Психологи о стрельбе в школе

Обновлено: 08.07.2024

— Шесть лет назад Америку потрясла стрельба в начальной школе Сэнди Хук. Что побуждает молодых людей и подростков браться за оружие и почему подобные трагедии продолжают происходить? Если говорить о случаях стрельбы в школах, они становятся всё более частыми, всё больше жертв. Можно ли сказать, что это тенденция в США? И чем это вызвано?

— Трудно сказать наверняка. Официальная статистика обычно на пару лет отстаёт от реальности. Но, разумеется, проблема остаётся крайне серьёзной — независимо от того, выросло за последние годы число случаев или осталось на прежнем уровне. Мы очень обеспокоены этими нападениями.

— Джесси Осборн, открывший в 2016 году стрельбу на территории школы в Южной Каролине, признался, что хотел убить больше человек, чем Адам Ланза, который в 2012-м устроил бойню в начальной школе Сэнди Хук. Как вы думаете, масштабы подобных массовых убийств могут увеличиться, если теперь стрелки пытаются превзойти друг друга?

— Иногда стрелки действительно ориентируются на предыдущие нападения — как в случае с Джесси Осборном. Они знают, сколько жертв было раньше, и порой стремятся превзойти своих предшественников. Но большинство преступников не имеют никакой связи с прошлыми случаями. Их действия вызваны собственными чувствами острой тоски и гнева и никак не соотносятся с другими убийствами. Они не пытаются кого-то имитировать или кому-то подражать. Не следует относить всех школьных стрелков к одной категории. Не все из них идут по стопам своих предшественников. Не все пытаются таким образом прославиться или убить больше человек, чем другие.

— Какова главная причина таких поступков? Есть то, что их объединяет? Помимо того, что они, скорее всего, страдают психическими расстройствами.

— Есть мнение, что СМИ не следует называть имя стрелка при освещении нападения. Это правильно?

— Разные типы выделяют и среди террористов. Есть те, кто связан с некими организациями. А есть одиночки или агрессивные экстремисты, которые действуют самостоятельно. Даже здесь сложно делать обобщения: разные типы террористов совершают разные нападения по разным причинам. Но если говорить главным образом о тех, кто действует в одиночку и не связан ни с какими группировками, то, по данным моих исследований, у них и у школьных стрелков действительно прослеживаются некоторые схожие черты.

— Есть какие-то коренные различия между стрельбой в школах и массовыми расстрелами в общественных местах, как, например, на концерте в Лас-Вегасе?

— Массовые расстрелы, происходящие в школах и в других местах, зачастую похожи. Если нам сообщают достаточно информации о преступниках (а такое происходит не всегда), зачастую их можно отнести к тем категориям, которые я выделил. Я имею в виду типы школьных стрелков, в частности психопатический и психотический. То есть массовые расстрелы не только в школах, но и в других местах устраивают люди с такими расстройствами.

— Некоторые из стрелков, о которых вы пишете, например молодой человек из Финляндии, а также Брейвик объясняли свои действия политическими мотивами. Следует ли нам уделять больше внимания политической стороне дела? Или это лишь катализатор для человека с расстройством?

— Да, норвежец Андерс Брейвик утверждал, что у него есть политический мотив. И всё же, если мы изучим его как личность, то увидим, что у него долгое время наблюдались некоторые явные странности. Думаю, поступок Брейвика — это не просто политический мятеж. У него были серьёзные психологические проблемы, сложности личностного характера.

— Зачастую сигналы опасности и тревожные признаки довольно очевидны. Люди в открытую будут сообщать о своих планах, писать об этом в интернете, в соцсетях, обсуждать с друзьями. Порой они довольно откровенно рассказывают о намерении совершить акт насилия. Но бывают и ситуации, когда это не совсем понятно. Вам может казаться, что человек просто проявляет чрезмерный интерес к случаям стрельбы в школах или к какому-то убийце из прошлого. Таких людей чрезвычайно увлекает тема насилия, они уделяют слишком большое внимание огнестрельному и другому оружию. Это может быть не такой очевидный, но всё же серьёзный тревожный сигнал.

— Как отличить реальную угрозу от надуманной, от глупых шуток и лжи?

— В поведении человека следует искать признаки, которые указывают на то, что готовится нападение. Предпринимает ли он какие-то действия, чтобы осуществить план? Кто-то может выдать угрозу, рассердившись. Кто-то может шутить или даже фантазировать на тему того, как совершит атаку. Но если никаких шагов на практике нет, значит, нет и непосредственной угрозы. Но совсем другое дело, если люди запасаются оружием, делают взрывные устройства или рисуют план школы, чтобы решить, какие входы и выходы использовать, откуда вести стрельбу. Если они собирают данные и детально планируют нападение, в таком случае это не просто мысль или фантазия, всё серьёзно. Поэтому важно обращать внимание на поведение, характерное для готовящегося нападения.

— Вы говорите, что шаблонного портрета стрелка не существует, это разнородная группа. Некоторые школы пытаются при помощи искусственного интеллекта выявлять тревожные признаки в поведении учащихся в интернете, особенно в соцсетях. Может ли это стать решением? Есть некие общие алгоритмы, полезные для определения угрозы?

— Вы говорили, что наказание — не лучший вариант в случае с учеником, который проявляет склонность к насилию. Это может лишь ожесточить его. Как школам следует вести себя с теми, кого подозревают в намерении совершить преступление?

— Если школа ограничивается наказанием, таким как отстранение от занятий на два-три дня или даже исключение, значит, она не проводит надлежащее расследование, это увеличивает риски. Простая попытка убрать ученика из школы не помешает ему вернуться и совершить преступление — в тот же день или на следующий, или через неделю, или даже через месяц. Так что, если вы опасаетесь стрельбы в школе, простое отстранение от учёбы или исключение проблему не решит. Без детального анализа угрозы вы можете даже не осознавать глубины проблемы. Это не значит, что к школьнику никогда не следует применять вышеупомянутых мер. Но если не провести оценку угрозы и не установить, насколько реальна опасность, вы не помешаете ему совершить нападение. Так что в действительности это не решит никакой проблемы.

— При работе с потенциальными школьными стрелками у вас бывает ощущение, что вы сумели предотвратить трагедию, отговорили кого-то от преступления?

— С такими подростками я работаю уже 12 лет, и никто из них не устраивал стрельбы в школе. Выходит, если выявлять таких учеников достаточно рано, оказывать им необходимую поддержку и проводить лечение психических расстройств, они смогут выйти из кризиса и жить нормально. Они уже не станут проявлять насилие, которое, собственно, и встревожило окружающих и побудило оказывать помощь. Я считаю, что психотерапевтическое вмешательство может сыграть важную роль, уберечь наших детей от беды, и они будут спокойно жить дальше.

— Знаете, сейчас в школах регулярно отрабатывают порядок действий в той или иной экстренной ситуации — так же, как вот уже много лет детей готовят к поведению в случае пожара. Так что по-своему отработка мер безопасности — это элемент культуры.

— В одной из своих работ вы отмечаете, что нет прямой связи между расстрелами в школах и тем, что в том или ином округе так много оружия у жителей. Иначе все подростки, имеющие лёгкий доступ к нему, совершали бы преступления. Вы хотите сказать, что проблема не связана главным образом с вопросами контроля над огнестрельным оружием? Как же так? Ведь если бы не было возможности легко достать его, не было бы и случаев стрельбы!

— Если мы говорим о малолетних преступниках, то они, как правило, берут то оружие, которое есть дома. Их родители владеют им на законных основаниях. И здесь в большей степени речь идёт о том, чтобы научить людей лучше обеспечивать надлежащее хранение оружия дома. Более чем в 90% изученных мною случаев подростки попросту берут оружие, принадлежащее их родственникам. Иными словами, требуется не столько ужесточать законы, сколько добиваться от людей, чтобы они правильно его хранили.

— Вы отмечали, что СМИ, рассказывая о событиях по горячим следам, зачастую допускают много неточностей. А затем, когда ситуация проясняется, журналисты и общественность успевают переключиться на другие вопросы. Насколько хорошо мы в действительности знаем эту тему?

— По вашим словам, если говорить о связи между насилием на экране и стрельбой в школах, здесь не так всё просто. С одной стороны, большинство тех, кто играет в GTA или Call of Duty, не склонны затем идти и убивать людей в реальности. Но с другой стороны, потенциальные преступники видят тут примеры для подражания и своеобразную легитимизацию насилия. Как думаете, есть основания пересмотреть то, как насилие представлено в культуре?

— Нам определённо стоит обращать внимание на то, чем заняты наши дети. И это, пожалуй, больше вопрос родительского воспитания, чем чего-то ещё. Между насилием на экране и в жизни трудно проследить прямую зависимость, потому что подавляющее большинство тех, кто посмотрит жестокий фильм или сыграет в видеоигру, никогда не пойдёт убивать реальных людей. Возможно, в редких случаях (когда человек уже на пути к преступлению) какая-то связь существует. Но в целом сцены жестокости в фильмах или играх к насилию не приводят.

— После стрельбы в феврале 2018 года в одной из школ Флориды Дональд Трамп предложил вооружать учителей. С точки зрения психологии, если человек намерен устроить в классе бойню, присутствие вооружённого педагога его остановит?

— А как присутствие огнестрельного оружия на занятиях может повлиять на атмосферу в классе? Как думаете, школьники будут чувствовать себя в большей безопасности? Или есть риск, что это будет подстёгивать педагога или учеников к агрессивному поведению?

— Разные ученики могут реагировать по-разному. Сейчас во многих школах есть полицейские, которые дежурят там с огнестрельным оружием. Но это профессионалы. Их также готовят к тому, как общаться с детьми, налаживать взаимоотношения и так далее. И думаю, что их присутствие в школе — это благоприятный фактор.

— Опираясь на свой профессиональный опыт, скажите, возможно ли искоренить подобную проблему раз и навсегда?

— Не знаю, можно ли её искоренить, но точно надо постараться свести подобные нападения к минимуму. Как я уже говорил, необходимо рассказывать людям о тревожных сигналах, развивать системы оценки угроз и другие технологии. Всё это поможет выявить потенциальных преступников и остановить их до того, как они совершат нападение.

Трагедия в ПГНИУ произошла 20 сентября, студент убил шесть человек

Фото: Сергей Федосеев

Пермский психотерапевт Александр Вайнер написал колонку по следам трагедии в пермском университете, подняв вопросы, которые, как он считает, важны, но озвучены не были. По договоренности с ним публикуем его пост.

— 20.09.21 в Перми произошла трагедия. Студент открыл стрельбу в Пермском государственном университете. Во-первых, я хочу принести соболезнования всем пострадавшим и их близким. Во-вторых, речь пойдет не о конкретном человеке, но о феномене школьных стрелков в целом. Я с коллегами был атакован журналистами на этой неделе. Но, мне кажется, понимание феномена начинается с правильных вопросов, а их, как мне кажется, не прозвучало.

1. Являются ли стрелки психически больными людьми?

Далеко не всегда. Конечно, как правило, это глубоко дисгармоничные, психопатизированные личности. Психопатия — это врожденное уродство личности. У них могут наблюдаться черты:

— равнодушие к общению;

— безразличие к другим людям;

— жизнь среди своих фантазий;

— неспособность коммуницировать, социализироваться,

— преувеличенное выражение эмоций;

— манифестность и демонстративность на уровне поведения;

— переживания неглубокие и поверхностные;

— жажда внимания, признания;

— комплекс неполноценности (профильный, связанный с соц. статусом / $ / интеллектом / внешностью);

— готовность пожертвовать кем угодно ради реализации амбиций и компенсации комплексов;

— глубоко несчастен до тех пор, пока на земле есть хоть один человек, не покоренный его величием (то есть всегда);

Но когда речь идет о невменяемости, имеется ввиду именно шизофрения. Болезнь, прежде всего связанная с бредом и галлюцинациями. Так вот, далеко не всем стрелкам устроить пальбу приказали голоса в голове. Более того, как ни парадоксально, очень часто виновники подобных трагедий признаются психически вменяемыми.

2. Почему молодой человек не в психозе идет на такой безумный шаг?

Сразу оговорюсь, я ни в коем случае не пытаюсь никого оправдать. Речь только о том, чтобы попытаться проанализировать психику этих людей.

Любое действие человека направлено только на одно — снижение психического напряжения. Поэтому мы ходим в туалет, едим, пьем и даже совершаем покупки. Подобные акты насилия, по логике вещей, тоже должны снижать психическое напряжение в голове того, кто их совершает. Но что это за такое напряжение, для избавления от которого можно рискнуть собственной жизнью? Ведь стрелки прекрасно понимают, как велика вероятность их собственной гибели. При каком условии человек сам, не по принуждению захочет выпрыгнуть из окна? При условии, что в комнате пожар, дышать нечем и боль от ожогов настолько не выносима, что прыжок является наименьшим из зол. Только одно может заставить рискнуть своей жизнью для избавления от психического напряжения — сильная боль. Наша психика прекрасно знает, что самый эффективный метод избавления от боли — это смерть. Напомню, что у нас в голове нет отдельных центров для психической и физической боли. Для головы психическая боль не менее реальна, чем физическая.

3. Почему же им так больно?

А) Подростковый возраст нужен для двух вещей. Одна из них — переезд из рая детско-родительских отношений в мир взрослых людей. Основное отличие этих миров заключается в том, что если раньше тебя любили за факт существования, то в суровой вселенной взрослых на тебя всем глубоко наплевать. Любовь и дружбу приходится заслужить. Удается это далеко не всем. Отсюда отсутствие социализации, столь значимой именно в подростковом возрасте. Часто присутствует буллинг сверстников. Дома у таких подростков тоже, как правило, не всё хорошо. В результате к годам человек обнаруживает, что он неуспешный изгой, его потребности фрустрированы по алфавиту во всех сферах жизни. Плохо и дома, и в школе. Напомню, что больше всего наша голова боится именно долгой боли. Если потребности не удовлетворены годами, то рано или поздно у пациента дебютирует невроз.

Г) Неумение терпеть напряжение (боль). Вторая задача пубертата — научение терпеть напряжение. Это необходимый навык для достижения успеха в будущей взрослой жизни. Для этого есть тренажер — учеба. Качество знаний не принципиально. Главное, что подросток научается делать не то, что хочется, а учится контролировать поведение и терпеть напряжение. Большинство стрелков, прямо скажем, не отличники. Казанского стрелка, например, вообще отчислили из колледжа за неуспеваемость. Во многих ли семьях выстроена система наград и наказаний за учебу? Какое количество родителей вообще обращают на это внимание?

Д) И наконец главное. Чем отличается истинная попытка суицида от манифестной? В основе истинной попытке всегда лежит фактор отчаяния. Отсутствие надежды (!) каким-либо образом выстроить свою жизнь в школе и дома, хоть немного начать соответствовать собственным гигантским амбициям — вот искомый краеугольный камень.

Но вы можете возразить, мол, вот пусть бы и убивали себя, зачем при этом калечить и лишать жизни окружающих? Во-первых, отвечу вам вопросом на вопрос:

4. Почему, как правило, они идут стрелять именно в учебные заведения, в которых обучались? Не в ТРЦ, на улицы или куда-нибудь еще, а именно в собственные школы и ВУЗы. А потому что максимальное снижение напряжения они получают от того, что делают больно именно там, где было больно им самим.

Во-вторых, напомню одну притчу. Жили-были два соседа. Один жил хорошо. Другой — похуже. Пришел он к Богу с просьбой, мол, дай мне столько же, сколько есть у моего соседа. И ответил Бог, что выполнит эту просьбу. Но при одном условии: соседу просителя он даст в два раза больше. И тогда просящий сказал: выколи мне глаз.

Это известный психический феномен, напряжение снижается от осознания, что людям вокруг еще хуже. Именно этим объясняется желание стрелков причинить боль максимальному количеству прохожих, которых они даже не знают и которые им ничего плохого не сделали.

И наконец, в-третьих. В нашей голове существуют защитные механизмы, не позволяющие нам себя убить, даже если очень хочется. Поэтому стрелки выбирают такие опосредованные способы суицида, где ответственность за их смерть возьмет на себя кто-нибудь другой, например, полицейский или охранник.

5. Виноваты ли психиатры, выдающие справки?

Я понимаю желание общественности повесить всех собак на психиатров, но давайте посчитаем количество тех, кто ежедневно обращается в психиатрический диспансер за справками и поделим их на количество рабочего времени. На каждого человека выйдет не более 5 минут. Задача психиатра:

А) проверить, состоит ли человек на учете (страдает ли шизофренией);

Б) выявить на момент обращения психотическую симптоматику: бред и галлюцинации.

Если человек на учете не состоит и на момент курации не в бреду, не галлюцинирует, во времени, пространстве и личности ориентирован, то у доктора по факту нет никаких юридических и медицинских оснований пытаться признать человека невменяемым. Если сомнения всё же появились, пациента отправляют пройти специальную комиссию. Чтобы каждому проводить масштабное обследование, которое длится несколько часов, нужно как минимум утроить армию психиатров. Деньги на это может выделить только государство. Заставить его могут только граждане. Напомнить результаты последних выборов? Еще вопросы есть?

6. Рассказывать ли об этом СМИ?

СЮЖЕТ

19-летний Ильназ Галявиев вернулся в школу, где учился, с огнестрельным оружием

Рамиля Аксёнова

— Что может стать мотивом такого страшного преступления?

— К таким поступкам человека приводит десоциализация, когда ему плохо с собой или другими.

Но это только предположения. Вопрос в том, находимся ли мы друг у друга на контакте, способны ли уделить внимание, видим ли мы, как ведут себя наши дети. Мы социальные животные, в норме мы очень много общаемся и можем заметить, когда ребенок нам буквально кричит о помощи, потому что сам уже не справляется.

— Проверяют ли детей в школе на наличие психических отклонений?

— Подобные трагедии происходят не в первый раз, мы помним ситуацию в Керчи. В чем, по вашему мнению, заключается проблема, может ли качественная охрана помочь избежать трагедии?

— У меня большой опыт работы в школьной системе, я знаю, как бывает в разных школах, и могу оценить, как работают охранники. Зачастую на посту охраны мы видим пожилых, инвалидизированных людей. Понятно, что такой охраной подобные проблемы не решаются.

— Нужно ли усиливать охрану в школах?

— А как охранник поможет? Мы понимаем, что есть ситуация, когда внезапно достает ребенок опасный предмет, например нож или бомбу. Охранник, который должен сидеть на посту, помочь никак не сможет. Я считаю, что более полезно проводить с детьми беседы о поведении в нестандартных ситуациях, о том, как можно спастись. А также говорить о буллинге, способствовать социализации, командообразованию, выявлять специфические навыки и умения каждого ребенка, чтобы подчеркивать его значимость. Если ребенок или другие считают, что он — ничто, то это и заставляет его уничтожать. При этом он не всегда может выбрать, что конкретно уничтожать: себя или других.

— Какая роль у родителей в этой ситуации, почему их списывают со счетов и всю вину сваливают на педагогов, психологов и школу?

— Всё идет из семьи. Я видела хороших педагогов и психологов, которые превышали свои должностные полномочия, чтобы помочь детям, потому что учителям даже нельзя прикасаться к ребенку.

— Как можно избежать повторения подобных ситуаций?

— Нужно усилить контакт с нашими детьми, понять, что на самом деле мы о них знаем. Родителям нужно выстраивать доверительные отношения с детьми, интересоваться их жизнью. Очень важно, чтобы дети могли к вам домой привести гостей и вы могли посмотреть, с кем общается ваш ребенок. Я считаю, что в школах нужно проводить внеучебные мероприятия, когда дети могут себя проявить и наладить контакт со сверстниками, найти общие интересы. Это лучшая профилактика травли и одиночества.

— Как происходит процесс выдачи разрешения на оружие? Многие говорят, что справки подписывают не глядя.

Василина Оленник

— Известно ли что-либо о том, что могло побудить человека на этот страшный шаг?

— Пока ничего не понятно. В месте, где учился Ильназ Галявиев, говорят, что он был спокойным и вежливым.

— Как осуществлялась охрана в гимназии , где произошла трагедия?

— Судя по всему, охранник там был, но какое-то специализированное агентство привлечено к охране не было. Среди пострадавших есть мужчина, который встретил преступника одним из первых и получил огнестрельное ранение. Поэтому можно предположить, что это был охранник.

— Что сейчас происходит в других школах республики и как будут усиливать охрану?

— Уроки в школах 12 мая отменены. Накануне родителей попросили забрать детей с уроков раньше, будут по всем школам проводить проверки по безопасности и охране.

— Что говорят очевидцы?

— Нам удалось поговорить с преподавателем русского языка гимназии. Он рассказывает, что преступник пришел в школу в девятом часу утра, потом учитель услышал хлопки в коридоре, преподаватель закрыл дверь в класс и сказал детям сидеть тихо. По рассказам учителя, они очень долго ждали, его и детей вывели из здания уже сотрудники спецназа.

— Очень страшно, у всех нас есть дети, которые ходят в школу. Это страшно, потому что в спокойном тихом городе в этом смысле произошло из ряда вон выходящее. Город переживает немного панически: есть люди, которые распространяют фейки о взрывах и панику в других школах. С одной стороны, есть сожаление и сочувствие, с другой — какая-то паника.

— Что известно про личность стрелка, который вернулся спустя четыре года в школу?

— Семья полная, есть отец и мать, единственный ребенок в семье. Родители в шоке, коллеги нашли его отца, который сегодня с утра уехал на работу, ничего не подозревая. Мое лично мнение, что тут нужно говорить о психиатрических проблемах, это видно из его допроса.

СЮЖЕТ

Трагедия в школе произошла во вторник утром: студент с оружием вошел в здание и устроил стрельбу. Позже свой поступок он объяснил тем, что почувствовал себя богом. Как он шел с оружием по улице, засняли камеры видеонаблюдения. Всё, что известно о произошедшем в Казани, мы собираем в специальном разделе.

3 февраля 2014-го десятиклассник Сергей расстрелял в московской школе №263 учителя географии и полицейского, тяжелое ранение получил еще один полицейский.

11 мая 2021-го 19-летний Ильназ Галявиев в казанской гимназии №175 расстрелял девять человек, 21 получил ранения.

Почему подростки берутся за оружие и как предотвратить трагедию

Тимур Бекмансуров в Пермском университете убил шесть человек, еще 47 были ранены.

— Болезнь развивается постепенно. У человека возникают ненависть и неприязнь как к конкретным людям, например к родителям, так и к людям в целом, — говорит Бухановская. — Появляются патологически значимые влечения, в том числе и к оружию. Человек становится замкнутым, стремится к уединению, его ничто не радует. У него наблюдаются некоторая холодность, снижение эмпатии. Возникают непродуктивные размышления о смысле жизни, о ее бессмысленности, мысли о суициде.

По мнению эксперта, чем раньше проявляется болезнь, тем разрушительнее будут последствия для мозга, для личности. Каждое обострение — как удар гирей по зданию, все больше происходит развал личности. Но при современных нейролептиках можно минимизировать эти последствия, минимизировать количество обострений.

— Это опасный возраст для развития психических заболеваний, — говорит Ольга Бухановская. — Именно в этом возрасте, когда происходит половое созревание, и наблюдается дебют шизофрении. Влияет наследственная предрасположенность, но есть те, у кого не было в родне этих процессов либо они не знают этих родственников.


— Это только кажется, что если у человека бред и галлюцинации — он, условно говоря, надевает шапочку из фольги и говорит, что он инопланетянин, — объясняет психотерапевт Александр Вайнер. — На самом деле все может проходить очень сглажено, расщепление может проявляться в редких перепадах настроения, в несоответствии эмоциональных реакций тому, что происходит. А некую холодность, равнодушие, отстраненность, дурашливость, причудливые фантазии легко списать на переходный возраст, на сложности адаптации, на индивидуальные особенности, на характер. С одной стороны, родители, может быть, и замечали странности в поведении сына, но боялись посмотреть правде в глаза. С другой стороны, они не могли быть настолько компетентны, чтобы по этим признакам подумать о таком заболевании, как шизофрения. Очень часто, когда психиатры озвучивают родителям диагноз сына или дочери, они отказываются в это верить — и не только потому, что это больно. А еще и потому, что нет явной клиники, например бреда. У родителей нет соответствующих знаний, и они всячески пытаются это не увидеть. И делают это не специально. Это происходит неосознанно.

Ольга Бухановская, в свою очередь, говорит, если бы общество было более понимающее и не настолько уничижительно относилось к психически больным людей, то и родителям подростков было бы легче признать, осознать и быстрее обратиться за помощью к врачу-психиатру.

Эксперт обращает внимание, что принципиальный фактор, который отличает суицид манифестный от суицида истинного, — это фактор отчаяния, отсутствие надежды.

— Когда человек понимает, что психотравмирующая ситуация никогда не исправится и будет только ухудшаться, тогда он решается на суицид. Суицид — это желание избавиться от психической боли. Факторами, которые ее вызывают, являются: сложные отношения в семье, буллинг одноклассников, неадекватные амбиции, которые сталкиваются с реальностью, отчаяние от того, что не получается выстроить социализацию так, как хотел.

— Почему они идут убивать других и себя в учебные заведения?

Галявиев за ружьем Hatsan Escort PS 12-го калибра ездил из Казани в Йошкар-Олу. Деньги на покупку оружия он заработал, продавая внутриигровые предметы в сетевой игре Counter-Strike.

Бекмансуров вынашивал замысел преступления несколько лет. Деньги на оружие начал откладывать еще в десятом классе. Какую-то сумму ему добавил отец. В результате студент-первокурсник приобрел пятизарядное помповое ружье Huglu Atrox.

Десятиклассник Сергей проследил, куда отец прячет ключ от оружейного сейфа, а потом просто выкрал винтовку Browning и карабин Tikka T3. Отец сам учил парня стрелять. Они ездили на заброшенный песчаный карьер, стреляли из ружья по банкам. Потом отец отвез сына в стрелковый клуб, где тот учился стрелять под руководством инструктора.

— Надо, чтобы люди обращали внимание на своих родственников, знакомых, соседей, учеников, сверстников, — говорит Ольга Бухановская. — Если человек меняется, был, например, ласковым, для него был мир значим, он хорошо относился к людям и вдруг замкнулся, стал мрачным, злым, необщительным, стал домоседом, — это повод присмотреться к нему повнимательнее. К сожалению, большинство людей у нас не просвещены в области психиатрии, не знают, как проявляется душевное расстройство.

По мнению психиатра, больше всех посвящены в проблемы подростков их одноклассники.

— Дети знают об их высказываниях о самоубийстве, о рассуждениях о бессмысленности жизни. Надо, чтобы у подростков была информация, что это все проявление болезни. Что они должны помочь своему однокласснику или сокурснику. Надо убеждать, чтобы они рассказали о его переживаниях взрослому человеку. А он уже должен уговорить подростка пойти к психиатру.

Александр Вайнер согласен с коллегой: надо повышать психиатрическую грамотность как родителей, так и тех, кто работает с детьми.

Что делать, если у подростка наблюдаются все признаки психического расстройства, а к психиатру добровольно он идти не хочет?

— Значит, надо добиваться, чтобы психиатр осматривал его недобровольно, — говорит Ольга Бухановская. — Есть статьи 23 и 29 Закона о психиатрической помощи, где говорится о недобровольном освидетельствовании и недобровольной госпитализации в психиатрическую больницу, то есть без согласия пациента.

Может ли человек действительно попасть на амбулаторное лечение, совершив столь тяжкое преступление?

— Полностью излечиться от шизофрении невозможно?

— Нет, это такое же заболевание, как сахарный диабет, оно — неизлечимо. Человек должен находиться под контролем долгие годы.

Как дополняет Александр Вайнер, такие больные нуждаются в пожизненном наблюдении и в пожизненном приеме лекарственных препаратов.


— Это здоровые люди, которые отправляются в учебные заведения с оружием, чтобы привлечь к себе внимание, — говорит психиатр. — Они жаждут такой вот странной славы, но не просчитывают определенных последствий своих действий. Им нужно зайти, попугать, о чем-то напомнить. Таких подражателей было немало.

— Потому что представители мужского пола более дегенеративные (те, кому присущи нарушения физического или психического развития. — Авт.). На женщинах природа экспериментирует, а на мужчинах все это проявляется по полной программе. Это связано еще и с гормональным фоном. У взрослеющих мальчиков, например, резко увеличивается концентрация тестостерона. Мужчины больше склонны к оружию, это больше характерно для мужского поведения.

Александр Вайнер, в свою очередь, вспоминает, что в США или Канаде была 15-летняя девочка, которая открыла стрельбу в школе.

— Реализация бредовых идей зависит от культуры, — говорит психотерапевт. — Во время обострения болезни, в простонародье — белой горячки, возникают галлюцинации. Они зрительные, всегда страшные. Их тематика обусловлена культурой. Если наш алкоголик видит, например, чертей, то в Китае — драконов.

Серьезный фактор риска — психическая нестабильность. Как же предотвратить массовые убийства?

— Нужна качественная психотерапевтическая медицинская помощь, ее не хватает, — говорит Ольга Бухановская. — Психологов-то как раз полно, но тут действовать должны уже клинические психологи. На мой взгляд, надо принимать закон о психологической помощи. Второй момент, надо возвращаться к классической, качественной советской психиатрии. Это связано и с подготовкой врачей-психиатров. У них должны быть собственные классификации, необходимые знания. Хотелось бы, чтобы к мнению психиатров прислушивались.

— У нас психиатров боятся как огня. Считается, раз обратишься — это станет клеймом на всю жизнь.

— А будет еще хуже, пока придумывают законы о том, что психиатрические сведения должны быть в единой информационной системе здравоохранения. Эта информация не должна быть в общем доступе для любого врача, для любого следователя. Надо прекратить выуживать у психиатров информацию о тех, кто к ним обращается. Писать законы, связанные с психическими расстройствами, грамотно. А не так, чтобы у всех подряд забирать водительские права. Это приведет к тому, что еще больше людей не будут обращаться к психиатрам. Будут реже лечиться и пойдут к шарлатанам, которые будут пришептывать и водить яйцами по голове.

Читайте также: