Богоуподобление в философии это кратко

Обновлено: 05.07.2024

Верующие люди по-особому смотрят на смысл мироздания и человеческого существования. Они как бы возвышаются над конечными житейскими и историческими ситуациями, постоянно помнят о чем-то непреходящем, абсолютном, вечном, находящемся за пределами всего земного, относительного, временного, преходящего.

Супранатурализм как самая характерная черта христианского стиля мышления пронизывала все части средневековой философской теории: онтологию — учение о бытии, антропологию — учение о человеке, гносеологию — учение о познании, провиденциализм и эсхатологию — учение об историческом развитии.

В области гносеологии теоцентризм раскрывается через принцип богоуподобления.

Формой же такого перехода является вера. Христианские философы рассматривают ее как особую, сверхъестественную, познавательно-мировоззренческую позицию субъекта. Согласно их учению, вера является формой единения человека с Богом, каналом, через который Бог в качестве мистической силы-благодати воздействует на его познавательные способности, оздоровляет, оплодотворяет и совершенствует их. Божественная благодать в христианской гносеологии выступает главным движущим началом и регулятором познавательной деятельности.

В средневековой философии наблюдались два метода философствования: мистический и схоластический. Мистический наиболее характерен для патристики (от лат. патрес - отцы, подразумевается - отцы церкви) — ранней христианской философии (I-VII) вв.), схоластический (от лат. схола - школа) характеризовал второй период христианской философии (VIII-XV вв.). В основе мистицизма (от греч. мистикос — таинственный) лежало учение о божественном проникновении в человеческое познание. Это учение берет свое начало в философской системе крупнейшего представителя средневековой патристики Аврелия Августина. По его мнению, ни человеческая душа, ни веши сами по себе не содержат света. Они светятся отраженным светом. Все видимо, все реально только через Бога. Бог — это солнце, которое само невидимо, но делает все остальное видимым.

Не учением человеческим, утверждал Августин, а внутренним светом, а также силой высочайшей любви мог Христос обратить людей к спасительной вере. Религиозная вера, согласно его воззрениям, не предполагает обязательного понимания тех или иных положений религии. Она не требует никаких доказательных аргументов. Надо просто верить.

Вместе с тем Августин отчетливо осознавал ту важную роль, которую играло рациональное познание. Поэтому он не отрицал необходимость усиления веры доказательствами разума, ратовал за внутреннюю связь веры и разума.

Наряду с мистицизмом, огромным влиянием в средневековой философии пользовалась схоластика — философия, приспособленная для обучения народных масс основам христианского мировоззрения. Она сформировалась в период абсолютного господства христианской идеологии во всех сферах общественной жизни Западной Европы, и являлась наследницей традиций христианской апологетики, прежде всего философии Августина. Ее представители стремились создать стройную систему христианского мировоззрения. В ней наличествовала иерархия сфер бытия, на вершине которой располагалась церковь. Одним из самых характерных признаков схоластического метода философствования являлся авториторизм. Схоластов, в частности, не волновало происхождение тех или иных положений, которыми они оперировали. Для них главным было одобрение этих положений авторитетом церкви.

Схоластику разделяют на три периода:

1) Ранняя схоластика (от 400-х гг. до 1200-х гг.) Во многих отношениях этот период связан с Августином и близким ему неоплатонизмом. Его выдающимися фигурами были ирландский монах Иоанн Скот Эриугена, Ансельм Кентерберийский, известный так называемым онтологическим доказательством существования Бога, а также скептический и свободомыслящий француз Петр Абеляр, который, в частности, способствовал оттачиванию схоластического метода постановки и обсуждения философских вопросов.

2) Зрелая схоластика (приблизительно с 1200 гг. до первых десятилетий XIV века). Выдающимися представителями этой эпохи грандиозных систем и синтеза были Альберт Великий, его ученик Фома Аквинский и главный оппонент Фомы Иоанн Дунс.

3) Поздняя схоластика (с начала XIV века до расцвета Ренессанса). Его ведущим представителем был англичанин Уильям Оккам. Он утверждал, что вера и разум существенно отличаются друг от друга и обосновывал номинализм и поворот разума к эмпирическому. Таким образом, его учение знаменовало собой переход к философии Нового времени.

Существенный вклад в систематизацию ортодоксальной схоластики внес монах, представитель Ордена доминиканцев Фома Аквинский. Он ставил своей целью отработку положений христианского вероучения в формах здравого смысла. Аристотель был тем фундаментом, опираясь на который, Фома канонизировал христианское понимание соотношения идеального и материального как соотношение изначального принципа формы (т. н. принципа порядка) с колеблющимся и не вполне установившимся принципом материи (т. н. слабейшим видом бытия). Мир индивидуальных явлений, с точки зрения Фомы Аквинского, рождается слиянием первопринципа формы и материи. Душа же человека, являясь формообразующим принципом, свое индивидуальное воплощение получает только при соединении с телом.

Содержание и выводы схоластических споров не оказали серьезного влияния на дальнейшее развитие философии, но благодаря технике рассуждений схоластика внесла определенный вклад в дальнейшее развитие логики.

В области гносеологии теоцентризм раскрывается через принцип богоуподобления.

В средневековой философии наблюдались два метода философствования: мистический и схоластический. Мистический наиболее характерен для патристики ранней христианской философии (I-VII) вв.), схоластический характеризовал второй период христианской философии (VIII-XVвв.). В основе мистицизма лежало учение о божественном проникновении в человеческое познание. Это учение берет свое начало в философской системе крупнейшего представителя средневековой патристики Аврелия Августина. По его мнению, ни человеческая душа, ни веши сами по себе не содержат света. Они светятся отраженным светом. Все видимо, все реально только через Бога. Бог- это солнце, которое само невидимо, но делает все остальное видимым.

Наряду с мистицизмом, огромным влиянием в средневековой философии пользовалась схоластика - философия, приспособленная для обучения народных масс основам христианского мировоззрения. Ее представители стремились создать стройную систему христианского мировоззрения. В ней наличествовала иерархия сфер бытия, на вершине которой располагалась церковь. Одним из самых характерных признаков схоластического метода философствования являлся авториторизм. Схоластов, в частности, не волновало происхождение тех или иных положений, которыми они оперировали. Для них главным было одобрение этих положений авторитетом церкви.

Схоластику разделяют на три периода:

1) Ранняя схоластика

2) Зрелая схоластика

3) Поздняя схоластика

Латинское слово "религия" (religio) означает, по Лактанцию, "связь" или "восстановление связи" (от religare - "связывать"). Многие религии ставят своей целью восстановление или установление живой связи человека с Богом, но ни одна из религий не знает такой полноты богообщения и приобщения к Божеству, какая возможна в христианстве. Бог, Который становится пищей человека, Которого можно не только искать, жаждать, но и вкушать - такого Бога знают только христиане. Христос есть "Хлеб жизни" (Ин. 6:35), "Хлеб насущный" (Мф. 6:11), "сходящий с неба и дающий жизнь всему миру" (Ин. 6:33). Истинная жизнь, "жизнь с избытком" (Ин. 10:10) возможна только во Христе; вне Христа - неполнота жизни, увядание, умирание. "Для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение", - говорит апостол Павел (Фил. 1:21).

Целью христианской религии является достижение такой полноты богообщения, при которой мы самым тесным образом приобщаемся к Божеству. В Евхаристии человек душой и телом соединяется с Богом, в молитве он умом и сердцем восходит к Богу, в опыте боговидения внутренними очами созерцает Божество. "Бог есть огонь", говорит Библия (Втор. 4:24, Евр. 12:29), огонь, который "поедает" и истребляет всякое зло и грех, который освещает и делает еще более светлым всякое добро. Каждая встреча с Богом является соприкосновением с огнем: для одних оно смертельно, для других спасительно.

В молитвах перед Причащением и после Причащения этот опыт огня выражен с особенной силой: "Якоже огнь да будет ми, и яко свет Тело Твое и Кровь, Спасе мой, пречестная, опаляя греховное вещество, сжигая же страстей терние, и всего мя просвещая. "; "Се, приступаю к Божественному Причащению. Содетелю, да не опалиши мя приобщением; огнь бо еси, недостойная попаляя, но убо очисти мя от всякия скверны". Огонь Тела и Крови Христа просвещает весь душевно-телесный состав человека: "Давый пищу мне Плоть Твою волею, огнь Сый и опаляяй недостойныя, да не опалиши мене, Содетелю мой, паче же пройди во уды (члены) моя, во вся составы, во утробу, в сердце. Попали терние всех моих прегрешений, душу очисти, освяти помышления. да яко огня мене бежит всяк злодей, всяка страсть". Это просвещение Божественным огнем является приобщением к Свету, соединением с Богом, обожением человека: "Тепле кающияся и чистиши, и светлиши, и света твориши причастники, общники Божества твоего соделоваяй независтно"; "Боготворящую Кровь ужаснися, человече, зря; огнь бо еси, недостойныя попаляяй. Божественное Тело и обожает (обоживает) мя и питает: обожает дух, ум же питает странно". Как хлеб и вино Евхаристии прелагаются, то есть изменяются и становятся Телом и Кровью Христа, так и человек, приобщаясь Бога, изменяется и преображается: "Усладил мя еси любовию, Христе, и изменил мя еси Божественным Твоим рачением (любовью)"; "Покажи мя Твое селение единаго Духа. и сыном света соделай Твоего служителя".

в результате приобщения к Богу в святоотеческой литературе называется по-разному - "богоусыновлением", "богоуподоблением", "изменением в бога", "превращением в бога", "обожением". Идея "обожения" (theosis) была центральным пунктом религиозной жизни Востока, вокруг которого вращались все вопросы догматики, этики и мистики. Исповедовать истинную веру, соблюдать заповеди, молиться, участвовать в таинствах - все это необходимое иначе, кроме как для достижения обожения, в котором и заключается спасение человека.

Обожение - высшее духовное состояние, к которому призваны все люди: "Для того создал нас Бог, чтобы мы стали причастниками Божеского естества (2 Пет. 1:4) и причастниками Его присносущности и являлись подобными Ему (ср. 1 Ин. 3:2) по благодатному обожению, ради которого все устроено и пребывает", - говорит святой Максим Исповедник. Человек, согласно преподобному Иоанну Дамаскину, "вследствие своего тяготения к Богу превращается в бога, однако - в смысле причастия Божественному свету, а не потому, чтобы он переходил в Божественную сущность". Достижение обожения возможно в земной жизни, однако исключительно редки те, кто его достигают здесь. В будущей же жизни каждый, кто войдет в Царство Небесное, станет "причастником Божеского естества" и соединится с Богом.

В современной богословской науке не однажды высказывалось мнение, будто на христианское учение об обожении оказал сильное влияние неоплатонизм. Так считал крупнейший русский патролог архим. Киприан (Керн), цитировавший по этому поводу Плотина: "Цель человеческой жизни - не безгрешность, а обожение". Точнее, впрочем, было бы перевести: "стремление - не быть вне греха, а быть богом". Но выражение "быть богом" в политеистической традиции понималось очень широко, так как theos (бог) могло быть даже синонимом слова daimon ("демон", "божество", "бог") "быть богом" означало достичь духовности, совершенства и безгрешности, присущей демонам (бесплотным духам).

Правда, Плотин говорит и о большем - именно о созерцании Верховного Начала (называемого Единое, Первоединое, Благое, Сущее, Все) и единении с Ним в экстазе блаженной любви. Однако экстаз и обожение Плотина не следует полностью отождествлять с соответствующими понятиями патристической традиции. Плотиновский экстаз есть результат умственной деятельности, размышления о Боге; философ не говорит о молитве как пути к боговидению, тогда как у христианских авторов созерцание Бога является плодом молитвенного труда. Обожение Плотина - это растворение в Едином, слияние с Ним до полной утраты собственной индивидуальности, "исчезновение" в Божестве, тогда как христианское обожение означает наивысшее приобщение к Божественному свету и причастность Божественной энергии без утраты своей личности, взаимообщение и взаимопроникновение Бога и человека как двух личностей, становящихся "равными". И главное - неоплатонизм не знает Христа как единственной Личности, открывающей человеку Божественную реальность в непосредственном опыте, не знает Бога, ставшего хлебом, пищей, питанием для души и тела. Кроме того, неоплатонический экстаз - сугубо интеллектуальный процесс, не предполагающий какого-либо участия тела в обожении: тело - лишь оболочка, темница, гроб, из которого надо выбраться, чтобы общаться с чистейшим Абсолютным Духом. Для христианина же обожение становится возможным только благодаря воплощению Слова, воспринявшего наше человечество и давшего нам Свое Божество, причем тело является полноправным участником процесса обожения и тоже приобщается к Божественной энергии, входящей "во вся составы, во утробу (во внутренности), в сердце".

О том, что такое обожение, лучше всего могут сказать те, кто его достиг. Обратимся вновь к писаниям преподобного Симеона Нового Богослова, который подчеркивает, что единение с Богом - это освобождение от тленности и выход в иные миры, за пределы видимого, за границы интеллектуального познания:

О Бог и Господь Вседержитель!
Твоей красотою незримой
Насытиться сможет ли кто-то?
Твоей необъятностью, Боже,
Наполниться сможет ли кто-то?
Увидит ли кто-нибудь, Боже,
Лица Твоего сиянье,
Хотя бы ходил он достойно
Во всех Твоих повеленьях?
Великое, страшное чудо,
Невозможное совершенно -
Живя в этом тяжком мире,
В этом страшном и мрачном мире,
Унестись вместе с телом из мира.
О чудная страшная тайна!
Кто превзошел свое тело?
Кто, превзойдя мрак тленья,
Оставил весь мир и скрылся?
О, как легковесно познанье!
Как бедны все слова земные!
Ибо где человек тот скрылся,
Кто, пройдя это мир, унесся
За пределы всего, что видим.
Насколько хлеб чистый и свежий
Дороже и слаще грязи,
Настолько и много больше
Все небесное выше земного
Для тех, кто его вкусили.
Устыдись, мудрецов всех мудрость,
Лишенная истинных знаний!
Простота наших слов на деле
Настоящую мудрость содержит,
Что к Богу близка живому.
А я через эту премудрость
Возрождаюсь и богом бываю,
Созерцая Бога во веки.

Преподобный Симеон подробно говорит об участии тела в обожении. Бог "обнимает" и "целует" человека, тело которого, так же как и душа, всецело преображается и обновляется:

Но может ли кто более
Еще к Нему приблизиться?
И можно ль вознестись туда,
К безмерной высоте Его?
Когда я размышляю так,
Он сам внутри является,
Блистая в сердце немощном,
Меня Он озаряет вновь
Бессмертным осиянием,
Все органы телесные
Лучами освещая мне.
Всего меня объемлет Он,
Всего меня целует Он,
Себя же отдает всего
Мне, грешнику великому.
Любовью насыщаюсь я,
Безмерной красотой Его,
Божественнейшей сладостью,
Блаженством наполняюсь я.
И света причащаюсь я,
И к славе приобщаюсь я,
Сияет все лицо мое.
Все органы телесные
Бывают светоносными.

Божество сравнивается с огнем, а человеческое естество с сеном; огонь охватывает собой сено, но не попаляет его:

Когда же я вне всех видимых вещей оказался,
Я очень испугался, видя, откуда исторгнут.
Узрев вдалеке будущее и поймать желая,
Я возгорелся огнем любви, и мало-помалу
Этот огонь неизъяснимо превратился в пламя
Сначала лишь в уме моем, потом же и в сердце,
И пламя любви к Богу источало во мне слезы.
Доставляя вместе с ними несказанную радость.
Оно, хотя и очень сильно внутри горело,
Не сжигало во мне вещества, подобного сену,
Находящегося в глубинах души, но - о чудо! -
Все это вещество всецело превращало в пламя,
И сено, соприкасаясь с огнем, не сгорало,
Но скорее огонь, охватывая собой сено,
Соединялся с ним, сохранив его невредимым.
Как, оставаясь неизменным и совсем неприступным,
Ты сохраняешь неопалимым вещество сена
И, сохраняя неизменным, все его изменяешь,
Так что это сено есть свет, хотя свет не есть сено?
И с сеном Ты, Свет, соединяешься неслитно,
А сено бывает как свет, изменившись неизменно.

Бог остается Богом, и человек остается человеком, сено не смешивается с огнем, и огонь не попаляет сена, Божество не сливается с человечеством, и человечество не растворяется в Божестве. И вместе с тем соединение с Богом бывает настолько тесным и приобщение настолько полным, что весь человек всецело изменяется, преображается, становится богом по благодати. Преподобный Симеон называет обожение "чудной тайной" и "страшным таинством", о котором знают немногие. Однако он подчеркивает, что все Священное Писание говорит об обожении, и тот, кто достиг вершин боговидения, собственным опытом открывает все то, что скрыто в библейских образах и символах:

Кто перешел тот темный воздух,
Который назван был стеною
Царем Давидом, а Отцами
Наименован "морем жизни",
Кто в пристань тихую вступает,
Тот блага вечные находит,
Ибо там рай, там древо жизни,
Там сладкий хлеб, вода живая.
Там купина огнем пылает,
Всегда горя и не сгорая,
Там обувь тотчас с ног спадает.
Там расступается пучина,
И я один иду по суху.
Там я нашел скалу крутую,
Что вечно мед мне источает.
Там ел я манну - хлеб небесный.
Там видел жезл я Ааронов,
Что был сухим, но распустился.
Свою бесплодную там душу
Узрел я вновь плодоносящей,
Подобно дереву сухому,
Что плод прекраснейший приносит.
Там слышал: "радуйся во веки,
Ибо Господь всегда с тобою!"
Там слышал я: "иди, омойся,
Очисть себя в купели плача!"
Так сделав, я прозрел внезапно.
Там чрез всецелое смиренье
В гробу себя похоронил я,
Но сам Христос, придя с любовью,
Грехов моих тяжелый камень
От двери гроба отодвинул,
Сказав мне: "выходи оттуда. "
Там я увидел жизнь иную -
Нетленную и неземную,
Которую Христос-Спаситель
Всем дарует, кто ищет Бога.
Там Царство Божие обрел я
Внутри себя - Отца и Сына
И Духа - Божество святое
И нераздельное в трех Лицах.

Таким образом, человек, достигший святости еще в земной жизни, приобщается к Царству Божьему, соединяется со светом Святой Троицы и наполняется Божеством. Однако после всеобщего воскресения и Страшного Суда святых ожидает еще более полное блаженство и всецелое уподобление Богу, представить себе которое ум человеческий не в силах: "мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть" (1 Ин. 3:2).

. Последует Христу тот, кто держится заповедей Его, кто шествует путем Его учения, идет по стопам и следам Его, подражает учению и делам Христовым. (сщмч. Киприан Карфагенский, 65, 318).

Не мимоходом выслушивать богословские слова, но прилагать старание в каждом речении и в каждом слоге открывать сокровенный смысл, есть дело не нерадивых в благочестии, но знающих цель нашего призвания; потому что мы обязаны уподобляться Богу, сколько это возможно для естества человеческого; уподобление же невозможно без ведения. (свт. Василий Великий, 7, 192).

. Бог, сотворивший человека, есть истинная жизнь: потому, кто утратил подобие Божие, тот утратил и общение с жизнью. (свт. Василий Великий, 9, 56).

Если хочешь быть богом, показывай свою деятельность не в том, чтобы делать зло, но в том, чтобы делать добро (свт. Григорий Богослов, 16, 208).

Блажен человек, который пред очами имеет Небесного Владыку и Его страдания, который распял себя самого для всех страстей и для всего земного и стал подражателем собственного своего Владыки (прп. Ефрем Сирин, 32, 222).

. Кто соделался чуждым всего разумеемого под именем порока, тот некоторым образом по такому нраву делается богом, доводя до преспеяния в себе то, что разум признает и о Божественном естестве (свт. Григорий Нисский, 18, 452).

. Конец добродетельной жизни есть уподобление Божеству. Но Бесстрастное и Чистое совершенно неподражаемо для людей; потому что совершенно невозможно, чтобы жизнь страстная уподобилась Естеству, не допускающему в себе страстей. Посему, если блажен един Бог, как именует Его Апостол (ср.: 1 Тим. 6:15), а для людей общение в блаженстве возможно чрез уподобление Богу, подражание же это крайне трудно, то следует, что и блаженство человеческой жизни недоступно. Но и в Божестве есть нечто такое, что, как возможное, предлагается желающим для подражания. Что же это именно. – нищета духа; ею Писание именует добровольное смиренномудрие. В пример же оной Апостол показывает нищету Божию, говоря: Он нас ради обнища богат сый, да мы нищетою Его обогатимся (ср.: 2 Кор. 8:9). Итак, поелику все прочее, что усматривается относящимся к Божественному естеству, превышает меру естества человеческого, а смирение есть нечто нам сродное и совозросшее с нами, которые по земле ходим, из земли имеем состав и в землю возвращаемся; то и ты, уподобившись Богу в том, что для тебя естественно и возможно, сам облачаешься в блаженный сей Образ (свт. Григорий Нисский, 19, 366–367).

. Не иначе можно возвыситься до Бога, как только всегда взирая в горнее и имея непрекращающееся вожделение высшего. (свт. Григорий Нисский, 19, 419).

Видишь ли, как беспредельно шествие для восходящих к Богу, как пройденное делается всегда началом тому, что лежит выше? (свт. Григорий Нисский, 20, 276).

Скажешь мне: но как для человеческого смирения возможно простирать стремление к блаженству, усматриваемому в Боге. когда в сом самом повелении как будто выказывается неудобоисполнимость его? Ибо как возможно земному уподобиться Тому, Кто на небесах, когда самое различие по естеству показывает недостижимость подражания? Ибо как невозможно лицом достать до величия небес и содержащихся в них красот, так и земному человеку равно невозможно уподобиться Небесному Богу. Но Слово (Писания) о сем ясно: не приравнивать естество человеческое естеству Божескому повелевает оно, но (Его) благим действиям, сколько возможно, подражать в жизни. Итак, какого рода наши действия могут быть подобны действиям Божиим? Отчуждаться всякого зла, сколько возможно, делом, словом и помышлением стараясь быть чистыми от осквернения им (свт. Григорий Нисский, 24, 219–220).

Ничем столько человек не уподобляется Богу, как благотворением другим. Но делая благодеяния, всячески опасаться должно, как бы не обратить их в промысл (авва Евагрий, 89, 634).

. Мы уподобляемся Богу. тогда, когда делаем правду, показываем человеколюбие, бываем добрыми и кроткими, оказываем милосердие к ближним, упражняемся во всякой добродетели (свт. Иоанн Златоуст, 50, 448).

. Как нам. сделаться подражателями Христу? – Делая все для общего блага и не ища своего (свт. Иоанн Златоуст, 52, 101).

. Тому, кто истинно хочет следовать Богу, нужно отрешиться от уз житейских привязанностей, а это совершается чрез удаление и забвение старых привычек (свт. Иоанн Златоуст, 53, 966–967).

Ничем ты не можешь столько подражать Христу, как попечением о ближних; постишься ли ты, спишь ли на земле, изнуряешь ли себя, но если ты не печешься о ближнем, то не делаешь ничего важного, и при всем том еще далеко отстоишь от образца (свт. Иоанн Златоуст, 54, 247).

Мы можем уподобиться Богу тем, если будем любить всех, даже и врагов, а не тем, если будем совершать знамения. (свт. Иоанн Златоуст, 56, 37).

. Кто желает быть подобным Богу, пусть будет, по силе человеческой, кротким и смиренным, и пусть благородно переносит, когда будет терпеть что-либо ужасное от посторонних (свт. Иоанн Златоуст, 56, 390).

. Кто посредством любви достигает уподобления Богу, тот будет находить удовольствие в добре по самому уже расположению к добру (прп. авва Херемон, 57, 375).

. Если хочешь уподобиться Христу, то прощай падшим грехи великие; потому что на малые и как бы общие не обращают многие и внимания, и прощают их по одной просьбе; а грехи тяжкие отпускаются только теми, у которых высока совесть пред Богом. (прп. Исидор Пелусиот, 61, 97).

. Хотя Владычная добродетель и неподражаема, но, когда по возможности стараемся подражать ей, не будем в подражании безуспешными. Как учители чистописания, взяв грифель, с великой красотою начертывают для детей буквы, чтобы дошли хотя до низшей степени подражания, так и Божия благодать предложила нам образцы добродетели, чтобы мы подражали, сколько для нас достижимо. Посему то, что не можем подражать совершенно, да не отвращает нас от того, что для нас возможно, но наипаче великим да представляется нам то, что удостоены мы, хотя отчасти, соделаться подражателями Божию образу (прп. Исидор Пелусиот, 63, 352).

Если все имена, усвояемые Божественному и чистому естеству, превышают меру человечества, то всего приличнее для нас уподобляться Божеству в возможном и сообразном с нашею природою. Что же это такое? – Смиренномудрие (прп. Исидор Пелусиот, 63, 355).

Все мы люди по образу Божию есмы; быть же по подобию Божию есть принадлежность одних тех, которые по великой любви свободу свою поработили Богу. Ибо когда мы не бываем своими самим себе, отвергаемся себя, тогда бываем подобны Тому, Кто по любви Своей примирил нас с Собою; – чего никто не может достигнуть, если не убедит души своей не увлекаться прелестями жизни самодовольной и самоугодливой (блж. Диадох, 91, 9).

Твердое и верное основание надежды на обожение для естества человеческого есть вочеловечение Бога, в такой мере делающее человека богом, в какой Сам Бог соделался человеком. Ибо явно, что Соделавшийся без греха человеком может обожить и естество без преложения его в Божество, в такой мере возвысив его до Себя, в какой Сам смирил Себя человека ради (прп. Максим Исповедник, 91, 257).

Трудами и искушениями должны мы очистить образ, по коему были мы созданы разумными и способными воспринимать всякое разумение и Богу уподобление, нося чувства, чистые от всякой скверны чрез переплавление их некако в пещи искушений, и претворяемы бывал в царское достоинство (прп. авва Филимон, 91, 367).

. Кто сочетал свою волю с Божественным Духом, тот соделался богоподобным; восприняв в сердце Христа, он (поистине) стал христианином от Христа, имея в себе вообразившимся Единого Христа, совершенно неуловимого и поистине неприступного для всех тварей (прп. Симеон Новый Богослов, 78, 45).

Как голый телом, когда наденет какую-либо одежду, чувствует то и видит, что это за одежда, так и обнаженный душою, когда облекается в Бога, чувствует то и познает (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 109–110).

Богоподобна, сколько оно для нас доступно, невозможно улучить ревнителю, если он наперед теплыми слезами не смоет приразившейся к нему тины греховной и не прилепится к исполнению святых заповедей Христовых. Иначе невозможно ему сделаться причастником неизреченных Божиих благ. Ибо желающий умно вкусить божественной сладости всецело отстает от всякого мирского чувства и душу свою всю занимает созерцанием отложенных святым благ (прп. Никита Стифат, 93, 160).

Сохранить неизменным богоподобие, стяжеваемое крайнею чистотою и полною любовью к Богу, возможно только при непрестанном простирании ока ума к Богу, в Котором душа обыкновенно установляется чрез постоянное пребывание в доброделании, чрез непрестанную, чистую и непарительную молитву, чрез всестороннее воздержание и усердное чтение Писаний (прп. Никита Стифат, 93, 160).

Подобие человека Богу, признанное Богом, доставит человеку блаженную вечность; утрата этого подобия влечет за собою изгнание от мира Божия в мрачный ад, в его огненную пропасть на вечные страдания (свт. Игнатий Брянчанинов, 42, 505).

Сердце становится богоподобным, когда оно отрешается от всех привязанностей земных и прилепляется к вещам духовным и небесным (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 88, 94).

Читайте также: