва ли могли предположить, что через три года Россия будет признана наиболее влиятельной великой державой на Ближнем Востоке. Умелое сочетание жесткости и гибкости, применения военной силы, дипломатического мастерства и политической изворотливости при наличии четкой стратегической задачи (сохранение власти в Дамаске) принесло свои плоды. Несмотря на постоянно вспыхивающие стычки, общую взрывоопасную атмосферу и крайне запутанные отношения между многочисленными вовлеченными сторонами, Москва продолжает реализовывать свою программу действий вполне удачно.

Важная слагаемая нашего успеха – невнятная и непоследовательная политика других игроков, прежде всего Соединенных Штатов. Но использование чужих промахов – законная тактика, требующая сноровки. И то, что в уходящем году российская политика справилась с такими вызовами, как применение химоружия, турецкая операция в Африне, коллизия, сложившаяся вокруг Идлиба, и уничтожение российского самолета во время атаки ВВС Израиля, внушает уверенность в том, что на этом направлении и дальше все будет хорошо. Более того, эти успехи трансформируются в укрепление российских позиций по всему Ближнему Востоку. Не будь сирийских достижений, вряд ли установились бы столь полезные отношения с Саудовской Аравией и ОПЕК, да и растущий спрос на российскую роль в регионе не случился бы.

Однако Сирия – это исключение. На остальных направлениях все не так радужно.

К западу от российских границ распространяется депрессивное настроение. Отчасти оно связано с мучительными внутренними трансформациями ведущих государств региона, где на глазах меняется политический ландшафт. Дееспособных и эффективных правительств сейчас нет практически ни в одной стране как Старого, так и Нового Света. Однако проблемы отношений России с ними этим не исчерпываются.

2018 год подвел черту под попытками выстроить успешную коммуникацию с Дональдом Трампом. Черта получилась кривая и штрихпунктирная. Вашингтон последовательно демонстрировал, что отношения с Москвой для него, мягко говоря, второстепенны. К огорчению последней, которая как будто не хотела в это верить. Настойчивое стремление российского руководства к прямым контактам с Трампом принесло-таки долгожданный плод летом в Хельсинки. Но он оказался невыносимо кислым. Переговоры закончились беспорядочной пресс-конференцией и последовавшим за ней трескучим скандалом в Америке. В итоге даже те немногие прикладные вещи, которые обсуждались, были попросту отброшены, а копья ломали исключительно по одному вопросу – продемонстрировал ли Трамп позорную и унизительную зависимость от Путина. Российский президент действительно смотрелся во время публичной части саммита авантажнее. Но эффект это дало неприятный – оставшуюся часть года Трамп вынужден был доказывать, насколько пренебрежительно он относится к России и ее начальнику. Апофеоз наступил в Буэнос-Айресе, когда американский лидер отменил через Твиттер анонсированные переговоры с Путиным почти день в день и через час после публичного подтверждения, что они состоятся.

Если отложить в сторону вопрос престижа и норм приличий, само по себе отсутствие встреч не наносит особого ущерба отношениям, поскольку обсуждать, как выясняется, все равно нечего. Палочка-выручалочка – тема стратегической стабильности и связанного с ней контроля над вооружениями – выскальзывает из рук. США намерены уйти от обязательств по всем направлениям или как минимум сколь возможно их упростить (двустороннее вместо многостороннего, единоличное вместо двустороннего). В идеале это должно бы дать стимул новой дискуссии о правилах обращения с ядерными арсеналами (вместо уходящей модели прошлого века), но аппетита к консультациям не наблюдается вовсе, а доверие отсутствует в принципе. Трампу это все вообще неинтересно. Единственное американское высокопоставленное должностное лицо, которое волнует ядерная тема, – Джон Болтон. Но он страстный враг контроля над вооружениями в принципе. А другую модель пока что никто, в том числе и он сам, не предлагает.

Такое состояние само по себе прискорбно. Но еще грустнее становится от того, как Россия к нему относится. Создается впечатление обреченного бессилия, однако с постоянным подчеркиванием: Москва в любой момент готова конструктивно ответить хоть на что, только позови. Фактическое смирение контрастирует с его внешней оболочкой. Риторическое сопровождение в целом крайне сдержанной, если не сказать безответной внешнеполитической линии на западном направлении – фейерверк лихих публичных реакций, эффектных для внутренней аудитории, но не особенно понимаемых внешней.

Бурные политические процессы в Евросоюзе не приводят к изменению его позиции выгодным для России образом. Европа перерождается, только процесс получился обратный привычному – из бабочки образуется новая куколка, из которой потом, наверное, вылупится какое-то иное существо. Куколке не до внешних проблем, хотя она по инерции сохраняет некоторую притягательную силу и тем самым воздействует на окружающий мир. Как бы то ни было, в нынешнем переходном состоянии Европа способна только на самую незатратную в политическом смысле линию в отношении России – поддержание статус-кво. На практике это означает сохранение санкционного консенсуса и экономических связей, ему не противоречащих. Флуктуации внутри ЕС от резко антироссийских Прибалтики и Польши до доброжелательно настроенных Италии и Австрии по сути ничего не меняют ни в ту, ни в другую сторону.

Более обнадеживающая картина открывается при взгляде на восток. Здесь достаточно проблем по всем направлениям, но, в отличие от западного вектора, есть динамика. Медленно и с пробуксовкой, но российское государство начинает формулировать свои приоритеты. Немало написано о трудности взаимодействия с Китаем (что было неизбежно), о маневрах Индии, о зигзагах взаимодействия с Японией, о неиспользованном потенциале с обеими Кореями, о мучительном поиске Россией своей ниши на Азиатском и Тихоокеанском пространстве, где ее экономическое отставание еще более обременительно, чем в других частях мира. Все это так. Но возникающие трудности – свидетельство не угасания прежней модели отношений, как с Европой или США, а созидания новой. Хотя даваться это будет с большим скрипом, ведь Россия адаптируется к региону, который одновременно находится в процессе быстрых изменений и обостряющегося соперничества. И здесь необходимы те же навыки, которые Москва применила на Ближнем Востоке (только в кратно большем количестве), – комплексность политики, использование всех имеющихся инструментов, маневренность и избегание слишком жестких партнерств.

Так почему же 2018 год стал той самой цезурой, водоразделом, который отделяет (должен отделить) прежнюю политику от другой? Изменения в мире достигли масштаба и уровня, когда старая система понятий во многом себя изжила. Эрозия институтов и практик стала заметна давно. Сейчас она распространилась на сферу, которая составляла опору миропорядка второй половины ХХ века, – стратегическую стабильность и правила обращения с ядерными арсеналами. События уходящего года – отказ Трампа от договоренностей с Ираном и решение выйти из Договора об РСМД – с разных сторон подтачивают то, что было главными достижениями предшествующих десятилетий: режим нераспространения и режим контроля над ядерными вооружениями. И вопрос уже не в том, хорошо это или плохо, а в том, что процесс близок к необратимости.

Российская внешняя политика в ХХI веке переживала разные периоды. Но точкой отсчета оставалась система времен холодной войны. Россию на Западе принято обвинять в ревизионизме, то есть желании пересмотреть принципы существующего миропорядка. На самом деле она всегда стремилась к обратному – противодействовать изменению параметров мирового устройства, как они сложились во второй половине прошлого столетия.

Это означало западоцентризм российской политики, который в разные времена мог оборачиваться как про-, так и антизападной стороной. Сейчас и то, и другое уже неактуально. Состояние дел на западном направлении российской внешней политики наглядно демонстрирует его бесперспективность, по крайней мере на обозримый период. У Москвы сейчас нет ни ресурсов, ни идей, которые могли бы изменить характер ее отношений с Западом. Способность к точной и быстрой реакции, которая до какого-то времени компенсировала асимметрию возможностей, больше эту функцию не исполняет. Во-первых, накопилось слишком много проблем и неприязни. Во-вторых, точность реакции уже не та – российская политическая система находится в фазе, скажем так, зрелости, когда тестостерона и прочих отвечающих за прыть и агрессивность гормонов поубавилось. Те, кто непосредственно осуществляет внешнюю политику, это, несомненно, чувствуют, что не добавляет драйва. А сокращающаяся экономическая база все более ясно очерчивает контуры реального, отграничивая его от утопического.

Пока перемены в мире только назревали, предупреждая о себе множащимися симптомами, у России была возможность апеллировать к более правильному и справедливому будущему, под которым подразумевалось модифицированное прошлое. Но когда мир начал стремительно меняться, оказалось, что никакие из прошлых ролей и форматов России уже просто невозможны.

Новая система будет устроена совсем не так, как во вторую половину ХХ века, деформированным продолжением которой были и первые полтора десятилетия века нынешнего. России нужна совсем другая политика, намек на которую присутствует на Ближнем Востоке и подходы которой будут максимально востребованы на Дальнем. Но для того чтобы намеки превратились в полноценную внешнеполитическую модель, нужно преодолеть депрессивное наследие российского западоцентризма, к концу 2010-х выродившегося в совокупность комплексов, атавизмов минувших этапов эволюции, хандры и упреков в адрес всех вокруг, а также пародийного передразнивания в попытках за сарказмом скрыть отсутствие результата.

Если этого не удастся сделать, новая внешняя политика действительно станет напоминать творение настоятеля собора Девы Марии в Солсбери преподобного Джослина из романа Голдинга: величественный шпиль, водруженный на шатающееся здание без фундамента. А мировой порядок соорудят другие архитекторы и без нашего участия.

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal

Задачи, перечисленные главой МИД РФ Сергеем Лавровым на 2018 год, включали в себя пять пунктов. ©



МИД РФ / Коллаж: Иван Шилов

В чем они состояли и удалось ли их выполнить к концу года, обсуждает автор ИА REGNUM Александр Запольскис.
Список задач включал в себя сохранение иранской ядерной сделки, борьбу с терроризмом в Сирии, урегулирование кризиса на Украине, разрядку обстановки вокруг ядерной программы КНДР, снижение конфликта между Палестиной и Израилем. В той части пресс-конференции Владимира Путина, которая касалась внешней политики, во многом и содержался отчет о проделанной за этот год работе.

Если подходить к вопросу формально, то успешно выполненными можно признать только две задачи из пяти — это очевидные успехи в Сирии; можно считать успешно завершенным и процесс, связанный с Северной Кореей, где в результате российских и китайских усилий продолжается сближение двух Корей, а уровень напряженности постоянно снижается. И даже с теми задачами, которые выглядят нерешенными, такими как кризис на Украине или иранская ядерная сделка, дело не настолько провально, как нередко думают. В чем состоят успехи?

Подробнее об итогах международной политики России читайте в статье ниже.
_______

В середине января 2018 года, подводя итоги минувшего 2017 года, министр иностранных дел России Сергей Лавров внешнеполитические задачи России на 2018 год обозначил в виде пяти четких пунктов: сохранить иранскую ядерную сделку; продолжить борьбу с терроризмом в Сирии; урегулировать кризис на Украине; разрядить обстановку вокруг ядерной программы КНДР; способствовать снижению конфликта между Палестиной и Израилем.

Состоявшаяся 20 января 2018 года большая пресс-конференция Владимира Владимировича Путина фактически стала своего рода отчетом о проделанной работе, позволяющим оценить не только отдельные успехи или вычленить неудачи, но прежде всего сформировать общую картину в целом. Она продлилась больше трех с половиной часов и охватила слишком много вопросов, чтобы уложиться в тесные рамки одного анализа. Так что сейчас речь пойдет только о внешнеполитической части.

Итак, Иран. Формально с ним у нас не получилось. Даже с учетом соблюдения Тегераном всех условий международного соглашения США из сделки вышли, чем создали опасный прецедент. Иран договоренность выполняет, однако подвергается постоянно усиливающимся санкциям. Дело дошло даже до отключения нескольких его крупнейших банков от международной системы SWIFT. Размер ущерба для экономики точно никем не подсчитывался, однако только экспорт иранской нефти упал на 35%, а она, как свидетельствуют эксперты МВФ, давала примерно 80% всех налоговых поступлений в стране. Плюс к тому на 60% просел курс риала, что вызывало ощутимый рост инфляции, еще больше ослабляя иранскую экономику.

Таким образом, все выглядит так, что Россия с задачей уравновешивания американской гегемонии не справилась. Однако Соединенным Штатам победа досталась очень дорогой ценой.



Электронные платежи

Но дело тут не столько в самих курдах, сколько в уроке для остальных игроков, наглядно демонстрирующем реальную ценность любых союзнических договоренностей с США. Америка уходит не только из Сирии, активно зондируется почва о проведении срочных переговоров с талибами (организация, деятельность которой запрещена в РФ) для формирования пристойной внешней картины для полного вывода американских войск из Афганистана. Плюс к тому зашаталось американское военное присутствие в Ираке.

Иными словами, США приступают к выходу из всего региона, и это вызвало серьезное обострение в самой правящей элите страны. 20 декабря 2018 официально подал в отставку министр обороны США Джеймс Мэттис. И не просто так, а публично объявив о своем решительном несогласии с политикой президента. Как известно из открытых источников, вместе с ним уходят глава администрации Трампа генерал Келли, постпред США в ООН Хейли и председатель объединенного комитета начальников штабов (аналог нашего Генерального штаба) генерал Джозеф Данфорд. У Трампа внезапно возникла серьезная проблема с собственной армией.



Джеймс Мэттис

На этом фоне отсутствие внешне видимого успеха в палестино-израильском противостоянии не то чтобы теряется, но заметно меняет свое значение. Строго говоря, ситуация на данный момент находится практически в том же положении, в каком она была годом ранее. Однако внешние условия изменились кардинально.

Израиль утратил статус абсолютного военного превосходства в регионе, гарантирующий ему возможность разгромить любого противника (или их коалицию) в арабском мире. И если технически ЦАХАЛ еще в состоянии одержать военную победу над армиями соседних стран, то извлечь из нее прочное политическое преимущество Тель-Авив уже не может. Более того, очень не факт, что подобную агрессию на международной арене смогут, а главное — захотят поддержать и прикрыть США, без поддержки которых Израиль рискует оказаться в политической изоляции.

Впервые за свою новейшую историю израильское военно-политическое руководство оказалось перед неизбежностью разработки новой стратегии национальной безопасности, требующей поиска стабильного политического компромисса с арабским миром.



Парад в КНДР / Фото: Stefan Krasowski

Последним остается вопрос с Украиной. Как ни странно, для нас он, пожалуй, куда более важен, чем даже война с США. Как бы кто ни относился к их там национализму и фашизму, украинцы, как и белорусы, тем не менее остаются нам народом братским, являющимся неразрывной частью единства Русского мира. Хотя сейчас пока такое звучит достаточно невероятно. Самое печальное, что налаживание отношений на данном этапе развития событий на Украине физически невозможно. Пациент свидомую заразу сначала должен перебороть самостоятельно, выработав в себе стойкий к ней иммунитет. Только тогда внешняя помощь может стать эффективнее. Но до того момента еще, увы, далеко.

Самое неприятное, что это действительно имеет серьезную вероятность на успех. Если, конечно, человеческие жертвы ради международного медийного хайпа можно считать таковым. Однако для нынешних властей Украины подобный результат кажется более чем существенным. А хуже всего, что поражение на Ближнем Востоке правящая элита Соединенных Штатов наверняка попытается компенсировать активными ударами по другим направлениям, и украинская инициатива оказывается ей весьма на руку.

Так что в целом из пяти изначально заявленных задач официально удалось успешно решить только две: в Сирии и с Северной Кореей. С остальными, формально говоря, у нас не вышло. Но фактически, в целом на круг, 2018 год Россия закрывает однозначно хорошо.



Александр Турчинов, Арсен Аваков и Петр Порошенко

Заработал общий таможенный кодекс ЕАЭС. Евразийская экономическая интеграция на 14% увеличила объемы взаимной торговли и даже, наконец, сдвинула с мертвой точки вопросы политической интеграции. В частности, с Беларусью. А что без братских объятий с той стороны, так на текущем этапе такое было предсказуемо давно. Здесь еще предстоит очень много работы. Зато к ЕАЭС присоединился Китай, что значительно активизировало процессы интеграции на всем евразийском континенте.

Десятилетиями строго следовавшая в кильватере американской внешней политики Европа, наконец, начала выходить из спячки, задумываясь над вопросами собственной геополитической субъектности и осознанием своих, отдельных от США, политических и экономических интересов. А они как раз и толкают Евросоюз к сближению с Россией.

Хотя простым это дело не будет точно, но и ожидать олимпийских рекордов сразу после выхода из полувековой комы явно беспредметно. Слишком много там накопилось внутренних проблем в экономике, политике, мировосприятии и даже глобальном целеполагании. Так что события там могут пойти минимум по трем очень разным сценариям, два из которых для России неблагоприятны. Но это уже вероятности, с которым, что называется, вполне можно работать. Главное, что задачу отрыва Европы от США реализовать удалось, пусть даже только пока лишь на три с плюсом.

Читайте также: