Скандинавский правовой реализм кратко

Обновлено: 06.07.2024

Американский реализм, развиваемый Оливером Венделлом Холмсом, Джеромом Франком, Карлом Ллевеллином, Джоном Грэем и др., основывался на философии прагматизма. Недоверие к схоластическому теоретизированию, оторванному от юридической практики, породило стремление обратить философию права к реальным правоотношениям, выявить действительные закономерности развития социумов. Не только для российской теории права характерен разрыв с эмпирическими реалиями юридической действительности, американские исследователи также утверждали, что для понимания сущности права нужно от абстрактным формулировок перейти к закономерностям реальных судебных процессов.

Авторы концепции манифестировали то, что судьи на самом деле решают дела не так, как это описывается в учебниках. Заявление О. Холмса о праве как предсказании того, что в реальности будут делать судьи, и не более того, – вполне понятны практикующим российским юристам. Действительно, в реальной жизни на решение суда влияют много факторов, в том числе – психология судей, их система ценностей, неосознаваемые предпочтения и предрассудки. Тексты законов занимают здесь далеко не первые места. Как утверждал Холмс, жизнь права не подчиняется логике, а решения судей по существу непредсказуемы. Юридические нормы существуют и влияют на принятие решений, но нормы – всего лишь один из факторов, формирующих поведение судей. Если реальность такова, что внеправовые детерминанты неизбежно влияют на решения суда, мы должны обязательно учитывать это.

Скандинавский правовой реализм

Скандинавские юристы-реалисты определяют действующее в обществе право, как предвидение будущих судебных решений по конкретным делам, подчеркивая при этом потребность в исследовании реальных механизмов функционирования различных форм судебного и административного разбирательства. У реализма на севере Европы уклон направлен на исследование философских основ права. Если учение американских реалистов отталкивалось от оценки поведения судей и других правоприменителей, то представители скандинавской школы пытались связать анализ права с дискурсом психологических мотивов, влияющих на поведение судей (правоприменителей), с психологическим аспектом, возникающим в сознании людей под действием правой нормы. Американскую и скандинавскую школу правового реализма сближает анти– нормативизм, а также стремление к осмыслению права таким, каково оно есть в эмпирически воспринимаемой реальности.

Действие права Оливекрона объяснял тем, что прохождение неких формальностей связывается в сознании людей с обязывающей силой того или иного набора жестов и ритуалов. Благодаря этой связи люди, проводя в своем сознании некие манипуляции, начинают считать своей обязанностью следовать закону и выполнять условия договора. С точки зрения Оливекроны любая норма – это независимый императив, который не является приказанием. В реальности к действию человека подталкивает не сама норма, а представление об обязывающей силе независимого императива. Сама по себе норма без субъективного решения человека её соблюдать остается лишь текстом на бумаге.

По мнению В. Лунштедта и А. Росса право выполняет необходимые социальные функции и служит самосохранению общества, социальная организация детерминирует процесс правотворчества. Право порождается в процессе формирования социальной организации: именно благодаря наличию организованных групп в обществе возникает потребность в сотрудничестве и кооперации, направленных на социальные цели, а не просто на биологическое выживание и воспроизводство жизни. То, что полезно с точки зрения укрепления социальной организации и достижения поставленных обществом целей, – и составляет социальное благосостояние для данного общества, определяя содержание права. Социальное благосостояние включает в себя ощущение гражданами безопасности, психологического и материального комфорта, развитие индивидуальных способностей и качеств, свободу предпринимательства и т. п. Согласно концепции действенности права, правовые нормы являются ключом к интерпретации и прогнозированию социальных действий. Эффективность права заключается в том, что оно обеспечивает постоянное следование большинства людей требуемому правовыми нормами образу действий, а также в том, что этот образ действий ощущается большинством людей как нечто общеобязательное[64]. Скандинавская школа правового реализма рассматривает право таким, каково оно есть в правовой реальности, право – это факт и окружающая нас юридическая реальность[65].

Скандинавские правовые реалисты провозглашали идею частичной устойчивости правовой природы и структуры права по отношению к политике, однако для них частичная устойчивость права не производна от исследования центральной роли правовых деятелей (в частности, судей) в феномене права (как для американских реалистов). Скандинавские исследователи избрали другой, более традиционный путь концептуального анализа, – они сконцентрировались на различных концепциях и категориях, конституирующих сущность права, субъективные права, обязанности, собственность, вред и т. д. Причины этого у скандинавских реалистов не совпадают: если для В. Лундштедта и К. Оливекроны причина выведена из следования философской концепции пути, сформулированной Хагерстремом, анализ А. Росса берет начало из следования некоторым примерам позитивизма[66]. Тем не менее, независимо от этих различий, все скандинавские правовые реалисты сходились во взглядах на две конкурирующие идеи о сущности права.

Норма законна и поэтому обязательна для общества, даже если она крайне несправедлива или экономически неэффективна. Важно то, что норма работает в реальности как стимул, заставляющий людей следовать конкретным образцам поведения. Этот момент предваряет вторую идею сущности права по мнению скандинавских правовых реалистов: правовой феномен только частично устойчив к политическому миру (так считали и американские правовые реалисты).

Несмотря на различия вариантов правового реализма и в основных теоретических предпосылках (прагматизм в Соединенных Штатах Америки, мистическая философия в Скандинавии, партийная идеология в Советском Союзе), и в областях исследования (работа судов в Америке, нормативные тексты в Скандинавии, диктатура пролетариата, революционный террор, финансово‑политическая олигархия в России), все эти течения были направлены на преодоление препятствующего общественному развитию юридического формализма и утверждению понимания права как социо‑психологического феномена.

Российский правовой реализм

Российский правовой реализм – сложившаяся в постреволюционной России и продолжающая действовать по настоящее время законодательная и правоприменительная доктрины, согласно которым декларативные нормы справедливого порядка не обязательно совпадают с юридической практикой. К наиболее распространенным признакам доктрины российского правового реализма можно

отнести: вождизм при назначении руководителей судебных и правоприменительных подразделений, правовой нигилизм (правоприменителям дозволено почти все), культивирование преданности начальству в ущерб профессиональному долгу, трансформация понимания профессионального долга в направлении цеховой солидарности правоохранительно‑судебного блока, избирательность правосудия, существование касты неприкасаемых из числа субъектов публичной власти, зависимость законодательного и судейского корпуса от исполнительной власти (на всех уровнях), отсутствие действительной ответственности следователей, прокуроров, судей за правоприменительные нарушения, торжество обвинительного уклона, укоренившаяся практика технической фальсификации материалов уголовных дел, формирование судейского корпуса преимущественно из бывших следователей, прокуроров, судейских работников, непредсказуемость (непоследовательность) судебных решений, необоснованное затягивание расследования и судебного рассмотрения уголовных дел, доминирование меры пресечения в виде заключения под стражу, порочные юридические технологии, исключающие контроль за формированием доказательств стороной обвинения, волюнтаризм и необоснованность решений следователей, использование арестов по преступлениям экономической направленности для решения коммерческих задач, игнорирование принципа экономии правовых сил и средств.

Среди источников дальнейшего развития российского правового реализма следует отметить:

Под именем законного государственного принуждения легализуется насилие субъектов публичной власти по отношению к экономическим и политическим конкурентам. Российские особенности коммерческой деятельности вынуждают многих предпринимателей подчиняться комплексу коррупционных требований субъектов публичной власти. Органы законодательной и исполнительной власти состоят преимущественно из коммерсантов либо лиц, представляющих их интересы. Включенность субъектов в политический процесс позволяет использовать ресурсы власти для личного и корпоративного обогащения.

2) Единство трех ветвей власти, подчиненных руководителю исполнительного органа. Допустимо рассматривать все методы управления, практикуемые публичной властью, как единую административную деятельность. Идеи ее реформирования, активно развиваемые в XIX – начале XX вв., были пресечены Октябрьской революцией 1917 г. Диктатура пролетариата укрепила фундаментальную базу единства исполнительной, законодательной и судебной властей. Длительный период функционирования советских органов власти выработал практику подчинения правоохранительных и судебных органов партийным руководителям. Современная исполнительная власть, объединившись с правящей партией и ее сателлитами, заручившись поддержкой руководителей религиозных конфессий, обеспечивает неукоснительное подчинение своим интересам корпуса законодателей и судей.

3) Управление всеми ветвями власти осуществляется из единого центра ручным методом. Состояние правопорядка находится под прямым воздействием руководителей исполнительной власти соответствующего уровня. Высочайшая техническая оснащенность, мировой уровень профессионального мастерства и неограниченное финансирование спецслужб способствуют своевременному исключению любых возможностей смены устоявшейся практики управления государством.

В досоветский период исполнительная власть промоутировала веру в доброго царя‑батюшку, после Октябрьской революции 1917 г. пропагандистские кампании публичной власти развивали веру в конкретных вождей, возглавлявших партийную (политическую) и исполнительную власть в государстве. Поскольку партийная власть совпадала с исполнительной и практически формировала законодательную и судебную ветви, а также воздействовала на религиозные конфессии, именно ее воля доминировала в правовом пространстве. Вера в царя, в лидера нации, отца народов и т. п. поддерживалась пропагандистскими институтами государства, навязывая населению идею безальтернативного вождя. Российская история свидетельствует о больших возможностях массовой пропаганды и легкой внушаемости российского населения в условиях информационной ограниченности.

5) Патернализм и социальное рабство. Работники, получающие деньги из государственного бюджета, составляют большую часть населения государства. Образование, медицина, культура, спорт и другие социально‑значимые институты финансируются из бюджета. Пенсионное обеспечение, оплата нетрудоспособности по болезни и инвалидности, поддержка малоимущих лиц, родителей малолетних детей также осуществляются централизованно. В некоторых регионах бюджетные деньги являются единственным способом для получения пищи и крова. Поскольку патерналист в той или иной степени исполняет свои социальные обязательства, он требует от подчиненных отдавать свои голоса за него и представленных им лиц, делегируя часть своих полномочий иерархическим структурам на местах.

6) Доминирование двух государственных индустрий: сырьевой (включающей энергетическую субиндустрию) и тюремной. Сырьевая индустрия включает в себя разведку, добычу полезных ископаемых, их транспортировку, переработку и продажу. В нее также входит создание, транспортировка и продажа всех видов энергии, получаемой как из природных (сырьевых) запасов, так и из использования особенностей территории (гидроэлектростанции, солнечные, ветровые, прибойные электростанции). Имущественные и неимущественные права на объекты сырьевой и энергетической индустрий принадлежат узкому кругу лиц, в том числе государству. Управленческие, логистические и финансовые операции от имени государства в этих индустриях осуществляют лица, прямо либо опосредованно подконтрольные исполнительной власти.

Тюремная индустрия в широком значении включает в себя не только Федеральную службу исполнения наказаний, но и весь правоохранительный, фискальный и карательный комплекс государства: уголовную и административную юстицию, ФССП, МВД, СК, ФСКН, ФСБ, ФТС, ФНС и т. д. В тюремную индустрию частично включены законодательные органы, поскольку в их компетенцию входит криминализация деяний, ужесточение уголовных санкций. К тюремной индустрии можно отнести часть оборонного комплекса, так как в нем существуют институты дознания, ограничения свободы, спецслужбы; военные следственные органы и военные судьи не свободны в принятии решений от своего военного руководства. Военный комплекс в мирное и военное время выполняет не только функцию защиты от внешнего врага, но и обеспечивает стабильность реализации решений исполнительной власти на обширной территории государства.

За несколько последних десятилетий изменились подходы и методы работы спецслужб, диктатура перестала быть пролетарской, но историческая память народа содержит воспитательный опыт Архипелага ГУЛАГа[71]. Удачная стратегия управления сырьевой (включая энергетическую) и тюремной индустриями позволяет публичной власти находить достаточное количество средств для исполнения социальных обязательств перед населением, а также планомерно ликвидировать социально‑политическую и экономическую активность лиц, препятствующих реализации воли суверена.

Статья 20.2 КоАП РФ, запрещающая нарушать установленный порядок организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования, практически запрещает вообще какие‑либо собрания, митинги, демонстрации, шествия, не одобренные субъектами публичной власти. Из сопоставления ст. 20.2 КоАП РФ, ст. 212.1. УК РФ и ст. 140 УПК РФ прямо следует, что возбудить уголовное дело за такое преступление и осудить на пять лет лишения свободы в современной России можно любого человека при наличии желания публичной власти и рапортов нескольких полицейских.

9) Избирательность и релятивизм правоприменителей. Избыточная аксиологичность и вариабельность российской нормативной системы позволяет правоприменителям быть избирательными как в выборе субъектов ответственности, так и в виде и размере наказания. Действующее материальное и процессуальное законодательство в сфере уголовных и административных правоотношений содержит большое количество оценочных категорий, позволяющих, в зависимости от их толкования исполнительной и судебной властью, возбуждать или не возбуждать уголовное / административное производство, арестовывать или не арестовывать человека, прекращать или не прекращать производство по делу. Эти свойства используются правоприменителями в корпоративных целях: в правовой действительности возможно возбуждение уголовного и административного преследования в отношении лиц, оспаривающих точку зрения субъектов исполнительной власти (так называемых оппозиционеров), в отношении лиц, не желающих по требованию руководства добровольно освободить должность, в отношении политических и экономических конкурентов.

Избыточная вариативность санкций уголовного законодательства и обширные уголовно‑процессуальные возможности правоприменителей сформировали релятивистский подход к принятию решений. Отсутствие стандартных требований к достаточному обоснованию выносимых решений, необходимому описанию аргументативных последовательностей – позволяет правоприменителям сокращать мотивировочную часть актов применения до полного отсутствия обоснований выносимого решения. В схожих обстоятельствах правоприменители могут принять диаметрально противоположные решения: мотивировка, характерная для резолютивной части одного вида решения, необоснованно может закончиться контрастирующим итогом. Непредсказуемость интерпретативной аргументации толкователя, необъясняемая разница в решениях по аналогичным делам демонстрируют обществу экстралегальные, в том числе социально‑психологические, политические и экономические зависимости правоприменителя.

Современный правовой релятивизм, по мнению И.Л. Честнова, – это отсутствие универсальных объективных критериев оценки социальных явлений и процессов, включая правовые. Оценка зависит от позиции наблюдателя (принцип дополнительности) и ограниченной возможности предвидеть отдаленные последствия (которые зачастую являются латентными) более или менее сложного социального действия[76].

11) Неспособность гражданского общества к реальной политической конкуренции. С 1917 г. правящая в государстве партия объединяет почти всю публичную власть, практическая несменяемость руководителей государства делает невозможным системный контроль гражданского общества за группой лиц, управляющих государством. Правовой нигилизм официальных интерпретаторов закона превратился из отклонения от нормы правосознания в вариант его нормы. В среде субъектов публичной власти сформировалась особая корпоративная солидарность, способствующая сокрытию нарушений от внешней среды (населения). Цеховая взаимовыручка сплачивает исполнительную, законодательную и судебную власти на горизонтальном и вертикальном уровнях, способствуя отстаиванию групповых интересов. Сосредоточение в руках одной группы лиц всех инструментов контроля корректности избирательных процедур делают практически невозможным для обычного гражданина доказательно убедиться в достоверности результатов голосования.

Обобщая краткое исследование американского, скандинавского и российского дискурсов правового реализма следует отметить потенциальную возможность рассматривать эту концепцию в качестве альтернативы вековым спорам между теорией естественного права и правовым позитивизмом. Правовые реалисты стремились создать обновленную, практически реализуемую правовую теорию для объяснения существующего правопорядка. Именно правовой реализм позволяет трезво оценить не только ваш действительный правовой статус, но и реально предположить пути его изменения. Ни юснатурализм, схоластирующий по поводу ваших естественных прав, ни позитивизм, перечисляющий нормы бумажных законов, не в состоянии объяснить, почему при всех законных и справедливых аргументах решение суда не удовлетворило ваши притязания и как следует действовать, чтобы добиться искомого результата.

1.5. Соотношение права и закона в контексте юридико‑лингвистического анализа

Наиболее выдающимися учениками и последователями Хегер-стрема были шведыВильгельм Лундштет (Лундстет) (1882-1955), Карл Оливекрона (1897-1980), датчанинАльф Росс (1899-1979). Благодаря их усилиям после войны скандинавский правовой реализм, дополненный нормативизмом Г. Кельзена и логикой Л. Витгенштей-на, превратился в официальную доктрину скандинавских юристов. Основополагающие идеи упсальской школы правового реализма сохраняют свое значение не только для Скандинавии, но и далеко за ее пределами.

Оригинальное мировоззрение Хегерстрема сформировалось в кри­тическом противоборстве почти со всеми основными европейскими философскими системами, прежде всего с идеализмом, субъекти­визмом и метафизическими спекуляциями.

По мнению Хегерстрема и его последователей, необходимо разрушить искажающее влияние метафизики на научное мышление в целом, и на правовое мышление в частности, для того чтобы под­готовить почву для научного понимания права и правовой науки. Метафизика есть просто игра словами. Это означает, что некоторые слова и выражения обычно употребляют, как будто бы они имеют реальное значение, хотя это не так. Все метафизические понятия, утверждает Хегерстрем, — это поддельные понятия.

В центре философии Хегерстрема — вопрос о реальности и вопрос о знании. Своеобразное решение этих проблем также нахо­дится в основании скандинавского правового реализма.Философия реальности и знания, разработанная шведским ученым, исходит из того, что существует только один мир во времени и пространстве, который может быть известен посредством опыта. Тем самым отвер­гается мета-физика в смысле возможности существования во времени и пространстве помимо физического, природного мира, также мира сверхприродного (метафизического).

Такая позиция должна была привести к пересмотру всех тра­диционных юридических понятий. Действительно, право интерпре­тировалось шведским мыслителем как моральная идея, которую не­обходимо отличать от действительности, имеющей фактический характер. Поскольку идея права есть моральная идея, она не подра­зумевает под собой ничего реального. Это всего лишьпредставле­ние о должном, некий идеал, которому ничто не соответствует в дей­ствительности. Действительностью могут обладать толькофактыокружающего мира. К фактам социальной действительности (реаль­ности) Хегерстрем относил, в частности, поведение людей. Факты же сознания, эмоции, психические переживания, ценности — к сфере нереального. То, что традиционно понимается под правом — некая внешняя обязывающая норма, — представляет собой, по Хегерстрему, лишь особоевнутреннее чувство принуждения к правомерному поведению, которое, как правило, исполняется автоматически, без необходимости задействовать внешнее принуждение.

К. Оливекрона

По мнению шведского ученого, подобное восприятие права основывается исключительно на вере и представляет собойиллю­зию. Чтобы ее развеять, Оливекрона обращается к самому понятию ограничивающей силы нормы права.

По-видимому, это должно означать, что и право не относится к жизненным фактам. Но признать такое, полагает Оливекрона, не­возможно. Право каким-то образом должно быть включено в отно­шения с явлениями этого мира. Оно должно быть звеном в цепи при­чинно-следственных связей и иметь место среди фактов мира времени и пространства, т. е. оказыватьреальное воздействие наповедениенаселения.

Природа нормы права. Любая норма права связана с поведе­нием людей. Только с этой точки зрения следует рассматривать со­держание и форму нормы. Стремясь достигнуть определенных це­лей, законодатели устанавливают образцы поведения для тех, на кого они должны воздействовать. В своем мысленном образе они пред­ставляют картину требуемого поведения, которую затем адресуют людям тем или другим способом. Закон устанавливает, например, что убийца должен быть приговорен к смерти. В нем описаны ко­нечные действия судьи при разбирательстве дела об убийстве. Пред­полагаемое действие, изложенное в законе, должно служить моде­лью собственных действий судьи в ситуации, соответствующей той, которая описана в законе.

Таким образом,содержание нормы права такого типа —идея предполагаемых действий (судьи) впредполагаемой ситуации(убийца должен быть приговорен к смертной казни). Оливекрона признает, что ни одна нормане существуетв изоляции. Необходимо сопоставить множество норм, чтобы получить полную картину жела­емых действий

По мысли ученого, действительное содержание норм, которое может относиться только кдействиям людей, несколько затемняют технические нормы, непосредственно правила поведения не уста­навливающие. Однако и их смысл заключается в том, чтобы помочь понять, в чем заключается то или иное правило поведения.

Цель правовой нормы— внушить людям необходимостьопре­деленного поведения. Поэтому норма права — всегда представляет собойимператив, т. е. безусловное требование. Оливекрона высту­пает, тем не менее, против теории права как команды, провозглаша­ющей или устанавливающей чью-либо волю.

Ученый подчеркивает, что команда — это не воля, а действие, при помощи которого один человек пытается повлиять на волю дру­гого При этом команда, по мысли всех реалистов, не содер­жит обращения к ценностям, она влияет непосредственно на волю. Она должна иметь внушающий характер, а что при этом используется — слова или другие средства передачи информации — неважно.

Но норма — это и не команда в собственном смысле слова. Команды предполагают отдающего команды. В современном госу­дарстве командовать некому. Государство —это организация. Законо­дательный орган — всего лишь совокупность депутатов, имеющих чаще всего различные представления о проектах принимаемых за­конов. Думать, что государство командует, — это чистая мистика, если не пустые слова, полагает Оливекрона

Оливекрона полагал, что в наших мысляхимперативное выра­жение сопряжено с идеейдействия. Но это всего лишьпсихологиче­ская связь, хотя по определенным причинам она кажется существу­ющей объективно. На этой основе и возникает идея ограничивающей силы права. По мысли правоведа, все это должно было свидетельст­вовать о том, что и норма права не является некоей реальной сущностью.

Оливекрона признавал также, что с точки зрения психологии эффективными делает законы определенная форма. Поэтому форму ученый считал существенным элементом законодательства. Но какой она должна быть и насколько строго должна соблюдаться — зави­сит исключительно от социокультурных условий жизни общества.

При этом Оливекрона признавал, что обязанности, зафиксиро­ванные, например, в законе, являются эффективным средством влия­ния на поведение людей. Аналогичные выводы делались и по отно­шению к субъективным правам. По мысли правоведа, они не являются предметами внешнего мира и существуют только в качестве понятий в человеческих мыслях.

Но как тогда субъективное право соотносится сфактами? Оли­векрона видел два пути решения этой проблемы. Первый заключа­ется в том, чтобы показать, что субъективное право существует только в воображении людей, т. е. что оно включено в мир времени и прост­ранства в качествепредставлений, содержащихся в человеческих мыслях. Другой путь — доказать, что воображаемые права соответ­ствуют фактам внешнего мира.

Для шведского ученого последний вариант неприемлем. Оли-векрона убежден, что «. невозможно найти факты, соответствующие идее субъективного права. Субъективное право уклоняется от любой попытки сковать его и поместить среди явлений социальной жизни.

По мысли Оливекроны, сущность представлений о субъективном праве заключается вовласти. Наличие правовой власти означает например, что собственник может делать с вещью все, что захочет кредитор может потребовать сумму долга от должника и т. д.

Между тем юридический закон направлен не на описание мира, а на определение поведения людей. Для этих целей нет необходимо­сти в соответствии используемых представлений объективной ре­альности. Но идеяобразца (правила) поведения должна возникать в мыслях тех, к кому она обращена, она должнапобуждать их сле­довать ему. По мысли Оливекроны, этого легко достигнуть при по­мощипредставлений о праве.

При этом Оливекрона подчеркивает стимулирующую функцию субъективного права, т. е. то, что Л. И. Петражицкий в свое время выражал в понятии правого атрибутива.

Юридический язык, по учению представителей скандинавского правового реализма, построен напсихических механизмах вооб­ражения. В воображении (психическом мире человека) под влиянием установлений закона возникают представления о правах и обязан­ностях, которые будто бы абсолютным образом определены нормами права. Право, согласно такому подходу, налицо тогда, когда имеют место те или иные предусмотренные законом факты.

Юридическая техника, по мысли ученого, служит установле­нию через закон прав и обязанностей, направленных на создание воображаемых оков и власти в идеальном мире права. Это формаль­ные установления, но они имеют и практическое значение, посколь­ку одновременно являются правилами поведения для частных лиц, судов и представителей исполнительной власти. Суть техники в том, что с ее помощью права и обязанности включаются между относя­щимися к делу фактами (например, дача займа) и действиями судьи. Иными словами, юридическая техника опосредует юридическую Деятельность.

Право и сила. Оливекрона исходил изневозможности проти­вопоставления силы и права. Если право представляет собой только психологическую связь независимых императивов с субъектом, а в Действительности нет никаких реальных прав и обязанностей, то все, ito люди называют правом, неизбежно должно быть организован-иои силой Право, применяемое в жизни, включает опреде­ленного рода силу. Она концентрируется в государстве. Законода­тельство имеет целью вызвать определенное поведение людей. Но необходимым средством для достижения этой цели является создание норм о применении силы государственными служащими.

Оливекрона приходит к выводу, что право в основном состоит из норм о силе, которые содержатобразцы поведения для приме­нения силы. Организованная сила — действительное основание общества и права (на этом основании Оливекрона вынужден фактиче­ски отказывать в правовом качестве нормам международного права).

При этом ученый убежден, что именнострах перед возмож­ным наказанием оказывает доминирующее воздействие на наше поведение, даже не будучи непосредственно ощущаемым субъектами. Человек, который бахвалится своим бесстрашием перед карательным законом, все равно, утверждал ученый, испытывает бессознательный страх перед возможным наказанием.

Применение силы должно быть связано с пропагандой, подго­тавливающей мысли к восприятию императивов; должно существо­вать прямое внушение императивов родителями, учителями, началь­никами и т. д.

Ученый признавал и обратное влияние морали и идеи справед­ливости на формирование права, но призывал это влияние не пере­оценивать. Мыслитель убежден, что нормы права в большинстве своем определяются эгоизмом и инстинктом самосохранения.

Итак, говоря о реальности права, Оливекрона имел в виду такое положение вещей, при котором действительно удается монополизи­ровать использование силы. Применение силы относится к соци­альным фактам. Все остальное в праве, в частности, права и обязан­ности, относятся к метафизике и не должны восприниматься как некая объективная основа права. Право есть системанорм о силе,которую должны применять члены организации, в данном случае, государство, достигшее практической монополизации силы на опре­деленной территории. Но такая власть зависит от психологической эффективности этих норм. Наибольшую же эффективность применение силы имеет, по учению Оливекроны, в сфере судебной деятельности.

Правовые реалисты не смогли уйти от оценочных категорий в теории и от ценностной интерпретации права. Это, по-видимому, Указывает на то, что право представляет собой более сложное явление, че определяемое исключительно в категориях силы, принуждения, Страха. Право, действительно, реальное явление. В актуализации аспектареальности права и увязывании его свзаимообусловлен­ными действиями людей — заслуга этой школы. Реалистам уда­лось также показатьпсихическую составляющую права. Но попытка представить право как факт, понимаемый по аналогии сматериаль­ными фактами, оказалась неубедительной. Если право отождествить с применением силы как неким материальным процессом, происхо­дящим во времени и пространстве, то его смысл именно как права окажется утраченным. Такая сила не будет отличаться от силы гра­бителя. Если же право понимать как систему норм о силе, которую должны применять члены государственной организации (субъекты государственной власти), мы опять придем к понятию нормы права, которая в скандинавском правовом реализме не имеет реального су­ществования. Между тем норму права совсем не обязательно сво­дить или к материальному, или к индивидуальному психическому явлению. Ее можно рассматривать как психосоциокультурный факт, объединяющий должное и сущее в праве, но не смешивающий их, как интерсубъективную, т. е. субъективно-объективную реальность. Как раз такая интерпретация права разрабатывалась в рамках фено­менологии.

ENG

Несмотря на то, что большинство трудов представителей скандинавского правового реализма основывались на идеях А. Хэгестрёма, их взгляды были несколько различными, содержали идеи, нехарактерные для остальных. В связи с этим целью данной статьи является на основе анализа взглядов самых значительных представителей рассматриваемого направления выявить черты, характерные для направления скандинавского правового реализма в целом, и черты, отличающие идеи его приверженцев.

Ещё одной общей чертой данного направления является то, что его представители в своих трудах не основываются не на правовом позитивизме, не на теории естественного права, для которой характерно метафизическое обоснование права. [Скоробогатов: 125]. Даже известно, что А. Хэгерстрём, родоначальник скандинавского правового реализма, в качестве эпиграфа к одному из своих трудов разместил слова, в которых говорил о том, что метафизику необходимо уничтожить [Кичкинёв: 59]. При этом некоторые исследователи считают, что метафизику (сверхъестественное, выходящее за рамки реального мира) он понимал в широком смысле, включая в неё в том числе моральный, юридический дискурс, традиционную философию и повседневный язык.

Представители скандинавского правового реализма не признавали абстрактных понятий, ссылающихся на некоторые субстанции или явления, не связанные с действительным миром. По их мнению, существует только пространственно-временная и психофизическая реальность, которую можно познать эмпирически, с помощью чувств.

Интересно отметить, что А. Хэгерстрёмом была также создана теория морали. Согласно ней мораль, так же, как и право может рассматриваться только как выражение эмоций людей. Хэгестрём объясняет это тем, что в моральных суждениях не всегда присутствует логика. Из-за чего они не могут дать нам истинного представления о том, что является истинным, а что ложным, и не дают возможности получить информацию для расширения наших знаний, представлений [Васильева, 2019: 61].

Идеи Акселя Хэгестрёма в последствии доработал и развил его ученик Карл Оливекрона. Он, как и другие представители скандинавского правового реализма, в своих работах отмечал, что в пространственно-временной реальности не существует обязывающей, ограничивающей силы права, что она существует только в сознании, воображении людей [Кичкинёв: 221].

Также К. Оливекрона считал, что содержание и форму норм права следует рассматривать с точки зрения поведения людей, и поэтому, содержанием права является идея предполагаемых действий субъекта права в определённой ситуации.

При этом шведский правовед признавал, что ни одна из норм не может существовать изолировано от других, и что для получения целостной картины действий нужно сопоставить множество норм.

А. Росс считал, что право следует исследовать в двух взаимосвязанных направлениях: доктринальном и социологическом (в состав которого также входят исследование права в психологическом и историческом контексте).

Что же касается определения понятия права, то А. Росс в одной из своих работ написал, что оно необходимо только с метафизической точки зрения. А так как представители скандинавского правового реализма отвергают существование метафизики, то и определение понятия права становится для него не интересным [Васильева, 2018: 96]. Однако, по мнению Н. С. Васильевой, его слова означают лишь то, что данное понятие не является необходимым только для доктринального исследования и определения действующего права, а не отрицают вообще важность этого вопроса для науки.

При этом А. Росс выделяет несколько признаков права:

Таким образом, для всего течения скандинавского правового реализма характерны наличие общей идеи о реальном существовании права, как психофизического явления, возможность его эмпирического восприятия и познания, отказ от правового позитивизма и метафизического обоснования права, признания наличия в праве обязывающей силы, принуждения и др. Среди отличий же можно выделить различную методологическую базу исследований (представители Упсальской школы и А. Росс основывались несколько на разных методах и источниках), разные взгляды на предназначение права (например, В. Лундщтедт считал, что оно состоит в способствовании развития социального благополучия, а К. Оливекрона – во внушении человеку определённого способа поведения).

Можно сказать, что несмотря на то, что взгляды представителей скандинавского правового реализма по некоторым вопросам несколько отличались, в большинстве своём они совпадали и несли общую идею.

Однако, как и любая другая теория концепция скандинавского правового реализма имеет как преимущества, так и недостатки.

К недостаткам же М. В. Антонов относит философскую непроработанность теории скандинавского правового реализма. Так, например, у её представителей не находилось ответа на вопрос: что собой представляет реальность, каковы её критерии и границы, несмотря на то, что данные понятия в рассматриваемой концепции является одними из основополагающих [Антонов: 666].

Список литературы

1. Антонов М. В. Скандинавская школа правового реализма / М. В. Антонов // Российский ежегодник теории права. — 2008. — № 1. — С. 645-668.

2. Васильева Н. С. Альф Росс о понятии и действительности права: реалистический подход / Н. С. Васильева // Известия высших учебных заведений. Правоведение. — 2018. — №1 (336). — С. 84-117.

3. Васильева Н. С. Действительность права как психологический факт: упсальская школа в контексте интеллектуальной традиции континентального правового реализма / Н. С. Васильева // Труды Института государства и права Российской академии наук. — 2019. — Т. 14. — №4. — С. 47-80.

4. Кичкинёв Н. В. Школа скандинавского правового реализма / Н. В. Кичкинёв // Право, общество, государство: проблемы теории и истории. — 2016. — С. 219-222.

5. Мустафаев К. Р. Сравнительный анализ американской и скандинавской школ правового реализма / К. Р. Мустафаев // Студенческий форум. — 2019. — №33 (84). — С. 92-95.

6. Тонков Д. Е. Метод "социального благополучия" Вильгельма Лундштедт / Д. Е. Тонков // Труды Института государства и права Российской академии наук. — 2020. — Т. 15. — №1. — С. 125-149.

7. Скоробогатов А. В. Современные концепции правопонимания: Учебно-практическое пособие / А. В. Скоробогатов. — Казань, 2010. — 158 с.

© 2012 - 2022 Петрозаводский государственный университет
Разработка и техническая поддержка - РЦ НИТ ПетрГУ
Продолжая использовать данный сайт, Вы даете согласие на обработку файлов Cookies
и других пользовательских данных, в соответствии сПолитикой конфиденциальности

Читайте также: