Перспективы развития демократии в россии кратко

Обновлено: 16.05.2024

Рассуждения о будущем демократии в России часто исходят из тех или иных оценок ее исторических традиций, ментальности народа или из еще более тонких материй, обсуждение которых неизбежно носит умозрительно-спекулятивный характер. Но демократия - это, прежде всего, правила игры, более или менее добровольно принятые большинством участников политического процесса. Суть этих правил - если, конечно, речь идет именно о демократии, а не о какой-то иной форме правления - состоит в том, что правящая в данный момент фракция элиты принимает на себя обязательство отказаться от власти, проиграв выборы, и передать ее оппозиционной фракции. Последняя, в свою очередь, принимает на себя обязательство не прибегать к насилию для захвата власти, а ждать того момента, когда власть мирно перейдет в ее руки по итогам выборов. Более частные правила, в русле которых реализуется этот комплекс взаимных обязательств, есть политические институты. Российское институциональное устройство, заданное Конституцией 1993 г., довольно причудливо. Обсуждать, почему оно таково, - неблагодарное дело, тут надо проникнуть в сумерки сознания ельцинских советников, восемь лет назад работавших над проектом, и самого Б. Н., продавившего его всенародное одобрение. Факт состоит в том, что Конституция 1993 г. задала правила, по которым играется российская политика. Присмотримся к ним.

Наиболее общее определение, которое можно дать устройству российских политических институтов - или, как иногда говорят, институциональному дизайну, - таково: президентско-парламентская федеративная система с расширенными законодательными полномочиями президента. Это определение отличает Россию от других демократий по следующим параметрам. Во-первых, федеральное правительство несет двойную политическую ответственность - перед всенародно избираемым, то есть имеющим собственную демократическую легитимность, президентом, и перед парламентом. Во-вторых, часть властных полномочий делегирована с федерального на региональный уровень управления. В-третьих, принимаемое парламентом законодательство не является эксклюзивным источником права, ибо многие сферы жизни регулируются президентскими указами. Эта комбинация параметров уникальна в мировой практике, но такие элементы, как федерализм и указное право, заслуживают отдельного разговора. Поговорим о базовой характеристике - двойной ответственности правительства. Проявляется она прежде всего в следующем: во-первых, выдвинутый президентом на пост премьер-министра кандидат нуждается в парламентском одобрении; во-вторых, парламент может выразить недоверие действующему премьеру. Соответствующие полномочия парламента обставлены рядом ограничений, а противовесом им служит право президента распускать его нижнюю палату, но общего характера институционального дизайна это не меняет.

Говорят, Россия вплотную приближалась к перуанскому варианту веймарского сценария весной 1996 г. В итоге, однако, все обошлось. Более того, за всю историю действия Конституции 1993 г. не было ни одного случая роспуска парламента, в котором оппозиция нередко была близка к большинству; за единственным исключением, представленные президентом кандидатуры на пост премьер-министра в конечном счете получали парламентское одобрение; ни один вотум недоверия не состоялся; провалилась и единственная доведенная до дела попытка импичмента. Почему не реализовался веймарский сценарий? Полагаю, что для ответа на этот вопрос необходимо выделить структурные характеристики политических сил, представленных в парламенте. Наиболее очевидные из них - весьма высокий уровень политической фрагментации и низкий уровень парламентской дисциплины. Ни в одной из Дум, начиная с избранной в 1993 г., не было менее семи фракций и депутатских групп, причем солидарно эти фракции и группы голосовали довольно редко. Это давало в руки президентской власти целый ряд рычагов, которые позволяли в критические моменты создавать парламентское большинство, не склонное к конфликтной стратегии. Во-первых, таким рычагом служила возможность перекупать целые фракции, блестяще реализованная по отношению к ЛДПР и региональным группам. Во-вторых - если фракция в целом оказывалась несговорчивой, - практиковался торг с отдельными членами оппозиционных фракций, заметно облегченный возможностью межфракционных переходов. В Думе созыва 1995 г. были депутаты, успевшие побывать в трех-четырех фракциях и группах!

Надо сказать, что отчасти данные особенности парламентских партий в России обусловлены применяемой в стране смешанной несвязанной избирательной системой, которая когда-то была введена по ошибке. Реформаторы полагали, что действуют по образцу современной Германии, хотя, как знают все профессионалы и многие информированные дилетанты, в действительности немецкая смешанная связанная избирательная система имеет мало общего с российской (эпизод, который, возможно, характеризует и мотивы авторов Конституции). Пропорциональная часть российской несвязанной системы автоматически поощряет фрагментацию, в то время как выборы в одномандатных округах приводят в Думу депутатов, не связанных партийной дисциплиной. Великолепным достижением этой избирательной системы стала полностью подконтрольная Дума созыва 1999 г., и ныне веймарский сценарий, столь возможный в последние годы правления Ельцина, кажется пустой страшилкой. Надолго ли? Вернемся к механике этого сценария. Немецкая партийная система конца 20-х - начала 30-х гг., подобно современной российской, была весьма фрагментированной, а уровень парламентской дисциплины оставлял желать лучшего. Потенциал для манипуляции парламентскими партиями, стало быть, был налицо. Но реализовать этот потенциал не удалось, потому что большинство в Рейхстаге принадлежало двум партиям-антагонистам, находившимся в непримиримой оппозиции к системе, - коммунистам и нацистам. В нынешней российской Думе есть лишь одна партия, для которой сохранение оппозиционности выступает как условие выживания, - это КПРФ, и она в меньшинстве. Однако нейтрализована ли опасность появления второй оппозиционной партии, которая структурно - вовсе не обязательно идеологически - оказалась бы в нише НСДАП? Замечу, что именно эта опасность, похоже, занимала умы политтехнологов, подвизавшихся по найму у Кремля в кампании 1999 г. С Отечеством - Всей Россией пронесло, но кошмар непредсказуемых результатов выборов, как обозначается этот феномен на новоязе, все длится. Отсюда - настойчивые попытки, пользуясь тем же наречием, укрепить партийную систему. Остановимся на этом подробнее.

Думский избирательный закон, принесший столько разочарований администрации Ельцина, столько раз находившийся под угрозой радикального реформирования, ныне как будто в фаворе. Да, он поощряет партии. Но, как показали выборы 1999 г., не все партии плохи. Плохи только непредсказуемые партии, всерьез воспринимающие мандат, данный им недовольными избирателями. Нужно пресечь саму возможность их появления. Для этого количество партий нужно ограничить, введя жесткие ограничения на их регистрацию. Такова, в сжатом виде, логика принятого недавно закона О политических партиях. В более развернутом виде, с примерами из жизни, ее можно представить следующим образом. Во-первых, пусть у нас будет одна большая правительственная - скажем, консервативная, а может, центристская - партия. Это, понятное дело, комбинация Единства и прирученных остатков ОВР. Во-вторых, пусть будет оппозиционная партия. Это, конечно, КПРФ. В качестве коммунистов они никогда не получат больше тридцати процентов на парламентских выборах: так нам сказали политологи. А в качестве безобидной какой-нибудь РСДРП пусть получают даже больше, не страшно. Может, и в правительстве послужат. Нужны ли другие партии? Яблоко явно не годится: вздорно и строптиво. С правыми силами несколько сложнее. С одной стороны, сосуществование СПС с двумя крупными партиями может доставить ему парламентское влияние, несопоставимое с масштабами поддержки избирателей и, возможно, нежелательное: все-таки ненадежная публика, интеллигенты. С другой стороны, лидеры СПС лояльны, против экономического курса не возражают, а издержки правительственного либерализма как раз удобно будет сваливать на парламентское влияние правых. СПС можно оставить, а для баланса и ЛДПР сойдет, если выживет сама. Топить не будем.

Нетрудно заметить, что проговоренные выше ожидания, будь они реализованы, сделали бы систему идеально стабильной. Через пару лет мы получили бы вполне подконтрольную Думу с декоративной оппозицией, то есть, иными словами, президентское полновластие. Реалистичен ли этот сценарий? Думаю, нет, и вот по какой простой причине: помимо партий есть еще и избиратели. Их поведение тоже подчиняется институционально обусловленным регулятивам. Один из них состоит в том, чтобы на президентских выборах большинство голосовало за некоммунистического кандидата: в массе, избиратели не готовы передать КПРФ самую важную в стране должность. При этом, поскольку коммунистический кандидат в обозримой перспективе будет неизменно выходить на второе место, бонус в борьбе за первый приз будет неизменно получать действующий президент или его ставленник. Но ценой победы, естественной платой за голоса недовольных избирателей будет популистский характер риторики победителя, отсутствие у него ясной политической программы. Победа на президентских выборах в России - это победа личности, не идеологии. Кто оправдывает ожидания избирателей по поводу фигуры, символически воплощающей единство и величие государства, тот и выиграл. А чтобы не оправдать таких ожиданий в конкуренции с коммунистическим кандидатом, действующий президент должен быть совсем уж никудышным политиком. Парламентские выборы в России - это второстепенные выборы. Они не определяют главу государства. Но именно поэтому правительственные партии оказываются в довольно сложном положении: ведь задача получить часть оппозиционных голосов остается. Мы видели, как справилось с этой задачей Единство и как провалился на выборах 1999 г. НДР. Можно считать установленным, что значительную часть медвежьего электората составили люди, ранее голосовавшие за оппозицию, малые партии или не голосовавшие вовсе. Стабильная, предсказуемая правительственная партия в России обречена проигрывать парламентские выборы. Но куда пойдут голоса?

Весной нынешнего года правительство упустило шанс спровоцировать досрочные выборы, а годы, оставшиеся до очередных, обещают быть сложными даже при сохранении высоких цен на нефть. Жилищно-коммунальная реформа плюс пик выплат по внешнему долгу, если говорить только о самом очевидном. Разумеется, обострение социальной ситуации в стране могло бы побудить правительство к изменению экономического курса, но это представляется весьма маловероятным. Режим Путина вписан в структуру собственности, заданную результатами приватизации 90-х гг., и его политика существенно определяется доминирующими в этой структуре экономическими интересами. Постепенно устраняя нелояльных олигархов, он весьма бережно относится к лояльным крупным собственникам. И если популистскую риторику станет трудно претворять в жизнь путем спорадических подачек пенсионерам и бюджетникам, то, скорее всего, она не будет претворяться в жизнь вовсе, и исчезнет последний барьер на пути массового недовольства. Не думаю, что этого недовольства достанет для пресловутого социального взрыва, коего второй десяток лет ждем-с, или даже для победы коммуниста на следующих президентских выборах. Но вот на парламентских выборах, похоже, будут проблемы. Устоявшись в качестве правительственной партии, Единство, пусть и в комбинации с Отечеством, не возьмет и четверти голосов, не говоря уже о большинстве. У коммунистов - стабильный электорат. Мелкие партии уже не оттянут на себя оппозиционное голосование: их ведь не останется в таком обилии, как в 1995 г. (43 списка, не шутка). Но вполне может найтись партия, которая продаст свой ярлык энергичным оппозиционным политикам, не связанным систематическими обязательствами перед доминирующими в стране экономическими силами (хотя, скорее всего, поощряемым какими-то из этих сил). Приведу пример: левопопулистский блок Мир. Труд. Май на выборах 1999 г. был формально учрежден двумя политическими фикциями, Промышленным союзом и Родным Отечеством. Пусть число таких фикций сократится, но вряд ли можно сомневаться в том, что создание партий под ключ с последующей сдачей в аренду еще долго будет оставаться в России умеренно прибыльным бизнесом.

Итак, меры по стабилизации партийной системы не устраняют возможности того, что уже в следующей Думе помимо коммунистов окажутся и иные оппозиционные фракции. Конечно, эти фракции можно попробовать перекупить. Вот ведь какой удобный оказался В. В. Жириновский, а начинал с вагонов на север, весь мир напугал. Но тут уж на кого нарвешься. Настоящие буйные редко, но попадаются: как не вспомнить покойного генерала Рохлина. Можно еще рассчитывать на благоразумие избирателей. Рассчитывали и в Веймарской Германии, пока было кому. А веймарский сценарий - вот он. И тут я возвращаюсь к тому, с чего начал. Традиции и менталитет - все это мило, но не очень перспективно как база для оценки перспектив демократии в той или иной стране. Слишком много вариантов. Слишком много простора для фантазии. Слишком много эмоций. Анализ правил игры - институциональный анализ - не позволяет предвидеть всего, ибо всезнание - не человеческая прерогатива, да и недавний российский опыт с универсально истинной теорией не очень вдохновляет. Но зато на какие-то вопросы институциональный анализ, при всей ограниченности его возможностей, отвечает точно. В частности, на вопрос: Что делать, чтобы в России сохранилась демократия?, он отвечает: Избавьтесь-ка для начала от дурацкой заморочки с двойной правительственной ответственностью. Потом увидите, что делать дальше. Я не утверждаю, что веймарский сценарий будет непременно реализован после следующих парламентских выборов. По правде сказать, я вообще не думаю, что их результаты будут значительно отличаться от того, что мы уже видели в 1999 г. Но другое достоинство институционального анализа состоит в том, что он позволяет обосновывать решения долгосрочных проблем. Существующий в современной России институциональный дизайн не блокирует возможности веймарского сценария, а ее необходимо блокировать - это главное.

Понимаю, что говорить об ограничении президентской власти в России сейчас по меньшей мере неуместно. И то сказать, впервые за всю посткоммунистическую историю в стране популярный лидер. А нормальный лидер, по словам Г. Киссенджера, - и вовсе впервые за десятилетия. И все же думаю, что оптимальным институциональным решением для страны была бы система вроде французской, при которой достаточно ощутимые президентские полномочия не доведены до права формировать правительство. Оно ответственно перед парламентом (такая система называется премьерско-президентской). Такое предложение не кажется совершенно нереалистичным, если учесть, что, лишая президента части его нынешней власти, премьерско-президентская система одновременно минимизировала бы риск, связанный с использованием этой власти. Менее оптимальное, как мне кажется, решение, которое не ограничило бы полномочий президента, но в то же время могло бы быть проведено через действующую Думу, - это введение в России президентской системы по образцу американской. Американский президент единолично формирует правительство и является его главой, но при этом он не может распустить Конгресс и вынужден находить с ним общий язык при любых обстоятельствах. Такая система не лишена недостатков, но веймарский сценарий она исключает. К сожалению, сегодня российские политики заняты другим, и я боюсь, что шанс оптимизировать институциональный дизайн будет упущен.

Чтобы подытожить разговор о политических институтах и демократии в России, еще несколько общих соображений. Демократия выживает не там, где ее любят власть имущие и/или ищущие ее на профессиональной основе. Известно, что после Луи Бонапарта и Парижской коммуны довольно долговечная демократия во Франции была учреждена тремя монархическими партиями, каждая из которых относилась к этому устройству с глубоким отвращением. Политики мирились с ним лишь из опасения быть перебитыми в борьбе за собственные интересы. Демократия выживает не там, где ее любит народ. Известно, что после окончания Второй мировой войны немцы выражали такой скепсис по отношению к новому устройству, что даже в конце 50-х американские ученые, собрав массу социологических данных, констатировали его фатальную недолговечность в Германии. Однако уже через десяток лет настроение народа переменилось. Как элита, так и массы могут мириться с демократией, относясь к ней без симпатий. Но вот без разумного институционального устройства демократия выжить не может: как и любой механизм, она скоро ломается при наличии конструктивных недостатков.

Современная российская политическая система определяется Конституцией 1993 г.

Несмотря на наличие в Основном Законе страны положений, дающих право характеризовать ее как демократическую, в реальной действительности политическая система России во многом не отвечает общепринятым критериям демократии, важнейшие из которых - репрезентативность (представительность) власти, ее ответственность перед обществом, наличие действенного общественного контроля за властью.

В рамках российской политической системы уживаются как демократические, так и недемократические методы осуществления власти, что позволяет говорить об амбивалентности (двойственности) современного политического режима.

Особенностью современного развития России является возникновение режима, для которого интересы государства и общества не совпадают. Это означает, что общественная власть на этом этапе не имеет эффективной политической структуры. Такой режим политологи называют гибридным или переходным. Обладая признаками демократии, он еще не является демократическим.

Для гибридного режима присуще переплетение взаимоисключающих принципов жизнедеятельности.

Говоря об особенностях российской демократии, прежде всего, необходимо отметить сложносоставную структуру общества. Она наиболее точно отражает фундаментальные отличия современной Российской Федерации от большинства стран Европы.

Россия - целый континент, освоенный людьми за многие столетия. Страна имеет ярко выраженные евразийские истоки. Симбиоз Востока и Запада красной нитью проходит через всю ее историю. Византия и Золотая Орда сыграли решающую роль в становлении Киевской Руси и средневековой Московии, а европейская цивилизация определила основы политического устройства Российской империи, начиная с петровских времен. СССР был построен на фундаменте западного идеологического течения - марксизма.

На территории современной России существовало большое количество древних государств. Государственность многих народов России имеет многовековые корни. Прирост территории в основном шел путем образования союза государств и народов. Трудно представить сегодня другую страну, которая бы объединяла столь различные традиции. Даже после распада СССР Российская Федерация остается одним из самых многонациональных государств мира.

Понимание нации в нашей стране существенно отличается от западного. Большинство населения по-прежнему воспринимает нацию не как политическое или общегражданское понятие, а этнокультурное, историческое, традиционное.

Попытки утвердить концепцию российского народа как политико-гражданской нации встречают естественное недопонимание у части общественного мнения. К тому же в памяти еще жива и концепция советского народа как новой исторической общности людей.

Демократия - не просто машина для голосования, не выразитель воли "механического большинства", а система, учитывающая различные интересы населения, включая этнические меньшинства. Не важно, что какой-то народ составляет всего лишь доли процента, для истории он не менее важен, чем многочисленные нации.

Полиэтничность России дополняется и ее многоконфессиональностью. Особый интерес представляют отношения православия как религии большинства россиян и развивающегося ислама. Это не искусственное соединение, а симбиоз, сформировавшийся в течение многих сотен лет. На фоне острых политических конфликтов с исламо - христианским контекстом, поразивших многие страны мира на рубеже тысячелетий, опыт России может быть востребованным и актуальным. Строительство демократии в сложносоставном обществе, которым является Российская Федерация, если еще учесть ее многоукладность и территориальный фактор, имеет большую специфику и большие трудности.

В мире вообще трудно найти примеры эффективных демократий в таких сложносоставных сообществах.

Известный политический деятель Бжезинский выступил с интересными умозаключениями: "Поспешное насаждение демократии в отсутствие социально развитого и политически зрелого гражданского общества скорее всего послужит целям радикального популизма. Демократия для меньшинства без социальной справедливости для большинства была возможна в эпоху аристократизма, но в век массового политического пробуждения она уже не реальна. Сегодня одно без другого обречено на поражение".

У всякого политического устройства есть и человеческое измерение. При демократической системе его роль многократно возрастает, поскольку носителями прав и свобод являются конкретные люди. Поэтому особенности менталитета и мироощущения каждой социальной и этнической группы неизбежно накладывают свой неповторимый отпечаток на становление и развитие политического устройства той или иной страны.

Социально-психологический облик народа нашей страны - это предмет давних дискуссий, в которых сколько участников, столько и мнений: прежде всего об особенностях понимания свободы. Так уж сложилось, что для нашего сознания формально-правовое или сугубо политическое восприятие демократических свобод не имеет такого первостепенного значения, как для западного человека.

Испокон веков для российского жителя существовало понятие "внутренней свободы", которое позволяло оставаться независимой личностью в самой несвободной среде.

Помимо "внутренней свободы" с советских времен осталось осознание самостоятельной значимости, так называемых социально-экономических прав и свобод. Для многих наших соотечественников право на труд, жилище, отдых, пенсионное обеспечение, доступность образования и здравоохранения по-прежнему имеет гораздо большее значение, чем политико-юридические свободы.

Кроме этого, особая приверженность коллективизму остается особенностью менталитета населения, или, по крайней мере, его большинства. И коммунизм лишь старался эксплуатировать в своих политических интересах этот феномен. Во многом он имеет естественные корни, уходящие вглубь веков, когда выжить и хозяйствовать в условиях нашей страны, можно было только сообща.

Несомненно, что сегодня личность в России гораздо более суверенна в своих отношениях с обществом и государством. Однако, образно говоря, посредников в системе этих отношений остается много.

К тому же, в России эмоциональная составляющая в отношениях власти, общества и личности всегда играла огромную роль. Трепет и преклонение перед властью легко переходят в отчуждение от власти, страх перед нею, в крайние формы протеста, ненависть к конкретным носителям и представителям власти.

Современная российская политическая система определяется Конституцией 1993 г.

Для гибридного режима присуще переплетение взаимоисключающих принципов жизнедеятельности.

В мире вообще трудно найти примеры эффективных демократий в таких сложносоставных сообществах.

Демократия. Слово, в русском языке носящее исключительно отрицательную коннотацию.

Наверное, в этой строфе присутствуют все элементы того, что мы на данный момент успели построить (хотя во времени ли дело?) и все-таки без излишней застенчивости называем демократией – неясно, опять же, то ли саркастически, то ли даже с гордостью - настолько исковеркали исторически благородное понятие. В момент, когда я пишу эти строки, на мониторе лежащего рядом соседского ноутбука отражается онлайн-трансляция митинга, по традиции завершающего народную русскую забаву, проходящую с частотой високосного года: выборы. (Редкость выпадающей даты русский народ придумал компенсировать дублированием празднества, и раз в 4 года выбирает себе еще и президента).

Демократия в человеческом сознании является синонимом некой социальной панацеи, рецептом гарантированного всеобщего счастья и справедливости – вроде как смешайте достаточную долю равноправия со свободой слова и волеизъявления (хорошо еще, если с либеральной кислинкой) разогрейте на конкурентном стремлении и законодательно оформите получившуюся смесь. Это блюдо, поверьте, одобрят большинство гостей. Главное – вложить душу. Русскую там или какую… Но национальные кухни неспроста так сильно различаются. Кто-то, как американцы, в своей изобретательности, как и в стремлении к свободе и правовой защищенности, дошли до гротескной синтетичности - у них и хлебные тосты тянутся как резина, и количество поданных исков в год превышает численность населения. Богатая пища для гоголевских эпигонов. А кому-то вообще природой не дано усваивать, скажем, алкоголь – как японцам, одинаково пьянеющим от мизерной порции градусной смеси или малейшей порции свободы. 127 миллионов любующихся сакурой по весне – величайшая сила, но один японец одинок и бессилен.

Недальновидно рассматривать политическую систему страны в отрыве от ее политической традиции. Тот же факт, что Россия, как бы ей этого ни хотелось, далеко не Европа, и вместе с тем не Азия – является более чем очевидным.

Российский человек – продукт совершенно удивительного исторического процесса, происходившего на протяжении веков. От язычески-дионисийского сознания жителя киевской Руси он, пережив период внутриполитического раздора, ынужден был сузить свой кругозор до уровня феодального сознания времен локальных войн. Следующим испытанием было монгольское нашествие, чье влияние на

Российский вариант демократии существует – поскольку демократия - это не только идеальная модель, но и объективная реальность, согласие – пока монархия не свергнута, она тоже является своего рода демократией, поскольку общественное настроение при этом относительно благополучно. Однако очевидным является то, что нынешний путь развития ведет страну в никуда, и российская демократия требует перестройки: на этот раз более продуманной, менее радикальной и желательно с лучшим исходом, нежели предыдущая. Мы ждем перемен. Не революций, а перемен. И это обязанность не столько власти, сколько граждан – обязанность каждого из нас.

Перспективы развития демократии в современной России

Другие рефераты по предмету

В рамках действующей системы партии практически не имеют возможности выполнять роль посредника между обществом и властью, что характерно для демократических государств.

Поскольку ни парламентское большинство, ни парламентские коалиции не обладают правом формировать правительство, борьба партий на выборах и сами выборы лишены того смысла, которым они наделены в демократических государствах. Победа партии на выборах не дает ей возможности проводить курс, заявленный в программе, а статус Думы не позволяет эффективно контролировать исполнительную власть. В связи с тем, что ни одна партия не в состоянии реализовать свою предвыборную программу, граждане утрачивают главный стимул для участия в избирательных компаниях.

У Российского государства отсутствует долговременная стратегия развития при обилии разного рода федеральных программ, слабо увязанных между собой и финансово необеспеченных. Государственная политика отражает компромиссы между различными группами разношерстной элиты и турбулентные движения внутри общества.

Неспособность партий выполнять функцию защиты групповых интересов, рост влияния корпораций и масштабов их лоббистской деятельности, распространение коррупции при пассивности и разобщенности населения делают реальной перспективу формирования клиентарного общества вместо общества гражданского. (Клиентела совокупность клиентов какого-либо патрона; форма социальной зависимости, близкая к рабству).

Следует отметить, что наряду с тенденцией к авторитаризму и олигархизации власти действует и противоположная тенденция укоренения в общественном сознании общедемократических ценностей. По данным Института социологического анализа, от 67 до 98% населения разделяют ценности, нехарактерные для традиционной этатистской политической культуры России: свобода необходима российским гражданам не меньше, чем людям Запада; жизнь человека является самой большой ценностью; закон обязателен для каждого от президента до простого человека; частная собственность священна и неприкосновенна; государство тем сильнее, чем выше благосостояние населения. [6]

Ввиду неэффективности российской власти растет число сторонников внесения в Конституцию таких изменений, которые позволяли бы реформировать политическую систему путем перераспределения полномочий в пользу Государственной Думы, правительства и премьера. Независимо от политических ориентации многие из них выступают за предоставление парламентскому большинству права формирования правительства и контроля за его деятельностью.

Например, известные политологи Л, Ф. Шевцова и И. М. Клямкин считают оптимальной для современной России президентско-парламентскую модель организации власти с разделением последней между избираемым населением главой государства и главой правительства, которое формируется парламентским большинством и опирается на его поддержку. В рамках этой модели они предлагают следующее разделение полномочий: президент должен осуществлять контроль за всеми ведомствами, имеющими отношение к безопасности и правопорядку, а премьер нести ответственность только перед парламентом за положение дел в экономике и социальной сфере. Такая модель, известная мировому опыту по французскому и иным вариантам, по мнению Л. Ф. Шевцовой и И. М. Клямкина, может быть приспособлена к сегодняшним российским условиям и стоящим перед страной задачам подъему экономики и установлению правового порядка. [7; 24]

Осуществление социально-политического и экономического проекта, на реализацию которого общество предоставило карт-бланш Б. Ельцину, не оправдало ожиданий россиян, поэтому негативное отношение к нему было перенесено и на те демократические процедуры и институты, с помощью которых этот проект воплощался в жизнь. Наконец, многие россияне отказывают сложившейся за последние десятилетия экономической и политической системе в праве называться демократической, поскольку она не обеспечивает реализацию их гражданских прав и свобод.

Сегодня российский народ не имеет возможности реализовать принадлежащее ему по Конституции право на осуществление непосредственного народовластия. Российская демократия выживет только в том случае, если к оставшимся островкам народовластия, парламентским и президентским выборам, мы сможем добавить пакет конституционных законов, которые подкрепят представительную демократию непосредственными формами осуществления народовластия. Пока что бюрократия не дает возможности развиться этим институтам.

Речь идет о Законе, о Федеральном Собрании - парламенте как представительном и законодательном органе власти в России. Наша страна достойна иметь сильный парламент, который будет наделен соответствующими полномочиями, в том числе правом парламентских расследований. В последние четыре года Дума исправно штамповала законы, поступающие из структур президентской власти и абсолютно не связанные с нуждами избирателей всей страны. Но ведь нет ничего плохого, когда депутаты пишут свои законы, хотя в свое время это достаточно сильно критиковалось. Скорее катастрофа в том, что если министерство не поставило свою закорючку на том или ином проекте закона, он не может выйти из правительства. Это пример сверхбюрократизации законотворческого процесса. России нужны альтернативные законопроекты, подобные проекту Владимира Рыжкова о гарантиях многопартийности в Российской Федерации, который поддержали демократические фракции. С бюрократией можно и нужно бороться, но бороться профессионально, а не уговорами. Поэтому следует принять конституционный закон о гарантиях народовластия в Российской Федерации, предусматривающий меры публично-правовой ответственности всех ветвей власти за осуществление своих полномочий и вмешательство в компетенцию друг друга. Именно такой закон мог бы гарантировать принадлежность власти народу Российской Федерации. Без этого механизм разделения властей как не работал, так и не будет работать.

Пока исполнительная власть сама и пишет законы, и контролирует их исполнение, мы будем иметь монополию, как в политике, так и в эконом

Читайте также: