Мировой опыт и альтернативы развития советского государства и его экономики кратко

Обновлено: 05.07.2024

Недооценка роли теории, отрыв ее от практики. Фактическая приверженность сталинизму, выдаваемому за марксизм-ленинизм. Догматизм, монополизм, анонимность.

Попытка опереться на подлинный марксизм-ленинизм. Стремление осмыслить новые явления. Признание достижений, нравственных ценностей социализма. Идея конвергенции.

Сохранение и укрепление государственного социалистического сектора, особенно военно-промышленного комплекса. Диктат в отношении колхозно-кооперативного сектора, любых проявлений личной и частной инициативы. Уравниловка, распределительный синдром, формальное стимулирование работников. Недооценка труда интеллигенции, творческого труда вообще. Произвольное использование общественных фондов потребления. Преобладание централизма в управлении, удушение экономических реформ командно-административной системой. Нерациональное использование ресурсов страны.

Предложение восстановить многоукладность экономики и соревнование различных секторов с учетом опыта НЭП. Идеализация рыночных отношений. Дифференцированный подход в распределении и потреблении при более точном учете трудового вклада каждого члена общества. Ликвидация привилегий, бесконтрольности номенклатурного слоя. Замена командно-административной системы управления более гибкой системой с опорой на экономические методы управления.

Внутренняя политика

Сохранение однопартийности и жесткой монополии КПСС в политической жизни общества. Ограничение реальных прав и свобод граждан при формальном их провозглашении в Конституции и законодательстве. Постепенная ресталинизация при Брежневе. Сохранение административных методов руководства с привлечением армии, КГБ, МВД против недовольных, инакомыслящих (диссидентов).

Осуществление демократизации, либерализации, полной десталинизации общества. Восстановление многопартийности, ликвидация монополии КПСС в политической жизни страны. Защита прав личности от диктата государства, укрепление законности, гласности, формирование правового государства и гражданского общества. Ограничение полномочий и масштабов деятельности КГБ, МВД и т.д.

Внешняя политика

Достижение паритета в стратегических вооружениях с США, НАТО. Мирное сосуществование с миром капитализма при жесткой идеологической и экономической борьбе. Проведение политики патернализма в отношении стран социализма. Поддержка международного коммунистического, рабочего и национально-освободительного движения. Протекционизм в отношении освободившихся от колониальной зависимости стран "социалистической ориентации". Сложное сочетание принципов интернационализма и гегемонизма в проведении внешней политики.

Мирное сосуществование, разоружение, экономическое и научно-техническое сотрудничество без преднамеренной идеологической конфронтации. Либерализация отношений, невмешательство во внутренние дела социалистических стран. Отказ от иллюзии мировой революции. Минимальная достаточность и максимальная эффективность вооружений и армии. Курс на конвергенцию, использование лучшего в капитализме и социализме.

Концентрация всех усилий страны на создании тяжелой индуст- рии сулила, по мнению руководства, возможность в короткий срок создать мощный индустриальный потенциал (индустриальное обще- ство). Он должен был обеспечить реорганизацию всех отраслей эко- номики, преобразование социальной структуры общества, быта лю- дей, что и обеспечило бы построение социализма, прорыв к более вы- сокому уровню цивилизации.

Отказ от нэпа, смена стратегии развития практически означала:

3. Коллективизация деревни (как источника индустриализации).

4. Утверждение неизбежности обострения классовой борьбы.

Любой вариант перехода к индустриальной экономике осущест- вляется болезненно, поскольку сопровождается возрастанием доли накопления с 5–10 до 20–30% национального дохода. В СССР же бо- лезнь протекала с осложнениями. Источники индустриализации были в принципе отличны от капиталистических стран – здесь не было ни колониального грабежа, ни массированного притока иностранного капитала из колоний. Тем не менее доля колоний выросла с 10% на- ционального дохода в середине 20-х гг. до 29% в 1930-м; 40% – в

1931-м, а в 1932-м – 44%. Вторым осложнением было то, что в совет- ской модели индустриализации акцент делался на первоочередное развитие самых передовых в ту эпоху, чрезвычайно капиталоемких отраслей: энергетики, металлургии, химической промышленности, машиностроения.

И наконец еще одно немаловажное обстоятельство – под давле- нием Сталина была дана установка на максимальные темпы индуст- риализации. В мае 1929 г. был утвержден оптимальный вариант пя- тилетнего плана на 1928–1929–1932–1933 гг. Цель одна – сосредото- чить максимум сил и средств на тяжелой промышленности. Как уже неоднократно подчеркивалось, управление страной находилось в же- стких руках Сталина, уровень руководства был не тем, что при Лени- не. Руководители соответствующих звеньев не имели нужной образо- вательной теоретической подготовки.

К моменту XIV съезда (1925 г.) высшее образование имели 5,1% руководящего состава, среднее – 22,3%, низшее – 66,1% и без образо- вания вообще – 5,5%.

Необходимо добавить, что к середине 20-х гг. изменился состав страны: в нее уже не входили Прибалтика, Финляндия, Польша, а это

1/5 часть промышленного потенциала России, т.е. одна пятая часть фабрично-заводских грамотных, высококвалифицированных рабочих.

В это же время в стране не стало большой группы интеллиген-

ции, которая покинула пределы России в ходе Гражданской войны и интервенции. Это 1,5–2 млн человек – интеллектуальный багаж Рос-

сии, который мог быть включен в строительство социализма при

Строить социализм, осуществлять индустриализацию пришлось в отдельно взятой стране, где 80% населения живет в деревне, половина

не умеет читать и писать, где промышленных рабочих всего 2,5 млн.

Выбрав индустриальный сектор в качестве приоритетного на-

ничны, а эффективность администрирования далеко не универсальна, руководство страны вынуждено было несколько уменьшить гонку за темпом в годы второй пятилетки (1933–1937 гг.).

Форсированная индустриализация сопровождалась усилением темпов коллективизации. В соответствии с провозглашенным летом

1929 г. курсом на сплошную коллективизацию крестьянских хозяйств целых округов руководство страны принимает решения о полном за- вершении коллективизации в зерновых районах страны не позднее вес- ны 1932 г. и об осуществлении политики ликвидации кулачества как класса в этих районах. Эти решения ориентировали местные власти на

безудержное развязывание насилия над крестьянами. В результате – принудительное объединение в колхозы, конфискация средств произ- водства у зажиточных крестьян, трагедия миллионов раскулаченных, оказавшихся в тюрьмах, концентрационных лагерях, спецпоселках. Ха- рактерно, что сталинская система вела в деревне борьбу не только про- тив крестьянства вообще, но и против колхозного крестьянства. Чрез- мерное изъятие хлеба у колхозов зерновых районов в целях осуществ- ления промышленного рывка породило страшный голод 1932–1933 гг., охвативший Северный Кавказ, Поволжье, Украину и Казахстан.

Осуществление форсированной индустриализации дало опреде- ленный эффект. К концу 30-х гг. наша страна сумела преодолеть тех- нико-экономическую отсталость, превратилась в независимую эко-

номическую страну, по структуре промышленного производства вы- шла на уровень развитых стран, а по объему его в абсолютном изме- рении уступала только США. Однако цена созданного в предвоенный период промышленного потенциала была чрезмерно высокой. Фор- сированный индустриальный рывок был достигнут ценой величайше- го перенапряжения сил, он породил глубинные перекосы и деформа- ции в экономике, в жертву этому рывку были принесены практически все элементы социального организма.

Сплошная коллективизация крестьянских хозяйств, которую

трактовали как путь к социалистическому переустройству деревни, как осуществление ленинского кооперативного плана, оказала ката- строфическое воздействие на развитие аграрного сектора. В короткий срок крестьяне были отчуждены и от средств производства, и от ре- зультатов своего труда (раскулачивание деревни). Падение произво- дительности труда, сокращение валовой продукции сельского хозяй- ства, сопровождавшие сплошную коллективизацию, побуждали ру- ководство страны еще больше форсировать процесс создания коллек-

тивных хозяйств, чтобы поставить деревню под жесткий администра- тивный контроль, обеспечить внедрение разветвленной системы при- нудительного труда и таким образом прекратить падение сельскохо- зяйственного производства. Все это еще больше усиливало дезорга- низацию в деревне. Однако в сталинской стратегии форсированной индустриализации все отрасли народного хозяйства, все силы, не считаясь с потерями, бросались на нужды промышленного роста, и в этом плане сплошная коллективизация позволила создать систему перекачки финансовых, материальных, трудовых ресурсов из аграр- ного сектора в индустриальный.

Закономерный вопрос: нужна ли была коллективизация в СССР?

По мнению Е.Н. Осколкова, в современных исследованиях определи-

лись три точки зрения по этому вопросу. Часть исследователей безо- говорочно отрицает правомерность коллективизации, утверждая, что она свернула крестьянство с естественного исторического пути, про- двигаясь которым по вехам, проложенным П.А. Столыпиным, Россия сформировала бы мощный сельскохозяйственный сектор.

Другие считают, что столыпинский путь России был слишком тяжелым и длительным, так как сопровождался разрушением общи- ны, разорением большинства крестьян.

Наконец, третьи пытаются доказать, что само российское кре- стьянство в силу исторической традиции, экономической слабости, натурального производства, плохой вооруженности сельхозинвента-

Вероятный путь развития деревни – добровольное создание са- мими крестьянами различных форм организации производства, сво- бодных от государственного контроля, строящих свои отношения с государством на основе равноправия при поддержке государства, с учетом рыночной конъюнктуры.

Преодоление духовного наследия сталинизма идет немного мед-

леннее, чем это требует обновление России. Поскольку сложившаяся в 30-е гг. система во многом предопределила развитие страны на де- сятилетия вперед, напряженные дискуссии ведутся вокруг истории довоенных пятилеток.

рый в значительной мере опирался режим.

Общие оценки их итогов, а следовательно, самой сталинской

и прогрессивным. Он позволил одержать победу в войне, стал осно- вой такого могущества и международного влияния, какого Россия – СССР никогда прежде не имели.

Однако реальные факты опровергают подобные утверждения.

Созданная ценой невероятных жертв, сталинская система, несмотря на мощный промышленный рывок и определенные попытки приспо- собления к мировым реальностям 30-х гг., обрекла народы СССР на чрезмерное напряжение сил и непомерные утраты, уже тогда предо-

пределившие характер последующего развития советского общества и его судьбу.

Противоречивыми итогами обернулась стратегия форсирован-

ного развития в социальной сфере. Ликвидация безработицы в СССР; провозглашение широкого спектра социальных прав; перемены в здравоохранении, обеспечивающие всеобщую доступность и бесплат- ность медицинских учреждений; осуществление общеобразователь- ной революции – все это свидетельствовало о поступательных шагах

в области социального развития. Но параллельно с этим в стране, осуществляющей индустриальный рывок путем жесткой экономии, утверждался остаточный принцип подхода к проблемам социальной сферы и уровня жизни людей. Благосостояние работающих зависело не столько от результатов их труда, сколько от распределительной политики государства. Провозглашенные в стране социальные гаран- тии коснулись только рабочих и служащих. Осуществляемая общеоб- разовательная революция сопровождалась ломкой многих культур- ных традиций. Достижения и издержки переплетались друг с другом, образуя разные проявления одних и тех же процессов.

Сталинский вариант модернизации страны

Отказ от нэпа, смена стратегии развития практически означала:

3. Коллективизация деревни (как источника индустриализации).

4. Утверждение неизбежности обострения классовой борьбы.

В это же время в стране не стало большой группы интеллиген-

сии, который мог быть включен в строительство социализма при

не умеет читать и писать, где промышленных рабочих всего 2,5 млн.

Выбрав индустриальный сектор в качестве приоритетного на-

Сплошная коллективизация крестьянских хозяйств, которую

Закономерный вопрос: нужна ли была коллективизация в СССР?

По мнению Е.Н. Осколкова, в современных исследованиях определи-

Преодоление духовного наследия сталинизма идет немного мед-

рый в значительной мере опирался режим.

Общие оценки их итогов, а следовательно, самой сталинской

Однако реальные факты опровергают подобные утверждения.

пределившие характер последующего развития советского общества и его судьбу.

Противоречивыми итогами обернулась стратегия форсирован-

Можно ли было избежать войн, человеческих страданий и смертей, деградации целых территорий, ставших ареной постоянных и нерешаемых конфликтов, предотвратив в 1991 г. распад Советского Союза? Реально ли было сохранить хотя бы часть его в границах реформированной, децентрализованной федерации, как это стремился сделать Горбачев в рамках ново-огаревского процесса? Представляется, что ответ на этот вопрос неразрывно связан с общей оценкой тех альтернатив развития, которые открылись перед страной в условиях перестройки.

Первая из них – так называемый китайский путь: постепенная рыночная трансформация экономики, осуществляемая под контролем государства, без потери управляемости и без радикальной реформы старой политической системы. Первоначальная стратегия Горбачева в целом укладывалась в эти рамки: объявив в 1985 г. об ускорении экономического развития, с начала 1986 г. он пытается начать экономическую реформу, направленную на децентрализацию управления экономикой, повышение самостоятельности предприятий и заинтересованности трудовых коллективов в конечных результатах своего труда. Это, конечно, не была рыночная реформа, на полномасштабное осуществление которой тогдашнее руководство СССР так и не решилось, но попытка приблизиться к ней, одновременно смещая баланс власти внутри правящих групп в пользу реформистской части номенклатуры. Если бы эта альтернатива реализовалась, то у Советского Союза сохранялся бы какой-то шанс на выживание. Но и при таком, китайском, варианте развития все равно оставался бы нерешенным главный вопрос: как совместить экономическую децентрализацию, неизбежную при любом варианте экономической реформы, с сохранением пусть и реформированного, но централизованного механизма политического контроля над республиками и регионами, без которого Советский Союз никогда не существовал.

Однако эта, китайская, альтернатива не реализовалась и, по-видимому, не могла реализоваться в СССР. Экономическая реформа в Китае была начата в 1978–1979 гг. с постепенной, но радикальной деколлективизации сельского хозяйства, что практически не потребовало от государства дополнительных затрат и принесло очень быстрое улучшение ситуации с продовольственным снабжением населения. Денежные средства, накопленные в сельскохозяйственном секторе, стали одним из важнейших источников финансирования последующей реформы промышленности. В Советском Союзе попытались начать с ускорения в наиболее капиталоемких отраслях тяжелой промышленности, что потребовало колоссальных государственных капиталовложений, отдача от которых даже в случае успеха была бы гораздо более медленной и не сказалась бы непосредственно на экономическом самочувствии населения. В реальности же колоссальные средства, вложенные в ускорение, разбалансировали экономику и стали одним из факторов роста инфляции в конце 1980-х гг. Почему в СССР начали реформу с промышленности? Было это результатом идеологической зашоренности, порожденной статусом великой военной державы, или же неверия в то, что советское колхозное крестьянство, которому коллективизация и послевоенное восстановление сломали хребет, можно перевести на путь рыночного фермерского хозяйства?

Но даже если бы в СССР удалось провести быструю и радикальную деколлективизацию, это вряд ли привело бы к столь же быстрому, как в Китае, экономическому результату, поскольку в СССР доля сельского населения была несравненно ниже, чем в Китае, а уровень жизни гораздо выше. Кроме того, в СССР существовал огромный слой сельскохозяйственной бюрократии и партийной номенклатуры, который в случае радикальной аграрной реформы становился излишним. Его сопротивление введению арендного подряда уже в 1987 г. показало, что эти люди готовы защищать свою власть, поскольку именно с ней было связано их экономическое благополучие. Сложившуюся в СССР систему единства власти и собственности оказалось практически невозможно трансформировать по китайскому образцу – постепенно реформируя отношения собственности, что неизбежно грозило номенклатуре потерей власти, статуса и экономического могущества. Именно в этом заключается политэкономическая составляющая, блокировавшая китайский путь реформ в СССР, а вместе с ним и возможность сохранения единого государства.

Горбачев начинает реформу политической системы, не только не решив, но даже четко не сформулировав задач реформы экономической. Это был, очевидно, вынужденный шаг, попытка опереться на население, на общество, с тем чтобы ослабить власть номенклатуры, что позволило бы затем уменьшить ее экономическое могущество. Именно так выглядела ситуация в начале 1987 г., когда Горбачев объявляет на январском пленуме ЦК о повороте к гласности, о демократизации партии и общества как необходимых условиях успеха перестройки. Строго говоря, этот поворот не был вызван сопротивлением советской бюрократии и партийной номенклатуры начавшимся попыткам изменения хозяйственного механизма. В 1985–1986 гг. сопротивление если и было, то скрытое, пассивное, партийный аппарат был выстроен в строго вертикальную систему, которая тогда находилась под полным контролем генерального секретаря и где каждый знал свое место. Горбачева раздражало не сопротивление партийного аппарата, а осознанная им через год пребывания у власти невозможность опереться на него в осуществлении задуманных реформ.

Политические реформы 1988–1989 гг. (альтернативные выборы партийного руководства, демократизация избирательной системы, альтернативные выборы в советские органы) в сочетании с гласностью и активизацией общества разрушили вертикальную систему управления и организации общества. Перед партийной и советской номенклатурой встал вопрос: сопротивляться реформам, очевидно подрывавшим ее власть и экономическое могущество, или попытаться оседлать и возглавить этот процесс. Та часть партийной номенклатуры, которая не видела для себя возможности трансформации власти в собственность и личное обогащение, выступила против горбачевского курса, создав в 1990 г. собственную Коммунистическую партию Российской Федерации и предприняв в августе 1991 г. попытку государственного переворота. Другая, несравненно более многочисленная и влиятельная часть номенклатуры как в РСФСР, так и особенно в союзных республиках выбрала второй путь, путь конвертации власти в собственность. Для этого было необходимо не только удержать власть (будь то через демократические выборы, как в европейских республиках СССР, или через усиление авторитарно-традиционалистского контроля, как в азиатских), но и отобрать ее у становившегося опасным и одновременно все более слабым союзного центра. Именно этот, номенклатурный, процесс, разворачивавшийся в 1989–1990 гг., лежал в основе начавшегося распада страны, ставшего, несмотря на все усилия Горбачева, необратимым. Решающую роль в этом процессе сыграла Россия, где стремительно трансформировавшейся номенклатуре во главе с Борисом Ельциным удалось – под демократическими лозунгами – объединить вокруг себя большую часть общества.

Второй составляющей распада СССР стали национальные конфликты, возникновения и быстрого распространения которых никто в советском руководстве не предвидел. Проблема национальных отношений вообще не стояла в первоначальной повестке перестройки: национальный вопрос в Советском Союзе считался окончательно решенным. Политика гласности быстро вывела на поверхность политической жизни все заглушенные до того национальные противоречия и подспудно тлевшие национальные конфликты: когда людям позволили говорить, они, естественно, стали высказываться о том, что их больше всего беспокоило. Более того, снятие запретов с обсуждения национальных проблем невольно становилось фактором их обострения, поскольку любое публичное выступление, особенно в центральной прессе и на телевидении, неизбежно истолковывалось как поддержка той или иной стороны конфликта.

Роковую, как представляется, роль в судьбе Советского Союза сыграл первый по времени и главный национальный конфликт – начавшееся в 1988 г. столкновение Армении и Азербайджана из-за Нагорного Карабаха, приведшее к кровавым погромам, этническим чисткам и затем, после распада СССР, к полномасштабной войне, до сих пор не нашедшей своего разрешения. Существовало ли решение армяно-азербайджанского конфликта в рамках единой страны, могли ли четкие и своевременные действия центральных властей предотвратить его развитие по худшему из возможных сценариев? Наверное, немедленная и жесткая реакция на погромы и насилие, причем с обеих сторон, позволила бы если не избежать, то по крайней мере смягчить развитие конфликта. Быстро выяснилось, однако, что у союзного центра не было ресурсов, в том числе военных, которые позволили бы ему четко и деликатно действовать на опережение событий.

Вместе с тем общий ход этого конфликта был бы вне контроля центральной власти даже при самых умелых и своевременных ее действиях. Не имевший цивилизованного политического и юридического решения (армянская сторона апеллировала к принципу национального самоопределения, а азербайджанская – к принципу неизменности границ республики), карабахский конфликт стал одним из главных политических спусковых механизмов для начала процесса национальной дезинтеграции СССР и опаснейшей ловушкой для горбачевского руководства. Все более явная беспомощность центральной власти перед лицом этой проблемы во многом способствовала тому, что и другие национальные конфликты, вспыхивавшие в разных частях огромной страны (грузино-абхазский и грузино-осетинский, приднестровский, погромы в Фергане и столкновения в Оше), стали развиваться по сходному сценарию. Каждая сторона стремилась разрешать их самостоятельно, на свой страх и риск, без оглядки на общие интересы и на центральное руководство. Развитие этих конфликтов очень быстро становилось неуправляемым, ориентированным на силовые решения; политические процессы в СССР пошли вразнос.

Так реализовалась вторая из возможных альтернатив развития перестройки – неуправляемое нарастание экономических, социальных, политических и межнациональных противоречий. Советская система вертикальной организации государства и общества оказалась не в состоянии переварить и адаптировать те новые элементы экономического и политического плюрализма, которые внедрялись для ее усовершенствования. Под воздействием чужеродных факторов система начала давать сбои, вошла в кризис и затем обрушилась в 1991 г. Сохранить Советский Союз, пусть даже в уменьшенном формате (в ново-огаревском процессе участвовали только девять республик из 15), было в этих условиях совершенно невозможно. Судьба страны оказалась намертво связанной с судьбой исчерпавшей себя политической системы. Это представляется важнейшим уроком событий и процессов четвертьвековой давности.

Автор – преподаватель Московской высшей школы социальных и экономических наук

Питер Нолан исследовал, писал и читал курсы на самые разные темы экономического развития, глобализации и переходного периода бывших плановых экономик. Он делал сравнительное исследование развития Китая и Индии, изучал китайское сельское хозяйство, системные изменения в Китае и бывшем СССР. Занимался проблемами бедности, голода, неравенства и миграции. Исследовал тему реструктуризации крупных глобальных компаний в эпоху мировой бизнес-революции, а также трансформации крупных китайских компаний.

- Александр Владимирович Бузгалин (АВБ): Сейчас в России сложилась непростая экономическая ситуация: на протяжении нескольких лет наблюдается стагнация. О ее причинах есть разные мнения и неудачные реформы переходного периода, и излишне либеральная модель экономического развития, приведшая к деиндустриализации экономики, упадку потенциала индустриального комплекса как базового элемента экономической системы, что сказалось на ее состоянии и устойчивости и что приходится расхлебывать нынешним властям. Мы ищем новую модель развития нашей экономики. А как Вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию в России, какие можете выделить факторы, внутренние и внешние проблемы, оказавшие влияние на российскую экономику? Обычно мы обсуждаем эти проблемы в кругу российских специалистов, но нам интересен и взгляд из-за рубежа.

- АВБ: Вы уверены? Это – весьма важное заявление.

- ПН: Не было никакой необходимости в столь катастрофическом падении качества жизни. Я считаю, что при принятии правильных мер и проведении вдумчивой политики можно было бы с легкостью значительно улучшить благосостояние советских людей.

- АВБ: Это – оценка специалиста по реформированию экс-социалистических экономик. Вы ведь долгое время были советником китайского правительства, поэтому Ваша оценка – экспертная по вопросам китайской экономики, ее реформирования, и Вы говорите о предпочтительности и для нас т.н. китайского варианта реформ. Что надо было делать?

- АБВ: Профессор Нолан, мне кажется, Вы абсолютно правы, и как специалист, прекрасно осведомленный в данном вопросе, хорошо выразили эту закономерность. Очевидно, что современная экономика, что бы ни говорили, зиждется на индустрии, науке, образовании и культуре. Как мы видим, в Китае базовые отрасли индустрии, инфраструктура, большая часть науки и образования, крупнейшие банки оставались в руках государства.

- ПН: Совершенно верно. Российские реформаторы начали не с того. Но я не думаю, что это, строго говоря, абсолютно верное утверждение. Были попытки вполне адекватные. Например, в начале эпохи реформ, особенно в Ленинграде в начале 1980-х, руководство предпринимало определенные усилия по проведению реформ, похожих на китайские и направленных на реформирование колхозов, малых

и средних предприятий, и сферы услуг. Я думаю, что, если бы СССР не пережил политический коллапс, о причинах которого можно рассуждать долго, страна могла бы пойти по другому пути. В Китае же результате реформ сельскохозяйственного сектора, сферы услуг, малых и средних предприятий – очень важно! – изменилась структура китайского общества и значительно повысился общий уровень благосостояния. Однако важно понимать еще и то, что залогом успеха стала принципиальная позиция Китая по недопустимости передачи контроля над национальной экономикой глобальному бизнесу. Если бы Китай согласился с правилами Всемирной торговой организации (а его постоянно к этому подталкивают) и приватизировал крупные отрасли промышленности, телекоммуникации, металлургию, добывающую промышленность, тяжелую промышленность, авиастроение и т.д., все сложилось бы иначе. Характерный пример: сохранение контроля над генерацией и распределением электроэнергии позволяет производить современное оборудование и высокие технологии для нужд электроэнергетики на государственных предприятиях. В этом направлении Китай продвинулся очень далеко.

Кроме того, в Китае государству принадлежат авиакомпании, поэтому правительство может приказать национальным авиакомпаниям приобретать самолеты отечественного производства. Таким образом, в Китае создан внутренний рынок для самолетов, рассчитанных на 80-90 пассажиров. Наличие внутреннего рынка сбыта предоставляет Китаю возможность стать в будущем конкурентоспособным в области авиастроения. Трудно сказать, насколько это реально, но для Китая это хотя бы возможно. Еще один важный момент: высокие показатели экономического роста означают, что доходы государства возросли, но, несмотря на постоянное давление со стороны международных СМИ, МВФ, и особенно международных банков, китайское правительство отказалось приватизировать банки. Крупнейшие банки Китая принадлежат государству, и их ресурсы можно использовать для стимулирования экономического развития. Последний штрих к портрету китайского экономического чуда: правительство использовало государственные доходы, контроль над банками и за сбережениями населения для финансирования крупнейшей за всю историю программы инвестиций в инфраструктуру, в том числе в строительство дорог, госпиталей, школ, жилой недвижимости, самолетов, аэропортов, портов, железных дорог и т.д. Таким образом, Китай смог использовать свое относительно позднее подключение к мировым процессам для создания современной инфраструктуры, заложив тем самым основу для будущего процветания.

На основании опыта Китая, а также принимая во внимание высокий уровень технологического развития СССР и его огромный потенциал, я делаю вывод, что, если бы СССР внедрял программы, аналогичные тем, которые применяются в Китае, Советский Союз мог бы совершить скачок вперед и избежать резкого падения уровня жизни и развала в сфере производства. Да, советская система распалась, и это был длительный и сложный процесс, но, по-моему, значительная часть этого процесса – результат усилий по дестабилизации страны, предпринятых международными институтами и, разумеется, США. Было крайне непросто разрушить существующую систему, довести людей до отчаяния, деморализовать их и убедить в отсутствии альтернативы дезинтеграции. Запад неустанно трудился на ниве международных отношений для того, чтобы добиться этого, и преуспел. Распад СССР – трагедия с далеко идущими последствиями как для всей страны, так и для ее граждан.

В 1992 году мы с женой были в Санкт-Петербурге, я там читал курс лекций. Я никогда не забуду того, что увидел тогда: людей, которые были раздавлены, их культура растоптана, нищих инженеров и ученых, продававших ботинки и прочую мелочь. Это ужасное зрелище: разрушение культуры и потерянные люди, потерявшие все. Сейчас на Западе говорят, что альтернативы не было. Я думаю, это абсолютно не так. Я уверен, что были и другие варианты. А сейчас никому нет дела до того, что случилось. Политики типа американского сенатора Джона Маккейна могут позволить себе сказать, что Россия – это просто бензоколонка. Какая уничижительная оценка! В 1992 году я беседовал с Алексеем Кудриным. Финансовый департамент Санкт-Петербурга, который он в то время возглавлял, пытался заказать, по-моему, у КПМГ, одной из крупнейших аудиторских компаний в мире, план развития Санкт-Петербурга. И вот – что она тогда предложила городу? В соответствии с этим планом фабрики, базы для строительства подводных лодок, сельскохозяйственные предприятия – все промышленное производство должно было быть уничтожено. Концепция развития заключалась в создании исключительно туристического центра и строительстве отелей.

Читайте также: