Ильин философия и жизнь краткое содержание

Обновлено: 07.07.2024

ЮНикто не понял Достоевского во всей глубине и во всем объеме его мыслей так, как сделал это И.А.ИЛЬИН.

Одухотворенное познание приобретает подлинный смысл и видение своей направленности. Следование добру — основа твердости и спокойствия человека в сложных перипетиях постижения истины. Духовное созерцание объединяет собой искусство, науку, философию и религию. Идея Вл.Соловьева о единстве знания приобрела новый смысл в философии Ильина. Преодолев мистический характер обоснования ее в философии Вл.Соловьева, Ильин ясно и убедительно писал о том, что метания разума, сложности теоретических философско-гносеологических концепций, эстетическая надуманность, разочарования в научном поиске и страх ученых перед возможными для человека последствиями результатов исследований — все это становится преодолеваемым, если человек выступает субъектом духовного созерцания.

Духовное созерцание, по Ильину, позволяет человеку видеть путь, на который он вступил, осознавать глубинный смысл продвижения по этому пути. И хотя результаты человеческого творчества не могут быть предрешенными, способность к духовному созерцанию открывает для человека возможность не впадать в суету и конфликт с миром.

Ильин считает разум не самодостаточным, а мир видит в теснейшем переплетении рационального и морального. При всей зависимости добра и зла от разума, они представляются Ильину относительно самостоятельными сущностями и характеристиками человеческих действий. При всей взаимосвязанности рационального и морального сознания, многообразие форм сочетания зла и неразумия, добра и разумности свидетельствует о том, что разумность является самой собой лишь тогда, когда она приводит к добру. Не диалектические хитросплетения разумного и неразумного имеют разные жизненные результаты, оказывающие неожиданно благотворное или пагубное воздействие на человеческую жизнь, а в первую очередь то, в какой связи с добром находится человеческая разумность.

Исследование немецкой классической философии привело Ильина к собственному, по сути своей противоположному, взгляду на то, какой должна быть философия и в чем ее предназначение. Не стремление к внешней упорядоченности мира и идей о нем должно, по мысли Ильина, лежать в основе философского учения. Философ не может упорядочить мир, он призван его понять.

Добро и разумность, по Ильину, — не просто позитивные характеристики бытия. Они неравноценны злу и неразумию. В противостоянии света и тьмы, истины и неистины, то есть в таком противостоянии, которому до сих пор не было в человеческой истории исключений, Ильин видит то, без чего жизнь вообще не может состояться, без чего она рушится и перестает быть самой собой — это единство добра и истины.

Ильин создает целостную философскую концепцию патриотизма. Рационально-теоретическое осмысление проблемы патриотизма неразрывно сливается у него с эмоционально-душевным отношением к родине.

Достоевский был для Ильина философским и нравственным ориентиром, и тем, и другим одновременно, прежде всего потому, что оба они не отделяли подлинную философскую мысль от нравственных позиций. Великий писатель Достоевский был понят Ильиным в первую очередь как философ: Ильин понял сущность и значение философских открытий Достоевского, способа его философствования. Они были едины в главных своих взглядах, в решении всех принципиальных бытийных проблем.

В творчестве И.А.Ильина русская классическая философия достигла высшей точки своего развития. Глубина проблем и четкость их постановки, ясность, уверенность и развитость аргументации, осознание культурных и теоретических основ, точность предвидения перспективы — все это суть признаки той степени зрелости философского сознания, которая позволяет характеризовать его как классическое.

Все это с очевидностью свидетельствует о том, что философия как наука, основанная на предметном опыте, не только не чужда жизни, но связана с нею глубочайшею и драгоценною связью. Настоящая, большая философия, заслуживающая своего имени и ведущая к действительной мудрости, слагается в предметном переживании им верном познавании тех ценностей, через которые самая жизнь человеческая получает свой смысл и свое значение; она исследует то, ради чего человеку и человечеству только и стоит жить на земле; и исследование это требует от исследователя подлинной жизни в предмете.

Именно опыт делает философию наукою и вводит ее в глубину жизни. Ибо наука вообще невозможна вне опыта; она питается опытным переживанием предмета, его систематическим восприятием и созерцанием. Систематическое восприятие есть уже, само по себе, живая и жизненная практика, воспитывающая душу и населяющая ее предметными содержаниями. Но философ вводится этою практикою именно в те предметные содержания, через которые жизнь человека есть жизнь, а не быт, не прозябание и не пресмыкание. Ибо, на самом деле, жизнь человека есть не игра естественных сил и не беспринципная борьба за существование, но творческий процесс, протекающий пред лицом Божиим и при участии божественных сил, живущих в человеке. Жить значит сочетать, соединять подлинную ценность с подлинною силою; придавать объективно-ценному природу силы и сообщать силе значение объективной ценности и правоты; иными словами: осуществлять ценность, как побеждающую силу и осуществлять силу, как духовную ценность. Но именно таково признание философии, которая исследует все в меру его божественности и тем населяет души людей божественными содержаниями. Вот почему она является настоящим источником великих жизненных убеждений, без которых нет и не может быть достойной жизни для человека. Ибо нельзя иметь убеждение по приказу; не стоит иметь убеждение по суеверию или из страха; его можно иметь только по самостоятельно испытанной очевидности. И вот, философия, приемля в себя предмет религии, имеет задание открыть каждому доступ к самостоятельному испытанию очевидности в вопросах высшего и последнего жизнеопределения. Этим она соблюдает автономию личного духа; но этим она соблюдает и предмет религии, преодолевая всяческий нигилизм, релятивизм и беспринципность. Предметный опыт философии есть путь достойный и человеческого духа, и его божественного предмета.

Итак, в основе философии лежит систематическая практика духовного опыта. Однако этот опыт, ведущий философию, совсем не является достоянием замкнутой коллегии ученых. Напротив, философия, посвящающая себя специально этому опыту, может явиться только там, где народ вынашивает или уже выносил зрелый духовный опыт. Быть ученым, быть философом – есть, конечно, состояние личное, индивидуальное; но иметь науку, иметь философию, религию, искусство, нравственную культуру, государство – есть состояние всенародное, национальное. Духовная культура не есть личное, или групповое, или классовое достояние; в своих истинных достижениях она даже сверхнациональна. Но по своему опытному источнику, по своему творческому ритму и по своему своеобразию она национальна, а в пределах единой, духовно сопринадлежащей нации, она всенародна. Духовная культура народа определяется тем, живет он духовным опытом или нет; и если живет, то в лице большинства, или меньшинства, или отдельных, исключительных индивидуумов; и притом интенсивна и предметна эта жизнь или нет. Этим-то состоянием всенародного духовного опыта определяется и судьба национальной философии.

Так, народ, утративший или выродивший свой подлинный и чистый религиозный опыт, будет жить, вместо религии, пустыми суевериями или мертвыми обрядами; слабый в молитве, немощный в богоиспыта-нии, он будет мертвенно-бесплоден и в богопознании: его философия будет иметь скудный и бледный сверхчувственный опыт о Боге, а его философия религии будет нагромождать пустые и мертвые выдумки. Подобно этому, народ бессильный в созерцании красоты, с незрелым, больным или изуродованным вкусом, будет иметь убогое, уродливое, безобразное искусство; лишенный органа к прекрасному, беспомощный в художественном творчестве, он будет не в состоянии ни осмыслить эстетическую функцию души, ни осветить мыслью глубину эстетического предмета. Народ, не выносивший зрелого правосознания, не создавший сильной и духовно-верной государственности – не может иметь подлинной и предметной философии права: она зародится только тогда, когда для него придет эпоха великой борьбы за правосознание и за настоящую государственность. Там, где царят грубые, жестокие нравы, где молчит любовь и дружба, где царит корысть и беспринципность, не расцветет философское учение о добре; ибо знание всегда было и всегда будет зрелым завершением опыта, а духовный опыт нуждается в национальной лаборатории и возрастает лишь в атмосфере всенародных достижений.

Философ, подобно поэту, художнику и ученому, подобно политику и пророку, питается, – сознательно или бессознательно, volens aut nolens[4] – духовным опытом своего народа. Он имеет родину, т. е. национальную духовную культуру, в которой сложился его индивидуальный дух, с его любимыми и ведущими предметными содержаниями, с его творческим актом, с его жизненными убеждениями; от этой-то духовной культуры питается – и положительно, и отрицательно – его личный опыт и его личное познавательное творчество. Личный духовный опыт философа в глубине своей связан происхождением, подобием и взаимодействием с опытом его родного народа; ему удается выработать этот опыт и мобилизовать его, осуществить и осмыслить тем легче и тем продуктивнее, чем выше и зрелее духовный опыт его народа. Совсем не случайно, что есть народы, еще не имеющие или уже не имеющие своей национальной философии; напротив, это естественно и понятно. Учение о добре нуждается в том, чтобы нравственность народа выработала себе известный устойчивый уровень не только порока, но и добродетели; и если этот уровень настолько низок, что совесть – этот орган испытания добра – пребывает в национальном омертвении и жизненном бездействии, то даже нравственно-гениальной натуре будет трудно подняться до зрелого учения о добре и зле. Подобно этому, философское учение об истине нуждается в том, чтобы научное знание достигло в других отраслях высокого и зрелого уровня: ибо теория познания вырастает только там, где скопился опыт истины, а этот опыт вынашивается не одним философом, а всеми учеными и всеми мыслителями данного народа. Так, сокровищница духовного опыта едина и национальна, и философ по своему призванию есть его хранитель, углубитель и истолкователь.

То же самое совершается во всех областях духовной жизни: народ создает своим духовным опытом то содержательное богатство и ту духовную среду, в которой зреет и творит индивидуальный дух героя, художника и пророка; народ сообщает своим философам самый подход к духовному опыту, а философ дает своему народу углубление, очищение и осмысление духовного делания. Жизнь народа слагает ту духовную лабораторию, в которой творит потом его вождь – чувством, волею, воображением, мыслью и деяниями. Отсутствие духовных вождей свидетельствует о временном духовном оскудении нации; и обратно: ибо духовная жизнь народа и его вождей образует некое неразрывное предметное единство. Страдания народа питают мудрость вождя; подвиги вождя просветляют и очищают мудрость народа.

Этим решается вопрос о связи между философией и жизнью: ибо жизнь есть страдание, ведущее к мудрости, а философия есть мудрость, рожденная страданием. Иными словами: жизнь, в ее настоящем, углубленном значении, есть вынашивание и осуществление духовного, метафизического опыта, т. е. опыта, посвященного божественному. Философия, в ее первоначальной, опытной стадии, разлита в душах всего народа. Каждый человек, независимо от своего образования и личной одаренности, становится участником национального философского и метафизического дела, поскольку он в жизни своей ищет истинного знания, радуется художественной красоте, вынашивает душевную доброту, совершает подвиг мужества, бескорыстия или самоотвержения, молится Богу добра, растит в себе или в других правосознание и политический смысл, или даже просто борется со своими, унижающими дух слабостями. Такой человек по сознанию своему, может быть, еще не является философом, но по духовному опыту своему – он уже философ. В совокупном, всенародном, духовном делании нет ни одного усилия, ни одного достижения, которое пропало бы даром: ибо всякое усовершенствование, всякое просветление в человеческой душевной ткани незаметно живет, и размножается, и передается во все стороны, никогда не исчезая бесследно. Здесь драгоценно каждое личное состояние: ибо все поступает в единую национальную сокровищницу духовного опыта. Поэтому можно сказать, что духовный расцвет народа есть расцвет его философии; и обратно: где растет и углубляется настоящая философия, там народ уже накопил прочный духовный опыт и продолжает духовно возрастать, там жизнь его пребывает на достаточной высоте и высота эта измеряется его философией.

Философия родится в жизни духа и от духовной жизни. Поэтому тот, кто желает творить ее, должен прежде всего начать духовную жизнь; он должен быть духовно. Но духовное бытие есть такое состояние, в котором душа любит божественные предметы, радуется им и творит их. Поэтому философ должен прежде быть духом и действовать в духе; и только это может дать ему подлинный предметный опыт, энергию мысли и право на знание.

Ибо философия больше чем жизнь: она есть завершение жизни; а жизнь первее философии: она есть ее источник и предмет.

В философии политики Ильин о проблемах государства и права. Он был убежденным сторонником целостности и неделимости России и отстаивал большую роль государственного начала в историческом прошлом Росси, а, следовательно, и в ее будущем. Будущее он связывал с восстановлением монархии, так как для русского уклада души и быта это наиболее предпочтительный выбор. Однако это новый исторический тип монархии. Самодержавная монархия – идеальный тип правового государства. Сильная самодержавная власть сочетается со свободой личности и признанием ценности социального и духовного творчества народа.

Личность и творчество Ивана Александровича Ильина (1883-1954) советским людям были фактически совершенно неизвестны. О нем не принято было упоминать. Так Советская власть хотела стереть с культурной памяти России все, что связано с этим человеком, изгнанным ею из страны в 1922 году на одном из знаменитых "ф илософских пароходов ". Возможно, он был одним из немногих на этом пароходе, кто действительно сильно ненавидел Советскую власть и готов был сражаться с нею всеми доступными способами.

Широкая общественность в СССР узнала о нем только в период перестройки. Тогда же на родине впервые стали издаваться его труды. Читая их, интеллигенты только ахали. В отличие от других выдающихся русских философов Серебряного века, которые все, как известно, были религиозными мыслителями, выйдя, так сказать, из шинели Владимира Соловьева, и в большинстве своем отличались интеллигентской мягкостью, Ильин поражал своей определенной, жесткой позицией.

Надо сказать, что при всем уважении к этому неординарному человеку, его взгляды мне не близки по многим пунктам.

Твердый характер философа отчетливо отразился на его внешности. Глядя на его сухощавое, волевое лицо, и не скажешь, что перед нами религиозный мыслитель. Скорее он похож на белогвардейского офицера в отставке. Впрочем, он и был теоретиком Белого движения в изгнании, одним из руководитей Русского общевоинского союза, созданного белым генералом бароном Врангелем. Этот союз занимался последовательной антисоветской деятельностью.

Но все-таки вернемся к его социальным и философским идеям. Что мне не близко в них?

Во-первых, относительно места России в мире он был, скорее, славянофилом и ратовал за особый русский путь. То, что любой народ (в том числе русский) уникален, это понятно. Но политика противопоставления себя другим, подчеркивание своего мессианства - это не тот путь, который приведет к расцвету страны в современном мире.

Во-вторых, крайне правые взгляды Ильина на политику кажутся мне слишком жесткими. По сути, они оправдывают авторитаризм. Недаром Ильин был последовательным монархистом.

Живя в Германии, философ видел зарождение и развитие там национал-социализма. Поначалу он даже сочувственно смотрел на это движение, посвятил ему несколько статей, называл его проявлением рыцарского начала. Но и критиковал за расизм и антицерковную борьбу. Когда нацисты пришли к власти, свободомыслящий философ был уволен из университета и вынужден эмигрировать еще раз - в Швейцарию.

В-третьих, являясь религиозным философом, Ильин широко рассуждал в терминах веры, любви, духовности, свободы, совести и т.п., однако тесно связывал эти понятия с идеей национализма и государственности. Одна из самых знаменитых его книг называется " О сопротивлении злу силою".

Здесь он однозначно выступает против основополагающей идеи христианства - всепрощения. Он интерпретирует призыв любить врагов своих как прощение личных врагов, но не тех, кто попирает божественное. И мечтает воплотить "древнее православное учение о мече".

Взгляды Ильина в современной России имеют достаточно много поклонников, особенно среди тех, кто придерживается авторитарных взглядов и имперского мировоззрения.

Буду благодарна, если вы дадите ссылки в своих соцсетях на мой канал и эту статью. Читайте еще:

Читайте также: